Если бы снег был белым

На улице было еще светло, однако в комнате уже сгущались зимние сумерки. Даламар щурился на зажженные Танисом свечи, сожалея об уютной тишине, которую спугнули вернувшиеся воины. Почти сразу же вслед за ними на пороге появилась Тика и объявила, что обед готов, разбудив дремавшего Рейстлина. Карамон бросил на нее обожающий взгляд и первым ринулся к дверям. Стол был накрыт, и Даламар заметил, что его прибор стоял именно там, где он сидел утром: чуть в стороне от остальных, но ближе к Рейстлину: пожелай они перекинуться парой фраз, алому не приходилось бы напрягать голос. Пусть Тика больше молчала и порой казалась глупышкой, наблюдать и делать выводы она умела. Будет кому присмотреть за Карамоном, когда Рейстлин поймет, что пора уже жить своей жизнью. Наверняка многие обманывались, считая, что это Карамон заботится о Рейстлине и опекает его. Но правда была в том, что Карамон напоминал зашореную лошадь — без направляющей руки близнеца он не понимал, куда и зачем идти. Тика же вполне была способна приспособить эту гору мышц под свои нужды. Вот как сейчас: повинуясь легкому жесту ее руки, Карамон поднялся и шагнул ближе к плите, подхватывая вместительный котелок и опуская его на подставку неподалеку от стола. Девушка тут же подхватила внушительных размеров половник и принялась разливать аппетитно пахнущее варево, с чувством превосходства поглядывая на мужчин. — Мы нашли парус, — заявил Танис. — Но пока не поняли, подходит ли он для джесаза. — А дойти до корабля и проверить? — Рейстлин, морщась, отвернулся от стоявшей перед ним тарелки и кинул взгляд в окно. Сквозь неплотно прикрытые ставни струился бледный сероватый свет, — сейчас это будет сделать проще, чем потемну. — Я очень хотел есть, Рейст. К тому же нам все равно еще искать шлюп и весла к нему, — пробасил Карамон, виновато поглядывая на близнеца. — В таком случае отправляемся мы самое ранее — завтра, — отрезал Рейстлин. — После заклятья мне потребуется полноценный отдых, а в море об этом можно забыть. — Даже завтра вряд ли, — покачал головой Даламар, вежливым наклоном головы благодаря Тику, поставившую перед ним плошку с супом. — Сегодня я готовлю камни, утром мы создаем ритуальную площадку и напитываем силой, потом, пока мы отдыхаем, вам придется заняться шпаклевкой корабля. Ближе к вечеру мы спустим судно на воду. А еще нужно найти шлюп, поднять на джесаз и закрепить. Когда закончим, уже стемнеет, а выходить в незнакомые воды уставшими и почти слепыми я бы не советовал. Отдохнем и выйдем в залив послезавтра на рассвете. Он принялся за еду, попутно пытаясь вытащить из памяти все, что может быть важно в грядущем путешествии: — Танис, в том, что касается парусов, я вам не помощник. Только если на уровне: «Возьми вот это, принеси сюда, подержи вот тут». Премудростям вроде управления ходом придется учить меня с нуля. У штурвала ночью могу постоять, ночные смены в любом случае на нас с тобой, мы хоть как-то видим в темноте. На Эргот корабли уходили из Звездной Бухты, а вот про залив Балифор он разве что слышал от матросов, среди которых провел немало времени. Храмовый слуга никому не был нужен за пределами храма, единственный его собеседник погиб, а матросы по крайней мере не смотрели на него сверху вниз. К тому же они больше сталкивались с другими народами, и, хоть и были детьми Паладайна, не рискнули бы выйти в море, не почтив Зебоим, сестру его бога. Это делало их более гибкими, более свободными, и позволяло Даламару находиться в их обществе, не передергиваясь. Ну а заодно и понахвататься обрывочных сведений, которые, как казалось тогда, никогда не пригодятся. — Шторма в заливе бывают, но пока море спокойно. Если Зебоим не разыграется, пройдем благополучно. Мы в той части, где берег прикрывает и частично гасит самые яростные бури. Хуже всего то, что нет лоцмана. Можем попытаться взять его на борт в ближайшей деревушке, но можем и сами попробовать пройти по середке залива, я никогда не слышал жалоб, что в Балифоре трудное дно. Тем более мы идем пустые и в совсем мелкой скорлупке. — Лоцмана? Даламар, у нас нет денег даже на то, чтобы купить билеты на корабль до Палантаса. Хорошо, если их хватит хоть на еду! — раздосадовано воскликнул Танис. — На билеты и у меня нет, но на еду и на лоцмана, пожалуй, хватит. Причалим — попробуем продать джесаз, это немалая сумма, даже учитывая то, что нас обдерут, как липку, документов-то на корабль нет. Танис, кажется, готов был возразить, но Даламар поторопился уйти из кухни, давая полуэльфу время подумать и понять, что предложенное решение — самое практичное. Теперь он тоже был частью компании, и его средства логично было вложить в общак. Даламар же к деньгам был равнодушен: они достались ему легко, да и кладов он обнаружил столько, что на эльфийский век с лихвой хватит. Конечно, столичная жизнь дорога, а они планировали обосноваться в Палантасе надолго. Однако до Палантаса сначала надо было добраться, причем, по возможности, с комфортом. Нет, при необходимости Даламар мог бы в голоде и в холоде идти по многу дней. Когда же необходимости не было, он не любил себе отказывать в том, что делало жизнь приятнее и проще. И загадывать слишком уж наперед не любил. Воины остались на кухне: помогали Тике с уборкой, но Даламар понимал, что скоро вся троица вновь примется сновать туда-сюда. Поэтому он вытащил из походной сумки свою первую книгу, собрал давешние наброски и развернулся к Рейстлину: — Спокойно поработать здесь у меня не получится, пойду в соседнюю комнату. Если хочешь, почитай пока, в путешествии эти заклятья не раз и не два могут нам пригодиться. Ну или пойдем вместе, думаю, тут не так просто сосредоточиться. Конечно, здесь не было пыли, наверняка забивавшей и так больные легкие, зато был жарко натопленный камин и уютный теплый кокон рядом с ним. Однако все эти удобства теряли большую часть прелести, когда шли в придачу к шумной и бестолковой компании. — Ты не возражаешь, если я сразу же перенесу к себе эти заклинания? — Рейстлин вытащил из рюкзака походную чернильницу и перо. — Только нам бы комнату с письменным столом, — задумчиво глядя за спину Даламара, на дверь, протянул он и, разложив свою добычу на кровати, принялся сворачивать пледы. — Свечи тоже не помешали бы, — хмурясь проговорил он, понимая, что сам их утащить не сможет. — Прихватишь? — Конечно, это удобнее, чем каждый раз брать у меня книгу, — улыбнулся Даламар. — Надеюсь, ты не против, если я тоже скопирую все, что смогу от тебя узнать, — вопросительных интонаций в его голосе не было. Он просто ставил в известность, раз уж об этом зашла речь. Рейстлин внутренне напрягся. Книга Фистандантилуса чуть не стоила ему жизни, вообще все путешествие в Кзак-Царот ему чуть не стоило жизни. В обмен темный мог предложить лишь простейшие заклинания. Маджере прикусил губу, напоминая себе о том, что если бы не темный, так и остались бы они в дебрях Сильванести. К тому же он понимал, обладай Даламар большим объемом знаний, поделился бы: как-то незаметно стало подразумеваться, что магическая клятва обязывает их обоих — к чему-то гораздо большему, чем просто совместные поиски второго ока. Хотя ощущение это было очень смутным, и скорее злило, потому как четко объяснить, что же они теперь друг другу должны, Маджере не мог. Досадливо фыркнув, он вновь сосредоточил внимание на разговоре. — Можно пойти в конторскую комнату, откуда я брал счетную книгу. Она на другом конце коридора, — Даламар подхватил свечи и пошел первым, показывая дорогу. Конторка была небольшая, но для их нужд подходила идеально. Помещение, перегороженное массивной стойкой, вмещало большой дубовый стол с тройным канделябром и парой одиночных, несколько прикрытых кружевными салфетками сундуков и шкаф-секретер, из тех, какие когда-то были в моде в Истаре и с тех пор достаточно прочно вошли в эльфийский обиход. Даламар опустил принесенное на подоконник, собираясь стереть пыль со стола, прежде чем класть туда вещи. Рейстлин, не дожидаясь его, протер небольшую часть стола рукавом и положил туда книги и чернильницу. Накинув один из пледов на плечи, алый с облегченным вздохом опустился в кресло, после чего другим покрывалом укутал себе ноги. — Думаешь стоит начинать работу с камнями, пока Танис с Карамоном не убедятся в годности паруса? — все же высказал он терзавшие его сомнения. — Если не подойдет, значит они просто схватили не тот парус, — пожал плечами Даламар. — Пойдут разыскивать следующий. Я, признаться, был удивлен, что они обнаружили лишь один. Или они нашли несколько, просто взяли тот, что поменьше? Зря я не уточнил. Он не сомневался, что подходящий парус где-то на складе. Не старый, так новый, запасной, где-то да лежит. — Пойду взгляну, что они там притащили. Паруса джесазов похожи на огромные вытянутые треугольники, если форма не та, и говорить не о чем. Он на некоторое время покинул Рейстлина и, разыскав Таниса, уточнил, каким именно был найденным ими парус. Форма подходила, осталось выяснить про размер. Даламар вернулся в комнату, по дороге заглянув на кухню и прихватив наполненную водой жестянку. — Скорее всего, парус тот самый. Начинать работу в любом случае нужно сейчас: она долгая, кропотливая, а рунам еще высохнуть предстоит. Если промедлить, того и гляди застрянем здесь еще на день. Он неторопливо протер стол прикрывавшей один из сундуков салфеткой, достал краски: глянцево блестящую черную и красную, темную и густую, точно подсыхающая кровь. Выложил кисти и рядом кинул мешочек с галькой. Отыскал даже не стул, а какой-то высокий табурет, стоявший у конторки. Разжег свечи, поставив канделябр поближе к Рейстлину и развернулся к нему. — Тебя что-то смущает? Ты ненавидишь море, поэтому втайне надеешься, что парус не найдется? — Даламар понять сомнений Рейстлина не мог, а потому невольно искал в его поведении скрытые мотивы. — Я так похож на человека, ведомого нелепыми фобиями? — раздраженно передернул плечами алый, подняв взгляд от книги, в которую углубился на то время, что Даламар покинул комнату. — К морю я равнодушен. Мне просто непонятно, почему ты думаешь, что на складах обязательно должен быть нужный парус? — Так потому, что корабль здесь! — с недоумением ответил Даламар. — Зачем брать парус от корабля, который остался в порту? Джесазы маленькие, в исход ни один не использовался. Мы же не собирались оставить Сильванести навсегда, планировали просто переждать пару лет в относительной безопасности. Темный эльф некоторое время смотрел на Рейстлина, пытаясь понять, почему они словно вдруг заговорили на разных языках. — Наверное, оттого, что эльфы живут долго и очень обособленно, они мыслят иными сроками. Я когда уплывал, вообще ничего не брал с собой, кроме книги и письменных принадлежностей. Зачем — если мы скоро вернемся? — проговорил он. — Да ведь даже до Эргота плыть не меньше пары месяцев, — хмурясь, пробормотал Рейстлин. Слова Даламара были логичны, если отрешиться от привычной ему парадигмы, судя по всему, несколько лет или уж тем более месяцев для эльфов не значили ничего. Но все равно подобная убежденность, что все и всегда будет использовано только по назначению, либо же будет лежать на месте и дождется хозяев, не укладывалась у него в голове. Странно было осознавать, что бытовые привычки двух наций были настолько различными. — Мне бы очень хотелось обсудить с тобой кошмар Лорака. Предлагаю пару часов поработать, а потом, когда первая партия рун отправится на просушку, буду отвлекать тебя от книги, — Даламар посчитал предыдущую тему исчерпанной и вернулся к более насущным вещам. — И принесу я все-таки дров. — Смело отвлекай, — хмыкнул Рейстлин, не то чтобы радуясь подобной перспективе: когда отрывали от работы, он ненавидел. Однако этого разговора тоже ждал давно. — Ты единственный, с кем я готов это обсуждать. Даламар ненадолго ушел и вскоре вернулся с охапкой дров и растопкой. Камин, похоже, давно не продували, поэтому разгорался он неохотно, чадил. И все-таки стоило язычкам пламени заиграть в каменной пасти, помещение показалось и теплее, и уютнее. Даламар устроился на своем насесте и, мысленно обратившись к Нуитари, взялся за кисть. На тусклых темных кусках гальки алая краска застывала кровавыми потеками. Тонкие смуглые пальцы проводили линии кистью так же уверенно, как и пером. Руны чуть слышно пели, и чем больше их было на столе, тем яснее Даламар ощущал тихий неумолчный гул воды. Один за одним камни выходили из-под его рук и ложились вдоль края стола: первый десяток, второй, а затем и третий. И каждый открывала и заканчивала лагуз, водный поток, и каждое ее повторение делало песню все более ощутимой. Даламар вкладывал в знаки лишь незначительную толику силы: магией он напитает их уже после, когда будет начертан рунический контур и составлено заклятье. Но и этой малости хватило, чтобы силовые линии проявили себя, складываясь в изящный узор и наполняя сердце трепетом. Вот все три десятка были готовы. Вопреки собственным словам, не желая отвлекать Рейстлина, он молча подбросил дров в камин и отправился менять воду. Вернувшись, он придвинул к себе черную краску и взял другую кисть с более короткой и жесткой щетиной. Черные знаки глянцевито поблескивали, едва выделяясь на фоне темно-серой гальки. Эти знаки были грубее и резче, никаких плавных линий, только жесткие острые углы. Еще девять рун. Барьер. Русло. Граница. Вот и они заняли свои места. Чуть ниже, вторым рядом. Даламар оглядел свою работу и довольно улыбнулся. Когда он перевел взгляд к окну, то заметил, что там воцарилась непроглядная тьма. Внутренние часы подсказывали, что он просидел за работой не меньше шести часов. Спина и шея затекли от неподвижности, и темный принялся мягкими раскатывающими движениями разминать усталые плечи. Потом привел в порядок и собрал инструменты, вернул на кухню склянку. Судя по тихому гулу голосов, вся остальная компания собралась в комнате. Темный эльф поспешно скользнул дальше по коридору, пока его не заметили, и вернулся в конторку, усаживаясь на полу рядом с камином и ожидая, пока Рейстлин закончит и будет готов к разговору. Про себя он опасался, что скоро их начнут разыскивать ради ужина, и только понадеялся, что Рейстлин научил брата ни под каким предлогом не прерывать его во время магических занятий. Рейстлин поначалу просто перелистал книгу, составляя в голове каталог имеющихся заклятий, каждое из которых аккуратным почерком было обозначено в верхнем углу страницы. Сушка ткани, починка небольших предметов, магический огонь, соединение керамических осколков… Множество полезных в быту заклятий, но по сути ведь — нелепые безделки. С другой стороны, — он был знаком с отношением эльфов к магии… Взять того же Гилтанаса, назвать его магом язык бы не повернулся. Иметь способности, иметь время, которого нет ни у одного человека, — и так бездарно тратить этот дар. Да, в таких только умах и могла зародиться мысль превратить магию в прислугу. Не удивительно, что Даламар с таким высокомерием отзывался о доме Мистиков. С горькой усмешкой он кинул взгляд на эльфа, невольно зацепившись глазом за блики света на глянцевито-черных прядях, скрывавших склоненное над работой лицо темного, а затем открыл чистую страницу в своей книге и принялся за дело. Много позже, заметив, что темный уже закончил, и ждет его, Рейстлин отложил перо в сторону и откинулся на спинку стула. — Если ты думаешь, что у меня есть все ответы, будешь разочарован. Фистандантилус не любит делиться знаниями безвозмездно, и даже после поражения постарался выдать как можно меньше. Точно могу сказать, что готового сценария у происходящего не было. Кошмар трансформировался, подстраиваясь под наши тайные страхи и желания. Рейстлин фыркнул, вспоминая подробности: — Судя по всему, хуже всех с самоконтролем у Таниса: все, кто попал в этот сон, были как-то связаны с ним. И без перехода добавил: — Вот только понятия не имею, как толковать твою встречу с моей сестрой. Он помрачнел и закрыл книгу: чернила на очередной странице как раз успели просохнуть. — Мне тоже интересно, почему Китиара появилась рядом со мной, — хмыкнул Даламар. — Я не знаком с ней, значит, притянуть в свои видения не мог. Но и вы вряд ли представили бы ее встречу со мной, а не с Танисом. Он пожал плечами. — Видимо, это узловая точка в будущем, которую не обойти. Меня интересует другой момент: почему в кошмаре возникли видения грядущего, и как ты понял, что это именно они? Это как-то связано с Фистандантилусом? Прошлое и настоящее — это естественно. Однако видения будущего доступны мало кому, даже среди магов. С другой стороны… — У Лорака был сильный пророческий дар, он вообще нередко встречается в доме Каладон. А в магию этого леса, в наши артефакты вплетена сила правящего дома, — Даламар поежился, вспоминая видения на суде. — Однако почему кошмар начал так резко меняться именно тогда, когда появился дух? Он перехватил управление сном, пытаясь повлиять на твое будущее? — Нет, Фистандантилус был не при чем, он дал только знания, необходимые для нахождения в кошмаре, — Рейстлин отвел взгляд и какое-то время смотрел на огонь. — Думаю, он просто знал, к чему может привести обращение с оком потомка Каладона. Сейчас его воспоминания, казалось, покрылись патиной, приходилось прикладывать усилия, придавая им ясность. — Повлиять напрямую на мое будущее он в любом случае не может, — во взгляде Рейстлина зажегся недобрый огонек. — А вот запугать, сбить с толку и тем самым скорректировать поведение… — было заметно, как под золотой кожей щек напряглись желваки, выдавая вспыхнувшую в Рейстлине злость. — Тогда вероятнее всего, что Китиару притянул в кошмар именно Фистандантилус, и не столько ко мне, сколько к тебе. Видимо, наш с ней бой завязан на что-то и в твоей судьбе тоже. Страхи и желания… Карамон боялся потерять Рейстлина, но чего боялся Рейстлин? Могло ли быть так, что когда-то в будущем одним из его главных страхов станет… что? Смерть Даламара от руки сестры? Или то, что Китиара переманит эльфа на свою сторону, настроит против брата? Или Рейстлин больше всего боится предательства, и кошмар обыграл этот страх? Даламар задумчиво смотрел в черный провал окна, пытаясь разгадать те знаки, что посылала ему судьба: — Странно, что мои стремления и фобии совсем не проявились. С другой стороны, я как раз постарался сделать все, чтобы не влиять на структуру кошмара и, вероятно, мне это почти удалось. Но тот немертвый соламниец… Даламар по-настоящему боялся лишь одного — лишиться магии. Именно это и воплотилось тогда — пусть всего на пару мгновений. Нежить его не пугала — она была частью того мира, в который он шагнул добровольно. Однако он не был уверен, сумел бы он выйти победителем из схватки с мертвым рыцарем или нет. — Где бы раздобыть серьезные работы по некромантии? Бог черной луны принимает лишь лучших, но почему-то среди черных мантий постоянно попадаются навстречу лишь ополоумевшие идиоты и глупейшие свитки с унылым набором банальных пыточных заклятий. Вероятно, — Даламар весело хмыкнул, — это потому, что избранники Сына Тьмы и правда сильны и достаточно умны, чтобы не мозолить глаза кому не надо, и не продавать ценные сведения почем зря. — Думаю, что если где и хранятся стоящие книги по некромантии, так это в Палантасской башне, — еле слышно прошептал Рейстлин, губы изогнулись в горькой усмешке. Сокровища, которые хранились там, были столь же желанны, сколь и недоступны. — Палантасская башня… Что-то все дороги сходятся к ней. Интересно, что означало проклятье Андраса? Кто мог бы назвать себя «властелином прошлого и грядущего»? Даламар помрачнел. — Андрас был учеником Фистандантилуса. Если уж тот готов был бросить вызов Такхизис, назвать себя властелином мог легко. Я бы поверил, что имелся в виду именно он — если б не одно «но»: на тот момент Фистандантилус был жив, и вовсе не собирался никуда исчезать. А уж если он сумел бы справиться с Такхизис и стать богом, Палантасская башня ему бы не пригодилась. Так что не сходится что-то, хотя версия красивая. Вероятно, дух знает больше, и мог бы ответить на наши вопросы. Вот только знания, которые нужны, чтобы заставить его поделиться сведениями, скрыты все в той же Палантасской башне, — с мрачным весельем закончил он. Кем вообще был спутник Китиары? Неужели тем, кого поносили летописи человеческие и эльфийские вот уже три с лишним столетия как? — Я плохо знаю легенды человеческих земель, — с сомнением произнес Даламар. — Однако о Найтлунде слышали все. Вотчина Лорена Сота, проклятого богами. Может ли быть так, что твоя сестра подчинит его себе? В чьих руках его судьба, Чемоша или Такхизис? Я слышал, что в ее власти возвращать своих слуг, не сумевших угодить ей при жизни, в виде немертвых, хотя неупокоенные души во власти Чемоша… Если Китиара будет повелительницей драконов, кто знает, власть над кем еще даст ей в руки Такхизис? — Лорд Сот? — на мгновение, кажется, даже воздух в помещении стал холоднее, стоило прозвучать этому имени. — Он не слуга Такхизис, он отступник, которому дали власть предотвратить катаклизм, но которой он не воспользовался. И был наказан. Голос Рейстлина дрогнул, выдавая внутреннюю борьбу. Почувствовав, что древний архимаг пытается подчинить его тело, он не дал ему вырваться, лишь взял знания, которыми тот был готов поделиться. Но это обессилело его, и Рейстлин зашелся в приступе кашля. Когда судороги сдавливающие горло отступили, он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. — В летописях моего народа в вину ему ставят прежде всего иные прегрешения, — хмыкнул Даламар. — Может, он и не слуга Такхизис, но он точно в ее власти, как любая темная сущность. Такхизис может развеять его щелчком пальцев, и он отлично это понимает. «В летописях моего народа», мысленно повторил Рейстлин слова эльфа, отдающие горечью. Казалось, что чем дольше они тут, тем сильнее его собеседник вновь привязывается к Сильванести. Пора было покидать проклятые земли, пока темный не решил поселиться прямо под одной из уцелевших осин. Даламар снова недобро усмехнулся и продолжил: — Паладайн проклял Сота, Пар-Салиан проклял тебя, яблочко от яблони, как говорится… Все остальное осталось несказанным, но темный эльф не сомневался, что Рейстлин и так почувствует все, что стояло за этими словами. Избаловать ребенка, потом его же в этом обвинить и наказать, чтоб неповадно было, — и продолжать в том же духе много веков подряд. И потом удивляться, что дети стремятся от тебя отдалиться и не хотят иметь с тобой ничего общего. Мышление светлых богов обладало непостижимым для него градусом абсурда. Темный понял, что не может усидеть на своем насесте, поэтому поднялся и, несколько раз измерив шагами крохотный кабинетик, запрыгнул на высокую стойку, за которой обычно велись расчеты, вальяжно откинувшись назад на локтях и вытянув ноги. Лицо его полностью ушло в тень, да и вообще вся фигура терялась в полумраке. — Как получилось, что вы с сестрой — на разных сторонах? Мне показалось, что никого из вас не удивил тот факт, что она служит Такхизис. Почему? Люди охотно шли служить темной богине, и Даламар понимал их. Кратковечные, они жадно заглатывали наживку. Братья Китиары — просто парочка месящих грязь мальчишек, а она — повелитель драконов. Вот только братья свободны, а она — слуга у госпожи, что не потерпит неподчинения и за крохи от своей власти заберет и высосет душу. Даламар мысленно содрогнулся. Он чтил Нуитари, но не служил никому. Злая память юности жгла, точно позорное клеймо, одна мысль о том, чтобы пойти в услужение — даже богине — вызывала в нем ледяную, мертвящую ярость. Даламар шагнул бы в пропасть, но не стал бы вновь служить. Выбирая тьму, он выбирал свободу, которой дорожил даже больше, чем магией. О, светлые любили поговорить о свободе ничуть не меньше, но их маленькая жалкая свобода выбора между добром и злом на самом деле была пшиком: ибо о каком вообще выборе может идти речь, если тебе изначально навязали понятие добра и зла? Всю иллюзорность этого «выбора» он познал на своей шкуре, и ложный блеск «света», слепящий и безжалостный, навсегда утратил для него даже тень привлекательности. Нуитари воплощал совершенно иную степень свободы: выбора своего добра и своего зла. Ничего не навязывая своим адептам, таинственный и скрытный, он позволял им решать самостоятельно, но и требовал принимать на себя ответственность и риск, в том числе риск разозлить коварного и злопамятного бога, которому они служили. Иногда это означало и другое: свободу отказаться от свободы, тот выбор, который делали служившие Такхизис. Та грань тьмы, о которой Даламар знал и помнил, но слишком часто выпускал из вида. — Китиара… — Рейстлин преодолел сковавшую его слабость и приподнял голову, кидая на собеседника взгляд из-под ресниц. — Она всегда хотела силы и власти, а еще умела обращаться с оружием. Как только появилась возможность, она подалась в наемники, — Маджере ненадолго замолчал, восстанавливая дыхание. — О том, что у нее есть связи с севером, — слово он выделил интонационно, — я узнал случайно, подслушав разговор сестры с одним из ее связных. — Она и нас бы с удовольствием взяла с собой… Будь Карамон один, ей не составило бы труда перетянуть его на свою сторону, — Маджере хмыкнул. Брат был добряком, но слишком уж доверчивым, и чужие слова принимал за чистую монету, а уж Кит умела обвести кого угодно вокруг пальца, не говоря о простодушном великане. — Китиаре плевать на будущее мира, если она встанет во главе армии, которая его завоюет. Ей главное — война, а чем она оборачивается для других, ей безразлично. Если она уже повелитель или только им станет, Кит попытается перетянуть нас на свою сторону, а поняв, что мы не пойдем, уничтожит с легким сожалением, да и только… Рейстлин хмыкнул и пожал плечами, как бы говоря, что понимает сестру и не осуждает ее. Она знает, чего хочет, и убирает любые препятствие со своего пути, и он поступит абсолютно также. — Как я уже говорил Танису, это лишь варианты развития событий. На момент нашего вхождения в кошмар они были просто наиболее вероятны, — маг поежился и передернул плечами, кутаясь в съехавший плед. — Думаю, тут даже не стоит обращать внимание на то, какое именно воплощение приняло будущее, ведь оно показывало то, что может привести к смерти или реализации главного страха. Взять ту же Тику, вряд ли она боится убить именно Флинта, скорее, боится потерять кого-то из друзей по собственной глупости. — Наиболее вероятны… Вот это неясный для меня момент в прорицаниях: как отличить возможное от неизбежного? Даламар замолчал, явно собираясь с силами, потом заговорил: — Когда меня судили… У нас есть процедура, нечто вроде последнего шанса… Подозреваемый проводит ночь в цепях, посреди видений будущего. Если его еще можно «спасти», если он ужаснется и раскается, вернувшись к свету, к утру, когда за ним придут, цепи падают, и тогда он будет оправдан, либо приговор сильно смягчат. То, что я видел… Я не раскаялся, но ужаснулся. Темный резко побледнел, полностью переносясь в воспоминания и мелко дрожа. Он видел Такхизис, вырвавшуюся на свободу, видел гибель мира от рук сил, еще более пугающих, чем она, видел собственную пустую оболочку, иссохшую и мертвую изнутри. И до сих пор слышал голос, зовущий к себе, и свое благоговейное «шалафи». Воспоминания калейдоскопом промелькнули перед глазами, и пропали, оставив его полностью истощенным. Он тяжело опустил голову на руки и тихо проговорил: — Я видел гибель Кринна в своих видениях. Бой с Такхизис. Мир, сгорающий в огне, и страшную пустоту после… Значит ли, что это — наиболее вероятное будущее? Такхизис явилась ему в облике Великой Соблазнительницы, но ничего, кроме отвращения и ужаса, Даламар не испытывал. Он помнил нестерпимую муку, когда ее взгляд раздирал в клочья его душу, помнил, как взывал к Нуитари, моля его о защите, и как Такхизис с легкостью блокировала любую возможность внешнего вмешательства. Впрочем, Даламар и не ожидал, что Нуитари станет всерьез бороться за него. Смертные мало что значат для богов. Пусть владыка черной луны не раз давал понять Даламару, что тот на особом счету, темный эльф ни на миг не сомневался: стоит ему разочаровать Нуитари хоть раз, и он будет забыт. И считал это справедливым. Поэтому понимал, что в час гибели мира он будет один на один со своей болью, как и любой из смертных. И он не имел ни малейшего понятия, где начиналась та цепочка событий, что вела к катастрофе, и что нужно, чтобы ее предотвратить. В тех видениях не было ни одной детали, которая зависела бы от него. И это самое жуткое — он, жаждавший свободы и права выбирать, вновь оказался игрушкой в чужих руках. Однако… Перед этим он видел, как взывают к нему «повелитель Даламар». А этот искус он отверг. Быть может, не пойдя на службу к Такхизис, раз за разом отвергая это искушение, он сумеет избежать предначертанной судьбы. Видения напоминали лабиринт, и никто не говорил, что из него есть лишь один выход… Иные пути тоже не были усыпаны розами, Даламар отчетливо помнил тоску и горячечный жар, насквозь пропитавшие странную комнату, перед дверью которой он помедлил в видении; помнил свое искаженное мукой лицо и горящие на груди раны… Однако это лучше, много лучше, чем гибель мира. Возможно, если он отыщет того загадочного мага, все выправится? Но кто он, тот, кто скрывался в тени капюшона? Кого он с таким упоением называл «шалафи»? Впрочем, судя по всему вот как раз эта встреча была неизбежной. Разные зеркала показывали, вероятно, разные варианты будущего, но все они сходились в одной точке, встреча с архимагом-мастером была предрешена. Даламар подумывал рассказать об этом Рейстлину, но что-то внутри противилось. Возможно, позднее. Сейчас нужно добраться до Палантаса и определиться с ближайшими планами. Потом — пройти испытание. И только тогда уже искать учителя и думать, как совместить ученичество с их общими планами. Даламар понимал, что стоит ему услышать вновь этот тихий, властный, напоенный магической мощью голос, он шагнет на его зов, не раздумывая. Даже если оправдаются самые страшные его опасения о том, кому этот голос мог бы принадлежать. Ну а пока он торчал в промозглом городке на окраине мира, в которую вдруг превратилось Сильванести, и слова Рейстлина, едва доходившие до его мозга сквозь серую пелену тоски, были единственным, за что удавалось зацепиться, постепенно возвращаясь в реальность. Определенно, разговоров о прошлом с него хватит. Рейстлин не тот, с кем стоило слишком уж откровенничать. Алый был умен, амбициозен и, благодаря клятве, имел достаточно власти над Даламаром. Они оба изгои, сходство судеб толкало их раскрываться друг перед другом. Но что будет потом? Дает ли он дополнительное оружие в руки потенциального врага и соперника? Сейчас они оба — никто. Но он легко мог представить их во главе алой и черной ложи — в будущем. Выдержит ли их альянс груз соперничества, которое неизбежно? Встанут ли они друг против друга или спиной к спине — против всего мира? Он снова сменил положение, теперь опираясь спиной на стену и еще глубже уходя в тень. — Что ж. Многое остается неясным. В том числе и место Фистандантилуса в этой истории. Я немного жалею, что вмешался так рано, и мы не узнали, чего именно он от тебя хотел. Он опасен. Я не сомневаюсь, что конечная его цель — захватить твое тело. Любой дух стремится именно к этому. Но подобную личность нельзя выпустить в мир. Мы должны окончательно его уничтожить, но при этом спасти столько его знаний, сколько возможно. — Я почти слышу, как он хохочет на своем плане бытия, слушая это, — угрюмо заключил темный эльф. — Или он все-таки не слышит наши разговоры? А твои мысли? Даламар досадовал на то, что столь важный вопрос догадался задать только сейчас. Во взгляде Рейстлина на мгновение промелькнула саркастическая надменность, затем выражение лица снова стало задумчивым. Даламар поймал эту перемену, и она сама по себе стала ответом на его вопрос. Плохо. Даже хуже, чем он первоначально предполагал. — Он любит вызовы, — так же мрачно отозвался Маджере, передергивая плечами, — В конце концов, это — одно из немногих удовольствий, которые ему теперь доступны. — Рейстлин, как вообще получилось, что вы заключили договор? И почему ты не помнил этого? — Даламар весь подобрался, точно гончая. Вопрос этот мучил его с того самого момента, когда он увидел, как над Рейстлином склоняется призрачный силуэт. Он вполне допускал, что алый лгал ему — он и сам не рассказал бы о подобном вчерашнему незнакомцу. Однако если Рейстлин рассчитывал на его помощь, впредь стоило быть более откровенным, и Даламар очень надеялся, что собеседник это осознает. Рейстлин досадливо хмыкнул. Он ждал этого вопроса, но отвечать на него очень не хотел. — Фистандантилус вмешался в мое испытание. Подробности раскрывать я не имею права, — по некотором размышлении сказал он. — И, насколько я могу судить, именно он заставил меня забыть о случившимся, мои воспоминания до сих пор достаточно смутны. Доказательств, впрочем, у меня нет, да и после того случая дух на мое сознание напрямую воздействовать не пытался. Однако были же случаи, когда информация словно сама собой всплывала в памяти, как с книгой. И совсем недавно с заклятием, затянувшим брешь в ткани мира. — Или все-таки пытался, но делал это настолько незаметно, что я не в состоянии почувствовать. У меня нет ответов, Даламар, — бросил он резко. Незнание злило его само по себе, а необходимость признаваться в нем, да еще перед другим магом, окончательно выводила из себя. — Что касается вероятностей… — Рейстлин сделал глубокий вдох и поморщился. — То менять их гораздо проще, когда знаешь, что тебя может ждать. Я давно предчувствовал, что сестрица сыграет в происходящем не последнюю роль. — В любом случае, пока мы здесь вряд ли произойдет хоть что-то из того, что нас вроде как ждет, — усмехнулся Рейстлин, бросая взгляд на разложенные на углу стола камни. — Тем более, я не готов отказываться от наших планов на корабль. Как думаешь, он стоит того, чтобы рискнуть судьбой мира? — маг поднялся со своего места и шагнул к темному, протягивая тому руку то ли для рукопожатия то ли желая помочь встать. Взгляд янтарных глаз был серьезен, но чуть приподнятые уголки губ и морщинки в уголках глаз указывали на то, что он шутит. — Что меня ждет, я так и не сумел разобраться, — хмыкнул Даламар, возвращаясь к обычному своему тону разговора. — И очень надеюсь, что ждать ему надоест, и оно отправится по своим делам, со мной разминувшись. Что же касается Китиары… Она была в доспехе, отливавшем синим. За нами гнались синие драконы. Что-то мне подсказывает, что встреча с твоей сестрой не за горами. В Тарсисе недавно появилась мода на больших диких кошек. Думаю, Китиара очень похожа на одну из них. Если уж начала преследовать добычу, будет гнаться, пока не вцепится в горло. Он коротко фыркнул. — Не уверен, правда, что это — та самая встреча. Так что, — Даламар недоуменно выгнул бровь, но все же принял протянутую руку. Замерев так на несколько мгновений, он позволил обжигающему жару чужой ладони окончательно выдернуть себя в реальность, а потом спрыгнул с конторки, мягко приземляясь рядом с Рейстлином, и коротко хлопнул его по плечу — едва ощутимо, скорее просто обозначая прикосновение, — если наши планы ставят мир под угрозу, что ж, судьба у него такая, и всяко не мы с тобой его на эту судьбу обрекли. Головы об этом пускай болят у богов, а не у нас. — Раз уж тебе так нравятся зооморфные аналогии, Китиару я бы сравнил, скорее, с самкой богомола, — в голосе Рейстлина вдруг резко звякнула сталь. Веселье из взгляда словно испарилось. В его голове всплыл предыдущий разговор о сестре. Память тут же услужливо подкинула пару картинок: вот эльф плавным красивым движением скидывает с себя покрывало, прежде чем надеть мантию, вот он окатывает себя водой, и она струится по гладкой смуглой коже. А следом скользит женская рука. Поймав себя на подобных мыслях, Рейстлин в отвращении передернулся. Уже много лет не было ему дела до этой стороны жизни, и то, как превращались в похотливых животных мужчины, глядя на сестру, вызывало в нем только холодное презрение. Окатившие изнутри жар и злость были в новинку. Рейстлин, впрочем, нашел их вполне оправданными. Судя по утреннему разговору, Даламар предлагал ему альянс, далеко выходящий за рамки поиска второго ока. Алый понимал, что приняв это предложение, он окажется в остро уязвимой позиции, слабое здоровье сделает его зависимым от спутника. Сейчас, когда Даламару важно его уговорить, конечно, он деликатен и предупредителен, но что будет дальше? Тем более, если рядом с темным появится та, на кого он переключит свое внимание? Даже Карамон, который был его братом и не раз заявлял, что близнец для него на первом месте, стоило рядом появиться Тике, начал разрываться между влечением к девушке и преданностью Рейстлину. Конечно, Даламар слишком умен, чтобы променять на влечение те выгоды, которые обещает союз с другим магом, но ведь он молод и, в отличие от Рейстлина, здоров. Вновь ему на память пришло смуглое полное жизни тело эльфа, водопад влажных волос, лукавые блестящие глаза — нет, поверить, что Даламар находит удовольствие лишь в книгах, было невозможно. С другой стороны, то, что Рейстлин не находит вкуса в еде, — не повод же заставлять и Даламара перейти на хлеб и воду. Наверное, они сумеют найти какой-то компромисс, и Рейстлину стоит принять, что от Даламара не стоит ожидать той же бездумной собачьей верности, что и от Карамона. Но от его сестрицы Даламару придется держаться подальше. Делить эльфа с Китиарой он точно не станет. Приняв решение, Рейстлин постарался отправить эти раздумья в дальний угол сознания. Они ни к чему, кроме раздражения, не вели. Взгляд его скользнул по комнате, вновь останавливаясь на результатах работы темного. — Расскажешь подробнее? Мне не все из представленных рун знакомы, — пальцы мага скользнули над камнями, указывая на те, что вызывали вопросы, но при этом не касаясь поверхности. Даламар тут же шагнул к столу, чтобы понять, на какие именно руны указывает Рейстлин. Периодические вспышки раздражения алого были ему непонятны, и он готов был начать злиться в ответ, так что смена темы была очень кстати. — Да, эти и правда редко сейчас используют. Это гномьи, из самых древних. У них очень агрессивная энергетика, нужна определенная привычка, чтобы это шло на пользу, а не во вред. Пару раз чуть дом не разнес, пока экспериментировал, — чуть усмехнулся он. — Вот эта — «барьер», — он указал на руну, похожую по начертанию на детский рисунок заборчика. — она будет обозначать границу, не позволяя песку и воде смешиваться. — Эта — «страж», — перешел он к следующему знаку. — Она будет держать форму, не позволяя искажаться векторам, и она же отвечает за сохранение веществом правильной структуры — чтобы вода оставалась водой. Последний знак был самым редким. Даламар обнаружил его в одном из ветхих фолиантов, к страницам которых даже прикасаться было страшно, так что приходилось листать их особым магическим заклятьем. Использовал он эту руну лишь однажды, и при воспоминании об этом на губах промелькнула жестокая колючая усмешка. — Вот эта — «русло». Она контролирует движение магических векторов на временной оси, чтобы процессы, когда нужно — совпали по времени, а когда нужно, не совпали. Он закончил говорить, и обнаружил, что тяжело дышит, а на лбу выступила испарина. Иногда передача магических знаний истощала больше колдовства: ведь называть руны и их действие нужно было на языке магии, и в разговор вкладывать силу, чтобы Рейстлин не просто получил поток бессвязных слов, но понял, какие именно возможности, какие оттенки стоят за каждым. А ведь это речь шла о вполне конкретном заклятии. Страшно подумать, что было бы, попытайся он описать Рейстлину суть и смысл каждой из этих рун самих по себе. Вероятно и поэтому тоже старинные руны вышли из употребления: обучение требовало от мага огромной самоотдачи и упрямства, упорства поистине гномьего. А маги среди них встречались все реже и реже. — Корректировка потоков на временной оси, — пальцы Рейстлина нетерпеливо дрогнули. Управление временем, пусть даже в такой мелочи… Одна мысль о подобной власти вызывала в нем жгучую жажду обладания, от которой по телу пробегала жадная горячечная дрожь. Он знал, что применение рун многогранно, так как свойства их зависели не только от начертания но и от положения и сочетания с другими рунами, но никогда не задумывался, насколько может быть велика их сила. — Расскажешь, какие еще у нее есть свойства? Потом, — не без толики разочарования добавил он, когда рядом с дверью послышались тяжелые шаги, которые неуклюже пытались сделать осторожными. Раздался стук в дверь, и в щель просунулся нос Карамона: — Рейст, вы закончили? Тика приготовила ужин! Грозится оставить самых медленных без горячего, — ухмыльнулся он радостно, видя, что маги просто разговаривают и выволочка за то, что отвлек, ему не грозит. — Что, Рейстлин, продержитесь с Карамоном еще пару дней на квит-па, как самые нерасторопные? — подмигнул алому Даламар и мимо ошарашенного воина выскользнул в коридор. Маджере усмехнулся темному в ответ и перевел взгляд на обескураженного великана. Пока тот пытался понять, что происходит, Рейстлин активировал кристалл на конце посоха, погасил горящие в кабинете свечи и направился к выходу. Дождавшись того момента, когда Карамон отойдет в сторону, пропуская его в коридор, маг закрыл дверь и прошептал простенькое запирающее заклятье. — Тебя Тика без еды точно не оставит, так что будешь последним, — хлопнув близнеца по спине, он зашагал на кухню. — Что в итоге с парусом и веслами? — спросил Рейстлин, когда ковыряться в тарелке, имитируя попытки поесть, ему надоело. Воины обменялись взглядами. Слово взял Танис. — Парус подошел, но крепить мы его пока не стали, как и весла, решив, что это может помешать спустить корабль на воду. Вопросительный взгляд полуэльфа скользнул по магам. — Все для ремонта мы заготовили, как только с ним завтра закончим, займемся поисками шлюпа, — добавил Карамон. Даламар в общей беседе участия не принимал. Он продолжал прокручивать в голове недавний разговор и думал над просьбой Рейстлина. К своим познаниям в области рун он относился весьма ревниво, и старательно хранил секреты мастерства. Однако Рейстлин позволил ему изучать и копировать заклятья из книги, которая досталась ему едва не ценой жизни, и темный считал себя обязанным ответить чем-то максимально равноценным. Что ж, он передаст Рейстлину все, что тот пожелает узнать. Хоть и мог сказать уже сейчас, что рунным мастером алый не будет. Не из-за недостатка способностей. Просто… Склад не тот. Рейстлин любил посох Магиуса, но не как артефакт, скорее, как единственного друга. Руны привлекали его — как любая крупица знания, однако было в этом интересе больше от головы, чем от сердца. Судя по всему алый любил мощь силовых потоков, изящество сложных плетений, но тогда — когда они исходили непосредственно от мага, а не вкладывались в неодушевленный предмет, магия которого затем жила независимо от создателя. Они были разными в основах, и оба знали пока очень немного, но рвались к вершинам. И трудно, мучительно учились делиться друг с другом. Кажется, оба сознательно или нет, но приняли как факт, что путь их будет совместным. На мгновенье в голове промелькнула интригующая мысль, возможно ли, что наставник у них тоже будет один на двоих? Однако реакции своей Даламар испугался, столь жгучим оказалось странное злое чувство, вспыхнувшее в груди. Прежде подобных эмоций он не испытывал никогда, и разбираться с ними был категорически не готов. Тика поставила перед ним полную тарелку, и он едва опомнился, чтобы улыбнуться и поблагодарить. И принялся за ужин, практически не ощущая вкуса еды. «Слишком вымотался», — решил Даламар, с облегчением списывая на это излишнюю эмоциональность и нелепые порывы этого вечера. Он, как всегда, поднялся первым, но Рейстлин нагнал его сразу по выходе из кухни. — Мне надо забрать книги, — еле слышно прошелестел алый. — Сколько обычно сохнут зачарованные камни? Даламар не планировал возвращаться в контору, но, похоже, Рейстлин таким образом приглашал составить ему компанию. Вместе они добрались до конца коридора и алый снял запирающее заклятье, принимаясь собирать вещи. Даламар подхватил уже собранный мешочек и повернулся к Рейстлину, ожидая, когда тот вернет ему книгу. — Тут от погоды зависит, от краски, много от чего. Не менее пяти часов. Времени до утра им точно хватит, — Даламар с удовольствием оглядел ровные ряды камней на столе. Камин уже прогорел, лишь слегка тлели угли, их неяркий свет заставлял краску поблескивать таинственно и зловеще. Даламар чувствовал силу заклятья, и она дурманила кровь, точно чувственная страсть. С сожалением он развернулся и вышел из помещения, запечатывая дверь, поскольку у алого были заняты руки. Остальные пока суетились на кухне, поэтому Даламар занялся растопкой, а потом сходил и наскоро ополоснулся перед сном: кто знает, когда выдастся подобная возможность. Когда он вернулся, все уже лениво расползались по кроватям. День был нелёгким для каждого из них. — Танис, если считаешь, что нужна стража, скажи сразу, я пойду в первую вахту. Завтра утром мне важно быть выспавшимся. Однако Танис только отмахнулся: — Некому тут на нас нападать. Вы ведь сможете наложить какое-то запирающее заклятье на дверь и окна? Даламар кивнул с некоторой толикой уважения: Танис все-таки иногда соображал. Для немага подобная идея была почти выдающейся. Он сосредоточился, выплетая пальцами изящные стремительные контуры, и оба оконца мягко засветились черным и погасли. Рейстлину Даламар оставил дверь. Еще несколько минут, и он уже крепко спал. Проснулся Даламар, как всегда, на рассвете. Он оделся и бесшумно выскользнул из комнаты, перед тем заново разведя огонь в камине. Сняв заклятье с конторки и убедившись, что камни просохли, темный собрал их в поясной мешочек. Потом отправился на кухню, где уже хозяйничала зевающая Тика. От завтрака он отказался, решив обойтись чаем и парой кусочков квит-па. Не хотелось лишаться звенящей легкости во всем теле, которая всегда уходила после не в меру сытной еды. Даламар надеялся, что на берег они с Рейстлином отправятся вдвоем, но остальные зачем-то увязались за ними. Темный эльф только пожал плечами: нынешняя часть колдовства даже не была зрелищной. Они подошли к джесазу, и Даламар некоторое время молча изучал окрестности, мысленно перенося их с Рейстлином чертеж на местность. Потом присел на корточки и долго, тщательно прокапывал в песке полукруглое углубление, формой повторявшее корму джесаза. Затем поднялся, еще раз мысленно перепроверил масштабы и развернулся к остальным: — Отойдите чуть дальше и прикройте глаза. Достал из мешочка золу и соль, аккуратно рассыпав их по вырытой в песке лунке. И принялся выпевать слова аркана, вычерчивая в воздухе необходимые знаки. Некоторое время ничего не происходило, затем песок полыхнул алым заревом, тут же спекаясь и застывая неровными сероватыми потеками. Не дожидаясь, пока масса полностью остынет, Даламар принялся выкладывать в лунку руны. Закончив работу, он удовлетворенно оглядел результат и повернулся к Рейстлину. — Готов? — в глазах разгорелся фанатичный огонь. Прежде им не приходилось колдовать совместно, и Даламар был полон предвкушения: ритуалы, в которых магические потоки входят в резонанс, всегда несли ощущения намного более острые, чем любое другое колдовство. — Не приближайся, пока я не скажу, что можно, — проговорил Рейстлин, бросая на близнеца тяжелый взгляд. — Если что, удержи его, — это уже Танису. Маджере понимал, что это задание не из простых, но то уже была не его проблема. Обойдя корабль так, чтобы оказаться на противоположной стороне будущего русла, алый отошел чуть в сторону, чтобы не мешать подготовке Даламара. Магические потоки, касаясь его, заставляли чуть поводить плечами, выдавая нетерпение. Когда темный закончил, Рейстлин шагнул на свое место, упирая посох одним концом в землю, а другим — в плечо. — Готов, — уверенно проговорил он, возвращая эльфу улыбку. Обычно совместное колдовство, особенно ритуальное, требовало и физического контакта. Однако в этот раз Даламар перераспределил потоки так, чтобы при должной синхронности, они могли работать по-отдельности, а сила смешивалась уже непосредственно внутри контура. Так было намного сложнее им обоим, но риск ошибки — меньше: смешение магии двух разных лун часто порождало конфликты. Недаром даже если для работы над артефактом требовалась магия разных лож, заклятья наносились слоями, а не одновременно. Будь на месте Рейстлина еще один эльф, происходящее напоминало бы танец, медленный и завораживающий. Но в их случае… В их случае оставалось только порадоваться, что решено было разделить потоки. Манера колдовать у них была очень разной. Даламар двигался размеренно и неспешно, жесты его были плавны и слегка медлительны. Слова заклятий он почти выпевал, и мягкая его пластика зачаровывала, подобно змеиному танцу. Рейстлин двигался более резко и намного, просто несопоставимо быстрее. Видно было, что подстраиваясь под заданный Даламаром ритм, он намеренно сдерживает себя. Эльфу пришлось несколько ускориться, однако он понимал, что просто не владеет силой настолько, чтобы идти в нужном Рейстлину темпе. Движения алого были более скупыми и точными: минимальная амплитуда, предельная лаконичность каждого жеста, дыхание расходовалось экономно, даже скупо, скорость произнесения же была фантастической. Они сумели подладиться друг под друга, но в этот раз как никогда заметно стало, насколько разным был их опыт. И насколько больше этого самого опыта у Рейстлина — при том что Даламар в четыре раза его старше! Пока магия пела в воздухе, напитывая собой камни и намечая контур будущего заклятья, Даламар, конечно, об этом не думал. Просто творил — на пределе своих сил, упиваясь тем, как струится сквозь него магический поток, как слышится в его пении звенящий голос воды. Он прикрыл глаза, чувствуя, как вибрирует все тело, как поднимаются дыбом волоски от упоительного ощущения мощи. Сквозь прохладные струи его силы потекла стремительная и жаркая — Рейстлина, словно бы он встал за спиной, положив руки на плечи. Будто два ключа, ледяной и горячий, смешивались, вливаясь в единое русло. Вокруг была зима, остальные дрожали на ледяном ветру и жались в кучу, а он тяжело дышал, на лбу выступала испарина, и воздух вокруг казался раскалённым. Наконец ювелирная паутина заклятья, замерцав в воздухе, просочилась куда-то вглубь, ушла под поверхность песка, а Рейстлин обессиленно обвис, опираясь на собственный посох и повелительным жестом останавливая Карамона, все-таки кинувшегося к нему, вопреки запрету. Маги, словно двое влюбленных, провожали взглядом истаявшие линии заклятья. Даламар едва сдержал порыв шагнуть ближе, опуская руку на плечо — чтобы выразить охвативший его восторг. Совместное колдовство дарило ощущение полного единения, иллюзорное, но манящее, и не поддаваться ему было непросто. Вместо этого темный отыскал взглядом Таниса, подошел ближе к нему и проговорил: — Все, подготовку мы закончили. Можете заняться кораблем. Заклятия не бойтесь, пока я не активирую руны, оно не сработает. Но к самим камням, — он указал на выемку, в которой, вплавившись в песок, размещались руны, — не подходите. Чтобы исключить любые случайности, он подошел к кораблю, еще раз прослеживая магический контур. Их сила не конфликтовала, хоть и не смешивалась полностью, словно бы два потока: черный и алый, — текли друг сквозь друга. Рейстлин же, наконец, сумел отвести взгляд, неотрывно следовавший за фигурой в черном, и повернулся к брату, до боли сжимая древко посоха в дрожащих пальцах. В полуприкрытых глазах медленно угасало пламя, золотистые его всполохи мерцали сквозь ресницы, словно блики солнца в янтаре. — Можешь подойти, — прохрипел он, прежде чем тяжело опуститься на холодную каменную глыбу. — Рейст, — начал великан обеспокоенно, но с трудом сглотнул рвущиеся с языка слова, натолкнувшись на испепеляющий взгляд близнеца. — Ты меня ослушался, опять, — отчеканил Рейстлин. — В следующий раз это может закончиться твоей смертью, — резкое нетерпеливое передергивание плечами, останавливающее очередную попытку оправдаться. — Или моей, — припечатал он, уже с трудом сдерживая приступ кашля. — Еще раз нарушишь мои указания, и я буду тебя либо усыплять, либо обездвиживать, — едва слышно прошелестел Рейстлин, когда смог хоть немного отдышаться.