Ангел мрака

Вот мы и добрались до самого интересного - любви Феба и Эсмеральды. Как считают некоторые, чувство девушки к капитану гиперболизировано автором с точки зрения романтизма - героиня приняла смерть за свою любовь! Но, смеем уверить, подобные истории встречаются и в реальной жизни. Интересный факт, что Гюго, описав судьбу Эсмеральды, нечаянно напророчил судьбу собственной дочери, Адели, или, как звали её в семье, Деде. Адель Гюго была красавица-брюнетка всем на зависть и, сверх того, блистала литературным и музыкальным талантом.  Многие влюблялись в такую прекрасную девушку и мечтали назвать её своей женой, но гордая красавица всех отвергала и предпочла фатоватого и поверхностного офицера по имени Альберт Пинсон. Он был ловелас, кутила и игрок - типичный Феб де Шатопер. Он наплел бедной Деде с 3 короба, даже жениться  обещал, однако быстро передумал, охладел, в то время, как дочь писателя совершенно потеряла голову от страсти. Она следовала за любимым везде и всюду, и, чтобы добыть деньги на путешествия,  обворовала даже родную мать. Влюблённая девушка оплачивала карточные долги возлюбленного и его развлечения  с путанами, хотя по натуре была очень ревнивой. Альберт принимал это как должное, а потом и вовсе прогнал Адель от себя, да ещё смеялся над ней вместе со своими друзьями и вскоре женился на другой.  Адель буквально сошла с ума и выстроила в своей голове альтернативную реальность,  где она вышла замуж за Альберта и родила от него детей. Сумасшествие превратило прекрасную во всех отношениях девушку в жалкую грязную бродяжку, над которой смеялись мальчишки и в которую бросали камни. Наконец несчастную поместили в дом для умалишенных, где её навещал знаменитый отец. Адель Гюго так и скончалась  в этом ужасном учреждении с именем Альберта на устах. Так, замечательная тонкая и чувствительная женщина погубила себя ради ничтожного, порочного человека, предавшего её. А любовное помешательство назвали её именем "синдром Адели Гюго". Этот синдром явно был и у Эсмеральды. Можно даже подумать, что Гюго писал образ героини с собственной дочери, но нет! История несчастной Адели произошла примерно 30 лет спустя после выхода романа... Но, в отличие от Адели Гюго, Эсмеральда своего Феба вообще едва знала. По сути, она погибла во имя того, с кем встречалась 6 раз, а побеседовать успела всего трижды. Оно того стоило? *** Первая встреча героев была очень милой и трогательной. Он отбил её у Квазимодо. "Цыганка, грациозно приподнявшись на седле и положив руки на плечи молодого всадника, несколько секунд пристально смотрела на него, как бы благодаря его за оказанную услугу и вместе с тем восхищаясь его красивой наружностью. Она первая нарушила молчание. Придав еще больше нежности своему и без того нежному голосу, она спросила: — Как Вас зовут, господин стрелок? — Капитан Феб де Шатопер к Вашим услугам, моя красавица, — выпрямившись, ответил офицер. — Благодарю Вас, — сказала она. И в то время как капитан самодовольно крутил усы, она, как падающая на землю стрела, соскользнула с лошади и исчезла быстрее молнии". Здесь мы видим Эсмеральду очень милой и галантной, словно барышня из высшего сословия. Они видели друг друга,  вероятно,  несколько минут. И этой короткой встречи хватило на то, чтобы зажечь в сердце девушки пожар, такой, что она даже научила писать свою козочку имя "Феб". Вторая встреча Эсмеральды с её возлюбленным была уже не такой радужной. Феб как раз гостил в доме своей невесты Флёр-де-Лис,  рядом с которой находились ее очаровательные подруги. Каждая из них была чуточку влюблена в гордого капитана и хотела ему понравиться.  Фебу это льстило, и все бы ничего,  если бы барышни не вздумали пригласить танцовщицу-цыганку, чтобы она выступила для них. Позвал Эсмеральду сам Феб: - Эй, цыганка! Сюда! Уже одного этого тона достаточно,  чтобы поступить с точностью до наоборот.  Но цыганка потеряла голову и побежала в тот дом. Увидев, какая она красивая,  знатные девушки позавидовали ей. "Достаточно одной капли вина, чтоб окрасить целый стакан воды, а чтоб испортить настроение целому собранию хорошеньких женщин, достаточно появления женщины еще более хорошенькой, — особенно когда в обществе есть мужчина". Поэтому девушки жестоко высмеяли её - её платье и её имя, но сделали это только после того, как с ней начал в открытую заигрывать Феб, вспоминать вечер их первой встречи и обсуждать пытку Квазимодо. К чести Эсмеральды, следует отметить,  что она сказала про горбуна "Бедный!", на что Феб сказал с хохотом: "– Ах, черт подери! Тут сожаление так же уместно, как перо в заду у свиньи. Пусть я буду брюхат, как Папа, если… – Но тут он спохватился: – Простите, сударыни, я, кажется, сморозил какую-то глупость?" Тут, казалось бы,  впору задуматься о своём рыцаре: мало того, что жестокий, так ещё и рот откроет - жабы скачут! Да только думать Эсмеральде было нечем, и, правду сказать,  жительницу Двора Чудес просторечием не удивишь! Но это же РЫЦАРЬ, а не какой-то бродяга! Да и о самой цыганке он сказал, как о вещи: "— Красавица, черт побери!" После этого девушки стали смеяться над её платьем: "— Костюм у нее довольно неприличный, — заметила Диана де Кристель, улыбаясь, чтобы показать свои прекрасные зубки. — Да, правда, милая, — вмешалась Амлотта де Монмишель, — как это ты решаешься показываться на улицу без косынки и шемизетки? — И юбка так коротка, что совестно смотреть, — сказала Гайфонтэн. — Тебя, моя милая, за твой золотой пояс заберет городская стража, — довольно язвительно вставила Флёр-де-Лис. — Девочка, девочка, если бы ты прикрывала руки рукавами, они бы у тебя не так загорели, — продолжала с неумолимой усмешкой Диана." После такого размазывания по стенке любая бы убежала без оглядки,  но наша героиня стояла как памятник, вместо того, чтобы всыпать этим ведьмам как следует,  на языке Двора Чудес и уйти с гордо поднятой головой,  но... "Цыганка не была нечувствительна к этим булавочным уколам. По временам краска стыда заливала ее лицо, и в глазах сверкал гнев. Презрительное слово, казалось, было готово сорваться с ее губ, и она делала гримаску, уже знакомую читателю. Однако она молчала и стояла неподвижно, устремив на Феба покорный, грустный и кроткий взгляд. В этом взгляде сквозили счастье и нежность. Можно было подумать, что она сдерживается, боясь, чтобы ее не прогнали". Вот как можно быть такой тряпкой, а?! Ну да! Это же не добродушному Пьеру хамить! А между тем,  её обожаемый Феб даже не думал её защищать.  Ему хотелось,  что называется,  и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Не одергивая девушек, он в то же самое время,  грубо заигрывал с Эсмеральдой.  Капитан знал, что все эти красавицы влюблены в него и, как истинный манипулятор,  наслаждался этим. "— Ты их не слушай, милая, — повторял он, позванивая своими золотыми шпорами, — Правда, твой наряд несколько странен и не вполне приличен, но это ничего не значит для такой красотки, как ты. — Боже мой! — воскликнула блондинка Гайфонтэн, вытягивая с горькой усмешкой свою лебединую шейку. — Как легко королевские стрелки воспламеняются от прекрасных цыганских глаз! — Что же тут особенного? — спросил Феб. При этом ответе, небрежно брошенном капитаном, как бросают камень, даже не заботясь взглянуть, куда он упадет, Коломба засмеялась, так же, как засмеялись Диана, Амлотта и Флёр-де-Лис, у которой, впрочем, на глаза навернулись слезы". Дальше все пошло ещё хуже.  В дом вошла козочка Джали,  и присутствовавшая при этой сцене маленькая девочка Беранжера живо подружилась с животным. Обнаружив на шее козочки мешочек с буквами, девочка развязала его и высыпала азбуку на пол, после чего Джали проворно сложила имя "Феб". Когда бедная Флёр-де-Лис увидела это, с ней сделалось дурно. "Цыганка увидала, какую глупость совершила ее коза. Она вспыхнула, затем побледнела и вся дрожала, как уличенная в преступлении, стоя перед капитаном. Он же смотрел на нее с улыбкой удивления и самодовольства. — Феб, — изумленно шептали девицы, — это имя капитана. — У тебя превосходная память! — заметила Флер-де-Лис цыганке, замершей на месте, и разразилась рыданиями. — О! — повторяла она горестно, закрывая лицо прекрасными руками. — Она — колдунья! А другой, еще более горький, голос шептал ей: "Она — соперница!" Флёр-де-Лис упала в обморок." Этого эпизода было бы вполне достаточно, чтобы сделать вывод о блестящем рыцаре и понять, что эта несчастная девушка  - его невеста. И бежать от него, роняя тапки. Но нашу героиню не проняло даже это. Феб последовал за ней, пригласил на свидание,  и она согласилась! Сама сцена свидания- это вообще полный анекдот. Прийти в дрянной бордель с пьяным чмом, которое даже имя твое выговорить не может - и воображать себя в раю! "Цыганка подняла к грязному потолку, заменявшему небо, взор, полный неземного блаженства" и продолжила осыпать Феба признаниями: "Феб, — продолжала цыганка, тихонько освобождаясь от крепких объятий капитана, — Вы добрый, хороший, красивый. Вы спасли меня, бедную, ничтожную цыганку. Давно уже я мечтала об офицере, который спасет мне жизнь. Это о вас я мечтала, еще не зная вас, мой Феб. Герой моей мечты был одет в такой же красивый мундир, как вы, со шпагой на боку и имел такой же гордый вид. Вас зовут Фебом — какое чудное имя! Я люблю Ваше имя, люблю Вашу шпагу. Дайте мне Вашу шпагу, Феб, покажите мне ее". Как мы видим, девушка влюбилась не в живого человека, а в свою мечту, что характерно для ранней юности. Впрочем, Эсмеральда похожа скорее на 5-летнего ребёнка,  чем на 16- летнюю девушку. Героиня на свидании ведет себя крайне глупо,  целует шпагу возлюбленного и даже разговаривает с ней: "Ты шпага храброго офицера, и я люблю твоего хозяина". С  самим же Фебом она разговаривает крайне примитивно, чего стоит перл: "Какой Вы высокий, как звенят Ваши шпоры! Какой Вы красавец!" Попутно героиня сделала ему предложение руки и сердца,  а капитан поднял ее на смех. Умной девушке было бы достаточно,  чтобы тут же сбежать от него, но где Эсмеральда и где ум?! А уж то, как он её лапал - это вообще отдельный вид искусства. "— Ах, как ты будешь счастлива! — продолжал капитан, осторожно расстегивая в то же время пояс цыганки. — Что Вы делаете? — испуганно воскликнула она, очнувшись от своей задумчивости при переходе капитана от слов к делу. — Ничего, — отвечал Феб. — Я только хотел сказать, что тебе придется расстаться с этим уличным нарядом, когда ты будешь со мной. — Когда я буду с тобой, мой Феб! — повторила нежно молодая девушка". Он дальше продолжил медленно её раздевать, обнаружил висевший на её груди амулет невинности и спросил, что это такое, отчего  неадекватная влюблённая почти  впала в истерику: "— Не троньте! — воскликнула она. — Это мой хранитель, он мне поможет отыскать моих родителей, если я окажусь достойной их. Оставьте меня, господин капитан! Матушка! Милая матушка! Где ты? Помоги мне! Сжальтесь, господин Феб, отдайте мою косынку. Феб отступил и холодно проговорил: — О, сударыня, теперь я отлично вижу, что Вы меня не любите!" Здесь прекрасно все - и гнусная манипуляция Феба, и вопли Эсмеральды о матушке. Ты, что, не понимала, зачем этот пьяный мужик притащил тебя в эту конуру с кроватью?! Заметим, что одной холодной фразы было достаточно,  чтобы красавица разразилась словесным поносом: " — Я его не люблю! — воскликнула бедная цыганка, бросаясь на шею капитана и усаживая его рядом с собой. — Я тебя не люблю, милый Феб! Злой, ведь ты говоришь это нарочно, чтобы меня помучить. Так на же, возьми меня, возьми всю! Делай со мной все, что хочешь, я вся твоя! На что мне талисман, на что мне мать! Ты для меня мать, потому что я люблю тебя! Феб, мой любимый Феб, взгляни на меня!.. Смотри, это я, та самая маленькая цыганка, которую ты по своей доброте не оттолкнул от себя, она сама пришла к тебе и сама отдается тебе. Моя душа, моя жизнь, мое тело, все, все во мне принадлежит тебе, мой дорогой! Ну что ж, если ты не хочешь жениться, так и не надо. Да и что я такое? Несчастная уличная девочка, а ведь ты дворянин, мой Феб! Правда, это было бы даже смешно — уличная плясунья и вдруг замужем за офицером! Да я с ума сошла! Нет, Феб, нет, я буду твоей любовницей, твоей забавой, твоим наслаждением — всем, чем ты захочешь, ведь я для того только и создана! Пусть я буду опозорена, запятнана, всеми презираема, но зато любима! И я буду самой счастливейшей из женщин". Какой сюрприз! Эсмеральда,  оказывается, понимает,  что такое "любовница" и "наслаждение"! А как же это монтируется с замечанием Гренгуара,  что она не понимает разницы между мужчиной и женщиной? Выходит,  наша простушка не так проста,  как кажется! И в этой же тираде идут обещания служить ему и чистить сапоги! "Не правда ли, мой Феб, Вы из сострадания позволите мне это?" Так и хочется спросить: а ты сама много сострадания проявила к тем, кто любил тебя? Ну ладно,  здесь мы забежали вперёд... Читаем дальше. "И с этими словами она обвила руками шею капитана, умоляюще глядя на него снизу вверх глазами, полными слез, и улыбаясь чудной улыбкой. Ее нежная грудь терлась о сукно и грубую вышивку его мундира, ее полуобнаженное тело извивалось у него на коленях. Опьяненный капитан прильнул жадными губами к ее смуглым плечикам. Молодая девушка, запрокинувшись назад и подняв глаза, трепетала и замирала под этим поцелуем." Здесь просто поражает, мягко говоря, смелость героини - как же можно ложиться на первом свидании под пьяного мужика, которого ты видишь 3-й раз в жизни?! Понятно, что любовь, страсть, дурман и далее по списку! Но ведь порядочные героини - Маргарита и бедная Лиза,  например, боялись первой близости со своими возлюбленными, хотя и испытывали к тем очень сильные чувства.  Этот страх естественен и понятен - интимная близость - очень важный и ответственный шаг, особеннов те времена. Чтобы решиться на него,  нужно преодолеть сильный психологический барьер. Но мы бы даже поняли её,  если  бы все это происходило не с пьяным Фебом и не в грязном притоне старухи Фалурдель! А замечание автора  о "целомудрии" цыганки и её "нравственной чистоте" звучит в этой главе, как горькая ирония... Но свидание,  как мы знаем,  прервал Фролло,  ранивший Феба кинжалом. Да, Клод совершил чудовищный поступок, но что ждало бы Эсмеральду,  если бы он не совершил этого? Будем честны, Феба хватило бы в лучшем случае на пару-тройку таких свиданий, а что потом? Он бы бросил её. И что оставалось бы Эсмеральде? Утопиться в реке из-за несчастной любви,  подобно бедной Лизе? Или сойти с ума, как Адель Гюго? Но, скорее всего,  реалисть была бы ещё более прозаичной - выйти замуж за цыгана из своего табора и рожать по ребёнку в год, прозябая в нищете, или, что ещё хуже,  стать куртизанкой. Хотя вряд ли бы её клиенты были бы так же поэтичны и нежны по отношению к ней,  как Квазимодо,  Гренгуар и Фролло, при всей сложности его натуры.  Кстати,  брак с Гренгуаром стал бы для неё, пожалуй,  единственным более-менее счастливым вариантом. В следующий раз Эсмеральда увидела Феба,  когда её повезли от Собора к виселице,  а капитан стоял на балконе со своей невестой Флёр-де-Лис. Эсмеральда закричала: "Мой Феб!" И "она увидала, что капитан нахмурил брови, что прекрасная молодая девушка, стоявшая с ним, обратила на него презрительный и гневный взгляд. Феб что-то сказал ей, и оба исчезли за дверью балкона, которая затворилась за ними". Казалось бы, этого должно быть более чем достаточно,  чтобы понять всю гнусность Феба.  Он не защитил Эсмеральду не только на суде, но и на пороге смерти, перед виселицей.  Тут, наверное,  любой мерзавец на его месте заявил бы: "Я жив! Девчонка не виновата!" Но только не он. От этого чудовища после такого надо бы уж точно сбежать, но Эсмеральда и теперь ничего не поняла. И, найдя спасение в Соборе,  принялась строить защиту с рвением профессионального адвоката! "Конечно, Эсмеральда думала о капитане с некоторой горечью. Конечно, было ужасно то, что он был обманут, что он поверил такой невозможной вещи, как удар кинжала от той, которая тысячу жизней отдала бы за него. Но не так уж он виноват: разве она не созналась в своем преступлении? Разве она, слабая женщина, не испугалась пытки? Она сама виновата. Она должна была дать вырвать себе ногти скорее, чем произнести такое слово. Если бы она хоть раз увидала Феба, довольно было бы одного ее слова, одного взгляда, чтобы разубедить его, чтобы вернуть его. В этом она не сомневалась. Она обманывала себя самыми невероятными предположениями относительно присутствия Феба в день ее публичного покаяния, относительно девушки, бывшей с ним. Это, несомненно, была его сестра. Она довольствовалась этой обманчивой мечтой, потому что у нее была потребность верить, что Феб ее любит, ее одну. Он клялся ей в этом, а чего же ей, доверчивой и простодушной, было больше нужно? В этом деле все внешние доказательства были скорей против нее, чем против него. Она ждала, она надеялась." Ага! Эту бы энергию - да в нужное русло! Это какой ум надо иметь,  чтобы подумать, что Флер - сестра Феба? Ведь она упала в обморок от расстройства прямо на глазах Эсмеральды,  потому что приревновала его к ней... Вот неужели это так сложно понять? А потом то, как он к ней отнёсся даже на свидании! И пренебрежение,  и развязность, и нахальство, в общем, отношение, как к подзаборной шлюхе. И не нужно быть 7 пядей во лбу, чтобы это понять. Достаточно просто элементарной женской интуиции, чтобы уловить подлинное отношение к ней Феба.  Ведь даже дети и животные обладают подобным чутьем, а Эсмеральда - нет! Далее она продолжает мечтать о нем и доходит до того, что просит Квазимодо (правда, не без его инициативы) привести Феба к ней в Собор. Приглашать в церковь кавалеров - это уже само по себе пикантно и двусмысленно, ну да ладно! Мы же верим, что у Эсмеральды были самые честные и чистые намерения - просто поговорить с любимым и убедить того в своей невиновности,  а не продолжить то, чем они начали заниматься в каморке Фалурдель! Но у неё даже не хватило мозгов,  чтобы догадаться, какой опасности подвергает себя Квазимодо в намерении угодить ей. Ведь если бы священники,  включая самого Фролло,  узнали, что Квазимодо привёл к ней Феба,  бедному звонарю досталось бы по первое число! Но, как водится, Эсмеральда никогда не думает о других, а только о себе и в упор не замечает страданий несчастного горбуна! Когда же Феб в очередной раз положил на нее свой... клинок, глупая цыганка и тогда ничего не поняла и, конечно,  не уловила того, что бедный Квазимодо уберег её от горькой правды. Вместо этого она ещё и наорала на него! Заметим, что своей непробиваемой глупостью она умудрилась достать даже кроткого, любящего Квазимодо! "— Я не мог найти его, — ХОЛОДНО ответил Квазимодо" в ответ на претензию Эсмеральды,  что горбун не привёл ей капитана! Конечно,  любовь слепа! Но не до такой же степени! Не менее жестоко поступила она со своей матерью, Гудулой! Когда Фролло отдал Эсмеральду несчастной затворнице, чтобы та охраняла ее, произошло объяснение обеих женщин, из которого выяснилось,  что они - мать и дочь. Едва не сойдя с ума от счастья, Гудула спрятала только что обретенную дочь в своей келье, и, когда за той приехали стражники, чтобы отвезти её на казнь,  бедная затворница изворачивается во лжи, говоря, что не знает, куда убежала "та высокая девчонка". Наконец,  головорезы поверили бедной матери и уже отъехали от Крысиной норы. "Страшная тяжесть, давившая сердце Гудулы, скатилась, и она прошептала, оглянувшись на дочь, на которую до сих пор ни разу не решалась взглянуть: — Спасена! Несчастное дитя все это время просидело в своем углу, притаившись, не дыша, не шевелясь, ожидая смерти каждую минуту. Она слышала весь разговор Тристана с Гудулой, и все треволнения, испытанные ее матерью, переживались и ею. Она слышала, как трещит тонкая нить, на которой она висела над бездной, двадцать раз ей казалось, что нить уже порвалась. Теперь наконец она вздохнула свободнее и опять почувствовала почву под ногами. Вдруг она услыхала знакомый голос, говоривший Тристану: — Черт возьми! Монсеньор, я — человек военный, и не мое дело вешать колдуний. Чернь усмирена, а с остальным вы сумеете управиться одни. Если позволите, я вернусь к своему отряду, который остался без капитана. Это был голос Феба де Шатопера. Трудно передать словами, что произошло в душе цыганки. Так он тут, ее друг, ее покровитель, ее заступник, ее убежище, ее Феб. Она вскочила так быстро, что мать не успела ее удержать, и бросилась к окну с криком: — Феб! Ко мне, мой Феб!" Услышав её голос, стражники вернулись за ней и утащили на виселицу. В этой истории прекрасно абсолютно все! В момент смертельной опасности героиня утратила даже инстинкт самосохранения.  А слова-то какие. Друг, покровитель, заступник, убежище! Какой покровитель?! Покровителем, так или иначе, можно назвать любого другого мужчину из романа- короля Клопена; цыганского барона Матиаса; Фролло,  несмотря на всю неоднозначность их истории; даже  Гренгуара,  который, рискуя своей жизнью,  вместе с Фролло вывел её из Собора; ну а самым главным и преданным её покровителем был Квазимодо,  которого она, буквально,  втоптала в грязь! А она считала покровителем другого,  того, который предал её столько раз! Первый раз - когда врал на свидании; второй - когда не явился на суд, чтобы защитить ее; третий - когда трусливо улизнул с балкона с Флёр-де-Лис,  когда Эсмеральда стояла с верёвкой на шее; четвёртый- когда не откликнулся на призыв Квазимодо прийти к ней; и пятый  - у Крысиной норы.  Любовь слепа - но не до такой же степени! Это уже не любовь,  а, простите, дурость! Много таких женщин и в реальной жизни - мужья пьют, изменяют, их самих лупят почем зря, а они все равно за что-то держатся! Это же надо - ни грамма гордости не иметь! Эсмеральда-жертва любви, скажете вы. Но была ли здесь любовь? Очень сомнительно. Эсмеральда сказала Фролло: "Я люблю Феба,  Феб красив". Возникает вопрос: а если бы он был страшен? Если бы, простите, ему вдруг кирпич на лицо упал, и красоты бы резко поубавилось? Или стал бы инвалидом, - ну мало ли, служба-то опасная! Любила бы его Эсмеральда тогда? Вот это вопрос! Может быть,  он начал бы вызывать в ней отвращение,  подобно Квазимодо. Фролло с горечью замечает,что Эсмеральда "влюблена в солдатский мундир" и с горечью спрашивает Гренгуара: "Не находите ли Вы, что мундиры этих всадников, которых мы только что видели, куда красивее моей рясы или Вашего одеяния?" Вот интересно - если бы у Феба отобрать его коня, доспехи и переодеть его в костюм фокусника или в чёрную рясу - и выстричь тонзуру во всю голову- стал ли бы он так же мил Эсмеральде в таком случае? Мы не беремся давать какой-либо ответ на этот вопрос - ни положительный,  ни отрицательный. Бесспорно только одно, что чувство Эсмеральды к капитану было сугубо поверхностным - он привлекал её только красивой мордашкой, офицерской формой и - в довесок - храбрым поступком, который, к слову, был частью его работы. Но если каждый поклонник Эсмеральды будь то Гренгуар,  Фролло или Квазимодо (за исключением Феба) ценили в ней личность. Феба же она, как личность,  совершенно не интересовала, что было полностью взаимно. Внутренний мир капитана Эсмеральду ничуть не интересовал. Оба пустые, поверхностные, не способные заглянуть за оболочку, они оба не  способны на истинную любовь. Правда, Эсмеральда,  в отличие от него, еще и экзальтированная фантазерка. Нафантазировала себе то, чего нет, и погибла за свои фантазии,  мимоходом погубив и свою несчастную мать. В остальном же про Эсмеральду и Феба можно было бы сказать  - два сапога пара, но, к сожалению, парой они не стали, он отверг её. Но, если бы даже они смогли бы остаться вместе, ни к чему хорошему этот союз не привёл бы, потому что изначально строился на очень неглубоких чувствах.