Offer Me My Deathless Death

Когда Рюдзаки впервые сказал Лайту, что они вдвоём будут скованы наручниками, Лайт подумал, что, хотя это будет неприятно, оно того стоит, если в конце концов они поймают Киру. Конечно, Рюдзаки был немного странным, но сейчас у них была одна и та же цель. Этого должно было быть достаточно, чтобы сгладить любые разногласия между ними. Лайт не знал, что Рюдзаки перестанет хотеть работать. С тех пор, как на них надели наручники и они переехали в новую штаб-квартиру, Рюдзаки вёл себя странно — по крайней мере, по его меркам. В то время как Лайт и Соитиро пытались получить новые зацепки в ходе расследования, Рюдзаки мало что делал… точнее, ничего. Время от времени он вмешивался то тут, то там, но по большей части просто сидел так далеко, насколько позволяли наручники, глядя в пространство и поедая какой-нибудь ярко окрашенный десерт. Сначала Лайт подумал, что это просто усталость. До того, как с головой погрузиться в расследование, Лайт сидел в камере более пятидесяти дней. Остальные работали постоянно в течение нескольких месяцев подряд. Конечно, все они имели право быть немного уставшими. Но по прошествии времени, когда Рюдзаки продолжал дуться, у Лайта появились подозрения. В конце концов, эта тема достигла апогея во время «свидания» между Лайтом и Мисой. В то время как Миса не была рада тому, что Рюдзаки присоединился к ним, Лайт втайне чувствовал облегчение, что ему не придется оставаться с ней наедине в течение длительного периода времени. Это избавило его от лишней головной боли. (Он все ещё не был уверен, почему вообще согласился встречаться с ней. Но, учитывая их положение, он не мог расстаться с ней сейчас. Он надеялся, он найдёт способ сделать это как-нибудь позже.) Свидание прошло настолько хорошо, насколько могло пройти. Миса притворялась, что всё в порядке, пока не пожаловалась на то, что не хочет целоваться перед Рюдзаки, Рюдзаки сделал несколько замечаний по поводу торта, и каким-то образом всё покатилось по наклонной. Лайт не был уверен, что заставило его ударить Рюдзаки, потому что он никогда в жизни не бил кого-то. Его очень разочаровало, что Эл практически сразу сдался. Это было совсем на него не похоже, и Лайта бесило, что он портит расследование из-за своей обиды. Лайт хотел увидеть прежнего Рюдзаки. Того, кто ни за что не сдастся, того, кто готов умереть за расследование. Лайт знал, что он мог быть лучше, чем сейчас. Спустя много часов и несколько пакетов со льдом Лайт и Рюдзаки оказались в их общей спальне. Под челюстью Лайта уже расцвел большой фиолетовый синяк, а под левым глазом Рюдзаки находилось ещё более тёмное кольцо, чем обычно. Они сидели на кровати, у обоих на коленях были ноутбуки. Лайт просматривал файлы дела, выискивая глазами что-нибудь, что можно было бы изучить подробнее. Все, что ему было нужно это одно примечание, которое выделялось. Что-то, что он мог бы расследовать. Даже если это ни к чему не привело бы. Но ничего не было. Устало вздохнув и закрыв очередной документ, Лайт взглянул на экран Рюдзаки и нахмурился, увидев, что на нём написано. Неоновыми буквами на черной веб-странице были напечатаны английские слова «КРУТЫЕ МАТЕМАТИЧЕСКИЕ ИГРЫ». На экране было маленькое серое пятно, похожее по форме на Кирби, и оно бежало через странную полосу препятствий. Рюдзаки был сосредоточен на экране, его пальцы танцевали над клавишами со стрелками, пока он заставлял маленькую серую каплю перепрыгивать через препятствия. Лайт сидел в шоке. Он тупо смотрел, как играет Рюдзаки, не зная, что ещё делать. Спустя всего несколько секунд Лайт быстро пришёл к выводу, что Рюдзаки отстой, потому что он умер три раза в течение минуты. — Что ты делаешь? — спросил Лайт, наблюдая, как Рюдзаки в четвертый раз проваливается в одну из дыр на платформе. — Это тренировка для моего мозга. Улучшает мои рефлексы, — ответил Рюдзаки, не отводя взгляда, моргая и перепрыгивая через большую дыру в платформе. — Это игра для детей, — заметил Лайт. — Это не значит, что она не может быть интересной, — пожал плечами Рюдзаки. Ещё несколько секунд молчания. Рюдзаки снова умер, а Лайт сжал кулаки. — Так ты действительно сдался? — спросил Лайт, сузив глаза. — Я не сдался, но, как я уже говорил, сегодня у меня депрессивное настроение, — ответил Рюдзаки, по-прежнему глядя на экран компьютера. Стиснув зубы, Лайт потянулся вперед и сорвал ноутбук с ног Рюдзаки, захлопнул его и пододвинул к краю кровати. — Это глупо. Ты обижен, потому что ошибался насчет меня и Мисы. Рюдзаки, чьи руки все еще были вытянуты на том месте, где они были на клавиатуре, медленно повернулся, чтобы посмотреть на Лайта. — Начинать новую драку в такое позднее время было бы не очень любезно по отношению к Ватари, — прокомментировал он. Снова сжав кулаки, Лайт размеренно вдохнул и выдохнул. Его злило это детское поведение Рюдзаки — Я не пытаюсь начать драку, — сказал он медленно, подавляя свой гнев. — Я просто знаю тебя, Рюдзаки. Ты зациклился на одной идее, а как только она оказалась ошибочной, ты тут же сдался и отошёл в угол. Это абсолютно не похоже на тебя. К удивлению Лайта, Рюдзаки горько рассмеялся. — О, и ты так хорошо меня знаешь, Ягами Лайт? — В его голосе был намек на вызов. Как будто Рюдзаки хотел, чтобы Лайт доказал его неправоту. — Я тебя знаю, — твёрдо ответил Лайт. — Ты лучший детектив в мире не только потому, что ты гений. Как только ты зацикливаешься на деле, ты никогда не отказываешься от него. Это становится для тебя навязчивой идеей не только потому, что ты ненавидишь проигрывать, но и потому, что решение головоломки приносит удовлетворение, не похожее ни на одно другое чувство в мире. Ты живёшь для этого вызова, потому что, если ты не работаешь постоянно над делом, тебе становится не по себе. Вот почему такое поведение для тебя так необычно. Рюдзаки удивленно моргнул. Честно говоря, Лайт и сам был удивлен. Он даже не был уверен, откуда взялась бо́льшая часть этого. Конечно, он был убежден, что прав, но не знал, что привело его к таким выводам о Рюдзаки. — Ты снова меня раскусил, — по-странному поверженно и мягко сказал Рюдзаки. Лайт не был уверен, как он это сделал. Понять Рюдзаки было одновременно и самой легкой, и самой сложной задачей для него. — Ты совершенно прав, — продолжил Рюдзаки, не дожидаясь ответа Лайта. — По правде говоря, я не в депрессии. Я действительно расстроен. — Расстроен? Потому что ты был неправ? — Лайт подталкивал его к ответу. — Нет, я всё ещё не думаю, что ошибался насчет тебя или Мисы. Я уверен, что вы двое когда-то были Кирой и Вторым Кирой. Я расстроен, потому что я думал, что уже хорошо понял эти вещи. Но что-то пошло не так, и теперь ничего не имеет смысла. Это дело слишком ненормальное. — В этом деле и правда нет ничего нормального, Рюдзаки. Понятно, что ты сбит с толку тем, что происходит, — сказал Лайт в какой-то неловкой попытке успокоить. — Вот что меня больше всего расстраивает, — признал Рюдзаки, откидываясь назад и усаживаясь на подушки на кровати. — Этот случай не похож ни на один другой. Я не могу предсказывать вещи, как обычно, и это заставляет меня сомневаться в истинах, которые я знаю уже… долгие годы. В обычно монотонном голосе Рюдзаки было что-то не так. Как будто он говорил две вещи одновременно. Как будто в его словах был еще один смысл, который Лайт просто не мог понять. — Я понял, Рюдзаки. Мы все расстроены. Но это не значит, что ты можешь просто сдаться. Во всяком случае, это должно просто заставить тебя хотеть получить ответы больше. Это вызов, которого ты еще не видел. Разве это не делает решение этой задачи ещё более интересным? — сказал Лайт, предпочитая игнорировать странные интонации Рюдзаки. Рюдзаки вздохнул. — Думаю, да. Тем не менее, я не знаю, буду ли я в нормальном состоянии в течение следующих нескольких дней. Лайт открыл рот, чтобы снова отругать Рюдзаки, спросить, услышал ли он что-нибудь из того, что сказал Лайт, но остановился. Сегодня они уже дрались один раз. Ему повезло, что он так много вытянул из Эл. Он должен просто успокоиться. Внезапно Рюдзаки наклонился к своей тумбочке, а когда выпрямился, в руке у него была коробка клубничных поки. Лайт наблюдал, как он открыл крышку, вынул одну из палочек и впился в нее. — Рюдзаки, почему ты всё время ешь сладкое? — спросил Лайт, не подумав. Рюдзаки моргнул, снова сосредоточив свои большие глаза на Лайте. Он задумался над вопросом на мгновение, прежде чем едва заметная улыбка тронула уголки его губ. — Я не очень хорошо ощущаю вкус еды. Обычно люди, у которых с этим проблемы, испытывают тягу к острым блюдам, но я терпеть не могу острое. Тем не менее, я обнаружил, что если я ем очень сладкие продукты, они мне кажутся вкуснее, чем «здоровые» продукты, поэтому я и ем их, — объяснил он, доедая поки-палочку. Это… не тот ответ, которого ожидал Лайт. — Я бы не догадался, Рюдзаки, — сказал Лайт. — Я просто предположил, что у тебя есть какая-то научная причина постоянно есть сладкое. Например, это увеличивает твои навыки дедуктивного мышления на пятнадцать процентов или около того — Нет, это просто вопрос личных предпочтений, — легко ответил Рюдзаки. Он выбрал еще одну палочку и великодушно протянул ее Лайту. — Хочешь одну? — Нет, спасибо, не хочу. — Лайт отмахнулся от сладкого, и Рюдзаки пожал плечами, прежде чем откусить. Рюдзаки какое-то время смотрел на него, прищурив глаза и жуя свою сладость. — Я никогда не видел, чтобы ты ел сладости, даже когда Ватари предлагает их всей оперативной группе. Ты не любишь сладкое? Хм. Хотя Рюдзаки был известен тем, что допрашивал Лайта, он обычно не задавал таких вопросов. Просто обычные мелочи о Лайте, а не вещи, которые дали бы ему намёки на то, Кира он или нет. (Хотя, зная Рюдзаки, он, вероятно, мог бы найти способ объяснить, что нелюбовь Лайта к сладкому была еще одним признаком того, что он Кира.) — Не особенно, — ответил Лайт. — Большинство сладостей, которые я ем, слишком сладкие, чтобы я мог по-настоящему насладиться ими. Я полная противоположность сладкоежкам. — Он замолчал, не желая много болтать, но Рюдзаки всё ещё ожидающе смотрел на него, так что через мгновение он решил продолжить. — Я просто предпочитаю есть продукты, которые… чистые на вкус? Например, салаты или суши. Я не очень люблю что-то слишком жирное, сладкое или солёное. Рюдзаки понятливо кивнул. — Я понимаю, почему ты предпочитаешь такие продукты. Это имеет смысл, учитывая твою личность. Лайт поднял бровь. — Что это должно означать? — Только то, что ты должен принимать во внимание свою внешность при выборе диеты. То, что ты избегаешь жирной пищи, должно быть, является причиной того, что у тебя такая чистая кожа. — Я думаю, что заслуга хорошего состояния моей кожи в большей степени связана с моей рутиной по уходу за ней — засмеялся Лайт. — Но я в шоке, что у тебя такая гладкая кожа. Все, что ты ешь — это сахар, а твой уход за кожей буквально состоит из того, что ты брызгаешься водой на лицо перед сном. — Ты не видишь меня, когда я принимаю душ, Лайт. Вероятно, я могу скрывать от тебя двенадцати ступенчатую процедуру ухода за кожей, потому что это может намекнуть на моё настоящее имя. — из-за невозмутимых тона и лица Рюдзаки Лайту потребовалась секунда, чтобы понять, что сказал Рюдзаки. Затем осознание ударило его, как грузовик. Рюдзаки только что пошутил. Лайт издал удивленный смешок. — Ох, пожалуйста, я уверен, что ты просто трёшь лицо мылом и заканчиваешь на этом. — поддразнил он. Едва уловимая улыбка вернулась на лицо Эл. — Не всегда. Иногда я использую шампунь вместо мыла. — Я чувствую, что мне нужно поговорить с Ватари о том, получить разрешение на умывание твоего лица, — сказал Лайт, улыбаясь. — Такими темпами ты останешься без кожи. Это было странно. Он и Рюдзаки просто небрежно разговаривали и шутили друг с другом. Такого раньше никогда не было — все их разговоры всегда были покрыты налётом подозрения. Эл всегда наблюдал за Лайтом, пытаясь уловить любые намеки, найти любые подсказки, которые могли бы подтвердить, что он был Кирой. Но это было похоже на обычный разговор. Разговор не был… неприятным. Нисколько. Лайту даже нравилось. Решив, что он хочет продолжить этот непринужденный разговор с Рюдзаки, Лайт придумал ещё один вопрос. — Рюдзаки, можно еще кое-что спросить? — Нет, моё настоящее имя не Хидэки Рюга, — невозмутимо ответил Рюдзаки. Лайт фыркнул. — Вау, я в шоке. — Он покачал головой, улыбаясь сам себя. — Нет, мне просто интересно, тебе действительно нравилось играть в теннис, когда ты был моложе? — Почему ты спрашиваешь об этом? — спросил Рюдзаки, убирая коробку с поки. — Я просто подумал, что ты не выглядишь спортивным человеком, а потом я вспомнил наш теннисный матч и то, как хорошо ты играл, и мне просто любопытно, нравилось ли тебе играть в то время, когда ты участвовал в соревнованиях. И вот снова. Тот взгляд, который Лайт не мог прочесть. Тот, который незнакомец назвал бы нежным, но Лайт знал, что это должно быть чем-то другим, потому что Рюдзаки никогда бы не посмотрел на Лайта с нежностью. — Не то чтобы мне он не нравился — спустя секунду ответил Рюдзаки, отводя взгляд от Лайта. — Теннис не был моим самым любимым занятием в мире, но он был способом скоротать время, и, к тому же, мне нравился его соревновательный аспект. — Конечно. Рюдзаки любил побеждать. — Раз уж ты спросил меня об этом, могу я спросить, почему ты бросил теннис? Лайт пожал плечами. — Я просто почувствовал, что пришло время. Я выиграл чемпионат среди юниоров, но знал, что не хочу заниматься этим профессионально, потому что уже решил, что хочу быть полицейским. Поэтому я подумал, что лучшим решением будет бросить его Рюдзаки хмыкнул и кивнул. — Ты всю жизнь хотел быть полицейским, да? —Лайт кивнул. — Почему? — Когда я был ребенком, я равнялся на своего отца, — начал свой рассказ Лайт, откидываясь на подушки и глядя в потолок. — Он всегда был человеком, на которого можно положиться. Наши соседи всегда знали, что могут прийти к нам домой, если им что-нибудь понадобится: кто-то присмотрит за ребенком, потому что им неожиданно пришлось уйти, а няни у них нет, кто-то проверит их дом, потому что они поздно вернулись домой и обнаружили окно разбитым; мой папа всегда помогал с такими проблемами. И я хотел быть таким же, когда вырасту. Кем-то, кто мог бы помогать другим. — Лайт тяжело вздохнул. — Потом я стал старше и стал видеть в новостях всё более и более ужасные вещи. Я понял, что мы живём в действительно несправедливом мире, который не был безопасным. Правосудие вершилось редко, а невиновные наказывались снова и снова. И только тогда я понял, что если я хочу помочь другим, если я хочу сделать хоть что-то для восстановления справедливости, я буду должен… Наказывать людей, которым сходят с рук преступления. И это только укрепило мою решимость стать полицейским. Когда Лайт закончил говорить, он физически почувствовал, как бездонные глаза Рюдзаки впиваются в него. Он повернулся, чтобы посмотреть на Рюдзаки, и полностью осознал значение того, что только что сказал. Наказывать людей, которым сходят с рук преступления. Стиснув зубы, Лайт заставил себя встретиться взглядом с Рюдзаки. — Это только что увеличило проценты того, что я Кира, да? — тихо спросил он, не обращая внимания на волну тошноты, прокатившейся по его горлу. Рюдзаки не ответил и отвернулся от Лайта. Этим вечером они больше не разговаривали. ♰⁜♰ Следующий день прошёл примерно так же, как и предыдущие несколько дней. Оперативная группа пыталась работать, копаясь в файлах и сводках новостей в поисках новых зацепок о Кире, в то время как Рюдзаки сидел в углу и складывал друг на друга кубики сахара. Сегодня Лайт не видел Мису. Она попросила его снова прийти в её комнату, но Лайт отказался, сославшись на то, что не хочет вступать в новый спор с Рюдзаки. Однако это была ложь. Лайт знал, что он не собирается снова драться с Рюдзаки. Не после их вчерашнего разговора. Этот разговор, хотя и не раскрывавший ничего экстремального о Рюдзаки, каким-то образом изменил динамику их взаимоотношений. Словно он разрушило невидимое напряжение, существовавшее между ними с тех пор, как они впервые встретились в То-О. Постоянные конфронтации, то, как Рюдзаки всегда смотрел на Лайта, как будто они играли в молчаливую битву умов… Лайт устал. Хотя вчера вечером ему показалось, что он мельком увидел, каким был Рюдзаки как личность, а не детектив. И это заставило его хотеть узнать больше. Итак, той ночью, когда они вернулись в свою комнату после очередного неудачного дня, Лайт обнаружил, что задаёт Рюдзаки еще один вопрос. — Как ты стал детективом? Лайту было трудно представить Рюдзаки кем-либо, кроме детектива. Конечно, он знал, что было время, когда Рюдзаки не тратил все своё время на погоню за преступниками, но мысль о том, что Эл делает что-то кроме этого, казалась Лайту почти неправильной. Когда был задан вопрос, Рюдзаки оторвался от ноутбука, словно только этого и ждал. Как и прошлой ночью, он играл в компьютерные игры. Однако, в отличие от прошлой ночи, он не пытался продолжать играть, когда Лайт заговорил. — Ты хочешь знать, как я пришёл к этой карьере? — задумчиво спросил Рюдзаки, его пальцы замерли на клавиатуре. Лайт кивнул, и Рюдзаки поджал губы, прежде чем закрыть ноутбук и отодвинуть его. — Именно Ватари помог мне, — начал Рюдзаки, поворачиваясь лицом к Лайту, сидящему на кровати. — Он тоже работал детективом, когда мы впервые встретились. Он помогал женщине, которую ограбили, и искал вора. В то время я жил на улице и находился в том районе, где произошло ограбление. Я видел, как мимо пробегал вор, и на основе логических рассуждений определил его укрытие. Я подслушал разговор между Ватари и его клиентом и сказал ему, где, по моему мнению, находится вор. Позже, когда они арестовали мужчину и вернули жертве драгоценности, Ватари спросил меня, откуда я узнал его местонахождение, и я объяснил, как пришёл к такому умозаключению. После этого он взял меня к себе и научил быть детективом, которым я и являюсь сегодня. — Ты жил на улице? — спросил Лайт, в шоке глядя на Рюдзаки. — Сколько тебе было лет? Едва заметная улыбка мелькнула на лице Рюдзаки. — Я был гораздо моложе, чем сейчас, — ответил он, глядя в стену. — И да, я жил на улице. Я осиротел в очень маленьком возрасте. — Оу… — обычно Лайт извинялся за такую оплошность, но он знал Рюдзаки и знал, что в этом нет необходимости. Рюдзаки не заботился бы о том, чтобы Лайт извинялся за то, что поднял щекотливую тему, потому что это была не та вещь, из-за которой он мог загрустить. Поэтому вместо этого Лайт просто перешёл к своему следующему вопросу. — Итак, ты не обязан отвечать на этот вопрос, но какие именно у вас отношения с Ватари? Потому что он, кажется, ведёт себя почти как твой дворецкий, но из того, что ты мне только что рассказал, я могу сделать вывод, что он для тебя как приёмный отец. Рюдзаки пожал плечами. — Я воспринимаю его и как наставника, и как отца. Он научил меня почти всему, что я знаю о работе детективом, а также давал советы и рекомендации, как это делал бы отец. Это имело смысл. Лайт несколько раз видел, как Ватари наставлял Эл, и он предположил, что в более уединенной обстановке они ведут себя как отец и сын. Хотя он все еще не понимал, почему Ватари вел себя как дворецкий с Рюдзаки перед другими, это не его дело. Однако с этим откровением в голове Лайта возник ещё один вопрос. Тот, о котором он почти не хотел спрашивать, но знал, что если он этого не сделает, его это достанет. — Рюдзаки, — начал Лайт, глядя на свои руки на коленях. — Если бы мы встретились при других обстоятельствах… когда я не был бы подозреваемым в вашем расследовании… как ты думаешь, у нас были бы какие-то отношения по типу наставник-ученик? Дело в том, что Лайт не был уверен, каким должен быть ответ. В то время как часть его хотела подружиться с Рюдзаки, мысль о том, что Рюдзаки будет его наставником казалась… не совсем правильной. Тем не менее, ответ Рюдзаки ранил сильнее, чем он ожидал. — Нет, не были бы, — ответил он, не глядя на Лайта. В груди стало так больно. Конечно. Если бы Лайт не был подозреваемым, его бы даже не пригласили присоединиться к расследованию. Единственная причина, по которой Рюдзаки удосужился пригласить первокурсника университета, заключалась в том, что он мог присматривать за ним. — Я никогда не смогу быть твоим наставником, Лайт, потому что мне нечему тебя учить, — продолжил Рюдзаки. Лайт резко повернул голову в сторону Рюдзаки, который смотрел на него странным взглядом, рассеянно потирая большой палец об указательный. — В смысле? — спросил Лайт, хмуро глядя на него. Это было какое-то оскорбление? — Я имею в виду, что считаю тебя равным моему интеллекту и способностям к дедуктивному мышлению. Я никогда не смогу быть твоим наставником, потому что ты мне ровня. Тон Рюдзаки оставался таким же спокойным, как и всегда, но слова выбивали Лайта из колеи. В это слабо верилось. Эл был величайшим детективом в мире, а Лайт лишь случайный восемнадцатилетний подросток, только что поступивший в университет. Но когда Лайт встретился с Эл взглядом, он не увидел в его глазах ничего, кроме правды. С тех пор, как они впервые встретились в То-О, Лайт чувствовал странную связь с Рюдзаки. Это была тяга к нему, что-то внутри подсказывало ему, что ему нужно узнать Рюдзаки получше, нужно держаться рядом с ним. Эл и Лайт были очень похожи. Лайт знал это. Не только в их интеллекте, но и в том, как они использовали свой разум. То, как они видели мир, то, как они смотрели на других, было так непохоже на всех вокруг них, но они оба могли узнавать это друг в друге. Конечно, у них были разные взгляды на мир с их уникальной точки зрения. Они оба видели в других людях препятствия. Но для Лайта, когда ему приходилось иметь дело с людьми, он пытался найти путь наименьшего сопротивления. Он ярко улыбался и смешно шутил, чтобы получить то, чего он хотел. Эл тем временем шёл гораздо более прямым путем. Он говорил людям именно то, что ему нужно, и не сдвинулся бы с места, пока не добьется своего. Он шёл по головам, если люди не уходили с его дороги. Они были противоположностями в своих методах, но все же подходили друг другу, как недостающие кусочки головоломки. Где-то на краю сознания Лайту вспомнился миф, о котором он прочитал в «Пире» Платона. В нём говорилось, что когда-то у всех людей было четыре руки, четыре ноги и два лица. Но Зевс боялся силы этих людей и решил разделить их, и поэтому люди были навсегда обречены на поиск своих вторых половин. На мгновение — всего на один краткий миг — Лайт подумал, что если бы это было правдой, именно Эл был бы его второй половиной. Так же быстро, как эта мысль появилась, Лайт попытался откинуть её. Сейчас не время для таких глупостей. — Услышать это значит многое для меня, — тихо сказал Лайт, его голос был более мягким, чем ему бы хотелось. Рюдзаки помолчал, и Лайт решил продолжать говорить, чтобы не чувствовать себя некомфортно. — После того, как это расследование закончится, я надеюсь, что мы сможем остаться друзьями, Рюдзаки. Чёрт, может быть, мы даже сможем поработать над некоторыми делами вместе, когда я стану детективом в полиции. — Он улыбнулся Рюдзаки, но это была не та острая очаровательная улыбка, которую он дарил другим, когда чего-то от них хотел. Это была улыбка, в которой таилась надежда. Медленно легкая улыбка расползлась и по лицу самого Рюдзаки. — Я бы хотел этого, Лайт, — честно ответил он. Но Лайт мог сказать, что его слова не принесли Рюдзаки радости, потому что его улыбка была, возможно, самой грустной, которую Лайт когда-либо видел. ♰⁜♰ После этих двух ночей отношения между Рюдзаки и Лайтом навсегда изменились. Каждые несколько ночей либо Лайт, либо Рюдзаки задавали друг другу один личный вопрос. Они никогда не были напряжными или связанными с расследованием. Скорее, они хотели узнать друг друга как личностей. Какую музыку ты любишь? Лайту нравится инди-музыка, особенно акустические пьесы или фортепианные попурри. Рюдзаки любит классическую музыку и особенно питает слабость к Чайковскому. Но также (к шоку и ужасу Лайта) у Рюдзаки также сохранен целый плейлист клубных песен на ютубе. Какие аниме ты смотришь? Лайт не ярый поклонник аниме, но он много раз пересматривал Принцессу Мононоке, когда был младше. Рюдзаки очень нравится «Евангелион», а Лайт о таком аниме и не слышал. Самое странное дело, которое ты когда-либо раскрывал? Лайт рассказал историю о человеке, который пришел в полицейский участок, заявив, что убил свою жену, а потом её нашли совершенно живой и здоровой в Нагасаки. В свою очередь, Рюдзаки рассказал Лайту очень краткий пересказ дела об убийстве ББ в Лос-Анджелесе. Постепенно Лайт начал чувствовать, что действительно может назвать Рюдзаки своим другом. В течение дня они по-прежнему вели себя в такой же профессиональной манере, как и всегда. Но ночью профессионализм пропадал, и они часами болтали о случайных вещах. Это было не каждую ночь, но Лайт искренне наслаждался такими моментами. Примерно через две недели после того, как они впервые начали так разговаривать, кое-что произошло. В ту ночь они кратко поговорили о западных фильмах, прежде чем заснуть (они спорили, какая Джулия Робертс была лучше: в «Красотке» или «Ноттинг-Хилле»), прежде чем в конце концов решили, что пора немного отдохнуть. Лайт легко заснул. Днём он усиленно корпел над файлами, и к тому времени, когда Рюдзаки выключил лампу на своей стороне кровати, Лайт уже сопел. Однако спал он недолго. Внезапно он распахнул свои глаза, и задыхаясь сел, схватившись за шею, а его сердце бешено заколотилось в ушах. Он все еще чувствовал это. Острые зубы мужчины, пронзающие нежную кожу его шеи, мир, вращающийся вокруг него, пока он становился все холоднее и холоднее, вид Эл, лежащего на земле с кровью, льющейся из его головы, и видящего страх, написанный на его собственном лице. Лайт не мог дышать. Этот сон казался таким реальным. Слишком реальным. Сны обычно были туманными и неясными, но Лайт мог помнить всё с поразительной ясностью. Его руки все ещё покалывало от недостатка крови, и его захлестнула волна головокружения. Внезапно в постели рядом с ним что-то зашевелилось, и Лайт подпрыгнул, прежде чем понял, что это был Рюдзаки. — В чем дело? С тобой все в порядке? — спросил Рюдзаки, глядя на него широко раскрытыми глазами. На самом деле, он выглядел испуганным, но Лайт не заметил этого. — Я… — Лайт попытался пробормотать ответ, сказать ему, что это был просто кошмар, но он всё ещё чувствовал, что не может дышать. Его шея пульсировала, сердце стучало в ушах, и он начал дрожать. Что это было? Это была паническая атака? У Лайта не было такого уже много лет. — Лайт? Мне вызвать врача? Лайт покачал головой, вздрогнув, когда услышал, как с губ Рюдзаки сорвалось его собственное имя. Почему это прозвучало неправильно? Его звали Лайт… Но сейчас оно звучало как чужое имя. Запустив пальцы в волосы, он снова начал задыхаться, в то время как фрагменты сна продолжали воспроизводиться в его голове. Он, прижатый к стене, чьи-то горячие губы на его собственных, бледные пальцы, запутавшиеся в волосах. Потом боль. Так много боли. Кровь, замедление сердцебиения, жгучий страх. Он чувствовал, как сознание от него ускользает. Потеря сознания. Как будто Лайт вспоминал, каково это — умирать. — Лайт, пожалуйста, скажи мне что-нибудь. Я начинаю волноваться. Голос Рюдзаки прорезал воздух, и грудь Лайта сжалась. Он втянул воздух сквозь зубы, изо всех сил пытаясь сформулировать связное предложение, пока мысли носились в его голове. Лайт, Лайт, Лайт. Неправильно. Это не его имя. Как его зовут? Но во сне это было не его имя. У него было другое имя. Не Кира — он был не Кира! Это было что-то другое. Затем Рюдзаки снова заговорил. — Лайт, ты меня слышишь? — П-перестань называть меня так, — выдавил Лайт, крепче сжимая свои волосы, его дыхание участилось. — Не называй меня Лайтом. — Но… это твое имя, — осторожно сказал Рюдзаки. — Я знаю! Но только не… не называй меня так прямо сейчас, — сказал ему Лайт дрожащим голосом. Его начало сильно трясти, и он не мог понять, как замедлить темп паники и подумать. Все, о чем он мог думать, это то, как неправильно было называться Лайтом, как быстро стучало его сердце и как сильно болела шея. Следующие слова Рюдзаки были намного мягче. — Мне называть тебя как-то иначе? Тебе это поможет успокоиться? Фрагменты всё ещё мелькали за его веками, а вместе с ними и имя. Как Рюдзаки называл его во сне. Он не мог ясно мыслить. Это не имело никакого смысла. Но в этот момент он не чувствовал себя ни Лайтом Ягами, ни Кирой, но одно имя продолжало эхом звучать в его ушах. — Акисада, — прошептал Лайт. Он никогда в жизни не слышал этого имени, но именно так Рюдзаки назвал его во сне. И в этот момент, в этом паническом состоянии между сном и реальностью, это слово было единственным, за что Лайт мог ухватиться. Рядом с ним Рюдзаки резко втянул воздух. Затем его руку нежно взяли в свою. — Акисада, вдохни и выдохни несколько раз, — скомандовал Рюдзаки. Он произнес это имя так легко, без колебаний и замешательства, что Лайт обнаружил, что способен слушать то, что тот ему говорит, и глубоко вздохнул. Рюдзаки дышал вместе с ним, опуская обе руки на плечи Лайта, и Лайт следовал его примеру. Один вдох, один выдох. Каждый раз, когда Рюдзаки повторял незнакомое имя, Лайт чувствовал, что его мысли замедляются. Его пульс снижался, и он смог вырваться из сна и сосредоточиться на голосе Рюдзаки. Акисада. Акисада. Акисада. Его руки опустились с головы, и его прерывистое дыхание начало выравниваться. Сон все еще крутился в его голове снова и снова, но он больше не паниковал. Боль в шее утихла, прекратилось покалывание в руках. Наконец, через несколько минут паническая атака Лайта полностью утихла. Он поднёс руку к лицу и был потрясен, почувствовав влажность на щеках. Он даже не понял, что плакал. — Акисада, ты в порядке? — спросил Рюдзаки, его голос звучал намного заботливее, чем в первый раз. — Да, мне уже лучше, — пробормотал Лайт, потирая руками лицо. — Ты можешь снова звать меня Лайт. Извини, я знаю, что это было действительно странно. Не знаю, что на меня нашло. — Тебе не нужно извиняться, — сказал Рюдзаки, протягивая руку и оттягивая руки Лайта от своего лица. Не думая об этом, Лайт взял его за руку, его холодная кожа была как бальзам на его расшатанные нервы. — Хочешь поговорить о том, что произошло? Вместо того, чтобы смотреть на Рюдзаки, Лайт не сводил глаз с его коленей, на которых лежали их руки. Он провел большим пальцем по костяшкам пальцев Рюдзаки и понял, что его кожа ощущалась как мрамор. Холодная, гладкая и почти каменная. — Мне только что приснился кошмар, — ответил Лайт. — Это дезориентировало меня, когда я проснулся. — О чём был кошмар? — заинтересованно спросил Рюдзаки. Если это то, о чём он думает… Часть Лайта не хотела говорить Рюдзаки. Ему приснился кошмар о том, что из него высосали кровь? В то время как сам Рюдзаки был мертв на земле рядом с ним? Одному Богу известно, какую теорию про Киру мог извлечь из этого Рюдзаки. Но что-то внутри Лайта подсказывало ему, что всё в порядке. Что он должен выговориться Рюдзаки. В любом случае, ему нужно было как-то объяснить всю эту историю с «Акисадой». — Там… там были ты и я, — начал Лайт хриплым голосом. — Мы гуляли по какому-то городу. Я не уверен, где он был, но он не был похож на Токио. Все здания были очень старыми, и, кажется, мы были рядом с океаном. — Что мы делали? — спросил Рюдзаки беспристрастным тоном. — Мы просто… разговаривали, — сказал Лайт, надеясь, что Рюдзаки не увидит в темноте румянец на его щеках. Он не собирался рассказывать Рюдзаки обо всём, что они делали во сне. — Однако в какой-то момент на нас напали. Ты… — Дыхание Лайта сбилось от воспоминаний. — Ты лежал на земле, из твоей головы шла кровь. Ты был мёртв? А потом мужчина, напавший на нас, начал… — Лайт замолчал, не желая говорить Рюдзаки, что на него напало существо, которое, как он предположил, было вампиром во сне. — Ну, он меня убил. И тут я проснулся. Рюдзаки нежно сжал руки Лайта. — Как он тебя убил? Черт. Зачем ему было это спрашивать? Поморщившись, Лайт решил, что лучше не скрывать этого. — Он укусил меня за шею и начал пить мою кровь. Да, мне, восемнадцатилетнему парню, приснился кошмар о том, как чертов вампир убивает меня. Я знаю, это идиотизм. Он хотел вырвать свои руки из рук Рюдзаки, но Эл крепче сжал их, не отпуская. — Это не идиотизм, — сказал ему Рюдзаки, его голос был мягче, чем когда-либо слышал Лайт. — Умереть во сне — ужасный способ для пробуждения. Наконец, Лайт набрался смелости, чтобы поднять голову и встретиться взглядом с Рюдзаки. Эл смотрел на него с такими эмоциями на лице, каких Лайт никогда раньше не видел. Губы его были сжаты в тонкую линию, а брови озабоченно нахмурены. Он выглядел… расстроенным? Сбитым с толку? Испуганным? Понять было трудно. — Это было так реально, — прошептал Лайт, вздрогнув, когда вспомнил боль от клыков, впившихся в его горло. Рюдзаки кивнул, снова сжимая его руки. — Всё в порядке. Тебя там больше нет. — Ага, — пробормотал Лайт, бездумно кивая головой. — Я знаю. Прошло несколько мгновений тишины, и Лайт снова провел большим пальцем по костяшкам пальцев Рюдзаки. Он знал, что в этот момент ему, вероятно, следует отпустить руки Рюдзаки, но он все еще был в ужасе от сна, и прохлада чужой кожи была одной из вещей, привязывавших его к реальности прямо сейчас. — Могу я узнать, откуда взялось имя Акисада? — спросил затем Рюдзаки, его голос вновь стал монотонным. — Ты назвал меня так во сне, — объяснил Лайт, слегка пожимая плечами. — Когда я проснулся, я был настолько потерян, что не знал, кто я. — Да, сны могут быть такими, — спокойно сказал Рюдзаки. Он в последний раз слегка сжал ладони Лайта, а затем отпустил их и перекатился на свою сторону кровати. Лайт слишком сильно ощутил пустоту в этот момент. — Если ты в порядке, мы должны попытаться снова заснуть. Завтра нас ждёт много работы. Лайт не был уверен, сможет ли он снова заснуть после этого, но Рюдзаки был прав. Завтра у них действительно много работы, так что он должен хотя бы попытаться уснуть. Лёжа в постели, Лайт понял, что паническая атака его сильно измотала. Его веки отяжелели, и каким-то образом у него не осталось беспокойства из-за сна. Как будто паническая атака просто высосала из него всё. К счастью для него, вскоре он провалился в сон, на этот раз без сновидений. ♰⁜♰ Лайту не потребовалось много времени, чтобы снова уснуть. Его дыхание было медленным, а пульс ровным. Когда Эл повернулся, чтобы посмотреть на него, он с облегчением обнаружил, что лицо Лайта расслаблено, без единого намёка на страдания. То, что только что произошло, потрясло Эл до глубины души. Лайту и раньше снились сны. На самом деле, это было обычным делом каждый раз, когда Эл и Лайт пересекались. Но его сны всегда были туманны. В своих прошлых жизнях он никогда не мог рассказать подробности сцен, за исключением того, что Эл был там, и всё закончилось смертью самого Лайта. Он никогда не помнил ничего столь живого, как то, что рассказал ему сегодня ночью Лайт. Но что действительно поразило его, так это то, что он произнёс имя Акисада. Мало того, что он помнил это, так еще и в полусонном состоянии попросил Эл называть его так… Когда он прошептал это, Эл почувствовал, будто всё его тело свело судорогой. Лайт никогда раньше не помнил ни одного имени из своих прошлых жизней. Не говоря уже о самом первом. Эл задавался вопросом, что изменилось на этот раз. Было ли это потому, что в этой жизни они уже провели вместе больше времени, чем в любой другой? Было ли это потому, что они были вынуждены проводить каждую минуту вместе, из-за собственных следственных решений Эл? Однако здесь возник еще бо́льший вопрос. Эл всё ещё не мог снять наручники. Он знал, что Лайт — это Кира, даже если он не помнил, что был таковым прямо сейчас. Но если они останутся прикованными друг к другу намного дольше, будет ли Лайт помнить больше? Действительно ли близкое нахождение к Эл вызывало сны? …догадается ли Лайт в конце концов, что это были не просто необычайно яркие сны, а его воспоминания о прошлых жизнях? А если бы он понял? Что было бы потом? Эл понятия не имел, что делать при таком сценарии. Прямо сейчас он был растерян, как никогда. Если бы Лайт спросил его об этом, Эл не смог бы ему солгать. Но что будет дальше? Лайт все еще был Кирой. Их отношения, как и всегда, должны были закончиться тем, что Лайт умрёт в процессе расследования. Это их бесконечный цикл. Эл невидящим взглядом уставился на спящее лицо Лайта. Безупречное лицо, которое он запомнил ещё много веков назад, анализируя все черты, которые он так хорошо знал. Не задумываясь, Эл протянул руку и осторожно убрал прядь послушных волос со лба Лайта. — Мурата Акисада… Ягами Лайт… Неважно, какое у тебя имя, я никогда не смогу перестать любить тебя, — отчаянно прошептал Эл. Он задрожал. — Я просто хочу, чтобы это не было так сложно.