Виртуоз

Звонкие голоса не умолкали, пока они все вместе сидели за столом и праздновали день рождения Розы. Гермиона и Рон еще долго стояли обнявшись, с улыбкой наблюдая, как дочь прощается с первыми гостями, отбывающими прочь. Только Гермиона слегка вздрагивала, когда очередной из них, взмахнув палочкой, с резким хлопком исчезал в аппарационной воронке. Гарри было тяжело на душе. Поговорив с Алом и Лили, он пообещал на следующих выходных прислать сову и выбраться с ними куда-нибудь. Но понимание, что в очередной раз это вряд ли удастся, угнетало. Лили чмокнула его в щеку, Альбус пожал руку и, попрощавшись на неделю, они аппарировали каждый к себе. А на душе стало пусто и горько. Еще больше расстраивало, что, несмотря на улыбки, в их глазах осело уже знакомое чувство безысходности. Похожее на то, что он замечал в глазах Джинни, уходя в очередной рейд. Джеймс не смог выбраться на семейный праздник, и то, что он не увидел своего старшего, тоже омрачало и так испортившееся настроение. Дождавшись, пока большинство гостей аппарирует домой, Гарри вышел в сад и, пройдя к отдаленной скамейке, огороженной от дома зарослями терна и смородины, шумно выдохнул. Присев на широкое протертое сидение, он закурил. — Ты молодец, что смог выбраться, Гарри, — Гермиона подошла бесшумно — он просто не услышал ее тихих шагов, погруженный в свои мысли. — Как ты? Рон сказал, что опять не получается нормально отдохнуть. — Да какой тут отдых с этим делом, — вздохнул Гарри и посмотрел на нее. — Ты лучше расскажи что-нибудь про детей. Я, кажется, совсем выпал из жизни. Вот Роза уже как выросла, а кажется, еще вчера мы отправляли ее в Хогвартс. — Да уж, выросли совсем. Чем старше ребенок, тем больше проблем, — сказала она и присела рядом. Гарри вопросительно посмотрел на нее. Укутавшись в теплую шаль, Гермиона поддела носком домашних туфель маленький камушек и спросила: — Скажи, мы думали разве, что все будет так? — Ты имеешь в виду детей? — непонимающе ответил Гарри. — Нет, я про мир. Помнишь, как мечтали о победе, о том, что воцарится мир и мы будем воспитывать своих детей в другое время, время без злости и обид, без несправедливых обвинений и войн? — Помню, как же. Помню нашу палатку и ужасную стряпню. Я так и не научился готовить что-то сложнее яичницы, — попытался отшутиться он. Гермиона улыбнулась, стукнув его по плечу. Продолжая катать мыском камушек, продолжила: — Ты не замечаешь, как все изменилось, да? Раньше все было ясно — кто поддерживает Орден, кто пособники Упивающихся. Мы знали, кто творит зло. И мы победили их. А сейчас, спустя двадцать пять лет, я не понимаю, кто на стороне добра, а кто нет. Ты же знаешь, что Роза встречается с Ноттом? — неожиданно спросила она. — Ну, слышал, мне что-то Рон говорил, — удивленно ответил Гарри. — Его не взяли в Тринити-колледж, и Роза теперь тоже не хочет продолжать учебу. Вот я и думаю, почему все так? Почему они принимают решение о мальчишке, который никогда не был на стороне зла, только из-за деда? Почему мир считает его «вторым сортом»? А тех, кто, пусть и не открыто, но все равно занимается травлей неповинных детей, мы считаем блюстителями мира и добра? Гарри молчал. Он уже неоднократно думал об этом и даже пытался поговорить с Кингсли. Но Шеклболт только разводил руками и говорил, что правительство не может запретить людям думать то, что они думают. И пока антиупивающееся общественное мнение почти никому не повредило. — Ты же помнишь, что сделали те фанатики с Малфоями? Я никогда не забуду, — голос Гермионы звучал глухо. — Я не хочу, чтобы мою дочь постигла такая же участь — быть убитой шальным заклинанием вместе с мужем группой идиотов-радикалов! — резко сказала она, смахивая выступившие слезы. — Мерлин, Гермиона, — Гарри схватил ее руки, чувствуя, как ледяные ладони дрожат в его руках. — Ты же знаешь, что это был несчастный случай и такого не повторится. — Несчастный случай, говоришь? А к чему тогда создание Картотеки? К чему законы, которые министерство строчит пачками, и один кажется абсурднее другого? Почему из истории магии вычеркнули почти все упоминания об Упивающихся? Я уже не говорю, что объяснение, как Том Риддл из обычного мальчика стал монстром, вообще считается государственной тайной — ко мне приходили невыразимцы пару лет назад и забирали воспоминания, — она остановилась и, посмотрев ему в глаза, продолжила: — Гарри, ты не обращаешь на это внимание. Но наш идеальный мир стал еще более контролируемым, чем когда бы то ни было. И в нем, чтобы хорошо жилось одним, вешают ярлыки и притесняют других. — Мне кажется, что все они просто боятся. Боятся, что все, что было двадцать пять лет назад, повторится, — ответил Гарри. — Я знаю, — тихо сказала Гермиона, — но это не дело жить самим, пока страдают другие. Чем наше время лучше чем то, в котором жили твои родители? Когда Волдеморт уже захватывал власть и везде вводились его правила и законы? А честные добрые маги подвергались гонениям? Если честно, то я просто не понимаю, как можно так жить. А когда смотрю на Розу, становится совсем грустно. Она ведь любит его. Любит и вряд ли бросит. — Гермиона, я даже не знаю, что… — только успел сказать он, когда послышался знакомый голос с тропинки: — Гарри, Гермиона, вы где? И через пару мгновений к скамейке подошел Рон. — А я вас обыскался уже. Секретничаете, да? — спросил он, садясь рядом с ними и выхватывая из кармана Гарри пачку сигарет. — Ты обещал мне бросить, помнишь? — нахмурившись, сказала Гермиона. Рон примирительно поднял руки. — Скоро брошу, обещаю, — сказал он, прикуривая выбитую из пачки привычным движением сигарету. — Так о чем вы тут говорили? — Я рассказала ему про Розу и Винса. Даже не знаю, — грустно сказала она, потирая ремешок от часов на руке, — может, написать Шеклболту? — Глупости, дорогая. Пусть они сами разбираются. Вот я тоже не заканчивал колледжей ваших и чего? — Рон улыбнулся, подмигнув Гарри. — Я поговорю с Кингсли, хорошо? Может, все еще образумится, — в ответ предложил он, понимая, что это звучит как оправдание. Гермиона еще раз вздохнула, вставая со скамейки, и предложила: — Давай я соберу тебе что-нибудь с собой? Молли опять приготовила в два раза больше, чем мы могли бы съесть. — Да, дорогая, собери ему. А то он, небось, опять на одном кофе живет, — сказал Рон. На крыльце, забирая из рук Гермионы увесистый пакет, Гарри улыбнулся. — Ты не дашь мне пропасть с голоду. — Главное, чтобы оно не пропало и ты не забыл все съесть, засев в Аврорате надолго, — сказала она. Рон обнял его и похлопал по плечу. — А теперь, Рональд Уизли, отдай ему пачку сигарет. Да-да, не надо делать такой удивленный взгляд. Ты думаешь, что я не заметила, как ты вынул ее из его кармана? — похоже на голос свекрови сказала Гермиона. Рон вернул сигареты и примирительно поднял руки. — Ну-ну, все, поймала с поличным. Больше не буду, клянусь мерлиновой бородой. Попрощавшись со знакомо препирающимися друзьями, Гарри аппарировал в подворотню в двух кварталах от собственной квартиры. Вечер был прохладным. Но Гарри очень хотелось немного пройтись по маггловской улочке, стряхнуть с себя навалившуюся грусть. Что-то мешало отпустить воспоминания о прошедшем вечере. Может быть, это было воспоминание о Малфое? Он так тщательно убеждал себя, что никак не повинен в том несчастном случае, происшедшем десять лет назад, что сам почти поверил в это. Тогда группа радикальных фанатиков, решивших устроить акцию протеста около Атриума, в годовщину победы придумала публичное сожжение чучел Волдеморта и Упивающихся. В тот день Драко Малфой с супругой шли на встречу с ним и Кингсли. Малфоя Гарри встретил за две недели до этого в Косом переулке. Тот пригласил его выпить в ближайшем пабе, и Гарри неожиданно согласился, хотя до этого они почти и не общались. Драко изменился, стал спокойнее и рассудительнее. И эти перемены не могли не радовать. Гарри было приятно цивилизованно обсуждать с Малфоем погоду, цены на зелья и изменения в преподавательском составе Хогвартса. — А сам ты сейчас чем занимаешься? — спросил он Малфоя. — Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Я планировал открыть свою лечебницу для престарелых волшебников. Слышал, что-то подобное есть в маггловском мире, — сказал он. — Да, интересная идея. Ты же вроде доучивался в Европе и получил диплом по колдомедицине, да? — спросил его Гарри. — Получил. Вот только мне никак не одобрят в министерстве проект. Я уже писал в высшие инстанции, но отовсюду приходит отказ. Мне по секрету один знакомый сказал, что есть какой-то внутренний указ об ограничении Упивающихся, и намекнул, что может быть, в этом дело. Хотел попросить тебя помочь мне встретиться с Кингсли, — спокойно рассказал Малфой. — Слушай, я не знаю ни о каком указе. Если бы он был, вряд ли я мог его пропустить. Насчет встречи с Кингсли — пожалуйста. Я поговорю с ним и пришлю тебе дату и время совой, договорились? — сказал Гарри, протягивая руку. Малфой как-то странно посмотрел на него, как будто видит его впервые, и осторожно пожал руку. — Знаешь, я надеялся, что ты поможешь, но все равно боялся, что можешь отказать. Я иногда думаю, если бы все вернулось назад, — с грустью проговорил он, глядя в глаза Гарри, — я бы постарался не быть тем заносчивым засранцем, когда предлагал тебе руку. И может быть ты бы… — Я бы пожал ее, сейчас я знаю, что я в любом случае должен был дать тебе шанс, Драко, — сказал Гарри. Они тепло попрощались и через две недели Гарри стоял в приемной Шеклболта в ожидании Малфоев, когда раздался первый взрыв. Гарри выбежал в коридор и, не видя дороги, бросился к лифтам. Но там творилось что-то невообразимое: волшебники толпились, толкаясь локтями и выкрикивая какие-то фразы, среди которых он с трудом разобрал одну. «Он вернулся, Тот-кого-нельзя-называть вернулся!» — отражаясь эхом от стен, преследовало его, когда Гарри, перепрыгивая через ступеньки появившейся лестницы, спускался вниз. Атриум встретил его дымом и неожиданной тишиной. Только от дальних каминов слышалось, как с шипением зеленого пламени исчезают последние прохожие, толкаясь и наспех выкрикивая адреса. Он шел по какому-то хламу, с трудом разбирая, куда поставить ногу. Под ботинок попалась разорванная сегодняшняя газета и какие-то вещи. А потом он увидел хрупкую женскую руку, в которой лежала маленькая, расшитая бисером сумочка. Гарри встал как вкопанный, не в силах сделать еще один шаг. На безымянном пальце красовался перстень с гербом Малфоев, и он вдруг почувствовал, как из легких выбило весь воздух. Замелькали яркие аврорские мантии, кто-то забегал вокруг него. А он стоял и смотрел. Смотрел, не в силах отвести взгляд от жемчужной белизны хрупких пальцев. Боль заполняла его целиком. Его сердце было сжато еще крепче, чем маленькая сумочка в руках погибшей Астории Малфой. Потом были допросы, показания свидетелей, куча протоколов. Свидетели говорили, что фанатики признали в Малфое отпрыска Упивающегося и начали унижать, направляя на него проклятья. Сильный магический щит защищал от заклинаний, но не смог уберечь их от взрыва фиала с горючим зельем, брошенного в сторону Малфоев и взорванного Бомбардой. После детонации других фиалов, взрывной волной накрыло всех в радиусе двухсот футов. Гарри навсегда запомнил залитое кровью, все в копоти лицо Драко и погибшую Асторию, лежащую почти под ним: ее Малфой успел прикрыть собой, но так и не спас. Выступление Кингсли помнилось смутно, обвинительная речь радикализму, обещание навести порядок и взять все под контроль, знакомые слова. Но на душе еще долго было гадко и никакого количества огневиски, выпитого с Роном, и сердечных зелий, подсовываемых Джинни, не хватило, чтобы забыть все. Только Кингсли повторял и повторял, что работая и выполняя свой долг — охранять и защищать магический мир — он может хоть как-то предотвратить повторение такого в будущем. Воспоминания накрыли его тяжелой душной волной. Он остановился у витрины небольшого маггловского магазина и надрывно закашлял, продышавшись. Сбоку послышался какой-то шум, и Гарри, стряхнув оцепенение, осторожно достал палочку. Уменьшив пакет и положив его в карман, он заглянул в арку, ведущую в подворотню. Первым, что он увидел, был вчерашний мотоцикл, принадлежащий парнишке с приема. Не веря своей удаче, он двинулся на шум. Звуки борьбы нельзя было спутать ни с чем: приглушенные стоны и хруст хрящей. — Я говорил тебе, отдай. А ты строил из себя целку, ублюдок, — проговорил верзила и ударил парнишку еще раз. Гарри присмотрелся и узнал в нападающем вчерашнего Гила, да и остальные бандиты были ему знакомы. — Повтори еще раз, как это действует. Парень сплюнул кровь и посмотрел на Гила со злостью. — Тебе разве не объяснили, дубина? — с трудом сказал он и добавил: — Или в твоей пустой голове ничего не задерживается? За что и получил очередной удар в челюсть. Кровоточащий, вновь сломанный нос выделялся на светлом лице, а алая струйка вычерчивала кривую линию, уходящую вниз под подбородок, теряясь в окровавленном воротнике футболки. — Повторяю вопрос, как это действует? — выходя из себя, спросил Гил. — Наливаешь на замок, она его растворяет на десять-пятнадцать минут, потом он выглядит как обычно, полиция не подкопается, — через силу ответил парнишка-бильярдист. — Заметано. А теперь попрощайся с жизнью, засранец, — сказал верзила и достал пистолет. Второй раз спасая малолетнему придурку задницу, Гарри наложил невербально на бандитов Петрификус Тоталус. Они неожиданно попадали, чудом не повалив за собой почти не стоящего на ногах парня. Он резко вскинул взгляд, ища в темноте источник спасения, когда в пятне света от тусклой лампы над черным входом в магазин появился Гарри. — Ты?.. — успел он только спросить, когда бандиты зашевелились. — Твою мать, — удивленно вскрикнул Гарри и схватил его под руку. Бросая в поднимающихся бандитов Ступефай и удивленно наблюдая на ходу, как их всего лишь немного дернуло, он бросил в стоящий рядом мусорный бачок Бомбарду и потащил парня в сторону мотоцикла. Бандиты матерились, выбираясь из-под накрывшей их взрывной волной кучи мусора. Гарри, придерживая парнишку, сел, помогая забраться ему. — Гони, — крикнул он, бросая назад не глядя Обливейт и понимая, что вряд ли удалось в кого-то попасть. Парень завалился вперед, и Гарри обхватил его руками, чтобы тот не ткнулся лбом об руль. Попав по ребрам, он невольно дернулся, услышав громкий стон. — Ну давай, они уже близко, — резко сказал он, — или ты настолько глуп, что не сможешь уйти от них даже с моей помощью? Парень тряхнул головой и переключил какой-то рычаг. Нажав на газ, он позволил мотору набрать обороты, придерживая корпус ногами, и отпустил словно проснувшегося зверя, унося их на оживленную улицу. Гарри с трудом, держась одной рукой за парня, трансфигурировал капюшон его толстовки в шлем, а для своего нашел в кармане первый попавшийся предмет — ключ от квартиры. Теперь они почти ничем не выделялись на освещенной огнями Эджвер-роуд, мчась в центр Лондона.