Пока заживала рука у портного

- Я превращаюсь в летучую мышь, доктор. Вот что такое смерть. Жизнь — это когда в твоих руках звенит мелкая монета. Как бы ни был богат, а вся жизнь — это звенящая мелочь. И только после смерти она превращается в перепонки крыльев летучей мыши, - говорила Доминика Дрейфус. - Зачем вы ходите ко мне, если вы не собираетесь ничего предпринимать сами для улучшения Вашего состояния? - спросил Мендель, - Жизнь — это не эйфория. В жизни делают больно. В жизни надо терпеть, ждать, работать. У каждого человека есть сила воли, и у Вас тоже. Вы же понимаете, что лоботомию я Вам назначить не могу. Ее запретили. - Понимаю, доктор. Доктор Фриденхаусман видел, что перед ним типичное истерическое расстройство личности. Весьма часто встречающаяся вещь среди артистов. Суицидальные мысли тоже были пуфом. На лечение она реагировала плохо, потому что прикладывалась к бутылке. Но серьезного алкоголизма у нее не было, она перед врачом намеренно сгущала краски. Мендель прочитал ей лекцию о том, что алкоголь — это в первую очередь депрессант, и он нейтрализует назначенные ей антидепрессанты. Выписал ей очередные медикаменты и выпустил из кабинета. Следующим на кушетку лег Лукино Росси. У того был первый прием. Сбор анамнеза. Так как большую часть пациентов доктору Фриденхаусману передавала Суламифь и многие из них имели отношение к опере, то Мендель иногда шутил, что он первый в мире ОПЕРирующий психиатр. Лукино было двадцать пять лет, и пять из них он лишал розу лепестков на пару с басом Петром Рявченко. При этом Рявченко критиковал его, контролировал вплоть до выбора цвета носков, поучал, что говорить в интервью, и не стыдился рукоприкладства. Начиналось это вполне безобидно, что-то вроде наставничества и опеки со стороны старшего товарища. Лукино рос только с матерью, и в партнерах искал отцовскую фигуру. Деспотичный бас полностью и с лихвой закрывал этот гештальт. Но это перешло грань разумного, и у Лукино появилось тревожно-фобическое расстройство, а также признаки зависимой личности. Излюбленный случай доктора Фриденхаусмана. Таких он колол как орехи. Через час приема доктор отпустил его с пачкой рецептов и следующий записью через неделю.