— Я думал, ты придешь раньше, — Трагер насмехается над ним, наслаждаясь каждым моментом.
— Где он?
Брови Эдди напряжённо сведены к переносице, воздух вокруг него будто накаляется от неприкрытого гнева, он неподвижно прожигает глазами насмехающегося Главу больницы, восседающего за столом.
— То есть вместо того, чтобы спросить сразу, ты пробрался в лабораторию с Хоупом, ничего не нашел и… — мужчина вскинул руки в истеричной манере, тут же складывая их в крепкий, хрустящий пальцами замок.
Рик был очень раздражён: пару раз помотал головой, сжимая руки до побеления костяшек. Глускин становился все неконтролируемее, ускользал прямо из-под носа. Трагер не терпел подобных вольностей.
Нет плохих людей — есть заблудшие, где-то читал Эдди. Но Трагер однозначно был истинным доказательством обратного.
Он жестом подзывает Эдди к себе, но, видя, что тот не реагирует, твёрдо произносит:
— Подойди.
На этот раз парень с неслышным скрежетом зубов повинуется, обходит стол и встаёт рядом с сидящим вполоборота Ричардом, смотрит сверху вниз так затравленно.
Мужчина назло молчит, испытывая Эдди в очередной раз. Хищный прищур выжигает на лице Глускина невидимые шрамы, и парень даже начинает ощущать неприятное пощипывание, по диагонали проходящее в его неспокойных чертах. Он знает этот плотоядный взгляд, и это пугает.
— Ты так хочешь увидеть своего приятеля? — Глава больницы будто плюётся кислотой, проговаривая склизкое «приятеля».
Его руки стягивают респиратор, открывая двухдневную щетину. Эдди дёргано поджимает трясущиеся губы. Он очень хочет увидеть своего приятеля и, к своему несчастью, сделает все, что попросит Трагер.
— Поцелуй меня, Эдвард, — он чувствует, как чужая ладонь похотливо ложится на его ягодицу, заставляя ее непроизвольно сжаться, с надернутой аккуратностью поднимается выше к талии.
Глускину стоит колоссальных усилий выйти из оцепенения и наклониться к мужчине — он осторожно мажет губами по колючей щетине и медленно отстраняется.
— Я сказал, поцелуй меня, а не приложись, как вы делали в детском саду.
Маска и вовсе срывается раздражённым движением Рика так, что одна из петлей отрывается. Дыхание Эдди нервно учащается, мысли гурьбой проносятся в нестрессоустойчивом мозгу. Трагер ждёт, однако его терпение далеко не безгранично.
Глускин вновь приближается к мужчине уже не для поцелуя в щёчку, и, когда останавливается у самых губ, ждёт секунду-другую, что Трагер прильнёт к нему первым — Эдди противно от одной только мысли, что он возьмёт грязную инициативу на себя. Но чертов Трагер не двигается ни на миллиметр, только опаляет его своим горьким, почти уксусным дыханием.
Разум отключается во имя сохранения остатков разъебанной психики. Просто смазанные движения губами, руки, бесстыдно блуждающие под одеждой по юному телу. Ему не впервой.
— А теперь поработай своим ртом. Для папочки.
И Эдди слушается, Эдди умело орудует языком на его члене, пока жилистые пальцы сжимают смолистые прилежно уложенные волосы. Эдди хорошо поработал, чтобы наконец увидеть Парка…
***
Вейлон вскакивает от возни, доносящейся со стороны его решётки. В полутьме он видит санитаров, открывающих дверь, и инвалидное кресло, вид которого заставляет насторожиться.
— Садись, — парень слушается, совсем не желая узнавать, что будет, если он не последует их распоряжению.
Ремешки небрежно затягиваются на его запястьях, Парк кривится от дискомфорта и удостоверяется, что освободиться от них невозможно. Его выкатывают из помещения, в каком он уже потерял счёт времени, хотя пробыл там не более суток.
«Блок D» в своей будничной манере полон параноидальными возгласами, вынуждающими Парка сильнее вжаться в кресло, заносящееся на каждом повороте из-за расшатанных колёс. Его завозят в пустующую камеру, оставляя в полном недоумении.
— Здравствуй, — в жуткой какофонии блока это приветствие кажется слишком нереальным, фантастическим.
Парк от непривычки хочет вскинуть руки, но жёсткий кожзам не даёт ему такой вольготной возможности. Он бы с удовольствием протер ими глаза, чтобы удостовериться в реальности парня, обхватившего прутья решётки напротив.
Было бы наглой ложью утверждать, что у них перед глазами в цветной фотопленке не проявились кадры из библиотеки, сейчас кажущейся самым светлым воспоминанием в лечебнице.
And then I start to feel the walls as they crumble and fall
И тогда я начинаю ощущать, как стены крушатся и падают,
And the darkness that I know has a spark and a glow
В знакомой мне темноте загорается искра и появляется сияние.
Вейлон сидел за метр от решетки, лицом к ней, но прекрасно различал бушующие эмоции на лице Эдди. Парк не знал, что сделал бы, если б не наглухо затянутые на конечностях путы, однако точно был рад видеть Глускина.
Парень с бабочкой измученно приподнимает уголки губ, вторя мимике заключённого. Горло начинает саднить ещё сильнее, когда к глазам подступают слёзы — Эдди всем нутром напрягается, только чтобы при программисте не проронить ни одной. Он не понимает, что заставляет его глаза слезиться: то ли чувство обреченности, то ли страх того, какие мысли теперь посещают светлую голову Вейлона, когда тот задумывается об Эдди.
I found love where it wasn't supposed to be
Я нашёл любовь там, где её не должно было быть:
Right in front of me
Прямо перед собой,
Talk some sense to me
Образумь меня немного…
