Лис и Воробей

<i>Дни и ночи стали сменятся сами собой, Писать больше нечего. О каких стихах и признаниях говорить? Кому теперь это нужно? Потеряв счет времени, Е Джун сидел за широкими дверьми в комнату императора. Его затупленный клинок теперь лежал набекрень, качаясь над полом. Очнувшись ото сна, парень зевнул и осмотрелся. В коридоре было пусто и умиротворенно. Е Джун привстал, чтобы не издавать лишнего шума, он отошел на цыпочках от дверей и прокрался через коридор в небольшую кухню. Молча помахав рукой трудившейся женщине, Е Джун прислонился к стене и смотрел на кухарку, которая месила рисовое тесто за широким столом. Она подошла к парню и потрепала его своей рукой по щеке. — У тебя же руки в муке, — тихо закряхтел Е Джун и начал оттряхивать свою щеку, с едва видимой щетиной. — Совсем себя запустил, на кого стал похож! — забранилась женщина. — Аджумони*! (*тетя) У меня не так много времени! — Ну да, конечно! Только стоишь и спишь. Как много дел! — съязвила кухарка, в разы трудившаяся больше парня. — Тетенька, я есть хочу. Император спит и видит восьмой сон. А я ненадолго к вам прокрался, — пожаловался Е Джун. Женщина с собранными темными волосами под платок, весьма уставшим взглядом, но прямой осанкой и некой таинственной статью, цокнула. — Ладно-ладно, садись, — она вымыла руки в ведре чистой воды и, взяв за плечи парня, повела и усадила его на небольшую табуретку. Женщина взяла простенький деревянный потресканный поднос с разными угощениями и поднесла его к Е Джуну. Тот облизнулся. — И что тут сегодня? Е Джун начал любоваться едой, словно не ел неделями. — Яблочные пирожки! — его глаза засияли. — С днем рождения, Е Джун, — заботливо сказала тетя, мило улыбаясь. — Но… как вы узнали, тетенька? — парень непонимающе захлопал ресницами. — Ешь-ешь, потому что когда я тебе скажу еще кое-что, ты и вовсе потеряешь аппетит. Е Джун кивнул и начал быстро уплетать рис с пирожками. От такого сочетания вместе женщина удивилась и скривилась, но хихикнула. Взяв последний пирожок, за которым тянулась рука парня, тетя отобрала у него его и наругала, что он даже не поделился с ней. — Простите, аджумони! Но они такие вкусные!!! — Хватит с тебя, обжора. Скоро на поросенка будешь похож! — она покачала головой. — А теперь послушай меня внимательно. — Женщина приблизилась. — Сегодня ночью иди в Сад Юри, там тебя ждет подарок. — Что за подарок? — поинтересовался парень. — Очень подозрительное предложение, тетенька. Убить меня хотите? — Не-ет! — кухарка легонько треснула его по макушке. — Если бы я хотела, я бы тебя сразу пирожками отравила. — Е джун поперхнулся. — Мне лишь сказали передать, чтобы ты туда пришел. Это твое воспоминание из прошлого, так сказали. Больше ничего не знаю. — Что же там… — задумался Е Джун, потерев щетинистый подбородок. — Никто в Ханьян не знает о моем дне рождении… Может меня все-таки хотят убить? Признавайтесь! — Тс-с. Засиделся ты, — кухарка замахала тряпкой. Это был знак убираться быстрее с кухни. — Хватит есть, иди работать! И побрейся уже! Отхватив пару раз тряпкой по спине, Е Джун, смеясь, выбежал из кухни. Прошел год после того, как Е Джун стал охранником у Квак Чон Хи, императора Кореи. Ему перестала нравится жизнь, он потерял вкус и запах свободы. Редко писал свои мемуары. Единственное, что доставляло ему удовольствие и радость — это была тетушка Хо. Она сразу приметила красивого парня на службе у императора. Рассказывая истории о своей прошлой бурной жизни с красавцами Кореи, она теперь считала Е Джуна своим сыном. Своя семья у нее тоже была, но родила она только троих дочерей. А муж и вовсе был строителем тюрем. Весь день она работала на императорской кухне, а ночью проводила несколько часов с семьей. Поэтому Е Джун стал ей как родной. Она заботилась о нем и присматривала. Е Джун слушал ее истории и всегда смеялся. Но как только он покидал кухню, он становился закрытым и задумчивым. Император больше не обращал на него особого внимания. После телесных приставаний к парню, Е Джун пытался избегать прямого взгляда Чон Хи. Он не хотел вспоминать омерзительные прикосновения, но они к нему возвращались в самых страшных кошмарах. Весь день думая о таинственном подарке, Е Джун кое-как дождался, когда солнце зайдет за горизонт. Когда наступила ночь и император захрапел в объятиях очередных служанок, Е Джун огляделся и быстро вышел из Домика Императора к Саду. Снаружи ему показалось, что было слишком пусто и темно, его это насторожило. Фонари не горели. что было непривычно для Сада Юри. Е Джун пару раз стукнулся, а потом и вовсе не увидел выступившегося камня и готовился к падению. Но его не случилось. Почувствовав теплые руки у себя на талии, Е Джун испугался и отпрянул. Он оттолкнул незнакомца и захлопал глазами, пока не привыкнул к темноте окончательно. Напротив него, в красном шелковом одеянии стоял человек, которого Е Джун так жаждал увидеть. Ли Джи Хун. И он загадочно улыбался. Его заметные ямочки перемещались по нижней части лица и желваки привычно играли, создавая впечатление, что молодой человек нервничал. Е Джун покрылся румянец, сам от себя не ожидая. Последний раз он краснел, когда врал матери о несделанной работе по дому. А тут его уши и щеки горели, словно его отчитывают, как маленького за проступок. Они оба молчали, пока Джи Хун не начал наступать. Е Джун задрожал как последний листик на одиноком дереве в ветреную погоду. — Ты меня боишься? — заговорил своим привычным бархатным и низким голосом Джи Хун. — Н-нет, — тихо и неуверенно ответил стражник, его взгляд был устремлен в пол. — Тогда почему ты дрожишь? Я обидел тебя? Мне кажется обижаться нужно именно мне. Ты обещал меня защищать, а в итоге ушел, не сказав ни слова. Когда Е Джун взглянул на Джи Хуна еще раз, более внимательно рассматривая лицо, он обомлел. На его лице была повязка, скрывающая один глаз. Е Джун занервничал, и не ожидав от самого себя, впритык подошел к Джи Хуну и положил свою руку на его скулу. — Что с твоим глазом? Джи Хун не шевелился. Его черный глаз смотрел за движениями парня. Его губы начали шевелиться лишь спустя минуту. — Многое изменилось. Я изменился и ты тоже… — Нет! Я не менялся. Не уходи от ответа, сонним. — Е Джун выжидающе и обеспокоенно смотрел в лицо Джи Хуна, пока тот не испустил тяжелый выдох. — Последствия моего неудачного переворота. — Твоя семья это сделала? — И да, и нет. Хватит говорить обо мне. День рождения у тебя, а не меня. — Достав из-за пояса маленькую шкатулку, Джи Хун вручил ее парню. Это был жест увести от себя вопросы Е Джуна, ибо ему очень не хотелось рассказывать последствия лишения его глаза. Е Джун аккуратно взял шкатулку, нежно и непринужденно прикасаясь пальцами к руке Джи Хуна. — Что это? — Открой и узнаешь. Осторожно открыл небольшую коробочку, Е Джун не поверил своем глазам. Внутри лежала удивительной красоты бабочка*. Она была прозначно-молочной и загадочно подсвечивалась, словно была живой, как светлячок. — Эта бабочка прекрасна! — восхитился Е Джун, рассматривая ее. — Долго думал, понравится ли тебе. — Но как ты узнал про мой день рождения? — Е Джун поднял глаза, все еще завороженно восхищаясь подарком. — Я знаю, что ничего не знаю. Но то, что знаю я, не знают и другие. Е Джун прищурил глазки. — Отшучивайся, сонним. Но разве находится здесь не опасно для вас? — Тебе не нужно беспокоится об этом. — Мне так жаль, что я не смог позаботиться о вас тогда… Все дело в том, что император взял меня на службу и… — Я знаю, Е Джун, — Джи Хун перебил его. — Главное, что сейчас ты здесь. — Но, сонним… Как мне отплатить вам за вашу доброту… И тут Е Джун вспомнил. — Точно! Когда я был у старушки Пак Юнги, она передала мне это, — он слегка раскрыл халат, отчего Джи Хун драматично прикрыл глаз ладонью, но подсматривал через щель. — Сонним! — возмутился Е Джун. Покапавшись под одеждой, он достал белый платок и развернул его перед заинтересованным Джи Хуном, в нем лежал засушенный цветок. Джи Хун хмыкнул. — Ты все это время носил его с собой? — Я ждал встречи, сонним. И вот еще, — он вытянул цепочка с кольцом через одежду. — Ношу, не снимая, — похвалился парень. — Очень разумно, нампхен-ним*. — Что?! — возмутился Е Джун. — Какой я вам муженек?! Джи Хун засмеялся ото всей души. Е Джун наблюдал за каждым шевелением его губ. — Видел бы ты свое лицо, муженек! — Не говорите так! У меня обычное лицо! — Платок я заберу себе, как напоминание о нашей встрече, — Джи Хун аккуратно взял из рук Е Джуна тоненький платок, свернув его и положив себе под пояс. — Но, к сожалению, мне уже пора уходить. — Уже… — Мы скоро встретимся, — улыбнулся Джи Хун. — Обещаю. — Но как долго мне ждать? — Закрой глаза. Е Джун медленно закрыл свое глаза, не зная, что произойдет. Он почувствовал чужое дыхание у самого его уха, слова прошептали. — Доверься судьбе. Когда Е Джун открыл глаза, вокруг уже никого не было. Он так и остался стоять один по средине Сада Юри.</i>