О, капитан, давайте заключим сделку!

Томми чувствовал себя не совсем в порядке. Его голова отяжелела, глаза слипались, энергия, которая раньше бурлила в его венах, исчезла внезапным толчком. Он чувствовал, как на него давит дневной недосып, когда ребёнок пытался держаться прямо. Что-то едкое начало скапливаться у него в горле, когда он вжался в кварцевую колонну. Он проглотил это, но оно снова хлынуло обратно, он подавил кашель. Мальчик был в порядке . Всё было не так уж плохо. Ему просто нужно было дождаться Лиззи и Джоэла, а потом он просто отоспится. Он впился ногтями в предплечье, когда в черепе поднялась тупая боль. Он прикусил язык, чтобы подавить шипение от боли, ему просто нужно было пройти через это, это не займёт много времени. Не собирался быть маленькой сучкой из-за боли в спине и кашля. Он начал беспокоиться только тогда, когда его зрение начало затуманиваться. Это было не так уж много, возможно, чрезмерная реакция, если уж на то пошло, но мир медленно затуманился, как будто был покрыт плёнкой, которая искажала всё смутным свечением, чем-то настолько неистово ярким, что казалось, оно вот-вот опалит его мозг, но всё ещё отбрасывало тени, достаточно тёмные, чтобы скрыть целую бездну. Томми делает прерывистый вдох. Ещё несколько минут. Он слышит, как возвращаются правители, и кажется, что Джоэл примерно так же дезориентирован, как и он. Ребёнок заставляет свои ноги двигаться, дёргая их за ниточки, которые, кажется, вот-вот лопнут. Он отпускает шутку, когда его голову захлестывают ощущения, туман запутывает его слова и оглушает восприятие. Он тянется к отцу, сам не совсем понимая почему. Ему холодно – почему ему так невероятно, неимоверно холодно. Он хочет тепла, его глаза мечутся по сторонам, как в тумане. Когда блондин спотыкается, сдерживая шум, который угрожает вырваться из его горла. У него было достоинство, чёрт возьми! Он чувствует, как падает, выдавливая слова, которые больше не может разобрать. Мальчик чувствует запах крови. Она там, она повсюду. Она острая и металлическая, сильная. Он может чувствовать, как это затуманивает всё остальное, оно у него во рту, в носу, в горле, он может чувствовать, как оно прилипает к его коже. Он поднимает взгляд, проводя по мягким линиям лица Лиззи. Он хочет к своей маме. Его голова с тяжёлым стуком ударяется об пол, и внезапно все становится очень, очень тёмным. *** Он просыпается в тошнотворно знакомой комнате. Она теплее, чем он помнит, мягче. Это странно успокаивает, и никогда не ненавидел её так сильно. Ему не может быть больше семи, в уголках его глаз наворачиваются слёзы, а колени плотно прижаты к груди. Он слышит, как кричат его братья, каждое слово остро отдается в его ушах. Он так и не смог толком вспомнить, из-за чего был спор, из-за кого он был. Всё, что Томми знал, это то, что это причинило боль, и на следующий день его брата не стало. Ребёнок подавил рыдание, оно того не стоило. Его жизнь была просто мыльной оперой, где он был декорацией для эмоций других. Мальчик разорвал кожу на большом пальце, потирая и потирая, пока на нём не показались капельки крови. Он устал и хотел спать, но это было слишком громко. Знал, что скоро крики перерастут в метания, в удары. Знал, что в какой-то момент его могут просто вытащить и держать за его крошечную ручку, поскольку она грозила вырваться из сустава. Он не хотел этого. По-видимому, крошечный Томми тоже, поскольку без своей поддержки он, спотыкаясь, направился к своему окну. Он не помнил, чтобы у него было окно. Раздражённо он потянул за ремни сундука, пока тот не оказался прямо под выступом. Его нога застряла в щели, когда подтягивался вверх и вниз, тяжело опираясь на застёжку. Он высунул голову на свежий ночной воздух, было не так уж много шума, если не считать свиста ветра в пшеничных полях и нежного жужжания сверчков. Крошечные ручки изо всех сил пытались поднять его до упора, пока просто не сел там, ожидая чего-то, кого-то. Но там никого не было. Никого не было, когда он болтал ногами и тёр глаза. Никого не было, когда он спрыгнул вниз и наклеил ещё один пластырь на своё окровавленное колено. Никого не было, когда он оцепенело брёл по неосвещённому лесу. Ему хотелось накричать на себя за то, что он такой придурок. Было темно-темно, близилась полночь в лесу, изобилующем чарами и затяжной магией. Изначально это было место размножения мафии. Он удивлён, что Фил ни хрена не предпринял по этому поводу, но опять же, он никогда по-настоящему не заботился о благополучии своих детей. И всё же он шёл вперед, преодолевая затянувшееся беспокойство, даже если его голова откидывалась на каждую скрипящую ветку и сломанный сучок. Он нервно рассмеялся, чувствовал себя свободным. Вокруг никого не было – мог делать всё! Что угодно! Ребёнок сел и занялся листьями и камнями, сочиняя в голове истории о двух нациях и зрелищных битвах. У него даже не было времени услышать глухое ритмичное шипение лианы, прежде чем она взорвалась у него за спиной. Он не может вспомнить шрам. У него нет шрама. *** Ребёнок подскакивает вверх, когда его спина горит. Теперь зрение проясняется, и он издаёт хриплый крик. Лиззи рядом с ним, запускает пальцы в его волосы и тихо напевает. Томми плачет, когда прижимается к ней, обнимая за талию. Он чувствует, как вдоль его позвоночника образуется что-то твердое, скручивающее кости в комок. Она всё ещё у него под кожей, но мальчик знает, что это ненадолго, она уже кажется слишком тонкой, как слой пищевой плёнки в кипящей кастрюле, медленно расширяющийся, пока не растянется так сильно, что просто порвётся. — Дорогой, всё будет хорошо, — Томми может слышать шёпот Джоэла, если это вообще был шёпот. Это мягко для его ушей. Он слышит собственный тихий щелчок и трель, когда мужчина переплёл их руки. Он сильно сжимает их, напрягаясь, Томми чувствует, как медленно разрываются его мышцы. Его дыхание учащается, когда он задыхается. — Чёрт. Чёрт! — он тяжёло дышит в нескольких шагах от того, чтобы свернуться в клубок, — мам, это больно... — ребёнок сильно кусает ближайший предмет. Это немного успокаивает, пугающе уверенный, что это чья-то рука. Они не дерутся, только обмякают, позволяя ему с каждым болевым шоком вонзать свои клыки все глубже. — Я знаю, я знаю, — женщина замолкает, когда ткань медленно проводит по его обнаженной коже. Томми отчаянно хочет не вздрагивать, но его тело реагирует раньше, чем разум. Чувствует, как соскальзывают куски мяса, когда на их месте медленно поднимается плавник. Ещё один крик вырывается из его горла, когда плавник скользит по остаткам его спины. Он может чувствовать воздух, кровь, запекшуюся кровь, которая свисает с него. Может чувствовать даже малейшее лёгкое движение рядом с ним, и каждый раз это вызывает ужасное покалывающее ощущение, когда вновь сформированные нервы загораются к жизни. Он смутно слышит, как разговаривают его родители, слишком невнятно, чтобы как следует разобрать. Жидкость медленно льется на его новый придаток, она тёплая и густая. Это немного успокаивает ребёнка, уменьшая гнев, который гудел в его коже. Снова что-то накинуто поверх него, на этот раз тоньше, что-то похожее на то, что он может принять только за водоросли, но Томми просто рад, что от каждого прикосновения не исходит сильный ожог. Блондин молится, чтобы это закончилось, чтобы всё было кончено. Он не хочет больше боли, больше агонии. Мальчик знает, что это не так, потому что глубокая боль медленно распространяется по позвоночнику, и гнилая ржавчина снова наполняет его нос. Он зажмуривает глаза, когда агония разрывает его разум. *** И вот он снова в лесу... Согнувшись пополам, Томми хватает ртом воздух, жгучая боль пронзает его кожу. Он сухо кашляет, хватаясь за траву. Он собирается умереть... Он собирался умереть! Ребёнок всхлипывал и дрожал, слёзы, которые ранее успокаивались, хлынули фонтаном. Он умрёт, и для него ничего не останется, некому будет сказать ему "прощай", подарить ему цветы, как обещал Фил. Тень падала на его фигуру, высокую и угрожающую. — О, дорогой, ты в порядке? — мальчик чувствовал, как все его страдания исчезают. Он медленно поворачивает голову, чтобы увидеть женщину и её ворону, распушивших перья и склонивших головы. Её вуаль развевается на невидимом ветру, когда женщина медленно приседает, чтобы соответствовать его росту, — детка, ты выглядишь ужасно. — Я не ребенок, — он шмыгнул носом, потирая налитые кровью глаза. Чувствовал, как что-то медленно капает у него со спины, но у него не хватило духу заставить себя беспокоиться. Он чувствовал себя таким невероятно спокойным. Она улыбнулась ему сквозь вуаль, женщина была полна доброты, когда она протянула руку, — ты собираешься забрать меня отсюда? — вопрос был искренним, произнесенным так тихо, что сам Томми даже засомневался, слетел ли он вообще с его губ. Её улыбка слегка исказилась, опустившись вниз и превратившись почти в хмурый взгляд. — Я... — она открыла рот, чтобы заговорить, почти поражённая. Тусклая вспышка боли промелькнула на лице женщины, прежде чем её скрыла та же улыбка, — нет, Томми, я не забираю тебя. Я собираюсь отвезти тебя домой, — ребёнок неуверенно взял её за руку, позволив себе встать. Когда она выводит его из леса, мобов больше нет, они окутаны тусклым сиянием, которое заставляет его заснуть. Свет в его собственном доме по сравнению с ним тусклый, он утратил тот успокаивающий гул, но не мог точно вспомнить, когда это произошло. Фил ждал у двери, не из-за беспокойства, нет, дело было не в этом. Не было хмурого выражения, которое сменилось облегчением, а была едва скрытая улыбка. Его глаза были прикованы к женщине, которая проводила его домой. Он быстро заметил свою ошибку, вместо этого переключив внимание на своего сына и издав тихую трель, полный разочарования взгляд, выжженный в его черепе отсутствием реакции. Когда женщина ушла, его быстро втолкнули внутрь. Он хотел , чтобы эта женщина осталась *** Томми яростно забился, почувствовав, как выгибается его позвоночник. Это было тяжёло, ему было чуждо, когда такой вес давил на него. Он заскулил, почувствовав, что его тело горит. Мальчик горел, всё горело, что-то довольно похожее на то, как образуются увядающие ожоги. Это разъедало его, прокатываясь по коже волнами боли. Разложение разрывало верхние слои кожи, пузырясь и покрываясь волдырями, пока кровь больше не перестала течь. Температура его тела менялась каждые несколько мгновений, повергая его в шок. Лёд, образовавшийся на кончиках его пальцев, превратился в магму, которая, он мог поклясться, уже оставила шрамы на его коже. Бесцельная болтовня вырывалась из его горла, когда он хватал зубами всё, что касалось кожи слишком близко. Он хотел, чтобы к нему прикоснулись, чтобы его обняли, но его мозг кричал, что все будут пытаться причинить ему боль. Рычание вырвалось из его горла, когда холодная рука прижалась к его боку. Ребёнок услышал тихий мелодичный шёпот, обращенный к нему, но слова не достигли его ушей. Он больше не понимал, что происходит, его зрение было слишком затуманенным, чтобы как следует разглядеть происходящее, а в ушах стучало от внезапного прилива крови. Он вздрогнул, почувствовав, как воздух сместился вокруг него, заставляя себя напрячься. Его подняли, это прохладное прикосновение коснулось живота мальчика, когда его перекидывали. Испуг блондина быстро рассеялся, когда он снова впал в панику. Ему нужно было спуститься, не собирался, блять, быть похищенным, как ребёнок. Он глубоко вонзил когти, отчаянно пытаясь заставить их бросить его. Они неловко сдвинулись, когда он протолкнул их глубже. Дыхание Томми участилось, сердце колотилось со скоростью миллион миль в час. Он хватал ртом воздух, чувствуя, как его мир переворачивается с ног на голову, голова кружится, когда его переворачивают, как мешок с картошкой... И упал. Как только Томми коснулся воды, туман, который преследовал его разум, исчез. Он моргнул и закашлялся, глотая соленую воду. Погружение было медленным, конечности обретали автономию по мере того, как он дрейфовал. Сначала было неловко то, что у основания его позвоночника, которое он теперь мог принять за хвост, сопротивлялось ему. Она завертелась и щелкнула, едва не впечатав его в скалу, прежде чем он взял правильный курс вверх. Ребёнок вздохнул, когда его встретил свежий воздух и тихий смех. Он потёр глаза, пока они привыкали к свету. Лиззи протянула руки, и он нырнул в них, прижавшись головой к сгибу её руки. — Теперь ты чувствуешь себя лучше, моя маленькая косатка? — его взгляд остановился на маленьких вмятинах на её предплечье, недостаточно глубоких, чтобы потекла кровь. Его лицо слегка покраснело. — Да... — мальчик слегка напевал, не имея достаточно энергии, чтобы говорить громче. Джоэл стоял мокрый с головы до ног и смеялся как сумасшедший, убирая с глаз пряди волос. — Ну, это было... действительно что-то, — бесцельно он плеснул водой в сторону своей жены и Томми со своего места на ступеньках. Лиззи в отместку подхватила его и окунула в море. Мужчина выкрикивал безобидные угрозы, занимая позицию рядом с ней, медленно проводя пальцами по волосам своего сына. Томми удовлетворенно залился трелью. Это было приятно.