Если бы снег был белым

Голос Фистандантилуса звенел в голове подобно набату. И он смеялся. «Мальчишка, не прошедший испытание, брал на себя смелость говорить от лица ложи, в которую не входил!        Можно подумать, темным магам есть дело до мира, равновесия, законов. Ха! На их век хватит. Они чтут только силу, только самих себя! Верши свою волю — вот закон! Боги — просто способ урвать побольше, а Такхизис — та, кто способен даровать больше всех. Да Нуитари сам смиренно склонит голову перед матерью, стоит ему прознать, что она опять сильна. За прошедшие века маги превратились в ничтожеств, Нуитари уже и адептов выбирать не из кого, иначе он на этого сосунка не позарился бы». А ведь Фистандантилус отчетливо ощущал руку бога на плече эльфеныша. Признавать это было неприятно, но лич знал о темных побольше Даламара. Однако Рейстлин с недоумением различал за яростной насмешкой совершенно другие ноты: страх. Фистандантилус боялся — того, кого величал мальчишкой. Точнее — не Даламара как такового. Древний архимаг понимал, что их столкновение неизбежно, и бог черной луны поддержит лишь одного. И впервые Фистандантилус сомневался, что это будет он. За высокомерным презрением прятались страх и ненависть — к тому, кем этот проклятый эльф однажды станет, если только… Если только Фистандантилус не уберет его с дороги раньше. И Рейстлин отчетливо осознал, что стоит представиться благоприятному случаю, лич перехватит контроль над его телом, чтобы убить того, кто вознамерился встать у него на пути. Он машинально зажег огонек в навершии посоха, спускаясь в трюм, и устроился в прогретом углу, устало щурясь и стараясь не раскашляться от удушливой влаги, ударившей в ноздри затхлостью и тем характерным запахом мокрой кошки, который всегда появляется в помещении, наполненном волглыми шерстяными тряпками. — Даламар, скольких магов черной ложи ты знаешь лично? Эльф кинул на него недоуменный взгляд. — Что-то около десятка, но не слишком близко. Из тех, о ком стоило бы упоминать, — одну только леди Ладонну. А почему ты спрашиваешь? Темный устроился рядом с ним на шкурах, чуть развернувшись: так во время разговора они могли бы смотреть друг другу в глаза. — Потому что вряд ли многие из них согласны с тем, что ты высказал там, на палубе. — Рейстлин усмехнулся холодно и зло. — Ты говоришь от лица ложи, о которой ничего не знаешь. Стоило бы сначала познакомиться с теми, кто в нее входит, тебе не кажется? Видя, как вспыхнули ответной злостью карие глаза, Рейстлин лишь покачал головой. — Даламар… Мы оба знаем по крайней мере одного мага, который служил Такхизис, но это не помешало Нуитари помогать ему. И что-то я не слышал, чтобы его объявили ренегатом. Ты сам называл Фистандантилуса величайшим из темной ложи. Подумай об этом. Даламар резко отвернулся, склонив голову, и спрятал лицо за волосами. Рейстлин молчал, давая ему время. Ему тоже было над чем подумать. Его отношение к темным изначально отличалось предвзятостью: сказывалось юношеское окружение. Позднее предрассудки лишь подкреплялись личным опытом: что гоблины, что дракониды, что прочая погань, с которой доводилось им воевать, мало способствовали пересмотру прежних взглядов. Рейстлин был убежден, что предназначение темных — нести в мир разрушение, зло и хаос, и если в ранней юности содрогался от отвращения, истово веря, что он-то свои силы будет использовать лишь во благо, то сейчас, став разумнее и циничней, просто принимал как один из вариантов пути. Чем лучше он узнавал Даламара, тем меньше тот вписывался в сложившуюся схему. Холодный, жесткий до жестокости, пропитанный скепсисом до кончиков ушей — он одновременно был полон жизни, способен нести в мир красоту и тяготел к созиданию, а не к разрушению. В чем-то ином лежало фундаментальное различие сил, и, быть может, однажды он спросит у Даламара, чего же тот искал во тьме. Сейчас же… Сейчас он просто готов был принять сказанные эльфом слова о том, что тьма так же неоднородна, как и свет. — В чем-то ты прав, — прервал его раздумья Даламар. — Не один Фистандантилус. В армии Фейр Керон были маги, и не похоже, чтобы они считались ренегатами. Так не должно быть, но в этом мире постоянно происходят вещи, которые не должны случаться, — он коротко пожал плечами. — Так что да, не мне говорить от лица конклава. По крайней мере — пока. Рейстлин видел: признание далось Даламару непросто. И явственно услышал затаенную угрозу в последних словах. Не в свой адрес, но в адрес тех, кто осмеливался не вписаться в представления о должном, свойственные его собеседнику. Это вызвало невольную улыбку. Когда-то очень давно, почти в прошлой жизни, его собственные мечты были похожи. А потом он понял, что проще разрушить мир и пересоздать его заново, чем изменить имеющийся. И перестал мечтать. Коротко кивнув, он протянул Даламару книгу: — Я обещал показать тебе фрагмент с упоминанием материальной иллюзии. Даламар пробежал глазами заложенную страницу, затем прочел еще раз, более вдумчиво. — Да, просто мимоходом брошенная фраза. Кажется, я знаю, что он имел в виду. Лучше уж рассказать один раз, чем постоянно бродить вокруг этой темы: — Когда на Сильванести напали красные, мы распыляли напрасно силы, и к моменту генерального сражения стало понятно, что войск не хватит. Светлая магия помочь тут не могла, но у меня был доступ к нескольким книгам темного мага, в которых, в том числе, были и алые заклинания. Одно из них представляло собой ритуал, позволявший создать иллюзию армии. Его проводило девять наших магов — восемь сильнейших и я, как автор идеи. Трое из ритуального круга не вышли. — Эти книги — моя самая большая утрата, — с горечью заметил он. — Я не могу описать тебе ритуал — он выгорел в моей памяти. Однако его действие очень напоминало кошмар Лорака. Только в упрощенной версии: враги видели противников и нападали на них, и сами себе придумывали атаки и раны, от которых гибли. Иногда бросались на своих же, иллюзия заставляла думать, что это — наши войска. Масштаб и сила воздействия меньше, но принцип тот же. Зябко поведя плечами, темный закутался в покрывало. — Не удивлюсь, если однажды мы выясним, что то заклинание как-то связано с раздумьями Фистандантилуса, с его более поздними разработками в данной сфере. В конце концов, мало в магии разделов, к которым он не приложил руку. Рейстлин горько усмехнулся и прикрыл глаза, пряча вспыхнувшую в них жажду. Руки его сжались в кулаки, а под золотистой кожей щек заходили желваки. Как ему достигнуть подобного, не сделавшись жалкой пиявкой, прозябающей на ином плане бытия? Как добыть силу и не поплатиться жизнью? Всколыхнувшаяся было зависть к Даламару была задавлена на корню, тот в достаточной мере платил за дарованное. И еще неизвестно, чего ему будет стоить испытание. Да, его не будет поджидать Фистандантилус, но страшнее, чем ты сам, противника быть не может. — Очень вероятно, — шепотом отозвался Рейстлин, пытаясь совладать с эмоциями. Кипевший в нем гнев требовал выхода, и он нашел ему вполне достойное русло. — Что они сделали с книгами? Они их… уничтожили? Такое сокровище… Старый лицемер, он получил по заслугам. Злиться на Лорака он считал гораздо более оправданным, чем на судьбу. — Не знаю, — лицо Даламара сделалось отстраненно-холодным. — Любые предметы, имеющие отношение к магии, уничтожать запрещено, те гримуары полагалось передать в Вайрет. Вполне вероятно, что лет через восемьсот их и правда туда доставят, если они случайно не погибнут к тому времени. Он зло ухмыльнулся: — И конкретно к этому Лорак руку не приложил, суд был на Эрготе. Лорд Кайлайн, лорд Коннан или лорд Фелеран, кто-то из них забрал эти труды. Думаю, последний, он — нынешний глава дома Мистиков. Первую мою книгу спасло только то, что я оставил ее в Сильваносте. И отнюдь не ради сохранности, — горько усмехнулся он. — Тебе что-нибудь известно о том маге, что их создал? Имя, кем он был? — вдруг найдется зацепка, и можно будет поискать другие работы. Темный эльф стиснул зубы и некоторое время молчал. — Ничего… Могу только предполагать, что он был сильванести, как и я, иначе не мог бы хранить книги так близко к нашей столице. Из осторожности он называл себя сыном Тьмы, не открывая имени даже бумаге. Позднее я принял это имя вслед за ним, когда посвящал себя богу черной луны. «От сына Тьмы к Сыну Тьмы», — прошептал он задумчиво. — Жил тот маг еще до Катаклизма. В его заметках упоминался Истар как город существующий и благоденствующий. Если в Вайрете хранятся списки магов темной ложи, можно будет найти его имя: не так много в истории темных эльфов-магов. «Сын Тьмы» — мысленно повторил про себя Рейстлин, скользя взглядом по застывшему лицу собеседника, на мгновение ловя взгляд почти черных сейчас глаз. Что ж, этого могло оказаться достаточно для начала поисков. Моргнув, он еле ощутимо коснулся плеча темного, то ли извиняясь за вспышку и расспросы, то ли выражая сочувствие и поддержку, а может и благодаря за ответы. Кажется, он невольно подхватил у Даламара привычку прикосновениями выражать то, что не мог или не был готов сказать. — Эльфы дают своим кораблям имена? Я ничего не видел на бортах джесаза… — найденный в одном из притороченных к поясу мешочков плоский камешек, подобранный на берегу, начал свое путешествие между пальцами. Так иные фокусники делали с монетками. Что-то подобное некогда выделывал и он сам — на потеху толпе. — Конечно. Вероятно, табличка просто отвалилась, когда мы поднимали джесаз. Если поискать, то на корабельном колоколе или еще где-то можно найти, как зовется наш будущий утопленник. Кивнув, Рейстлин решил, что обязательно отыщет название, хоть и не был уверен, что сможет прочесть: его познания в эльфийском были довольно поверхностны. Но имя было для него важно. — Откуда ты столько знаешь про море? И еще, — глаза Маджере хитро блеснули, — ты уже не раз упоминал, что моряки задабривают Зебоим. Как они это делают? — Я много общался с моряками, и из эльфов, и человеческими, даже с минотаврами. Нахватался от них понемногу, — Рейстлин сегодня был хуже Таниса! Или сам Даламар сегодня был более раздражителен, чем обычно? — В свои ритуалы, впрочем, они меня не посвящали. Но я видел, как ночью разбивали бутылку отличного вина о борт корабля: видимо, это один из вариантов подношения Зебоим. И точно знаю, что на море запрещено колдовать над погодой — не испросив ее согласия. За подобное богиня вполне способна потопить корабль. Слишком много прошлого. Он не любил рассказывать о себе, обычно стараясь незаметно перевести тему. Рейстлин стал первым, с кем он был настолько откровенен, однако запас его искренности на сегодня истощился. Если уж алый настроен на беседу, настало время для откровенности ответной. — Рейстлин, а как ты стал наемником? Почему вообще решил учиться именно боевой магии? Не пойми меня неправильно, но ты мало похож на человека, которому интересны драки и потасовки. Я бы скорее предположил, что ты захочешь продолжить обучение, но ты отозвался о подобной возможности весьма высокомерно… Почему? — По большей части выбор мой был продиктован расчетом. Нам с братом надо было на что-то жить, — маг наигранно безразлично пожал плечами, хотя на лицо его и легла тень. — К тому же мастер Теобальд строго-настрого запретил мне зарабатывать фокусами, — Маджере резко остановил путешествие кусочка янтаря по костяшкам, сжимая руку и пряча камешек в кулаке, а когда раскрыл его, ладонь была пуста. — Какое-то время я был при нем ассистентом в школе магии и навсегда заработал отвращение к преподаванию. Трудно придумать занятие более омерзительное, чем попытки вколотить азы в головы кучки бездарей. Как только я сам закончил учебу, тут же отказался и от позиции ассистента. А целительство много денег не приносило. В основном к моей помощи прибегали те, кто не мог себе позволить платить лекарям… Маджере качнул головой, вспоминая этих бедолаг, однако губы его были упрямо сжаты. — Я знал, что боевые маги редки, и что при этом у них больше возможностей добиться денег, славы и власти, причем сравнительно быстро, — Рейстлин кривовато улыбнулся, во взгляде, который он кинул на собеседника, на мгновение вспыхнула горечь. — Китиара тоже внесла свою лепту, так как не скрывала своего ремесла и успела кое-что порассказать про наемничью жизнь и перспективы. А вскоре после принятия решения мне удалось добраться до книг одного боевого мага, — лицо на мгновение застыло маской и алый перевел взгляд с эльфа на огонек посоха, для чего ему пришлось запрокинуть голову. — Они погибли в огне, когда на Утеху напал Верминаард, — глухо добавил он, закрывая глаза и замолкая на несколько мгновений. — У того аристократа, к которому меня направил Пар-Салиан, служил маг, ставший неплохим наставником. Учитывая, что все остальные брать меня в ученики отказались, это было очень кстати, — Рейстлин скривился, вспоминая о том, как на него смотрели маги Вайретской башни. — Хоркину было все равно, он даже не проходил испытания, что не мешало ему быть отменным боевым магом, — во взгляде, который он бросил на Даламара, заискрилось веселье. — Хотя до сих пор для меня остается загадкой, как ему это удавалось, с его-то отношением к книгам, — уголки губ приподнялись, обозначая ностальгическую улыбку. — Первое время я был крайне недоволен, узнав, под чье начало попал, но быстро понял, что слишком-то задирать нос не стоит. Руки двигались изящно и стремительно, камешек словно растворился между пальцев. Но подумать только! Маг алой ложи показывал фокусы на потеху толпе! Кем бы ни был тот мастер Теобальд, его требования Даламар отлично понимал и был с ними согласен. Что ж, а он когда-то травил или изгонял крыс, потом — продавал ценителям старинные безделушки. Боевые маги ценятся, этого не отнять. А за по-настоящему серьезное волшебство никто не платит. — Проблему с поиском средств решить не так сложно. В заброшенных городах полно кладов, я поделюсь тем, что нашел. Или вместе поищем новые. Только бы завершилась война. Не понимаю, почему проблему с Такхизис должны решать смертные, а не боги. Она, в конце концов, одна из них. — Видимо они хотят нас чему-то научить? — саркастично предположил Рейстлин, недобро поблескивая глазами. — В прошлый раз почетную обязанность разбираться со своей сестрой они скинули на Хуму и соламнийцев, в этот раз… Он замолчал, потому что делиться своими соображениями о том, кому предстояло отправить Такхизис обратно в бездну, не имел ни малейшего желания. Даламар задумчиво покачал головой: — Многие даже не верят, что Темная королева вернулась на Кринн. Но в мире появились дракониды, а создание новой расы доступно лишь богам. Это ее рук дело, тут не может быть сомнений. Других проблем тоже хватало. Драконы. И их повелители. Одной из которых была или должна была стать сестра Рейстлина и Карамона. — Скажи, тебе не кажется странной позиция Пар-Салиана? Конклав однозначно в курсе происходящего. И уж наверняка знаний о драконах в Вайрете немало. Однако что-то не слыхать, чтобы маги хоть как-то проявили себя. О каких влиянии и власти можно говорить, не вылезая из леса? Естественно, что о магах на Кринне постарались забыть! Они сами делают для этого все, что только можно. Даламар на собственном опыте знал, что магам по силам биться с драконами, обманывать врага иллюзиями и внести серьезный вклад в войну, напомнив всему миру о том, почему их должно уважать и бояться. Он помолчал, осмысливая услышанное, а потом все-таки решился на вопрос: — Почему тебе не нашлось учителя? Ведь даже бездарей обычно разбирают, удобно иметь бесплатного слугу. Это как-то связано с твоим испытанием? Лицо его вдруг сделалось злым, холодным и подозрительным. — Они знали про него, да? Не могли не знать, если он смог вмешаться в испытание. И ничего не сказали тебе. Крылья тонкого носа дрогнули, в полуприкрытых глазах сверкнул лед. Пусть не Пар-Салиан, но хотя бы Юстариус — так ведь, кажется, звали того хромого (главу алой ложи Даламар видел лишь мельком). Но нет, они просто выкинули мальчишку, который и проходить-то испытание не должен был, ни о чем не предупредив. Чем дальше, тем сильнее менялось его отношение к конклаву. И хотя он понимал: испытание проходить придется в любом случае, про себя все больше сомневался, что готов связаться с этим осиным гнездом. Мысль о том, чтобы собрать силу и со временем заявить права на алую и черную ложу, казалась все более привлекательной. Вместе они смогут превратить конклав в нечто достойное. Сейчас же Вайрет напоминал ему стервятников, готовых пировать на разлагающемся трупе магической традиции. — Чем больше слышу от тебя, тем чаще задумываюсь, что Хоркин и другие, принявшие подобное решение, в чем-то правы. Но как получилось, что он — хороший маг и не считается ренегатом? Ведь если тебя к нему послали, значит, конклав прекрасно осведомлен о его силе. И если ему было, чему тебя учить, значит, его возможности явно выходили за пределы того мизера, который конклав дозволяет недоучкам. — Даламар, а почему ты так уверен, что маги и в самом деле ничего не делают? За прошедшие столетия конклав привык действовать скрытно, влиять на события лишь исподволь. Возможно, они и пытались что-то предпринять, хотя результативность и впрямь оставляет желать лучшего, — Рейстлин пожал плечами, пытаясь представить себя на месте Пар-Салиана. От одного лишь предположения и то передернуло. Не то чтобы он не разделял недовольства Даламара, однако его перспектива все-таки была заметно шире: — Мне кажется, ты плохо представляешь себе расстановку сил. Предлагаешь Пар-Салиану собирать армию и вести ее на Нераку? Танис не так уж глуп в своем порыве отправиться на Санкрист. Единственная боеспособная армия Ансалона — это соламнийцы. И уж они-то точно не будут рады магам в союзниках. «Все-таки сильванести — и есть сильванести», — хмыкнул он про себя. Как бы ни был умен Даламар, он оставался эльфом. Провинциализм и готовность судить о мировых проблемах, опираясь на опыт существа, десятилетиями обретавшегося по окраинам мира и знать не знавшего, что творится на континенте. Он предпочел вновь перевести тему: ссориться не было ни малейшего желания. Вот выберутся в большой мир, темный и сам все поймет. — Я не знаю, скольким магам было известно про Фистандантилуса, но глава конклава не мог не знать, — Маджере раздраженно смял подол мантии. — А прочие… Думаю, были впечатлены испытанием. Было чем, помимо Фистандантилуса, уж поверь, — на миг его лицо преобразилось, выражая горечь, ярость и страшную, отчаянную тоску. Немного успокоившись, он продолжил. — Хоркин не рассказывал о своем прошлом. Он вообще не из болтливых. Если не считать моменты, когда на него накатывало желание поучить жизни подрастающее поколение в моем лице, он разве что о еде был готов говорить да о дорогой Луни! — передразнил бывшего наставника Маджере. На губах его при этом появилась ностальгическая улыбка. — Он принимал участие во многих битвах и научился творить боевые заклятья без компонентов — сам, под давлением обстоятельств, когда во время боя остался с пустыми руками. И, желая немного прихвастнуть, нарочито нейтральным тоном добавил: — И меня научил. Хотя времени это заняло довольно много. — Говорить о дорогой Луни, — Даламар недоуменно склонил голову, пытаясь себе представить, чтобы кто-то ляпнул «о дорогом Нуитари» (сократить имя бога черной луны он не осмелился даже в мыслях). — Похоже, он — любимчик богини, если она позволяла подобные выходки. Хотя… Я ничего не знаю о Лунитари, не представляю, что может ее рассердить, позабавить или обрадовать. Видимо, богиня ценила эксцентричных. То, что не прошедший испытание маг знал о ее существовании, намекало на личное знакомство. Возможно, ее высшее покровительство уберегло Хоркина от звания ренегата. Как может таковым признать конклав вопреки воле бога? Увлеченный раздумьями, упоминание о магии без компонентов Даламар не заметил. Возможно, прозвучи в голосе Рейстлина гордость, он бы заинтересовался. Однако нейтральный тон позволил легко пропустить сказанное мимо ушей: пусть не все заклинания, но некоторые Даламар и сам мог творить также, а ледяные — даже без словесных формул. После изгнания темному не с кем было себя сравнивать, а потому он не осознавал, что временами колдует не совсем так, как другие маги. — А где ты учился лечить? Для боевого мага навык крайне ценный, но неожиданный. Для человека, у которого не было возможности нормально учиться, у тебя поразительно много знаний. Хотя с книгами повезло, конечно. Догадываюсь, что значило — их потерять. Ничего, однажды красные поплатятся за все. Я слышал, Верминаард погиб в Пакс-Таркасе. Есть у меня подозрение, что это по времени совпало с пребыванием там вашей компании. Ты ему отомстил? — Даламар смотрел с жадным нетерпением, ожидая подтверждения своей догадки. Почему-то ему очень хотелось услышать, что повелитель погиб именно от руки мага. Заинтересованность Даламара с одной стороны льстила, с другой — начинала раздражать: он-то не спешил делиться информацией об источниках своих знаний. Да еще и проигнорировал упоминание о магии без компонентов. Можно подумать, у них в доме Мистиков каждый первый такое умеет! Припомнились бои в Сильванести. Судя по скорости, свои любимые ледяные копья Даламар тоже без компонентов создавал. И это было очень странно. Надеясь, что его открытость расположит собеседника к ответной откровенности и удастся выведать, откуда же Даламар берет силы для подобного, он продолжил отвечать на вопросы. — Меня учила целительница, что жила в нашем городке. Ее звали Чокнутая Меггин. Да и Хоркин многому научил, он отлично разбирался в травах. Что касается Верминаарда, — алый криво усмехнулся, — то тут мне нечем похвастаться. Меня он обезвредил первым. Рейстлин скривился, вспомнив разрывающую на части боль, охватившую все тело, стоило жрецу прикоснуться к нему и воззвать к своей богине. — Не возьмусь утверждать, чей удар убил его, Таниса или Стурма, но жреческой силы лишила его Золотая Луна. Ему хотелось бы самому уничтожить повелителя, но вмешательство богини спутало все планы. Рейстлин знал о ней, но не представлял, на что она была способна. Невеселые мысли тенью легли на его лицо. — Верминаард с легкостью противостоял нам четверым, пока богиня не отвернулась от него… Интересно, вернулись бы прочие боги, не завари Такхизис всю эту кашу? — скорее сам себя, чем собеседника спросил Рейстлин, предполагая, что знает ответ. Даламар все меньше понимал, что можно противопоставить армиям Такхизис. Или против повелителей выйдут жрецы света, которых на скорую руку выберет Паладайн и тот, кому достались диски Мишакаль? — Наши боги всегда были здесь, независимо от Такхизис и ее козней, им незачем было возвращаться, потому что они никуда не уходили. Остальные же… Даламар лишь презрительно хмыкнул. Мир был бы гораздо счастливее, если бы другие боги прекратили лезть в жизнь криннских рас. Он не слишком-то верил, что их возвращение чем-то поможет смертным. Оба на некоторое время умолкли. Излишняя откровенность утомила их и почему-то вызывала раздражение друг против друга, а не привычное чувство родства. Не желая заострять внимание на неприятных переживаниях, Рейстлин постарался вернуться к насущным проблемам: — Мне покоя не дает тот факт, что мы можем столкнуться с вражескими кораблями. Думаю, может хотя бы в этом случае нам могла бы помочь иллюзия, вернее отвод глаз… Он кинул говорящий взгляд на книгу, давая понять, что там есть подходящее заклинание. — Боюсь, после заклинания иллюзии вражеские суда перестанут быть нашей первоочередной проблемой, — усмехнулся темный. — С другой стороны, это не погодная магия, она воздействует только на корабль, не на само море. Изучить заклинание не помешает, а там увидим, может и не придется его использовать. Покажи. Тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием судна, успокаивала; мягкий шелест страниц настраивал умиротворяюще. Сидя плечом к плечу, они разбирали заклятье, мгновенно позабыв о любых разногласиях, реальных или мнимых. Формула была намного сложнее той, что использовалась во время войны в Сильванести, хотя и казалось неуловимо похожей. Тут участвовало два или четыре мага, причем не было внешней подпитки, требовалось колдовать на внутренних резервах. Поначалу Даламар думал, что вообще не сможет разобрать текст. Затем медленно, знак за знаком, буквы все же начали выстраиваться у него перед глазами. И все-таки спустя несколько часов он все еще не сумел прочесть заклинание целиком. Часть слов выпадала из контекста, ускользала от него, и Даламар чувствовал, как начинает кружиться голова, когда он пытается их понять. — Ты можешь воспроизвести формулу вслух? — спросил он, заметив, что Рейстлин поднял глаза от книги. — Это заклятье на пределе моих нынешних возможностей, я не уверен, справлюсь ли сам. Рейстлин все еще мысленно повторял про себя заклятье, так что не сразу отреагировал на вопрос. — Хорошо, сейчас, — еле слышно прошептал он, потягиваясь, чтобы разогнать кровь по затекшему от сидения в одной позе телу. Сделав несколько глотков из фляги и прочистив горло, Маджере прикрыл глаза и стал на распев произносить текст, не добавляя в него магическую силу. Но даже это выматывало, так что закончив, он откинулся на подушки, вопросительно глядя на Даламара. Эльф сторожко вслушивался, ловя нужные ему оттенки. Заклинание даже без магии требовало предельной концентрации — чтобы не допустить ошибок. Поэтому он понимал, что просить повторить будет уже неуместно. Кажется, ему удалось разобрать то, что прежде ускользало от восприятия. Однако только он успел поблагодарить Рейстлина и потянуться к книге, на лестнице загрохотали тяжелые шаги и в трюм спустился Карамон. «Как эта туша ухитряется ходить по лесу столь тихо, но при этом производить так много шума в мирной жизни?» — Там ужин стынет, — пробасил воин, вглядываясь в темноту. Где-то в дальнем углу теплился огонек кристалла, рядом с которым едва просматривались два склоненных силуэта. — Тика говорит, что если не поторопитесь, еда достанется рыбам, — бросив на брата обеспокоенный взгляд, он все же ушел. — Не могу сказать, что это меня расстроило бы, — хмыкнул Рейстлин, страдальчески глянув на Даламара, но все же поднялся с места. Темный несколько раз прочел заклятье, любуясь теперь уже вполне четкими строчками. Буквы больше не плясали перед глазами, и это было большой удачей — на слух заклинания было непросто воспринимать даже эльфам. — Спасибо, — поблагодарил он еще раз. — Вот теперь я уверен, что прочел его правильно. Все-таки мастерства у тебя побольше. Он невольно вздохнул. — В Сильванести у меня не было возможности, но и после… Глядя на тебя, я понимаю, как много времени упускал. Хотя… Не уверен, что я способен был бы жить так годами — отдав всего себя одной лишь магии, не замечая ничего вокруг… Не ожидая ответа, Даламар развернулся, принявшись подниматься по скрипучей лесенке. Запоздало он сообразил, что его замечание могло быть сочтено бестактным, однако взять его назад все равно уже было нельзя. К тому же это была правда — как ее видел Даламар. Он любил магию, больше всего на свете любил. Но все-таки не ее одну. А вот Рейстлин, кажется, вообще ничего, кроме нее, не хотел видеть и знать. Это вызывало уважение и отторжение примерно в равной мере. Солнце уже скрылось за горизонтом, небо из белесого стало свинцовым, поднялся ветер. — А ведь мы даже не колдовали, — хмыкнул Рейстлин, кривовато улыбаясь, и направился к жаровне, где их дожидалась остальная компания. — После ужина мне на дежурство заступать, — ответил Даламар. — Придется Танису учить меня маневрировать при более сильных волнах. Я так понимаю, он единственный из нас, кто хоть что-то смыслит в управлении кораблем. И где только научился? Темный охотно прикончил свою порцию ужина, понимая, что силы ему пригодятся. Поблагодарив Тику и отставив тарелку в сторону, он поднялся и направился к Танису, не решившемуся в этот раз покинуть свой пост. — Поешь, я справлюсь, волны пока еще не очень сильные. Танис благодарно кивнул и на некоторое время исчез. Вернулся он довольно быстро, сразу же приступая к объяснениям. Даламар, как ему казалось, справлялся неплохо, но, судя по хмурому виду полуэльфа, оставлять мага наедине с морем ему совершенно не хотелось. Вероятно, не только потому, что он сомневался в темном, но и потому, что не доверял морю. Они шли без кормовых огней: так больше шансов проскочить незамеченными. Но и шансов, что в них случайно кто-то врежется, особенно во время бури, было больше. Темный успокаивал себя тем, что зимой вообще мало кто выходит в море, и что корабли из Кхура с пополнениями для повелителей замечены в этой части залива не были, а значит, высаживали войска где-то в порту, который находился в глубине залива. Главное было по случайности не уткнуться в тот самый порт. Он старательно вспоминал все, что слышал от знакомых моряков, но никто не упоминал о городах прямо напротив Кёриноста. Скорее всего, на другом берегу их ожидает достаточно безлюдная местность. Прошлый раз, когда он плыл к чужим берегам, все было похоже — и одновременно совсем иначе. Тогда он был один, а впереди лежал зловещий и полностью незнакомый мир, который его пугал и от которого у него не было защиты. Сейчас он знал больше. И мог постоять за себя. И был не один, хотя не был уверен, что это так уж хорошо: он все еще испытывал предубеждение в отношении людей. Но сейчас шла война, и это сводило на нет любые преимущества.        Сильванести считали, что это не их война. А он добровольно сунул голову дракону в пасть. И четко осознал: он действительно перестал быть эльфом. То, что еще оставалось в нем от прежней личности, желало вернуться в Тарсис или отыскать тихое убежище. Возможно, отправиться в Вайрет, пройти испытание и скрыться в башне от безумия человеческого мира, оставив войну тем, кто ее развязал. Однако новая его суть, та, что когда-то толкнула его на путь темной магии и теперь вела вперед, все дальше по избранному пути, требовала следовать данной клятве. Потому что только эта дорога обещала могущество, которого он жаждал. Так говорила интуиция, то же советовал и разум. Лишь в Палантасе он сможет обрести знания, которые помогут ему подчинить себе око. Пока Даламар предавался раздумьям, остальные заканчивали ужин. Мрачный вид Рейстлина, похоже, отбил у всех желание вести разговоры, и только неунывающий Карамон отвешивал неуклюжие комплименты зарумянившейся Тике. Алый без аппетита жевал лепешку. Съев половину порции, маг вернул тарелку и ухватился за кружку с отваром, как за спасательный круг. От налетающих порывов ветра его начинало трясти, но спускаться в недра судна не хотелось. Сырые тесные помещения симпатии у него не вызывали. Уже стемнело, и логично было бы отправляться спать, но то ли он выспался за день, то ли нервное напряжение последних дней не желало его отпускать и требовало выхода. И не находило его. Ведь тут даже колдовать не стоило. Мысли ходили по замкнутому кругу, от раздражения к зависти, от зависти к злости, от злости к раздражению. Так что Рейстлин чуть ли не обрадовался, когда к нему все же обратился близнец, до того бросавший на мага нечитаемые взгляды, пока Тика убирала остатки ужина. Но когда девушка ушла готовиться ко сну, он все же пробасил, стараясь, впрочем, понизить голос до шепота: — О чем вы все время говорите? — А с чего вдруг тебя заинтересовало содержание наших бесед? Неужто желаешь присоединиться? — раздраженно прошипел Рейстлин и сделал глоток отвара. — Вынужден огорчить: миленьких трактирщиц и баранину в меду мы не обсуждаем, а диалог на другую тему ты поддержать сумеешь вряд ли. Карамон обескураженно взглянул на близнеца. Он уже отвык от манеры Рейстлина язвить в ответ на каждую реплику. В последнее время тот был настроен намного более благосклонно. — Рейст, я просто беспокоюсь. Он маг, и он темный. — Ты изумительно наблюдателен. Это море так хорошо влияет? Быть может, тебе вообще не стоит больше сходить на сушу? — Рейст… — Карамон насупился еще сильнее. — Мы ведь воюем с темными. Он говорит, что маги не служат Такхизис, но можно ли этому верить? Ведь у драконидов есть колдуны. И Верминаард использовал магию, и раньше еще, когда мы наемниками были… — он говорил торопливо и сбивчиво, стремясь донести до близнеца свою мысль прежде, чем тот снова начнет язвить. Однако сбился на полуслове, запутавшись и смешавшись под колючим взглядом, в котором полыхнул гнев: — И что теперь? Ты готов осудить за цвет мантии того, без чьей помощи мы вполне могли остаться посреди проклятого леса? — Не по доброте душевной он нам помог, — угрюмо возразил Карамон. — Да? А все остальные только и делали, что проявляли душевную щедрость? Солостран, может быть? Или Эльхана? Интересно, что я еще пропустил? Наверное, тот момент, когда ты где-то понабрался предрассудков, достойных разве что подставки для доспехов вроде Стурма. Может, уже и я для тебя недостаточно светел? Ты-то как никто знаешь, на что я способен. — Ну что ты такое говоришь, Рейст, ты же мой брат, ты… — неуклюже забормотал Карамон, уже жалея, что начал этот разговор. — Или, может быть, тебе просто слишком нравится, что я полностью зависим от тебя одного, так что стоило рядом появиться кому-то еще, ты готов лишить меня общества единственного собеседника? — Рейстлин, но ведь кроме меня всегда рядом были наши друзья! И Танис, и Флинт, и Стурм, и остальные… Может, они не слишком умны, зато мы ведь с юности вместе… Рейстлин улыбнулся холодно и зло. У Карамона и правда были друзья. Но не у него. Однако брат упорно не желал замечать очевидных истин, предпочитая жить в черно-белом мире. Это ведь намного удобнее и проще: никаких душевных метаний, колебаний, необходимости выбирать. Нет, в том, что касалось друзей, у Карамона было в мозгу какое-то слепое пятно, и пытаться что-то ему объяснять было совершенно бессмысленно. — Меня тревожит, что ты ищешь друзей среди темных, — тихо, но неожиданно твердо заметил Карамон. — Я не доверяю этому эльфу. От магов всегда только и жди проблем. Я знаю, тебе виднее, но… Но если что, ты только скажи, — угрюмо закончил он, окончательно смешавшись. Рейстлин лишь покачал головой. Брата не переделать, и может оно к лучшему, иначе как бы тот его терпел. Допив отвар и прихватив с собой кружку, алый, опираясь на посох, побрел к трюму, устроился в своем углу, как следует укутавшись, и углубился в чтение. Подняв в очередной раз глаза от книги, он заметил приход Таниса и, решив, что пора уже укладываться, погасил кристалл. Мысли его какое-то время блуждали в узорах магических формул, и Рейстлин не заметил, как уснул. Проснулся он резко, заходясь в кашле, но на причитания Карамона приказал тому спать и оставить его в покое. Хоть как-то совладав с дыханием и дождавшись того момента, когда сердце прекратит выстукивать бешеную дробь, Рейстлин выпутался из покрывал и поднялся на ноги. Опираясь на стенку, маг добрел до лестницы, сам не понимая, как взгромоздился на нее, и выбрался на палубу, закрыв за собой люк. Оперившись на борт, он вдохнул полной грудью, невидящим взглядом смотря в мутновато-серую даль. Немного придя в себя, Рейстлин уже привычно кинул взгляд в сторону штурвала, за которым виднелся силуэт в черных одеждах. *** Мысли растворились в мерном плеске за бортом. Сквозь рваные темные тучи кое-где мелькали звезды, по-зимнему далекие и ясные. Даламар удерживал штурвал, с непривычки сжимая его сильнее, чем было нужно. Он бездумно вглядывался куда-то, где через день-другой должны были замелькать очертания берегов. Вдруг на палубе послышался шум, с глухим стуком опустилась крышка люка, затем раздались неровные шаги, едва различимые за плеском волн. Странно, что не было слышно постукивания посоха. Рейстлин подошел ближе, держась за борт. Судя по всему, его разбудил очередной приступ.        — Невозможно спать в такой духоте… — алый словно пытался самому себе объяснить, зачем он здесь.        — Наверное, можно оставлять слегка приоткрытым люк, но тогда невозможно станет спать из-за холода. Согреть тебе воды для чая? Только за ней придется сходить. Вместо ответа Рейстлин вдруг любопытно уставился за борт. — Что это? — Поверхность моря светилась голубовато-зеленым холодным светом, и по мере продвижения корабля яркое пятно все росло. Привлеченный его возгласом, Даламар тоже глянул на воду и, пожав плечами, вновь принялся вглядываться вдаль: — Не знаю, но магического тут точно ничего нет. Пару раз видел подобное, когда плыли на Эргот. Моряки говорили, что иногда вода светится и мерцает аж до самого горизонта. Странно, правда, что сейчас, я слышал, что так бывает в конце лета — в начале осени. Прежде зрелище светящейся воды его зачаровывало, но в этот раз зеленовато-белесые волны казались мертвенными и мрачными. — Возможно, это что-то вроде морских светлячков, — предположил темный эльф. — Или водоросли. Если любопытно, можно привязать на веревку кружку или другую какую посудину и зачерпнуть. Посмотришь, поймается ли что-нибудь. Не знаю, правда, получится ли у нас изучить это нечто в полной темноте, но в крайнем случае и до утра подождет. Лишь бы остальные не выплеснули случайно. У него светящаяся вода странным образом не вызывала любопытства. Да и вообще он ловил себя на мысли, что все новое начинает раздражать. Видимо, в какой-то точке начинался избыток впечатлений, после которого нужна была пауза. Непривычный к анализу собственных ощущений, Даламар не мог сформулировать, что не так, лишь смутно подумал, что иногда Рейстлин мельтешит совершенно как другие люди, просто у него эта привычка приобрела свою, особую форму: неуемного и периодами почти назойливого любопытства. А вот он отчаянно нуждался в одиночестве и покое. И не понимал, чего алому не отдыхается, пока есть возможность. Или это — вечная людская спешка, попытка впихнуть в десятки лет то, что их раса проживает за несколько столетий? Хотя ему казалось, что в последнее время Рейстлин, постоянно вынужденный находиться рядом с ним, тоже подустал от этого: он стал более раздражительным и что-то такое появилось в его поведении… Даламар не удивился бы взрыву язвительности, возможно даже — попытке затеять ссору. И в то же время они неосознанно искали общества друг друга. Быть может, это клятва так действовала, порождая стремление держаться поблизости? Но почему тогда это работает на обоих, а не на одном Даламаре? Или дело было в извечном их одиночестве, которое оба они желали избыть? Что-то почти драконье — встретив полюбившуюся диковинку, вцепиться в нее и не выпускать из поля зрения, а в идеале утащить в свое логово и спрятать ото всех. Даламар знал за собой подобную тягу, да и Рейстлин тоже был склонен держать свои сокровища поближе к себе: сейчас эльф впервые видел алого без посоха; книгой, и любыми своими знаниями он делился, словно каждый раз преодолевая себя. Видимо, и Даламара он причислил к находкам, которыми не хотелось делиться и которые было удобнее держать перед глазами, даже когда они эти самые глаза начинали изрядно мозолить. Чем дольше Рейстлин всматривался в тусклое мерцание на поверхности воды, тем больше оно напоминало ему зловещие туманы Сильванести. Родина его собеседника определенно умела производить неизгладимое впечатление: — Интересно… То есть тогда, когда вода лучше всего прогревается? Может тут какое-то подводное течение? «Или еще что-то что могло прогреть воду…», — мысленно добавил он, обдумывая варианты. Предложение Даламара вызвало всплеск какого-то детского любопытства, а в янтарных глазах на мгновение вспыхнул восторг, который почти тут же потух, и маг мотнул головой, отметая предложение собеседника. — Не стоит. Что-то внутри противилось: будто их попытка понять, чему свидетелями они явились, могла разрушить очарование момента. Одного из тех, что бережно складывались в копилку памяти, как тот разговор в таверне или битва с существом с иного плана бытия, или посиделки у камина в Кериносте. Было в них что-то, что давало надежду на иную жизнь. Надежду, что он так тщательно искоренял, а ростки упрямо пробивались вновь и вновь. Поняв, что уже слишком долго всматривается в лицо собеседника, Маджере перевел взгляд на штурвал. В неярком свете морских волн ему показалось, что по центральному радиусу руля что-то вырезано, узор или, быть может, надпись? Он приблизился и прошелся пальцами по внутренней поверхности рулевого колеса. — Ты говорил, что название корабля может быть написано еще где-то, это не оно? — Рейстлин на мгновение застыл в нерешительности, но потом все же взял руку Даламара, и провел ею по надписи, понимая, что так получится быстрее, чем объяснять. Да и слова давались ему все труднее, так как челюсти сводило от холода, а горло судорожно сжималось, намекая на близящийся приступ. За спиной послышался скрип откидываемого люка, и маг невольно поморщился, но с места не сдвинулся, снедаемый любопытством. Даламар подождал, пока хватка горячих пальцев станет чуть мягче и, не отнимая руки, осторожно обвел буквы, заодно вглядываясь в очертания, едва заметные при свете лун. — «Парящий стриж», да, это имя корабля. У нас их чаще всего называют в честь птиц или других летающих существ, — Даламар шагнул чуть ближе и к штурвалу, и к Рейстлину, поскольку тянуть руку так далеко было неудобно, а Рейстлин продолжал удерживать ладонь. — Стриж, — прошептал Рейстлин, после чего все же выпустил руку Даламара и уже сам вновь провел пальцами по деревянной поверхности. От эльфа исходило тепло, но оно не столько грело, сколько подчеркивало окружающий их холод, и Маджере инстинктивно отстранился, вопросительно глядя на собеседника и в каком-то птичьем жесте склоняя голову к плечу. — Других? — прошелестел маг. Почему-то первым, что пришло в голову, были летучие мыши и драконы, что не очень-то вязалось с эльфийским вкусом, и лишь потом — стрекозы, бабочки и прочее. А, ну и конечно грифоны, куда ж без них. — Доводилось мне слышать о летающих рыбах, — губы Рейстлина искривились в подобии улыбки. Шагов Таниса он не заметил, поэтому едва не вздрогнул, услышав за спиной тихий голос: — Стриж? Ему подходит. Маленький и легкий. Даламар поморщился. Сентиментальный порыв спутников был ему неприятен. Словно спрашивали имя жертвы перед убийством. Они ведь собирались затопить корабль, какая разница, как он звался когда-то? Эльф посторонился, позволяя Танису встать у руля. — Ночью волны улеглись, — тихо заметил он. — Вахта была спокойной. Других кораблей не видно, драконы сюда не залетают. Если не упремся в какой-то крупный порт, имеем все шансы проскочить незамеченными. Он отошел к борту, встав рядом с Рейстлином. Молча они глядели на зеленоватое свечение, казалось, полностью захватившее все пространство вокруг. Однако в какой-то момент усталость взяла свое. Даламар потянулся и зевнул. — Пойду ложиться. Танис, если не будет ничего срочного, не будите меня к завтраку. Он повернулся к Рейстлину. — Идем? Или ты еще планируешь остаться? Перед тем, как спускаться в трюм, темный осмотрел крышку люка, прикинув, что можно было бы подложить, чтобы оставить совсем узкую щель, а затем ушел вниз и устроился в привычном уже углу, почти мгновенно заснув. Проснулся он от того, что корабль трясло и швыряло. Остальные тоже мгновенно вскочили на ноги и теперь встревоженно жались друг к другу. Даламар инстинктивно вцепился в крепежную скобу в стене и некоторое время приходил в себя, глядя, как мечется по полу их скарб. Затем решительно двинулся в сторону палубы, как раз в тот момент, когда по всему кораблю раздался громкий тревожный удар колокола. — Танис, что происходит? — Карамон первым выбрался на палубу и тут же приступил к расспросам. Полуэльф кивнул за борт: — Эта зыбь — предвестница скорого шторма. Срочно собирайте все, кроме самого необходимого, и крепите к скобам в трюме. Посуду собирайте в жаровню и закрывайте люком. Полностью наполните водой поясные фляги и прикрепите к поясу мешочки с квит-па. Незакрепленными можно оставить только мех и одеяла. Окинув палубу долгим взглядом, он продолжил отдавать указания: — Парус нужно будет поставить так, чтобы развернуть корабль носом к волне. Ляжем в дрейф до того, как начнется шторм, у нас не хватит опыта, чтобы вести корабль через бурное море. Нас наверняка отнесет в сторону, но поскольку все равно плывем наугад, ничего и не поменяется. Он обернулся к Рейстлину и прижавшейся к Карамону Тике: — Вам лучше забраться в трюм и запереться изнутри. Люк задраить максимально плотно. Рейстлин, Даламар, если вы знаете какие-то заклинания, которые позволят предотвратить затекание воды в трюм через щели в палубе или из-под крышки люка, используйте. Корабль прочный и легкий, он выдержит даже сильный шторм. Два главных наших риска — потерять мачту и начерпать слишком много воды. Даламар с Рейстлином переглянулись. — Я не знаю подобных заклятий, — с сожалением проговорил Даламар. — Будь больше времени, можно было бы создать специальную рунную защиту, но об этом стоило подумать на берегу. — Что касается воды, то тут я ничем помочь не смогу, разве что высушить часть того, что проникнет в трюм, а вот мачта… — Рейстлин внимательно осмотрел обтесанный древесный ствол, рядом с которым находился, и, положив на него руку, завел мерный речитатив. — Это заклятье, — еле слышно проскрипел маг, немного отдышавшись, — способно укрепить структуру дерева, но из-за большой площади хватит его всего на несколько часов.        Не дожидаясь окончания диалога, Даламар спустился в трюм. Наскоро покидав в мешок то немногое, что успел вынуть, эльф затянул горловину и примотал к самым высоким из крепежей, примерно на уровне глаз. Все внутри переворачивалось от мысли, что магические книги придется оставить, никак не обезопасив, однако выхода не было. Интересно, как свои книги защищает Рейстлин? Стоило бы спросить об этом прежде, но теперь-то он сможет задать свои вопросы, лишь когда они выберутся на берег. Напоследок кивнув Рейстлину и Тике, тоже уже спустившимся и занимавшимся упаковкой вещей, он выбрался на палубу. Корабль был почти пустым, так что Карамон и Танис успели подобрать то немногое, что в этом нуждалось. — Парус на три рифа, — потребовал полуэльф и, поймав пустой взгляд Даламара, ругнулся и кивком указал темному на руль, сам же вместе с Карамоном бросился что-то там крепить и цеплять, сминая яростно трепещущий лоскут, чтобы уменьшить его площадь. Шторм налетел резко. Вдруг, разом, усилился ветер. Волны поднялись выше, поначалу обзаведясь гривой из пены, а затем обрастая ею все больше, поднимая ее в воздух, так что вскоре ничего уже нельзя было разглядеть за мутной водяной взвесью. Корабль швыряло, через борт перехлёстывали волны. Даламар стоял, вцепившись в штурвал, автоматически выполняя команды Таниса, как-то ухитрявшегося понимать, что нужно делать. Поначалу казалось, что крохотный джесаз вот-вот раздавит надвигающаяся свинцово-серая масса, но, глядя во мглу, пока Стриж медленно, точно нехотя, поднимался на гребень очередного водяного вала, Даламар понял, что на самом деле шторм не так и силен. Корабль кидало, как щепку, то и дело волны захлестывали палубу, но Стриж легко выравнивался. Это всего лишь залив, откуда здесь взяться настоящей буре? Когда Даламар впервые ощутил, что означает моряцкое «крепкий ветер», был уверен, что настал его последний день. Однако, как бы не бушевало море, поглотить мнимо хрупкие деревянные скорлупки ему не так-то просто. Передвигаться в шторм он толком так и не научился, и сейчас радовался, что можно оставаться на одном месте, потому что основное успели сделать заранее. Как бы сейчас они управлялись с парусами, он и думать не хотел. Смыло б их всех за борт, вот и весь сказ. Ему было страшно и на этот раз, но ужаса, ослепляющего и заставляющего слабеть ноги, он не испытывал. Сердце билось стремительно, внимание обострилось, руки обрели необычайную силу, а глаза — зоркость. Ветер выл, и весь корабль натужно поскрипывал, однако Стриж не из тех судов, что рискуют разломиться надвое на гребне волны. Сменяя друг друга, они с Танисом стояли у штурвала, давно уже мокрые насквозь, пальцы у обоих побелели и затекали так, что оторвать их от рулевого колеса получалось с трудом. Где-то за их спинами в крытой части рубки был Карамон, но Даламар едва о нем помнил. Ночь сменилась днем и затем снова ночью. Без сна, уставшие и полуслепые от бьющей в глаза водяной взвеси, они продолжали нести свою вахту. Когда наступали короткие мгновения относительного затишья, Танис хмуро вглядывался в темный горизонт: — Шторм идет из открытого моря и гонит нас вглубь залива. Мы движемся намного быстрее, чем рассчитывали. К рассвету, если не раньше, нас прибьет к берегу. — По мне так это хорошая новость, — пробормотал Даламар, не сомневаясь, что Танис его не услышит за воем ветра. И почти проорал в ответ: — Почему тебя это тревожит, а не радует? — Мы не знаем, какой там берег. Если прибьет к скалам, от Стрижа останутся только щепки, — передернул плечами полуэльф. Да, пока они в открытом море, им ничего не грозит. Но если их бросит на скалы, корабль обречен. Даламар успеет спастись, и, как он надеялся, Рейстлин тоже, но остальные сгинут в пучине. Танис замолчал, вновь вцепившись в штурвал. Они все так же вслепую летели вперед, подчиняясь волнам и ветру. Тучи застилали небо, не пропуская свет лун, и видимость была практически нулевая даже для эльфийских глаз. И когда вдруг раздался жуткий тяжелый удар, звук которого не сумела заглушить даже буря, Даламар, не удержавшись на ногах, растянулся на палубе, впопыхах хватаясь за опору штурвала, чтобы его не утащило волной. Корабль резко накренился и не двигался больше, лишь раскачивался из стороны в сторону. Похоже, они сели на мель. Значило ли это, что берег близко? И что делать дальше? Волны будут поднимать корабль и швырять его на мель снова, сколько еще ударов о дно выдержит корпус? Даламар ползком двинулся к борту, пытаясь понять, хотя бы в каком направлении суша. Им повезло. Скалы высились в отдалении, их же прибило к пологой части почти у самого берега, если, конечно, едва видная темная полоса на горизонте была именно берегом. С той стороны, на которую упал джесаз, борт был проломлен, однако корпус, кажется, все-таки уцелел. Корабль качало и сильно кренило, Карамон колотил в крышку люка, надеясь, что Тика и Рейстлин поймут, что это — знак выбираться. Все тело ныло, одежда пропиталась соленой водой и неприятно липла к телу, а непрекращающаяся качка не давала отдыха и без того уставшим мышцам. Чуть ли не на четвереньках выбравшись на палубу, Рейстлин огляделся, но ничего, кроме затянутого тучами темного неба и пенных бурунов, раскачивающих судно, не увидел. — Насколько близко берег? — обратился он к пробегающему мимо Танису, цепляясь за переплетение каких-то веревок. — На шлюпе доплывем, если море поутихнет, — неохотно ответил полуэльф и тут же выкрикнул, обращаясь к Карамону и Даламару, — надо бросать якоря, оба. Кое-как, поминутно вцепляясь в борт, они скинули тяжелые железные громады, надеясь, что удалось зацепиться более-менее надежно. Корабль все еще бился днищем о мель, но это казалось менее рискованным, чем ждать, что их понесет вперед и разобьет о скалы. — Стоило бы спустить шлюп и добраться до берега, но на такой волне его просто разобьет о борт Стрижа, — Танис нерешительно замер, глядя то на откинутую крышку люка, то на закрепленный тросами шлюп. — Надо ждать рассвета, быть может, мы сумеем хотя бы оглядеться, — ответил ему Даламар. Карамон вынес вещи и погрузил в шлюпку, после чего все сгрудились в крытой части мостика, вглядываясь во мглу и вздрагивая при каждом ударе джесаза о прибрежное дно. Прошло еще несколько часов, и удары стали как будто слабее. — Спускаем шлюп, пока буря не разыгралась снова, — принял решение Танис. Лишь чудом им удалось спустить лодку на воду. Тика поскользнулась и едва не рухнула прямо в волны, но Карамон успел подхватить ее. Оба упали на дощатое дно, тяжело, испуганно дыша. Громоздкие неповоротливые весла опустились в воду, и они отошли от Стрижа. Вокруг царила мгла, непроницаемая даже для эльфийского взгляда, но, сколько мог судить Даламар, вдали не виднелось ни одного огонька. Их выбросило где-то посередь нигде. С одной стороны, это было неплохо, с другой — не ясно, куда двигаться дальше, где искать ближайшую деревушку. Впрочем, об этом было рано думать. Сейчас нужно было хотя бы не потерять берег и каким-то образом держать направление так, чтобы не прибило к скале. К счастью, вскоре в сплошной пелене туч образовались просветы, и при свете трех лун можно было разглядеть дальнюю линию берега. Поначалу казалось, что она совсем не приближается, но нет, темная полоса на горизонте все росла и росла, и, наконец, настал момент, когда измученные путники ощутили, как скрежещет песок под днищем лодки. Волны все еще захлестывали и грозили унести суденышко в море, поэтому Карамон с Даламаром спешно выскочили и держали борта, пока Танис помогал Тике с Рейстлином вынуть вещи и выбраться самим. Луны уже гасли и над горизонтом разливался бледный зимний рассвет, когда нетвердой походкой, чуть покачиваясь, с пьяными счастливыми улыбками на лицах они брели вглубь берега, туда, где, наконец, перестанут догонять и бить в спину злые холодные волны.