Тихий Эдди

      Он великодушно позволил Эдди посмотреть на Парка — кто знает, в какой кондиции тот сможет увидеть его в следующий раз. И сейчас они были в этом пожирающем тишиной полумраке одни, Трагер сидел напротив потертой решетки, неотрывно следил за расплывчатым чёрным силуэтом, сливающимся с общей цветовой гаммой, не решаясь заговорить и будто сосредоточенно обдумывая что-то у себя в мозгу. Сам силуэт почти не подавал признаков жизни, словно хотел оставаться незамеченным до тех пор, пока Глава больницы наконец не уйдёт. — Зачем тебе сдался этот мальчишка? Тебе мало полоумных, какими полна больница? — в ее голосе слышался праведный гнев, чувствовалось, что она не боялась Рика от слова совсем.       Трагер радостно усмехнулся от того, что у него получилось вывести женщину на эмоции: эти притворно спокойные вопросы только раззадоривали его. — А ты, я погляжу, уже все знаешь. Отрезать бы его дли-и-инный язык, — говорит он с протяжным наслаждением.       Она замолкает, кажется, обдумывает, шутит ли Глава больницы или в своей чудаковатой манере рассуждает вслух: знает, что он способен и не на такое. — Что? Ты как всегда не поддерживаешь? Думаешь, я сошёл с ума? — он на секунду озадаченно замолкает. — Мне порой кажется…       Трагер не продолжает, оставляя заключённую в неведении относительно его беспорядочных мыслей. — Этот Парк слишком глуп, и в «кошках-мышках» он всегда будет тем, кого сожрут первым. Он не подходит Эдди. — Уж не тебе судить об этом. Ой, не тебе, — шипит она, ей становится нечеловечески больно, когда Ричард в очередной раз упоминает Глускина.       Глава больницы кивает — будто даже утвердительно, будто даже какой-то запрятанной частичкой себя понимает ее. Но, может, это все игры разума и ей мерещится придуманная перемена в его жестких чертах. — Он боится меня, в отличие от тебя, — женщина не понимает, зачем он говорит ей это сейчас, заставляя беспокойное сердце потонуть в тисках болезненного отчаяния, по ее молчанию ясно, что ей неприятно продолжать разговор. — Ты чудовище… — зубы сжимаются до противного скрежета, а женские руки, исколотые до ультрамариновых гематом, шарят в темноте, нащупывая плед и укрываясь им почти с головой.       Она бессильна. Она не надеется на волшебное освобождение принцем на белом коне. Она тщетно пытается не слушать слова Трагера, с каждым днём отравляющие ее все глубже, навевающие вину, горячей сталью полосующую ее жилистое, увядающее в темнице тело. Но почему-то мужчина рассказывает ей обо всем так убедительно, что ее разум недолго начинает впитывать информацию, не отфильтровывая — что поделать, когда возможность разговаривать у неё только с ним.       Глава больницы приближается к камере, его глаза, привыкшие за несколько минут к полумраку, окропляемому слабым синеватым светом, с легкостью находят ее осунувшееся, однако не потерявшее былой привлекательности лицо. К решетке не прикасается — брезгует. — Пользуйся моментом, скоро снова останешься в гордом одиночестве, — говорит он, когда слышит, как открывается входная дверь.       Он выходит, сталкиваясь с опасливо настороженным взглядом Парка — Рик жутко улыбается ему, в своём ипохондрическом обыкновении прячась за маской. — Ну что, Мистер Парк, как прошло ваше свидание?       Вейлон бледнеет, испуганно таращится на дьявола во плоти, остановившегося прямо рядом с его коляской, из которой, предположительно, программиста освободят. Рука Главы больницы развязно тискает щеку, начинающую порастать мягкой щетиной — Парк оробело дёргается, вынуждая Трагера сильно сдавить его подбородок и смотреть прямо на наклонившегося к нему Ричарда. — Я вижу, вы отчаянно нуждаетесь во внимании. Именно поэтому я здесь. Чтобы уделить вам особо-ое внимание!       Сказать, что ему было страшно — ничего не сказать. Сердце ушло в пятки, выстукивая похоронный марш. Жизнь проносилась перед глазами в ускоренном таймлапсе. — Оставь его, Рик! — женский крик будто выдернул его из гипноза, каким он желал запугать и так еле живого парня. — Заткнись, Дори! Сиди и помалкивай, пока я не дошёл и до тебя!       Его энтузиазм нагло сбили, он раздраженно отпустил программиста, подходя к решетке. Хотел было возразить, прыснуть на неё своим ядом, но что-то его остановило: возможно, лишние уши санитаров, все это время наблюдавших за «семейной» сценой. Глава больницы спешно вышел, нарочито громко шаркая подошвой, чтобы дать всем понять, что он очень зол.       Парка лениво «распаковали», запихнув обратно в клетку. Он догадывался, что произошедшее с ним, стоившее Вейлону приличного количества нервных клеток, ещё цветочки — что же тогда можно ожидать от Трагера, не сдерживаемого ничьими сердитыми криками?       Внезапно Парка хватает рука, с легкостью прошедшая сквозь железные прутья. Он в панике оборачивается, силясь получше разглядеть женские черты. — Ты должен отдать это Эдди, слышишь? Не знаю, как, но сделай это, — она передаёт ему что-то, что должно их вызволить. Вселить надежду и дать сил Глускину.