Ничего серьезного

Вай дернулась и очнулась, выдыхая приснившееся. В мягкий бок подушки под щекой хотелось врезать. Годами дрыхла на голом полу, а как стало тепло и хорошо — так нет, будет колбасить? Она перевернулась на спину и вздрогнула, столкнувшись взглядом с Кейт. — Ты чего? Я разбудила? Но Кейт не ответила и спросила сама: — Снова кошмар? У нее на коленях лежали карты, книга и полицейский фонарь — она тоже не очень-то спала, выходит. И работала. Вай прикрыла глаза рукой. — Тут просто тихо. Не могу спать, когда все так слышно. Она сама понимала, что сказала чушь, но так и было, она не могла расслабиться, слыша собственное дыхание и каждый шорох в доме. Нужна была шумовая завеса, гул и грохот Нижнего города успокаивали ее, как запах табака: между ней и миром что-то стоит. Тихо было только в Тихом омуте. Не то в шутку, не то всерьез Кейт предложила: — Почитать тебе сказку? И, немного смутившись, показала ей свою книгу: на бумажной обложке красавчик в цилиндре и с лупой разглядывал кровавые следы на мостовой. Вай села рядом, ткнувшись подбородком Кейт в плечо. — «Переулок ужаса»? — хохотнула она. — Ну у вас наверху и сказки! — Не хуже ваших шипастых крабов! — бойко парировала Кейт и вдруг замолкла, окаменела. Пару секунд они обе молчали, потом Вай через силу улыбнулась: — Точно. Что там за переулок? — Это история про расследование. Я раньше любила эти книжки. Инспектор Икс распутывал дела буквально без единой улики… — Прямо как у нас. Пальцы Кейт нервно постукивали по затертой обложке, выдавая, что ее мысли пошли в какую-то малоприятную сторону. — Когда мы были в лечебнице, я спросила про помешательство на картах и стрельбу, и тот доктор сказал, у некоторых вся болезнь в том и состоит, что они либо слишком плохо стреляли, либо слишком хорошо играли в карты. — Она мельком взглянула на Вай. — Ты была в Тихом омуте потому, что шерифу так захотелось. Может, в больнице тоже держат не только тех, кто действительно болен? “С верхних станется”. Рефлекс — Вай почти это сказала. Но с химбаронов тоже станется. Станется со всех, у кого есть достаточно денег или кто достаточно нелюдь. — Не то чтобы я там сидела совсем незаслуженно, — пробормотала она. Из приоткрытого окна в комнату сочился свет фонарей далеко на улице, где-то там с еле слышным бряканьем пронесся дискобег. Кейт тихо спросила: — Ты не пыталась оттуда сбежать? Вай усмехнулась. — Для побега нужно было с кем-то сговориться. С этим у меня плохо. — Но кому-то там ты ведь доверяла. Кто сделал тебе татуировки. Дрожь, как от судороги или щекотки, выдох деловитого голоса за спиной: «У тебя плечо сломано, знаешь?». Вай резко дернула тем самым плечом. — Та девчонка была слишком хилая, чтобы рыть с ней подкоп, — неуклюже пошутила она. Кейт опустила взгляд, глубоко вздохнула и явно хотела спросить не то, что прозвучало: — Было больно? Все можно терпеть, если знаешь, что оно когда-нибудь кончится. Это было худшее в Тихом омуте: она не знала, сколько еще терпеть. Не знала, чем измерять дни и зачем, доживала до следующего рассвета и чиркала отметины на стене, считала их, считала вдохи-выдохи, шаги и отжимания на полу в черной яме карцера. Потом вырывалась обратно наверх и пыталась вызнать или выбить из сокамерников что-нибудь про... И все начиналось по новой. — Нет, — наконец ответила Вай. — Но было долго, и чтобы не загреметь в карцер и доделать, пришлось четыре дня вести себя хорошо. Сколько лет она там просидела, но в этом коме черноты, вины и ударов различала и помнила только те четверо суток. Или, может, просто хотела их помнить. Кейт смотрела на нее слишком внимательно, как на те свои жуткие фотографии, как будто в ее старых и новых синяках пряталась какая-то улика, разгадка. Ребра ныли после вчерашней стычки, но это была хорошая, нестрашная боль — ничего серьезного, сломанные кости болели бы не так. Но Кейт спросила серьезно и грустно: — Я когда-нибудь увижу тебя не избитой? Вай лениво мотнула головой: — Ты же меня тогда не узнаешь. Но она понимала, что Кейт имела в виду, помнила, как год назад тащила ее из-под пуль по подворотням внизу, рвала на ней мокро-красную рубашку и как могла пыталась закрыть рану, а потом, когда все уже кончилось и шок прошел, думала с диким нервным смехом: Жанна, везет как утопленнику, все это она увидела только в крови!.. Встряхнувшись, Вай спросила: — Ну, где твоя сказка? Кейт убрала за ухо волосы и открыла книгу. — Тем утром на Сапфилитовом ряду никто и подумать не мог, свидетелями какого безобразия им предстояло оказаться… Вай легла с Кейт рядом, касаясь коленом ее бесконечных ног. По левой из-под короткой ночной рубашки тянулся длинный старый шрам. Их было до страшного много, этих белых рубцов на белом, Вай знала, и с ними всеми, с резаной полосой под лопаткой и рваным пятном от пули на груди Кейт была красивая так, что от этого больно. Потому что у нее-то жизнь могла быть другой, она могла не делать то, что делала, могла ничем не рисковать. Могла наплевать на этого убийцу, потому что такие были и будут всегда. — …думаете, этим ходом преступник и ушел? Кейт читала с трогательно неуклюжей увлеченной выразительностью, и Вай слушала ее, не пытаясь заснуть, растерянно гладила тот старый шрам у нее над коленом. И тянуло двинуться выше, она не умела иначе выражать… да ничего, для любых чувств у нее были только руки — пальцы или кулаки — но почему-то сейчас просто слушать тихий голос Кейт в синей полутьме этой комнаты было даже лучше. *** Следующим утром Кейт, видно, зарядившись от своей книжки, взялась за дело с новым энтузиазмом. — Слепого Люка убили выстрелом с исключительной меткостью, рассчитав все до секунды, за ним точно следили, — рассуждала она с чашкой остывшего чая в одной руке и карандашом в другой, глядя на фотокарточки: моряк в луже черной крови, ползущий по стене театра Бабетты бурый цветок. Карты таро были разложены вокруг на пять кучек по ей одной известной логике. — С Артуром и Каей то же самое: одним выстрелом через сердце двоих сразу, для такого нужно было наблюдать, поймать момент. Значит, за ними тоже следили. И раз один человек решил убить их троих, что-то должно их объединять! Билджвотерский китобой, актриса из Зауна, пилтоверский аристократ… Вай фыркнула: — Звучит как начало анекдота. — Оба выстрела были с дальней дистанции. Но смотри, — карандаш Кейт ткнулся в фотографию закута возле театра Бабетты. — Здесь просто неоткуда было стрелять с такого расстояния, дворик футов десять шириной, а под таким углом все заслонила бы стена соседнего дома. Вай не стала пытаться детективничать. — Тогда откуда стреляли? — спросила она. — Я все утро об этом думаю. — Кейт перевернула страницу своей записной книжки, перепроверила взглядом столбец своих выводов. — Мы знаем, что Кая играла в спектакле, в первом акте, и Артур, конечно, был в зале. Затем они вышли из театра и не нашли места получше, чем тот дворик, чтобы уединиться… Туда можно попасть с улицы, но тогда им надо было выйти из театра, обойти все здание кругом, это куда дольше, чем подняться в комнату Каи или в какую-нибудь каморку с реквизитом, раз уж им так не терпелось. Скорее всего, они пришли туда через театр, напрямик, и стреляли в них тоже из театра. Убийца следил за ними изнутри, он был на том спектакле или работает в театре. Доктор Рейк видел пулю, она такая же, как в деле Слепого Люка, но без следов от нарезов. Как будто у оружия одинаковый патронник, но разное дуло. Несколько лет назад я видела записи в деле об одном наемном убийце: он использовал пистолет с поршневой гильзой и двумя стволами. Следов пороха от такого выстрела не было даже в упор, и сам выстрел тихий, пуля не переходит на сверхзвук, в шумном месте и внимания не обратишь на такое. Если у этого маньяка похожее оружие, он мог выстрелить в Артура и Каю без шума и без следов пороха прямо из театра. И он был там, был внутри, и кому-нибудь он должен был попасться на глаза! Речь шла о настоящем преступлении, но Кейт говорила с таким же увлеченным запалом, как читала про своего инспектора Икс, ее чистый азарт заслеплял в этом деле его реальную жуть, и Вай смотрела на то, как из ничего берется план действий, восхищенно, как на фокус. Внизу очередная смерть уже забылась: улицы все так же были полны народу, и театр Бабетты не собирался прерывать работу из-за того, что случилось на его заднем дворе. Сама хозяйка без большой охоты отвлеклась от дел для еще одного разговора. — В тот двор, где убили Каю, ведь есть другой вход? — спросила ее Кейт. — Через театр? — Мундиры его опечатали и до сих пор не позволяют туда выходить. — Покажите. Выход действительно был: узкий коридор из закулисья через осевший после бомбежки флигель, его внешняя стена ощутимо клонилась вперед, и дверь во двор сверху было не видно, они ее не заметили, когда смотрели на место убийства из комнаты одной из актрис. Кейт вытянула руку, целясь пальцами сквозь приоткрытую дверь наружу, в сплошь облепленный полицейской лентой угол двора. — Миротворцы уверены, что стреляли с улицы, — сказала ей Бабетта. — Нет. Этот убийца смог попасть жертве в глаз с куда большего расстояния, смог бы и отсюда. Никто не слышал выстрел? Бабетта даже засмеялась. — Это Нижний город, девочка. Мы здесь не вслушиваемся. Кейт пропустила «девочку» мимо ушей и потребовала позвать дежуривших той ночью вышибал. Толку от первого не было никакого, а второй, подумав, сообщил: — Я видел, как Кая с тем парнем обжимались возле сцены, а потом она повела его туда. — И он махнул за угол, где начинался выводивший к месту убийства коридор. — Еще кто-то здесь был? — спросила Вай поневоле азартно. — Шел за ними? — Это же театр, тут везде сплошь народ. — В зале, а не в коридорах, — отрезала Кейт. — Вам платят за то, чтобы посторонние не шлялись где попало. — Так и не было посторонних, только актеры! Кто-то из массовки, я подумал, идет звать Каю. — Вы его узнали? — Да массовка, говорю же. Они все в масках, ну и он тоже. Высокий. И… да, с тростью, или, может, с посохом каким-то. Помню стук по полу, я только потому внимание и обратил. Больше они от него ничего не узнали. Кейт расспросила подруг убитой про ее знакомства, пытаясь выяснить, не входил ли в их число Слепой Люк, но приметного моряка никто из актеров не видел и ни про какие дела Каи с сапфилитом или еще какой контрабандой не знал. Связь между тремя жертвами упорно не находилась. — Может, связи и нет? — неуверенно предположила Кейт, когда они вышли из театра. — Он как будто развлекает толпу: своей меткостью, этими…картинами из тел. Ведь если целями были сами эти люди, если он просто хотел устранить их — зачем было делать это с таким риском и сложностями? Получалось как с карточным пророчеством: понимай как знаешь, возможно все, правильного ответа нет. Вай перебирала в памяти все худо-бедно точное, что они знают про дело, и воскликнула, вдруг найдя: — Та девчонка, которая наткнулась на первый труп. Может, она что-то видела на том складе? Кейт с сомнением посмотрела на нее. — Вряд ли она стала присматриваться: зрелище было страшное. Да и как мы ее найдем? Вай улыбнулась: — Есть пара идей. Явно не уверенная в результате, Кейт все-таки кивнула, и на этом они разошлись: Кейт — ломать голову над картами и заметками, Вай — на Кривую дорожку. На самом деле идея у нее была одна: просто поискать. Раз те дети ранним утром развлекались на Кривой дорожке и не походили на беспризорников, то, скорее всего, где-то неподалеку и жили. Вай прошлась по окрестным улицам, присматриваясь к носившейся тут и там мелюзге, но никто похожий упрямо не попадался. Можно было бы расспросить местных: она смутно знала здесь пару человек еще с детства, а кто-нибудь, может, вспомнил бы ее после войны. Но внизу вот так шляться и выспрашивать про детей по списку примет могут только чтобы этим детям всыпать за кражу, и поэтому все соседи будут покрывать их до последнего. Найти кого-нибудь взрослого было бы куда проще. Вай остановилась, нахмурилась и улыбнулась разом. Та женщина, с воплями рвавшаяся мимо нее на склад и чуть не выцарапавшая ей глаз. Она вроде искала своего парня и с чего-то думала, что это именно он должен быть на том складе. Стоило бы выяснить почему. Спустившись к началу улицы, Вай заглянула в лавку знакомого старьевщика и, поболтав о том-сем пару минут, перешла к делу: — Пару дней назад у вас тут ходила брюнетка с фонарем под глазом, лезла на склад к тому мертвяку, искала Лиама вроде. Не знаешь такую? И услышала, что «да это Лотта небось, живет вон там, через дорогу». Лотта и правда жила в указанном доме, и синяков у нее с прошлого раза еще прибавилось. Она явно вспомнила Вай: на побитом лице мелькнуло неуверенное узнавание, сразу сменившееся недружелюбно вскинутыми бровями: — Чего тебе? Вай указала на царапины от ее ногтей у себя под глазом и бодро заявила, подмигнув: — За тобой должок. Лотта скривила губы: — Ты кто, из мундиров, что ли? Я ничего не знаю! За спиной у нее на рабочем столе среди тряпок и инструментов стояла бутылка с приметным синим ярлыком: старый-добрый билджвотерский ром. Вай рвано вздохнула. Ничего такого им пить не полагалось, пока мелкие, но однажды многовато всего сошлось в один день: она наконец очухалась после тифа, Клагга кинула подружка, Майло ухитрился влезть в богатую мастерскую на самом верху — и Вандер махнул рукой и они впятером напились невесть как в честь всех своих бед и небед и праздника Волка с Овечкой. Она кивнула на бутылку: — Пробовала настоящую жженку? Я помню, как ее раньше делали в «Капле». Лотта прищурилась и, усмехнувшись, отошла, пропуская Вай в дом. Через пару минут они сидели за столом с двумя стаканами и Вай уже знала, что этот самый Лиам — бывший любовник Лотты, которого она то прощала, то гнала вон и при обоих раскладах получала по башке. — Когда на том складе нашли труп, с чего ты взяла, что это Лиам? — Мы тогда поссорились, я сказала, чтобы он проваливал. Два дня его не было, я уже стала думать, вдруг он… А потом слышу: на складе нашли труп. Ну и… — А склад что, его? — Жанна знает, чей он. Лиам мне говорил, мол, какой-то матрос ему спьяну натрепал под картишки, что на Кривой дорожке у него полно добра припрятано, хватит все долги вернуть. Я и подумала: он полез туда за чужим хабаром и попал на ножи. К делу об их маньяке это все вряд ли относилось, но это ведь было не единственное, что Кейт пыталась расследовать. Вернувшись наверх, Вай пересказала ей все, что узнала. — Скажи мундирам, пусть глянут, что там на складе. Может, найдут что-нибудь из ворованного у той вдовы. — Я и думать забыла про то ограбление… — призналась Кейт и тут же принялась рассуждать: — Выходит, Люк или кто-то другой с «Ужаса» еще до войны спрятал награбленное на том складе, но не успел за ним вернуться. И в день своей смерти Люк оказался там, потому что шел забрать этот старый клад. — Она посмотрела Вай в глаза с такой благодарной радостью, что голову закружило, как спьяну. — Если там правда найдутся украденные вещи, то, значит, дело раскрыто! Пойдем, поговорим с вдовой Дэ! Они шагали к портовому подъемнику, когда впереди завиднелась необычная для верхних улиц толпа. Народу скопилось столько, что через мост было не протолкнуться. Вай отпихнула лезшего мимо нее парня, вытянула шею, вглядываясь вперед. — Да что там? — Говорят, на мосту нашли труп. Притиснутым к Кейт плечом Вай почувствовала, как та вздрогнула. Легкомысленная радость от их первого раскрытого дела исчезла, обе молча пробрались сквозь толчею вперед, к мосту, наверняка думая об одном: снова тот сумасшедший убийца? Толпа закончилась внезапно: Вай протолкнулась между очередными чужими плечами и вдруг оказалась там одна, слишком близко, уже увидела все. — Нет!.. Да. Она сидела, запрокинув голову через ржавые завитушки перил, длинные голубые волосы трепал ветер, и солнце рябило сквозь них слепящими искрами, очерчивало свесившуюся с моста тонкую закоченевшую руку. Горло как будто смяли в кулаке, Вай встала столбом, а потом рванулась вперед очертя голову, еле видя и чувствуя, что кто-то шагнул наперерез и схватил ее за руку. Она вырвалась, упала на колени и наклонилась над ней, над… Лицо — сплошная бурая клякса, брызги до самых глаз, как будто она ела свою любимую иерихонову бурду и вся измазалась. Мост и город вокруг закачались, пошли дрожью: Кейт трясла ее за плечи. — Это не она! Вай, это не она! Вай зажмурилась, еле смогла посмотреть туда снова и с обессиленным выдохом осела на мостовую: не она, правда! На руке нет татуировок, и глаза совсем другие, карие, да все другое. Это чья-то чужая сестра. Облегчение было как удар в живот, Вай согнулась пополам, чувствуя во рту блевотную горечь сквозь ром и сахар той хреновой жженки из прошлого. Кейт вытащила ее сквозь толпу куда-то в сторону, в переулок под скрипящими вывесками, и было ужасно видеть, с каким страхом она смотрит на нее, но Вай ничего не могла с собой сделать. — Ты говорила, что покажешь мне лес, — выдохнула она. — Пойдем сейчас. Пожалуйста! *** Итак, один — солнце тонет в рыжих закатных волнах, два — восхитительная цветущая поросль тянется в небо из тел тех двоих, что отныне навсегда вместе. Три — воздушные струи этих голубых прядей. Он стоял в собравшейся толпе и едва сдерживался, чтобы не крикнуть своим невежливо шумным зрителям: замрите, прислушайтесь, как звучит симфония ветра и чаячих голосов на струнах этого хрупкого тела!.. Осталось лишь пламя. У судьбы безупречный слух: именно так и стоит закончить представление. Вспышкой, огнем, ослепительно и прекрасно. Но что это? Он еще любовался третьим актом, когда зазвучали ноты финала. Аккорды красок струились в воздухе, безукоризненно правильные. Волосы как заря, рваные пряди горят вокруг лица, и сквозь глаза и стиснутые кулаки рвется пламя. Боли? Гнева? Надежды? На эти переливчатые оттенки живого человеческого огня можно смотреть бесконечно. Она прошла в шаге от него, так близко, что он заметил цифру у нее на щеке. Внутри все задрожало от этого дразнящего несовершенства: нет же, нет, должно быть не шесть, а четыре! О, поменять бы местами пять и один!.. Ничего, он это исправит. Он уже слышит как.