Offer Me My Deathless Death

Было темно. Он не знал, где находится. Холодный металл впивался в его запястья, а жёсткая кожа сковывала лодыжки. Что-то твердое и металлическое закрыло его глаза, и, как бы он ни сопротивлялся, он, похоже, не мог освободиться или хотя бы ослабить оковы. — Что происходит? — крикнул он хриплым, напуганным голосом. — Где я? Ответа не последовало. Он начал паниковать, его сердце забилось в груди, когда он пытался вырваться из пут, приковавших его к тому, что, как он предположил, было каким-то металлическим столом. Наручники, которые он носил, врезались в его кожу, пока он продолжал бороться, и он ощущал, как вязкая кровь стекает по его ладоням, пальцам, и медленно, капля за каплей, падает на стол. — Пожалуйста! — крикнул он. — Кто-нибудь! Помогите мне! Он услышал шаги. Остановившись в своей борьбе, его дыхание участилось, когда он услышал, как кто-то приближается. Шаги были мягкими, а дыхание ровным. Он попытался посмотреть, сможет ли он мельком увидеть что-то из-под металлической повязки на глазах, но это было бесполезно. — Ягами Лайт, — произнесли. Лайт замер, как олень в свете фар. Этот голос он узнает из тысячи. — Рюдзаки? — спросил он, ненавидя, как слабо звучал его собственный голос. — Что происходит? — Ты задержан. Мы нашли достаточно доказательств того, что ты действительно Кира. За последние несколько месяцев Лайт научился читать голос Рюдзаки. Для большинства людей Рюдзаки почти все время звучал совершенно монотонно, и тем не менее, Лайт мог различать небольшие скачки в его голосе, сигналы, которые никто другой не мог уловить, мельчайшие подсказки, которые сообщали Лайту, что Рюдзаки думал или чувствовал в любой момент. Но это было тогда. Прямо сейчас голос Рюдзаки был совершенно ровным. Пустым. Ни одной эмоции. Ничего. — Как?! Я не Кира, я же уже доказал это! Меня сажали в камеру и никто не умирал! — Тебе не нужно знать, как мы это сделали. Ты был признан виновным десятками разных стран, и все они назначили тебе одинаковый приговор. — Рюдзаки сделал паузу, и дыхание Лайта сбилось, пока он внутренне умолял Рюдзаки не говорить то, что, как он знал, собирался сказать. — Казнь, — поверженно прошептал Лайт. — Да. Вот почему ты здесь. Лайт чувстовал нарастающий комок в горле, и ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что это из-за того, что ему хотелось плакать. Он собирался умереть, прикованный к холодному столу, не в силах даже увидеть, что было вокруг него. И Рюдзаки — его Рюдзаки — должен был отдать приказ. Ему хотелось бы увидеть Рюдзаки сейчас. Так он смог бы увидеть его лицо, позу, и понять, какие эмоции он испытывает по поводу происходящего. Лайт видел, что Рюдзаки обращается с ним так, будто они впервые встретившиеся незнакомцы. И это оказалось больно. Лайт думал, что значит для него хоть что-то. — Почему у меня прикрыты глаза? — спросил Лайт тихим голосом. — Хотя мы почти уверены, что только Второй Кира способен убить кого-то, просто взглянув ему в лицо, мы не знаем наверняка, что ты не получил эту способность с тех пор, как в последний раз активно действовал как Кира. Поэтому мы должны были предпринять эту меру предосторожности. Лайт заставил себя попытаться кивнуть. Ссора с Рюдзаки ни к чему его не приведет. — Итак, это всё? Меня уже признали виновным, и меня просто убьют, прямо здесь и сейчас? — спросил он, слыша, как его голос сорвался ближе к концу предложения. — Да. Мы готовы ввести смертельную инъекцию в любой момент. Лайт стиснул зубы. — Моя семья знает? — Твой отец знает. Твоей матери и сестре скажут, что ты погиб в результате несчастного случая. Мы не хотим, чтобы мир узнал личность Киры, иначе ты станешь мучеником, — медленно объяснил Рюдзаки. — Нам было бы очень неудобно с этим иметь дело. Он был таким холодным. Таким отстранённым. Совсем не похож на того Рюдзаки, которого Лайт знал последние несколько месяцев. Если бы он не был уверен, что это был голос Рюдзаки, он бы подумал, что разговаривает с совершенно случайным человеком. — Рюдзаки, — через мгновение сказал Лайт, почти всхлипывая. — Почему ты ведёшь себя так? — Как? — спросил Рюдзаки. — Я… я не знаю. Ты просто звучишь так отстраненно. — он выглядел жалко, скуля на смертном одре, но Лайта сейчас это мало волновало. — Это моя работа, Лайт. Я всегда отстранён от своих дел. Они не были близки. Они не были друзьями. Все ночные разговоры, небольшие касания и взгляды — всё было спектаклем. Вот что говорил Рюдзаки на самом деле. — Я понимаю, — тихо сказал Лайт, в его груди разлилась сильная боль. — Если ты готов, мы начнём ввод инъекции. Чувствуя животный страх перед смертью, Лайт кивнул. У него не было выбора. Его дни сочтены. — Хорошо. Его руку начало жечь, а сердце Лайта так громко стучало в ушах, что он не мог слышать собственные мысли. Ему хотелось кричать. Он хотел умолять их отпустить его. Он хотел признаться Рюдзаки во всём. Хотел рассказать о Тетради смерти, о том, как использовал её, о взаимоотношениях с шинигами, о том, что впервые за всю свою короткую жизнь он кого-то полюбил… Но его сознание постепенно угасало. Внезапно на его лицо легла холодная ладонь, но знание того, чьи это прикосновения, успокаивало. Рука вытерла слезу, скатившуюся по его щеке, которую Лайт даже не заметил. — Прости, Лайт, — прошептал Рюдзаки. Лайт заставил себя слегка улыбнуться. И потерялся в забвении. В отличие от большинства других раз, на этот раз Лайт не проснулся с криком или в панике. Вместо этого его глаза распахнулись, и он почувствовал мокрые дорожки на щеках. Кажется, он плакал во сне. Сев, Лайт закрыл лицо руками, пытаясь стереть следы сна. Внезапно кровать рядом с ним зашевелилась, и Лайт почувствовал, как руки Рюдзаки обвивают его талию. — Ещё один кошмар? — тихо спросил Рюдзаки. Он был совсем не похож на того бездушного Рюдзаки из его сна, и это радовало. — Да, вроде того, — сказал Лайт, сон снова и снова проигрывался в его голове. — Я бы не сказал, что он похож на другие. — Почему? — это заинтересовало Рюдзаки. Лайт вздохнул. — Если я расскажу тебе об этом, это просто поднимет процент того, что я Кира. Он почувствовал, как Рюдзаки напрягся. Наступило молчание, прежде чем Рюдзаки начал чертить круги на спине Лайта. — Нам не нужно сейчас думать о твоих Кира-процентах, — прошептал Рюдзаки. Сделав паузу, Лайт посмотрел на свои руки. В темной комнате он едва различал очертания своих бледных пальцев. Он потер запястья, воспоминание о холодном металле, впивающемся в его кожу, все еще вызывало жжение. — Я очнулся в комнате, где мне завязали глаза и привязали ремнями. Ты объяснил мне, что меня арестовали за то, что я Кира, меня уже признали виновным в десятках стран и приговорили к смертной казни. — Лайт судорожно вздохнул. — А потом меня казнили. Я не успел ни с кем попрощаться. Я даже ничего не увидел, потому что ты сказал, что повязка на глазах должна оставаться. Круги, которые Рюдзаки чертил на спине, остановились, и руки Рюдзаки оторвались от Лайта. — Я… я понимаю, почему это тебя так беспокоит, — сказал Рюдзаки, отводя взгляд от Лайта. — Мне жаль, что тебе приснился такой сон. Лайт услышал невысказанные извинения в словах Рюдзаки. Обещаний не было. Никаких гарантий того, что сон Лайта не станет реальностью. Просто извинение. Потому что они оба знали правду. Рюдзаки все еще подозревал Лайта в том, что он Кира, а Лайт даже не был уверен, что ещё верит в свою невиновность. В ту ночь они легли на разные стороны кровати. Однако, проснувшись, снова оказались рядом. Лайт сразу понял, что у него есть выбор. Он мог отстраниться от Рюдзаки. В конце концов он собирался найти какие-то улики, компрометирующие Лайта, даже если у Лайта не было воспоминаний о том, что он был Кирой. Лайт мог уберечь себя от еще большей боли, если это случится. Всё, что ему нужно было сделать, это отстраниться. Но он этого не сделал. Вместо этого Лайт позволил Рюдзаки провести пальцами по своим волосам. Он взял свободную руку Рюдзаки в свою и поцеловал его холодные костяшки пальцев. Ни один из них не говорил, но Лайт знал, что Рюдзаки понял. Время, которое они проводили вместе, утекало, как песок в песочных часах. Им нужно было наслаждаться им, пока они могли. ♰⁜♰ В течение нескольких месяцев расследование никак не продвигалось, и каждый новый день без какого-либо достижения или зацепок приносил ощущение бесполезности; и эти месяцы почти полного отсутствия прогресса портили настроение оперативной группе. Затем, внезапно, всё снова наладилось, и это было похоже на аттракцион в парке развлечений, который двигался слишком быстро, чтобы кто-то из них мог удержаться. Во-первых, Мацуда взял на себя смелость ворваться в Йоцубу, оказавшись в самой опасной ситуации, в которой когда-либо был любой из них. Тот факт, что Мацуда еще дышал, сам по себе был чудом. Затем, всего несколько дней спустя, в бой вступил Эральд Койл, которого сыграл очень убедительный Айбер. Вскоре после того, как Лайт нашёл им «информатора» в лице Намикавы, Лайт и Эл снова поссорились. Несмотря на то, что их личные отношения резко изменились за последний месяц, их рабочие отношения не сильно отличались от того, что было раньше, чтобы другие члены оперативной группы не заметили изменения их поведения по отношению друг к другу. Они спорили об опасности использования Мисы для проникновения в Йоцубу, пока Эл сам не пришёл к Мисе и не убедил ее работать с ними. Это был грязный трюк, и Эл мог сказать, что Лайту хотелось надрать ему за это задницу. (Есть вероятность, что этот гнев вылился в довольно агрессивный сеанс поцелуев позже той ночью, но, конечно, остальная часть оперативной группы этого не могла знать). После этого Миса стала центром расследования. Её проинструктировали, а затем отправили на собеседование с Йоцубой для их «рекламной кампании». По словам Айбера и Моги, интервью было абсолютно успешным. Однако, когда Миса вернулась, с ней было что-то не так. Она не выглядела расстроенной. Но Эл и Лайт оба могли сказать, что что-то не так. Обычно после успешной миссии, Мису было невозможно оттащить от Лайта, однако на этот раз, когда Лайт отмахнулся от её объятий, прикрываясь работой, она просто весело попрощалась и направилась обратно в свою комнату. Никому не потребовалось много времени, чтобы понять, почему Миса так себя вела. На следующий вечер она вернулась в штаб-квартиру оперативной группы, одетая в сексуальный костюм медсестры, заявив, что у нее есть запись, на которой Хигучи признается, что он Кира. Каким-то образом ей пришло в голову, что Хигучи, скорее всего, Кира, и она блефовала перед ним, что она Второй Кира, чтобы он признал это. Он попал прямо в её ловушку, и теперь они знали, на кого нацелиться. Все сложилось так хорошо, как будто это была судьба. По мере того, как Хигучи становился все более и более безумным, внутри Эл нарастало чувство страха. Он не был уверен, что это было, но когда они следовали за машиной Хигучи на вертолете, Эл не мог не чувствовать, что они достигли кульминации. Даже если это был конец истории Хигучи сегодня вечером, Эл еще предстояло столкнуться с настоящей Кирой. Когда они приземлились на вертолете возле назначенного места, это был один из самых напряжённых моментов в жизни Эл, поскольку они пытались заставить Хигучи признаться, как он убивал. И хотя взгляд их обоих был прикованы к машине, каким-то образом рука Эл нашла руку Лайта, и они держались друг за друга так, как будто это был последний раз, когда они могли это сделать. — Мы сделали это, Рюдзаки, — прошептал Лайт, и на его лице расцвела счастливая улыбка, пока они смотрели, как Соитиро несёт тетрадь к вертолёту. — Мы поймали его. Эл, правда, хотел улыбнуться, но по мере того, как тетрадь приближалась к ним всё ближе и ближе, ужас, скручивающийся в глубине его желудка, только усиливался. Затем дверь вертолета открылась, и Эл взялся за тетрадь двумя пальцами. За все столетия своей жизни Эл никогда не видел существа, похожего на то, которое он видел стоящим у машины Хигучи. Чрезвычайно высокое, сгорбленное и покрытое бинтами, как мумия. Оно было одним из самых странных вещей, которые Эл когда-либо видел. Существо смотрело на полицейских одним желтым глазом, не говоря ни слова, не пытаясь атаковать или как-то навредить. Если бы Эл не был так отвлечён существом, которое показала ему тетрадь, возможно, он смог бы помешать Лайту протянуть руку. Может быть, он мог бы отстраниться, прислушаться к своему внутреннему инстинкту, который кричал ему, чтобы Лайт не касался тетради. Но он отвлекся. И прежде чем он успел это осознать, тетрадь ушёл из его рук, а Лайт закричал. Это не был крик человека, впервые увидевшего страшного монстра. Это был крик человека, который был ошеломлён. Крик человека, который не понимал, что с ним происходит. Крик Лайта длился всего несколько секунд. Но как только Эл повернулся, чтобы посмотреть на него, ему хватило одного взгляда на его глаза, чтобы понять, что только что произошло. Теплота, которую Эл всегда искал в тёмно-карих глазах Лайта, исчезла. В его взгляде была резкость, холодный алый блеск, с которым Эл был слишком хорошо знаком. Как только эти пронзительные глаза встретились с глазами Эл, его сердце упало в живот, потому что он понял. В этот момент Лайт, к которому Эл был прикован наручниками, Лайт, которого Эл успокаивал после кошмаров, Лайт, который позволял L целовать его волосы, умер. Теперь враг Эл вернулся, и игре нужно было возобновится. Он ненавидел это. Всей своей сущностью. Эл едва слушал сбивчивое объяснение Лайта, почему он кричал. Всё, что он мог сделать, это смотреть вперед, наблюдая, как Хигучи пытался отбиться от полицейских. Тяжёлый груз вновь свалился на его плечи. Он знал, что спокойные дни не могли длиться вечно, но оказался морально не готов к концу. Хигучи закричал, схватившись за грудь. Эл повернул голову к Лайту, который все ещё держал тетрадь. Она была закрыта, но Хигучи сказал, что именно с помощью неё он убивал людей. Каким-то образом Лайт смог убить Хигучи, не используя тетрадь в его руках. Когда Хигучи сделал последний вдох, плечи Лайта слегка опустились. Беспокойство исчезло. Хигучи был мертв. Лайт победил. Как только Хигучи умер, Лайт без труда отдал тетрадь. Он вел себя совершенно нормально, пока полиция упаковывала и увозила тело Хигучи, пока оперативная группа решала, что делать дальше. Кроме Эл никто не заметил, что с Лайтом что-то не так. Неважно, какие красивые слова говорил Лайт, Эл знал, что произошло, как только Лайт прикоснулся к этой проклятой тетради. Позже тем же вечером Эл был вынужден снять наручники с Лайта. Хотя по прошествии четырехсот лет Эл привык к ночам без сна, она казалась слишком длинной без сопящего Лайта рядом с ним. Он уставился в тёмный потолок, многократно прокручивая в уме явное изменение личности Лайта. Тот момент, когда его Лайт исчез, снова побежденный Кирой. Теперь целью Лайта было убить Эл. У него было алиби, он не находился ни под каким подозрением, и его единственным препятствием на пути создания утопии оставался Эл. Честно говоря, Эл понятия не имел, может ли тетрадь причинить ему вред. Даже если старость и болезни никогда не могли убить его, это не означает, что он был абсолютно непобедим. Если бы он получил ножевое ранение в грудь или голову, это определенно прикончило бы его. И, учитывая, что эта тетрадь, казалась, работала на буквальной магии, Эл не хотел испытывать её действие на себе. Скорее всего, их битва подходит к своему логическому концу. И впервые Эл не был уверен, что она закончится смертью именно Лайта. ♰⁜♰ Лайт победил. Это потребовало так много планирования. Это потребовало от него пожертвовать собственным разумом. Возможность победы забрала у него почти всё. Но как только Лайт коснулся тетради и восстановил свои воспоминания, он понял, что выиграл. Все детали были идеально подобраны. Миса вернулась к роли Второго Киры по приказу Лайта. И Миса, и Лайт уже были освобождены от подозрений благодаря правилу тринадцати дней. Как только Эл поймет, что Второй Кира снова действует, он захочет проверить это правило, и тогда с лёгкой руки Рэм он уйдет в мир иной. Единственные две оставшиеся проблемы в жизни Лайта исчезнут. Рэм умрёт и заберёт Эл с собой. Миса и Лайт будут полностью освобождены от подозрений, и, скорее всего, оперативная группа попросит Лайта взять на себя роль L. Всё было идеально. Так почему, черт возьми, Лайт чувствовал себя таким двойственно? В эйфории от возвращения воспоминаний Лайт сначала этого не заметил. Он был слишком поглощён ликованием от осознания того, что все это сработало. Но позже той ночью, когда Лайт проснулся от кошмарного крика, ему было не за кого было ухватиться. Когда смерть вспыхнула перед его глазами, он погрузился в паническую атаку, и ему потребовались часы, чтобы прийти в себя. Он ненавидит Эл. Он хочет чтобы Эл умер. Эл ему мешает. Ему приходилось постоянно напоминать себе об этом, зарываясь пальцами в волосы, пытаясь не обращать внимания на то, как отчаянно он скучал по холодным пальцам, очерчивавшим круги на его позвоночнике, как было почти больно не видеть рядом Рюдзаки, чтобы обнять его. На следующее утро он ожидал, что проснется полным энергии и готовым продолжить достижение своих целей. Но вместо этого все, что он чувствовал, было странной пустотой в груди. Как будто из него вырвали кусок плоти, и теперь он, как бесплотный дух, будет мучаться в агонии. Он проигнорировал это чувство. В конце концов оно уйдет. Должно было. Следующие несколько дней прошли довольно спокойно. Просто много административной работы, поскольку оперативная группа должна была сообщать в полицию все, что они могли, относительно Хигучи, при этом полностью скрывая любое упоминание о Тетради смерти. Как только они поняли, на что способна тетрадь, оперативная группа единогласно решила сохранить её в секрете, пока не будет найден лучший способ действий. У Лайта с этим проблем не было. Он не хотел, чтобы кто-то еще узнал о его орудии. Чем меньше людей знали, как убивал Кира, тем лучше для него. Их общение с Эл было… неловким. Хотя ни один из них не был наедине с тех пор, как Лайт вернул воспоминания, казалось, Эл точно знал, что произошло. Вместо того, чтобы посылать в его сторону дразнящие комментарии и кривые ухмылки, Эл вообще избегал смотреть на Лайта. Когда Лайт говорил с ним, он отвечал максимально короткими предложениями, все время глядя себе под ноги. Лайт твердил себе, что ему все равно. Но Эл, относящийся к нему как к пустому месту, только усугублял его негативные эмоции. Затем в стопку упала следующая костяшка домино. Миса заключила сделку с глазами во второй раз и сразу же вернулась к работе, убивая преступников. Оперативная группа сразу же заметила всплеск убийств, и Эл, конечно, объявил о своем намерении проверить правило тринадцати дней. Во время этой встречи Лайт практически чувствовал ненависть, исходящую от Рэм. Не то чтобы это имело для него значение. Было решено, что на следующий день Эл сам проверит это правило. Лайт должен был чувствовать себя счастливым, но он просто оцепенел. В груди зашевелился страх. И это был не страх обнаружения лживого правила, а страх смерти Эл. Руки за спиной сжались в кулаки. В тот вечер, как только он вышел из здания штаб-квартиры, он услышал, как низкий голос Рэм позвал его по имени. — Ягами Лайт, — сказала она, в её словах явно кипел гнев, хотя её… лицо было почти таким же, как всегда, — нам нужно поговорить. О чем, чёрт возьми, она хотела поговорить? Собиралась ли она кричать на Лайта за положение, в которое он ее поставил? Она должна была понять, что это ничего не изменит. Замерев на полушаге, Лайт огляделся. За пределами этой части здания не было никаких камер, но Эл всё равно мог установить микрофоны. Даже если Рэм была одним из самых разочаровывающих препятствий, с которыми сталкивался Лайт (за исключением Эл, конечно), она гораздо лучше понимала необходимость тонкости, чем Рюк. Лайт встретился с ней взглядом, прежде чем обернулся на здание, и она понимающе кивнула. Ее костлявая рука указывала на скамейку немного дальше по тротуару, достаточно далеко от штаб-квартиры, чтобы микрофоны не могли их услышать. Засунув руки в карманы, Лайт неторопливо подошёл к скамейке, уже думая о том, что он собирался сказать Рэм. Ему просто нужно было постоянно напоминать ей, что если она не сделает то, что он хочет, Миса умрёт. Именно это должно было держать ее в узде. Как только Лайт сел, Рэм повернулась к нему. — Я знаю, что ты хочешь, чтобы я сделала, Ягами Лайт, — сказала Рэм, глядя на него своим единственным глазом. Он светился ярче, чем обычно. — Теперь я понимаю твой план. Если я не убью Эл до того, как он проверит правило тринадцати дней, Миса будет признан виновной и умрет. Я правильно понимаю? Ухмыляясь Рэм, Лайт кивнул. — Всё так. Ты убиваешь Эл, а Миса остаётся в живых. Никто другой из оперативной группы не осмелился бы проверить это правило. — Я хочу тебе сказать, Ягами Лайт, что не могу это сделать. Она лжёт, да? Лайт беззаботно пожал плечами. — Ладно. Значит, Миса умрёт. — Он встал на ноги, словно собираясь уйти, но Рэм снова заговорила. — Я не имею в виду, что я не хочу! — повысила голос Рэм. — Я бы с радостью убила Эл, если бы это спасло Мису. Даже если это означает мою собственную смерть, это жертва, которую я готова принести для неё. Я говорю тебе, что я не могу убить Эл. Ухмылка сползла с лица Лайта. — Что ты имеешь в виду? Рэм вздохнула. — Даже если бы я написала имя Эл в своей Тетради смерти, он бы не умер. Я могу назвать тебе его настоящее имя, и ты ничего не сможешь сделать с этой информацией, потому что твоя собственная Тетрадь смерти тоже не окажет на него никакого влияния. По словам Рэм, Эл был… невосприимчив к воздействию Тетради. Неважно, кто запишет его имя, шинигами, Лайт или Миса, все это не имело значения, потому что на него это не подействует. И тут Лайт вспомнил разговор с Рюком почти год назад, всего через несколько недель после того, как он впервые получил Тетрадь Смерти. » — Есть ли кто-нибудь, кого Тетрадь Смерти не может убить? Был жаркий полдень. Лайт вернулся домой со школы, с рекордной скоростью выполнил домашнюю работу и занялся обычной рутиной записи имен преступников. (Обычный вечер школьника). Это было так просто — писать имя за именем. Очевидно, что это была самая эффективная система для убийств, созданная за всё время существования человечества. Все, что тебе нужно, это ручка, имя и лицо. Именно это позволяло Лайту убить так много преступников. Однако теперь он начал задаваться вопросом, не было ли это слишком просто. Правила были простыми и понятными, и их можно было использовать по-разному. Но Лайт начал думать, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Он буквально обладал силой бога смерти. Должны существовать быть некоторые ограничения, верно? Рюк поднял голову с кровати Лайта, на которой ему нравилось лежать, пусть он и не до конца помещался на ней. — А? — Я спросил, есть ли кто-нибудь, кого Тетрадь Смерти не может убить, — повторил Лайт, не отрываясь от тетради, продолжая писать. — Даже если бы я правильно написал имя и вспомнил лицо, есть ли кто-то, на кого это не повлияло бы? Рюк издал вопросительный звук, и Лайт услышал, как он пошевелился, поднимаясь на ноги. Шинигами подошёл к столу Лайта, склонившись над его плечом и наблюдая, как ручка Лайта быстро движется по странице. — Почему ты спрашиваешь об этом? — Особой причины нет. Я как раз думал о том, как легко получить силу бога с этой штукой, — объяснил Лайт. Он прервал запись и перелистнул много страниц, чтобы снова увидеть правила. — Здесь просто сказано, что человек, чье имя записано в этой книге, умрет. Не очень конкретно, если ты спросишь меня. — Что ж, это правда, — сказал Рюк, пожимая плечами. — Если этот человек — человек, и ты напишешь его имя в Тетради, зная, как он выглядит, он умрет. Лайт, рассеянно пробегавший пальцами по правилам, остановился. — Ты сделал ударение на слове «человек», — заметил Лайт, прищурив глаза на шинигами. — Что ты имеешь в виду? Хотя ухмылка Рюка не двигалась, Лайт каким-то образом чувствовал, что она становится шире. — Тетрадь смерти предназначена для работы с людьми. Вот и все, — ответил Рюк, отворачиваясь от Лайта. — Я понимаю, но ты сказал «если этот человек — человек», подразумевая, что в мире есть люди, не являющиеся людьми, на которых Тетрадь не может повлиять, — настаивал Лайт. Он не был уверен, почему он был так непреклонен в разъяснении Рюком этого. Во всяком случае, Рюк имел в виду, что она не может повлиять на животных и шинигами. Но то, как он это сказал, беспокоило что-то в глубине сознания Лайта. Что-то подсказывало ему, что Рюк говорит нечто большее. Рюк не ответил, поэтому Лайт снова заговорил. — В мире есть, эм, люди, не являющиеся людьми? Из груди Рюка вырвался низкий смешок. Глаза Лайта расширились. Рюк обманывал его, верно? — Ну да, есть. А что? — Рюк перевернулся в воздухе и уставился на Лайта в ожидании реакции — Как, например, кто? — спросил он, неуверенный, может ли он доверять тому, что говорит этот шинигами. — Мифологические существа или что-то в этом роде? — Я ничего не знаю об оборотнях или русалках, или о чем, черт возьми, вы, ребята, снимаете фильмы. Я просто знаю один тип нелюдей, которых я видел бродящими по твоему миру, — сказал Рюк, снова садясь на кровать Лайта. — Я полагаю, вы, люди, называете их вампирами? Лайт моргнул, глядя на Рюка. Затем у него вырвался резкий смех. — Ты шутишь, да? Лайт фыркнул, качая головой. — Вампиров не существует, это смешно. — Ты разговариваешь с настоящим богом смерти, пока пишешь в тетради, что убивает людей. Почему существование вампиров так смешно для тебя? — спросил Рюк. Это прервало смех Лайта. Это… не было шуткой? — Подожди, ты серьезно, Рюк? — Может быть, я здесь для развлечения, но лгать тебе о вампирах было бы не смешно, — простодушно сказал Рюк. Что ж, он был прав. — Так ты просто имеешь в виду, что Тетрадь смерти не может убить их сердечным приступом? И она никак их не касается?» — спросил Лайт, расширив в изумлении глаза. Если бы вампиры существовали, это могло бы изменить для него все. Будут люди, которых Кира не сможет судить. Злые души, которых не смогла коснуться даже рука Божья. Рюк какое-то время смотрел на него, его выпученные глаза, как обычно, не мигали. — Ты не можешь использовать Тетрадь смерти, чтобы убить вампира, нет. Лайт нахмурился. — Но что, если бы я написал другой способ? Например, поджечь их или проткнуть им сердце колом? — Неа. — Значит, ты имеешь в виду, что вампиров вообще нельзя убить? — Лайт подталкивал Рюка к более подробному ответу. — Ты определенно можешь убить их, — хрипло рассмеялся Рюк. — Просто не используя Тетрадь смерти. — Но почему? — спросил Лайт. — Почему вампиры неподвластны влиянию Тетради? Рюк снова рассмеялся, и Лайту пришлось стиснуть зубы от этого надоедливого звука. — Чтобы ответить на этот вопрос, я преподам тебе небольшой урок истории, Лайт, — сказал Рюк, хлопая ладонями. — Давным-давно, кажется, пару тысяч лет назад или около того, на Землю упала Тетрадь смерти. Они падали на Землю с незапамятных времен, но этот был другим, и это из-за женщины, которая его подняла. Лайт кивнул, призывая продолжать. — Я мало о ней знаю, я не был шинигами, прикрепленным к этой Тетради. Но она была немного странной дамой, которая ничуть не боялась своего шинигами. Дело в том, что она его не боялась, но больше того, её влекло к нему. — Пожалуйста, не говори мне, что все идёт туда, куда я думаю, — простонал Лайт, закрыв голову руками и уже сожалея о своем вопросе. Картинки в голове слишком яркие. — Всё идет именно туда! — весело ответил Рюк. — Эта похотливая леди и её похотливый шинигами каким-то образом придумали, как заниматься сексом, и, честно говоря, я не знаю, как они это сделали, потому что у шинигами действительно нет… необходимого для этого оборудования, если ты понимаешь, о чем я говорю, — продолжал он рассказ. — Теперь, мне стоит упомянуть, что наш король был очень зол из-за этого. Ты знаешь, что у нас есть правило, которое гласит, что шинигами буквально запрещено трахаться? Да, и вот почему. Потому что эти двое похотливых дураков всё испортили, — досадливо объяснил Рюк. — Короче говоря, причина, по которой король шинигами был так расстроен из-за того, что они сделали грязное дело, заключалась в том, что это каким-то образом привело к тому, что женщина забеременела. То, что она родила, было наполовину человеком, наполовину шинигами, также известным как первый вампир. Лайт вскинул голову, уставившись огромными глазами на Рюка. — Вампиры наполовину шинигами? — Ага! — ответил Рюк. — Подумай об этом. Как шинигами продолжают жить? — «Если ты убьешь человека до того, как его естественная продолжительность жизни истечет, оставшаяся часть его жизни прибавится к твоей», — процитировал Лайт слова Рюка, сказанные ему недавно. — А как вампиры продолжают жить? — продолжал Рюк. — Выпивая человеческую кровь? — неуверенно ответил Лайт. — Еще можно сказать, что это «высасывание жизненной силы», я прав? — заметил Рюк. Он снова сделал сальто в воздухе и поплыл по комнате. Лайт перевёл участившееся дыхание. — Значит, когда вампир пьёт у кого-то кровь, ты хочешь сказать, что он крадет годы жизни? — Не совсем так. Это не значит, что одна минута высасывания крови равняется одному году жизни человека. Человеческая кровь пополняется естественным образом, поэтому небольшая потеря не приведет к постоянному сокращению продолжительности жизни. Это больше похоже на биологическую версию того, что мы делаем, — объяснил Рюк. — Но да, по сути, вампиры стареют не так, как шинигами. Наряду с этим, точно так же, как запись имени шинигами в Тетради смерти ничего не даст, запись имени вампира в ней также не окажет на него никакого эффекта. — Но если вампиры рождаются от людей и шинигами, а вы не могли этого сделать со времен той женщины много лет назад, то как в мире может быть больше одного вампира? — недоумённо спросил Лайт. — Вампиры не способны размножаться биологическим путем. Это еще одно последствие, переданное от шинигами. Вампир делает человека вампиром, позволяя ему выпить свою гибридную кровь. Лайт кивнул, глядя в пол и обдумывая слова Рюка. Это имело смысл, как бы ему не хотелось это признавать. Вампиры существовали, и Тетрадь смерти не могла их ранить, потому что они были наполовину шинигами. По словам Рюка, их можно было убить другими способами, но Лайт был не из тех, кто пачкает руки. Ему оставалось только надеяться, что он никогда не встретит вампира, которого ему нужно будет убить. — У меня последний вопрос о вампирах, — сказал Лайт после того, как ему потребовалось несколько минут, чтобы переварить новую информацию. — Можете ли вы сказать, является ли кто-то вампиром, просто взглянув на него? — Ага. Их продолжительность жизни отличается от человеческой, — ответил Рюк. — Как? — Ну, вместо цифр над головой, которые показывают, сколько лет им осталось, у вампиров есть тикающие часы, которые всегда идут вверх. Часы считают, как долго они живут. — И я полагаю, ты бы не сказал мне, что кто-то, кого я встретил, является вампиром? — с ухмылкой спросил Лайт. — О нет, я бы не стал. — загоготал Рюк. — Приятно знать, — лаконично ответил Лайт, возвращаясь к своему делу. — Спасибо, что объяснил мне всё это. С этого момента мне придется помнить о вампирах.» Вампиры. Тетрадь смерти не могла воздействовать на вампиров. А Рэм сказала, что она не повлияет на Эл. — Эл… вампир? — спросил Лайт. Это звучало так надуманно. На самом деле, он был удивлен тем, как мало это его шокировало. Он всегда знал, что в Эл есть что-то особенное, и то, что он бессмертен, Лайт, вероятно, в конце концов понял бы сам, если бы Рэм не сказала ему. — Да. Я подозреваю, что Рюк уже объяснил тебе, почему они освобождены от Тетради смерти? — спросила Рэм. Лайт кивнул. Во рту у него почему-то пересохло. — Значит, несмотря ни на что, ты не можешь убить Эл вместо меня? — Нет, я не могу. Но если завтра Эл проверит придуманное тобой правило, Миса в конечном итоге умрёт. И если это произойдет, — сделав паузу, Рэм наклонилась так, что оказалась всего в нескольких сантиметрах от лица Лайта. — Я без колебаний убью тебя, Ягами Лайт. В отличие от Эл, ты всего лишь человек, которого я вполне могу убить. Я дам тебе такую мучительную смерть, что она будет намного хуже любой смерти, которую ты когда-либо пережил. В этот момент Лайт был так поражен внезапной сменой ролей между ним и Рэм, что даже не подумал спросить ее, что она имела в виду под «любой смертью, которую ты когда-либо пережил». Вместо этого всё, что он сделал, это отошел от нее, стиснув зубы, пытаясь скрыть свой страх. — Я понимаю, — опустив голову, сказал он. — Как мне его убить? — Хотя вампиры могут быть невосприимчивы к старости и болезням, они не сделаны из стали. Если я правильно помню, вы, люди, кажется, думаете, что убить их можно деревянным колом. Я считаю, что любая ножевая рана в грудь убьет вампира. Это не обязательно должно быть дерево, — размеренным голосом объяснила Рэм. Лайт кивнул, подавляя подступающую к горлу тошноту. — Ещё кое-что. Рэм, если… когда я убью Эл, ты возьмёшь на себя вину? — Человеческие законы ко мне не применяются, так что у меня нет с этим проблем. Я приму любую ложь, в которой ты будешь нуждаться, пока она сохранит жизнь Мисе, — согласилась Рэм. — Хорошо. Оглянувшись назад, Лайт понял, что солнце уже село. Если он собирался это сделать, то идти сейчас, когда остальная оперативная группа уже ушла. На кухне были ножи для разделки мяса. Глянув на часы, Лайт понял, что Эл уже отужинал, и это значит, что Ватари на кухне не будет. Кивнув Рэм в последний раз, Лайт расправил плечи и направился обратно к зданию. С каждым шагом он чувствовал, как будто его отягощает свинец, а в груди нарастала боль. Уже сегодня он лишит жизни Эл своими собственными руками. Лайт представил себе это. Эл смотрит на него своими темными ониксовыми глазами, малиновая кровь течет из его груди и окрашивает его белую рубашку в темно-красный цвет. Он смотрел на Лайта, пока его жизненная сила истощалась, а Лайт смотрел, как Эл умирает. Ему было нехорошо. Не так, как думал Лайт. На самом деле, от этой картины ему хотелось кричать. В голове пронеслись воспоминания. Эл предлагает ему пирожное; Эл внимательно наблюдает за ним, пока он работает за компьютером; Эл обнимает его после кошмара; Эл берёт его за руку; Эл его целует… Лайт так сильно сжал кулаки, что его ногти врезались в ладони, и в руках начала скапливаться кровь. Его чувства не должны ему мешать. Он должен закончить то, что начал. Мир нуждается в нём, в его справедливости, и у него нет права отступать сейчас, у самого финиша. Сканируя свое удостоверение личности, чтобы вернуться в здание, Лайта пронзила новая волна тошноты, когда одно-единственное слово пронеслось у него в голове. Мат.