------------
Неудивительно, что она не сразу разбудила детей, потому что, когда Эд просыпается и она начинает осматривать его ногу, она не может удержаться от того, чтобы задать несколько вопросов. — Что ты на самом деле сделал, коротышка? — Эд не реагирует на обзывательства. Он стал очень хорош в игнорировании выпадов о своем росте после Обещанного дня. Его несуществующая реакция немедленно привлекает ее внимание, — Эдвард. Что с тобой случилось? — Я расскажу тебе всю правду, бабушка. Всю до последней детали. Но есть вещи, которые я хочу оставить без внимания для этих двоих. Сейчас они слишком молоды, чтобы знать, насколько я облажался, — Эд тяжело вздыхает, прежде чем слегка кивнуть головой. Пинако, прищурившись, смотрит на него несколько секунд, прежде чем согласиться. — Хорошо. Я схожу за этими двумя. Ты можешь рассказать мне всю историю, когда они лягут спать сегодня вечером, — Эд кивает головой в знак собственного согласия, прежде чем посмотреть, как Пинако выходит из палаты пациентов. В доме тишина еще на минуту, потому что достаточно скоро Эд слышит шаги по коридору в направлении палаты. Шаги, которые, как он знает, принадлежат Алу. И, конечно же, именно его брат врывается в помещение, прежде чем продолжить свой бросок к тому месту, где отдыхает Эд. — Брат! — Эд ничего не говорит Алу, ожидая, когда другие две пары шагов, наконец, достигнут дверного проема. — Хорошо, — как только все четверо оказываются в комнате, он начинает говорить, — Вероятно, мне следует начать с того, что сказать вам всем, что мне не одиннадцать. Мне двадцать шесть, почти двадцать семь. — Его нисколько не удивляют вздохи и недоверчивые взгляды, которые бросают на него эти слова, — Я сказал, что объясню, и я объясню, но сначала. — Он обращает свое внимание на Ала, — Трансмутация человека невозможна. Людей нельзя воскресить из мертвых. То, что мы преобразовали, не было мамой. Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я знаю, потому что я проверил свою последнюю временную линию после того, как ублюдок намекнул, что это была не мама. Мы с бабулей откопали это и проверили. Это была не она. Мы не убивали ее снова. Как только он заканчивает говорить, Ал падает кучей на Эда. Плачет навзрыд, как тогда, когда Идзуми утешала их много лет назад. Кстати говоря, ему, вероятно, следует связаться с Идзуми, чтобы успокоить и ее. Но Эд пока откладывает эту мысль в сторону и утешает своего брата. Проводит пальцами по золотистым волосам и успокаивает его, пытаясь успокоить. — Черт возьми, ладно, с чего мне вообще начать? — как только Альфонс перестает плакать и возвращается на свое место, Эд продолжает, — Хорошо, я расскажу обо всех деталях через минуту, но короткая версия такова: в моей первоначальной временной шкале мне было двадцать шесть лет, я охотился на алхимиков-изгоев, пытавшихся преобразить человека. Последнего, кого я нашел. Я даже не знаю, чего пытался достичь этот парень, но он не проводил никаких исследований. Он создал подвал из земли с ужасно слабым фундаментом. Мы были в нем, когда он активировал массив. Он умер почти сразу от рикошета, и подвал начал рушиться, оставив меня в ловушке. Истина оставила путь в свои владения открытым намного дольше, чем он обычно делал бы, и поскольку в противном случае я собирался медленно истекать кровью до смерти, я принял приглашение. Он делает глубокий вдох и потирает бок, в который его проткнуло осколком. — Истина предложила мне сделку. В обмен на то, что он отправит меня обратно в мое детство, что спасло бы мне жизнь, он хотел Души, используемые для изготовления гомункулов и Философских камней. Я объясню через минуту — я согласился, и он отправил меня обратно во времена нашей собственной попытки трансмутации человека. Хорошо, я думаю, что суть в этом. Спрашивайте. На все три секунды воцаряется тишина, прежде чем Ал снова набрасывается на своего брата. — Как ты вообще оказался в ловушке в том подвале? Твоя алхимия уже сейчас потрясающая, должно быть, через 16 лет ты станешь еще лучше! — Ладно, так, — Эд слегка морщится и делает глубокий вдох. — Я фактически отказался от своей способности к алхимии. Это было… не то, что я хочу повторять, если есть другой вариант. Я сделаю это, если поверю, что должен, и я никогда не сожалел о своем решении. Но когда я потерял свою Алхимию, я потерял часть своей Души. Я не драматизирую, когда говорю это, даже Истина приветствовал возвращение недостающей части моей Души, когда он вернул мне мою Алхимию. Ал несколько секунд в ужасе смотрит на своего брата. — Что тебе могло быть нужно так сильно, что ты променял на это свою алхимию? Сделав глубокий вдох, Эд заставляет себя поддерживать зрительный контакт со своим братом. — Ты, — у Ала перехватывает дыхание от удивления, но прежде чем он успевает спросить Эда, что тот имеет в виду, Эд уже говорит, — В моей первоначальной временной шкале я протащил твою Душу через Врата в обмен на правую руку. Я привязал тебя к доспеху печатью крови. Ты был заперт в броне 4 года. Ты провел остаток своего детства в этих доспехах, и в какой-то момент твоя Душа начала отвергать доспехи. Итак, в Судный день, как только все остальное было улажено, я обменял свою Алхимию на то, чтобы твоя Душа вернулась в твое тело и чтобы оба вернулись из Врат. — Судный день? — Пинако задает следующий вопрос. Эд слегка качает головой. — Это и гомункулы, о которых я упоминал — это совершенно разные вещи. Я объясню это, как только дам ответы на другие ваши вопросы. Но, честно говоря, я удивлен, что вы все так хорошо к этому относитесь и что вы действительно мне верите. — Я знала твоего отца долгое время, Эд, — Пинако слегка пожимает плечами, — По сравнению с этим это не слишком удивительно. — О да, — смех вырывается у Эда из ниоткуда. — Я забыл, что ты вроде как знала об этом, — Он поворачивается к Алу и Уинри, которые сидят по другую сторону от него. — Но почему вы двое так хорошо к этому относитесь? Ал и Уинри обмениваются взглядами, прежде чем пожать плечами. Ал отвечает первым. — Потому что я могу сказать, что ты действительно мой брат. В конце концов, ты знал об Учителе сегодня, знал, что то, что мы пытались преобразовать, не было нашей мамой, к тому же несмотря на то, что прошлой ночью ты был ранен, ты все еще пытался нести весь свой вес, когда мы шли сюда. Ты всегда так поступаешь, когда тебе больно. Даже если это просто порез от бумаги, ты никогда не позволяешь людям волноваться из-за тебя. — Я верю тебе, потому что эти двое верят, — Уинри переводит взгляд с Ала на Эда. — Кроме того, ничто из того, что вы двое могли бы мне рассказать, не удивило бы меня слишком сильно, потому что я на самом деле не разбираюсь в алхимии. — Она на секунду опускает взгляд на ногу Эда, прежде чем задать следующий вопрос. — Тот факт, что ты потерял руку в прошлый раз, заставил тебя сразу понять, что тебе нужна автоброня? Эд кивает головой в знак согласия, рад обнаружить, что находиться рядом с Уинри было не так неловко, как он думал, даже если это все еще заставляет его чувствовать себя виноватым. — Да. У меня это было и в прошлый раз. Мне это было нужно тогда, и мне это понадобится в ближайшем будущем. Пинако решает задать последний вопрос, чтобы Эд все еще был готов сотрудничать, когда они двое поговорят позже. — Итак, судный день? — Хорошо, в принципе, под Централом находится Гомункул, на самом деле первый. Он хочет стать Богом, это всегда было его целью, именно поэтому Ксеркс был уничтожен, и именно он является причиной ситуации Хоэнхайма, — заметив кислое выражение Пинако, он быстро продолжает, — Не по своей воле. Насколько я понял, он потерял всех, кто был ему дорог, и понятия не имел, что произошло, пока Отец, так звали первого Гомункула, не объяснил, что внутри него сотни, если не тысяча Душ. Судный день наступает летом 1915 года, и именно тогда план Отца действительно вступает в силу. Если я снова не остановлю его, весь Аместрис погибнет. — Игнорируя испуганные взгляды на всех трех лицах, он продолжает, — Перейдем к другим гомункулам. По сути, они дети отца. Они притворяются семьей в нескольких разных смыслах. Есть еще семь гомункулов. Все они — части его самого, которые отец не хотел. Они названы в честь смертных грехов, от которых он избавился. И у каждого из них есть что-то, что делает их смертельными. Единственное, о ком нам не нужно беспокоиться — это жадность. Прямо сейчас он живет в Даблите с кучей человеческих химер. Пока вы не беспокоите и не интригуете его, он не будет проблемой. Но никому из вас не нужно беспокоиться о них. По крайней мере, пока. — Брат, могу я задать еще один вопрос? — Ал поворачивается к своему брату с хитрой улыбкой на лице. — Конечно, можешь, Ал, — Эд слегка смеется. — Был ли я когда-нибудь женат в твоей прошлой жизни? — Ал улыбается Эду, прежде чем выражение его лица смягчается. Эд кивает головой в ответ. — Да, — он смотрит вниз на свою руку, где раньше было его обручальное кольцо, — Но нет. Я не скажу тебе, на ком ты женился. Если ты снова влюбишься на этот раз, то это здорово, но я не скажу тебе и не заставлю думать, что ты должен ее любить. — Когда Ал открывает рот, чтобы защититься, Эд зажимает его рукой, — Я знаю тебя, Ал. Не пытайся сказать мне, что ты не заставил бы себя любить их, если бы знал, потому что я знаю, что ты бы это сделал. Ал слегка опускает голову, зная, что его брат, вероятно, прав, но не желая этого признавать. — Ты когда-нибудь был женат, Эд? Изо всех сил пытаясь подавить дрожь, которая пробежала по нему при вопросе Уинри, он поворачивается, чтобы посмотреть на нее. Оба подростка не заметили, как он вздрогнул, но Пинако заметила, и то, что это говорит ей, не слишком утешительно. — Да. И нет, я так же не скажу тебе, на ком я был женат, — оба ребенка разочарованно опускаются на свои места, но Эд не может не вздохнуть с облегчением, когда тема закрыта. По крайней мере, на данный момент, потому что он знает, что Пинако спросит об этом, когда они поговорят позже. Пинако уводит разговор от прошлого Эда к его просьбе об автоматической почте. — Я знаю, тебя, Эд, как скоро тебе нужна автоброня? — У меня была автоброня большую часть моей жизни, бабушка, — Эд слегка качает головой, — У меня есть немного времени, прежде чем она мне понадобится. Так что ты можешь снабдить меня автоброней, когда сочтешь, что моя культя достаточно зажила для этого. Нога должна появиться довольно быстро после этого, потому что для меня сейчас более странно не иметь порта, чем вообще не иметь ноги. Этот комментарий, кажется, расстроил детей, сидевших рядом с ним, но Пинако снова заговаривает, прежде чем он успевает попытаться их успокоить. — Мы посмотрим, насколько хорошо заживет твоя нога к концу недели, хорошо? — она снова смотрит на ногу Эда, на почти нетронутые бинты, — Обычно я бы потребовал, чтобы вы подождали по крайней мере две недели, прежде чем я даже подумаю об этом. Но нога была отрезана так аккуратно еще до того, как ты сюда попал. Очистив ее и сделав костыль для прогулки сюда, ты сохранил ее относительно чистой. Итак, в конце недели мы поговорим о том, чтобы ты получил автоброню. Но ты не получишь ее, пока не пройдет две недели, хорошо? Просто чтобы я знала, что твоя нога зажила достаточно, чтобы поддерживать ее. — Хорошо, — Эд быстро кивает головой,— Все в порядке. Как я уже сказал, у меня есть время, прежде чем она мне понадобится. Тон в его голосе обещает Пинако, что это также будет объяснено позже.------------
Остаток дня проходит со скоростью улитки. Ал невероятно неохотно покидает Эда, и Уинри проводит день, пытаясь убедить Пинако позволить ей помочь сделать автоброню для Эда. Этот часовой разговор несколько раз заставлял его смеяться, потому что через несколько лет Уинри станет лучшим механиком автоброни в Аместрисе. Когда он говорит об этом Алу, его брат пытается утверждать, что он преувеличивает, потому что они друзья. Итак, Эд рассказывает ему о Раш Вилли и магазине, в котором работала Уинри, который был полон покупателей, даже когда ее там не было, все с нетерпением ждали ее возвращения, чтобы она могла посмотреть их автобраню. Ал с благоговением смотрит на Уинри, когда она в следующий раз входит в комнату, что вызывает у Эда смешок, а Уинри обвиняет их в том, что они что-то замышляют. Эд просто продолжает смеяться над ее обвинением, так что в конце концов Уинри перестает пытаться понять, над чем он смеется. Но, в конце концов, становится достаточно поздно, чтобы Пинако отправила Уинри спать, а Эд уговорил Альфонса немного поспать. Поскольку Ал все еще находится в палате для пациентов, Пинако и Эд выходят из нее в столовую. Чтобы, если Ал проснется, он не услышал ничего такого, чего Эд не хотел бы, чтобы он услышал. Эд прислоняет свой самодельный костыль к столу, когда Пинако садится перед ним. — Итак. С чего ты хочешь начать или ты просто хочешь, чтобы я начала задавать вопросы? — Эд кивает головой на второй вариант, поэтому она напевает и откидывается на спинку своего места. — Ну, прямо с места. Объясни, сколько у тебя времени до того, как тебе понадобится автоброня, и почему у тебя вообще есть временные рамки. Эд втягивает воздух и задерживает его на секунду, прежде чем выпустить. — Рой Мустанг, Огненный Алхимик, в настоящее время в Восточном командовании. В настоящее время ему поручено найти кандидатов для государственной программы «Алхимик». В течение следующих двух недель он получит наводку на талантливого алхимика в Резенбуле и отправится на поиски. Даже сейчас я не уверен, касался ли это меня или Хоэнхайма. Потому что в нем упоминается только один человек, но Хоэнхайм уже много лет не жил в Ризенбург, так что время немного не то, — он слегка качает головой, чтобы собраться с мыслями, — В любом случае, в моей первоначальной временной шкале он пошел в наш с Алом дом и нашел то, что мы сделали в подвале. Он предложил мне шанс вступить в армию под его командованием, чтобы я мог найти способ вернуть тело Ала. Пообещав, что он будет держать наше нарушение табу в тайне, что он и сделал. Пинако слышит, как в тоне Эда нарастает раздражение, поэтому откашливается, чтобы привлечь его внимание. — Так какое отношение этот солдат имеет к твоей автоброне, — Эд просто безучастно смотрит на нее, что заставляет ее тяжело вздохнуть, — Конечно, ты возвращаешься в армию. — Она несколько раз качает головой, прежде чем снова посмотреть на Эда, — Прямо сейчас у меня есть еще несколько вопросов. — Эд кивает головой в знак согласия, в остальном стоически ожидая, когда Пинако задаст вопрос, — Ты женился на Уинри в твоей первоначальной временной шкале? — Да, — Эд невольно вздрагивает, — Когда это только началось, я искренне думал, что люблю ее. Но прошло пару лет, и у меня было время разобраться в себе, и я понял, что это не так. Не так, как она хотела. Но я все еще заботился о ней, и она все еще была моим лучшим другом, я бы сделал все, чтобы сделать ее счастливой. Я не хотел причинять ей боль. Когда она попросила меня жениться на ней, я попытался придумать причину сказать «нет», которая не разбила бы ей сердце. Но потом я увидел, с какой радостью она говорила об этом со своими друзьями и клиентами, и я не смог этого сделать. Я думал, что пока я пытаюсь любить ее так, как она хотела, у нас все будет хорошо. И это работало в течение нескольких лет. У нас было двое детей, и я любил их всем сердцем. Но они не были запланированы, поэтому, когда я, наконец, набрался смелости, чтобы признаться Уинри в правде, мы узнали, что она беременна. Близнецами, не меньше, и я просто не смог этого сделать. — Он чувствует, как несколько слез начинают гореть у него на глазах, и он немедленно вытирает их, он бы не стал плакать из-за этого. Он этого не заслуживает, когда сам навлек на себя все это, — Я так старался любить ее так, как должен был. Но я уже влюбился в кое-кого другого. И… — Он прерывисто вздыхает и рискует поднять взгляд на Пинако. Он знает, что она может сказать, к чему ведет эта история. Но ему нужно сказать это вслух, — И я так старался держаться от него подальше. Но однажды ночью мы пошли праздновать повышение, большую часть ночи мы были не одни, потому что я всегда так старался сделать так, чтобы нас никогда не было. Но… мы все напились. И я был тем, кто повез его домой. Если быть до конца честным, большая часть все еще размыта. Но я знаю, что это произошло. — Я не могу простить тебя за это, Эд, — Пинако снова вздыхает, — Не только потому, что я не смогла бы этого простить, но и потому, что этого не произошло. Эд вскидывает голову, чтобы встретиться с ней взглядом. — О чем ты говоришь, бабушка. Это действительно произошло. Я помню, как это происходило. Встав со стула и покачав головой, Пинако обходит стол, чтобы встать перед Эдом. — Эдвард. Возможно, ты помнишь, что это происходило, но этого еще не произошло. Ты женат на маленькой девочке, которая спит наверху? — Эд бледнеет и начинает выглядеть так, будто его вот-вот вырвет. Пинако кивает головой, увидев соответствующую реакцию на свой вопрос, — Точно. Ты не женат на Уинри, поэтому ты ей не изменял. По крайней мере, этой. И я люблю Уинри всем сердцем, она все, что у меня осталось от моего сына, но меня волнует только эта Уинри. Не та, что из твоей прошлой жизни, потому что ее здесь нет. И, насколько я могу судить, ты не сделал ничего плохого. — Эд открывает рот, чтобы заговорить, но Пинако просто поднимает руку, чтобы заставить его замолчать, — Я не буду говорить тебе, что этого не случилось с тобой, но со мной ничего не случилось. Ты можешь продолжать чувствовать вину за свою ошибку, но ты ее еще не совершил. И ты можешь сделать так, чтобы никогда не совершить эту ошибку. — Медленный кивок Эда заставляет Пинако немного отступить, — В кого ты вообще влюбился? Кто-то, с кем я встречусь или с кем ты встретишься после того, как исправишь ошибки в странах? — Что ж… — Эд слегка почесывает щеку. — Ты встретишься с ним довольно скоро, честно. — Он заставляет себя встретиться с ней взглядом, — Фактически, через несколько недель. — Ее глаза расширяются, а лицо слегка бледнеет. Его собственные глаза расширяются, когда он понимает, как это звучит. — Он ничего мне не сделал! Конечно, он знал меня, когда я был ребенком, но он никогда не делал ничего неэтичного. Самая неэтичная вещь, которую он сделал, это заставил меня завербоваться в гребаную армию. Клянусь, я не был жертвой, а он не хищник. Пинако несколько секунд анализирует это, прежде чем кивнуть головой в знак согласия с тем, что он говорит. — Хорошо. Что ж, я думаю, любая другая информация может подождать. Потому что тебе нужен отдых, Эд. Он кивает головой и берет свой костыль, прежде чем они начинают медленно пробираться обратно в палату для пациентов. К счастью, Ал все еще спит, когда Эдвард добирается до своей кровати и два шевелится, когда последний ложится рядом с ним.