Тихий Эдди

      Билли твёрдым шагом направлялся к кабинету Главы больницы — он был полон безоговорочной уверенности чего-то добиться. За прошедшую неделю его смелость немного возросла вместе с желанием больше не возвращаться в «Блок D». — Он в лаборатории, будет через полчаса, — сказала ему заметившая скучающего у двери Билли медсестра.       Мало того, что Трагера надо было ждать ещё полчаса, за которые начальная уверенность чуть поубавилась, так ещё он в был в лаборатории, о какой Хоуп не имел ни единого понятия. Видимо, молодой врач очень многого не знал, лишь барахтался в детском бассейне, не зная ничего о взрослом, глубоком и холодном.       Рик, появившийся наконец на горизонте, поморщился, не желая никого видеть. Он явно был не в духе, однако Билли слишком мало общался с ним, чтобы понять, что время для рабочих разговоров далеко не лучшее. — Что-то случилось, Билли? — устало спросил мужчина, позвякивающий поворачивающимся в замке ключом. — Да, — он неловко почесал лысый затылок, задумываясь, сможет ли вообще сказать Трагеру то, зачем пришёл. — Ну-с, с чем пожаловали?       Сегодня Ричард выглядел хуже, морщины, какими было испещрено его смуглое лицо, углубились в сосредоточенной отрешенности, он то и дело поправлял съезжающие на нос очки и почёсывал за ухом. До врача ему, казалось, и вовсе не было дела. — Я бы хотел, чтобы вы как-то повлияли на ситуацию с моим пациентом. Я заметил, что санитары проявляют к нему… насильственный интерес. — Насильственный интерес? — Глава больницы чуть не поперхнутся водой, только налитой из графина, от таких неординарных выражений. — Вам с такими словечками надо было в КВН.       Хоуп выпал от такой бесцеремонности не в силах произнести что-то проходящее. — Что? — Друг мой, не надо так сильно переживать, я верю, что Вы способны на жалость, но это лишнее. Занимайтесь своей работай, следите за приемом таблеток, — он красиво послал Хоупа нахуй, прикрываясь его главными обязанностями, — если мы так пристально будем следить за образцовым порядком, здесь можно поувольнять всех к чертовой матери и прикрыть лечебницу. Вы мне этим предлагаете заняться? — Нет.       Билли остолбенел от вмиг открывшейся ему циничной истины, по умолчанию принятой за чистую монету в Маунт-Мэссив. — Тогда впредь думайте. Думайте о себе, а не о пациентах как жертвах — так недалеко будет и оказаться на их месте. Незавидная участь, предполагаю, — Трагер видел бьющуюся тревогу в блеске глаз подчиненного, точно напитывался ею, напирая ещё сильнее, плотояднее. — Я Вас понял.       Он все понял, понял, что Майлза ему придётся отгораживать самому, хоть это и не представлялось чем-то очень лёгким и беспроигрышным. Билли мог бы послушать Трагера, не лезть «не в свои дела», но мысли о том, что до его пациента домогаются и остаются безнаказанными, грызли чувствительную совесть.       Как ошпаренный, он выскочил из кабинета, охваченный едкой досадой. Хоуп бесповоротно разочаровался в ранее уважаемом Главе лечебницы. Страха нет — только бунтующая злость. И это было зря, ведь страх порой спасает, отговаривая от необдуманных поступков, отчаянно совершаемых во имя правды.

***

      Кроме Билли в лечебнице работало ещё с десяток врачей, какие не сильно хотели общаться с новеньким, им ничего от него не нужно было, поэтому сухие приветствия и прощания оставались максимумом, на что они раскошеливались.       Он сидел в комнате отдыха, осмысляя не слишком приятно прошедшую беседу, которая больше походила на выговор. — … скорее сведёт с ума, чем отпустит. Его племянник только за ним и ходит, но, кажется, ему наплевать на… — в помещение зашли коллеги, придирчиво смерившие Хоупа взглядом, и в момент замолчали. — Ты хотел чай? Сладенькое есть? — они невозмутимо переключились, игнорируя присутствие Билли.       Этот пациент с гипсом на ноге, с каким врач общался только в первый день, — таблетки ему выдавали медсестры — особо не возникал в его мыслях, но сейчас отчетливо вспомнился.       Он не знал, что за тёмные дела проворачивает Ричард, однако был уверен, что Вейлону Парку нужно поскорее «выписываться» отсюда.       Лёгок на помине — голова Парка очутилась в дверном проеме, и Хоуп поспешил выйти из комнаты, где пили чай. — Добрый день, я хотел бы узнать, как там моя нога и когда я смогу уехать?       Билли прикрыл за собой дверь, отходя от неё подальше. — Она сильно болит? — Ну, не сказал бы, что болит, но, может, я уже привык? — врач скептически взглянул на гипс, после — на стоящего за пару метров от них Глускина, внимательно вслушивающегося в их разговор. — И не чешется? — Что, простите? — Нога не чешется? — А-эм, нет.       Эдди будто очнулся от легкой дремы и тут же со взглядом, полным необъяснимого осознания, посмотрел на Билли, получая негласное подтверждение комом подступающим к горлу мыслям. — Почему вы так переглядываетесь? С ногой все плохо? — Не с ногой — она скорее всего в полном порядке. Но не думаю, что Трагеру нужно знать, что вы знаете, — последние слова были адресованы Глускину, пока Вейлон стоял и в непонимании хлопал глазами.       Хоуп ушёл, оставляя за собой четкое понимание: программист остался в Маунт-Мэссив совсем не по воле судьбы.

***

      Они сидели в мрачной библиотеке, встречающей их застенчивым маслянистым светом. Глускину было наплевать на завтрашний день рождения, хотя нельзя было отрицать, как присутствие программиста теперь делало каждый его день наполненным смыслом. Он не признавался себе, что, все время сторонившийся людей, иногда одергивал себя от обжигающей мысли случайно прикоснуться к маленькой, по сравнению с его, руке Парка, чтобы ощутить то тепло и легкость, исходящие от Вейлона. Привлекающие табу, что он сам бетонной стеной возвёл перед собой, будоражили грудь до неконтролируемого приступа тахикардии. — Ты никогда отсюда не уезжаешь? — Вейлон припоминал, что Эдди переехал сюда и перестал ходить в школу после, как сказал Глускин, неприятного происшествия — учился он на домашнем обучении. — Ну если что милости просим в ***. У нас красивый город.       Голова Эдди склонилась и машинально пару раз отрицательно мотнулась. — Не думаю, что дядя меня отпустит, — скверная грусть сводила уголки рта, опускающиеся все ниже. — Ну, как знаешь, но мне кажется, ты уже вправе самостоятельно распоряжаться своей жизнью.       Парк произнёс это так, будто все было настолько просто и могло осуществиться по щелчку пальцев. Однако Эдди на мгновение поверил в его слова, свои силы и шальную удачу, несмотря на то, что Вейлон не был в курсе и о половине того кошмара, какой творился в недрах психиатрической больницы.       Тошный табачный запах всегда раздражал Глускина, когда проходил рядом с вальяжно курящими работниками Маунт-Мэссив — Вейлон, самозабвенно потягивающий сигареты, купленные в местном киоске для сотрудников, напротив не вызывал пререканий, более того парень с бабочкой позволял тому курить в его библиотеке у с горем пополам открывающейся неполностью форточки. И этот ядовитый дым, время от времени щипавший глаза, уже не казался таким едким — Эдди привыкал к сигаретному запаху, к уютным посиделкам вдвоём, привыкал к Вейлону Парку, бесповоротно и нещадно, отчего думы о его отъезде отзывались стучащим в голове болезненным отрицанием.