Химия, оказывается, имеет взрывоопасные свойства.

Смутный сон, почти пустой по содержанию. Холодно и хочется свернуться колачиком, чтобы не ощущать противно ледяные пальцы на всех конечностях и замерзшие щёки с носом. Глаза еле разлипаются, очень хочется спать, сил вообще нет. В лицо сразу ярко светит, приходится сильно щурится. Мутный взгляд фокусируется на лампе над собой, рассеяное моргание не даёт понимания, что происходит. Глубокий вздох без капли осознания реальности, брови сводятся к переносице, голова немного поворачивается в сторону. Стол, что-то на нем стоит, совсем рядом фигура в белом, запястьям очень холодно, и спине, и все затекло. А можно как-то обратно заснуть… — Доброе утро, Василёк, — совершенно спокойно, нежно, увлечённо на девушку оборачивается предвестник, услышавший шуршание и вздох. — Что-то снилось? — Ммм… — устало и с закрытыми глазами, в голове мутно, как после наркоза. — Не знаю… — Моя ты хорошая, — тихо и умиленно, в один шаг оказывается около барышни и кладёт ладонь ей на голову, мягко гладит, чтобы приласкать. — Как ты себя чувствуешь? — Мне холодно… — ощущение как будто бред и озноб при температуре. — Хочу спать. И пить. И вообще… — чужая рука кажется тёплым спасением в ощущении мороза. — Не понимаю ничего, — все такой же бесфокусный и наивный взгляд в пояс мужчины, а далее только бессвязное бормотание и закатанные глаза. — Это нормально, — пальцы приятно чешут голову, щёки щекочут волосы, как и плечи. — Я ведь не буду резать тебя на трезвую голову. Мысль обрабатывается долго. Затуманенный мозг плохо справляется со своими функциями, анализ идёт туго, медленно-медленно доводя до сознания понимание сказанного. А когда слова были поняты ничего не происходит, потому что не воспринимаются серьёзно. Василиса почти неловко долго оглядывается, потихоньку думает, где находится и в каком положении. Операционная. Над ней лампа. Рядом железный столик. Она на столе вмонтированном в пол посреди помещения. Руки и ноги не двигаются. Она полностью голая. Страх не наступает, поскольку полного понимания реальности нет. Ты будто находишься в каком-то вакууме, как будто голову в воду окунули и мир видно через глухую призму. Хоть что-то понимается только когда лицо обводят пальцами, ощущение уже другое, идёт движение вниз к шее и далее к ключицам. Ох, на руках уже латексные перчатки почти по локоть. Блеклые мелкие волоски на коже неприятно тянет от ведущих прикосновений, мурашки рассекают тело толпами. Глаза она открыла только чтобы посмотреть на Доктора — маска как всегда скрывает глаза, он в халате, темно-синего цвета рубашка, базовые брюки, все как обычно. Глубокий шумный вздох, шея расслабляется, с лёгким стуком опуская женскую голову обратно на металл. Смысла смотреть на все это нет. — Ты мне снишься? — тихий вопрос, пока рука прошлась по груди и плошмя легла на живот. — Если хочешь — пусть будет так, — с придыханием, полюбовно и почти с дрожью. — Я разве часто снюсь тебе? — Мм… Когда-то да… — вроде говорить и хочется, но «не можется», уровень мышления как у ребёнка, ей богу. — Я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, — в груди дрожит чем-то больным, будто возбуждением, чувство предвкушения и сладости, безумного интереса и азарта затянули душу Иль Дотторе. — Один или два? — Два, — хрипло произносит, ощущая рядом с лицом тепло. — А что? — снова щурясь моргает, видя перед собой возлюбленного. — Горизонтально или вертикально, — тон голоса не контролируется, уже ничего не контролируется ни одним из присутствующих в помещении. А после слов идёт поцелуй. Доктор наклонился к лицу своей любимой, чтобы со страстью соприкоснуться с её губами, обвести их своими, смять бесстыдно и не почувствовать никакого сопротивления. Она даже почти не отвечает на интимный процесс, этого и не нужно, он сам всё сделает. Обе руки уперты в стол, одна из них лежит сбоку на шее девушки, локтем почти давя на её плечо. Она тихонько и размеренно дышит, живая, работающий и исправный механизм, здоровый человеческий организм. Почувствовались даже вялые движения челюстью, ответ, ответ от функционирующего тела, от рабочего мозга, подающего сигналы в нервную систему. Ей, наверное, кажется, что это эротический дурной сон, который утром она вспомнит и застыдится. Как же восхитительно видеть её прикованной к столу, такой податливой, нежной, не соображающей совершенно ничего, это шедевр сверх любого искусства. Болезненно бледная кожа, мрамор высшего качества, вены на изгибе челюсти и щеках, чётко видные кости шеи и ключиц, рёбер, таза, плоский и прочти впалый изгиб живота от выпирающей кости до кости. Чуть тёмные складки под глазницами, кость черепа, образующая скулы, которые плохо видны из-за хрящей, челюсти и жевательной мышцы. Мягкие губы, розоватые, этот вкус и ощущаемые языком почти ровные зубы, нёбо, её язык. Она идеальна. Прелесное сочетание хрупкости тела и прочности характера. Она такая слабая рядом с ним, умилительно молодая и совсем глупенькая, чудесный нетронутый цветочек. Поцелуй увлекательный, глубокий и долгий, Василисе приходится с большим усилием вдыхать воздух, потому что когда дышат в лицо кислорода становится маловато. Её любимый чудной Доктор так приятно нависает, ласково держит, веет от него чем-то совсем родным, щемящим, наконец пошлым и тёплым в конце концов. Тонуть в чувствах так легко, так невесомо и расслабляюще, что понимать что-то совсем нет сил. Если это правда сон, он просто волшебный. Губы размыкаются, предвестнику хочется большего. Больше обладать, вобрать больше сути, чего-то глубинного, внутреннего, живого. На шее поцелуи кажутся какими-то дико нежными, пальцы на лице поворачивают в сторону от них. Укус не становится неожиданным, нервные импульсы глухо доходят до мозга, чтобы сигнализировать о боли. Кровь уже скоро выступит из россыпи ранок, челюсти двигаются, пытаясь практически разжевать кусок плоти на изгибе шеи. Василиса невольно всхлипывает и немного поджимает плечи, что-то на уровне рефлексов, хотя боль чувствуется не ярко, ноет как зуб «кисловато» и практически навязчиво. Доктор сорванно вздыхает, оторвавшись от вкуса важнейшей в теле человека жидкости. Губы испачкались в крови, она течёт медленно и размеренно на металлический стол, наблюдать за этим блаженно, умиротворяюще. В горле встал ком, слюна сделалась вязкой, а брюки тесными. Есть желание долго смаковать то что происходит прямо сейчас, искусать и изорвать всё женское тело до неузнаваемости, в свое удовольствие издеваться, пока уже по полу не начнёт скапливаться лужа бордовой густой жидкости, которая покроется коркой, как трещинами на изящном теле. Но нет, это несомненно интересно, но не так, как-то что задумал Иль Дотторе. Его мысли и желания могут быть намного жёстче, чем просто покусать податливое тело, чья владелица находится в полубезсознательном состоянии. Это он мог сделать и без фиксации. Теперь пришло время отойти от девушки, которая стала часто дышать и чьи пальчики поджались и на руках и на ногах. На столике рядом находятся инструменты, чьё предназначение интуитивно ясно. Скальпель, изогнутая игла с нитью, расширители, ножовка и пара других режущих предметов аккуратно разложены на поверхности, как и аккуратно разложена возлюбленная рядом, которая что-то там пытается сказать. Этот милый, тихий и писклявый голос как будто грохотом бьётся в голове, появилось желание слушать крики, исполняемые голоском. — Мне больно… — тихонько, буквально на выдохе. — Это нормально, — на отъебись, надо бы унять возбуждение и сделать всё красиво, так, как рисует фантазия. — Дотторе… — если бы не оковы на руках, она бы потянулась к мужчине, чтобы беспомощно ухватиться за его халат и этим обозначить просьбу пожалеть её, бедную, которой больно и беспокойно. — Ну… Мх… — тяжело формулировать слова, хочется плакать. — Тш-ш, — он не хочет, чтобы она молчала. До одури и тремора хочется и дальше слушать немощное бормотание, просьбы и мольбы остановиться… Дыхание перехватывает. — Всё хорошо. Скальпель в руках, пол шага и предвестник стоит перед туловищем возлюбленной, ведомый исключительно своей больной идеей обладать. Что там она выбрала? Два? Прекрасно, разрез исполняется вертикально. Правая рука ложится под рёбрами, губы облизаны, языком собрана запекшаяся кровь, левой рукой инструмент подносится к телу и касается кожи. Лезвие входит в плоть чуть больше чем наполовину, с хирургической точностью направляется вниз, распарывая живот по центральной линии. Густые капли крови выступают бусинками, как жемчугом на молочной коже, слышится сдавленное мычание жертвы. Пупок металл обходит полу кругом, останавливается у паха. Доктор задержал дыхание, чтобы не дрожать в процессе процедуры, потому как только скальпель вышел из раны слышится также и выпущенный с натугой воздух. Тут же всхлип. Она плачет? Изумительно. — Василёк, — ученый перемещает правую руку к лицу дамы сердца, уложив ладонь под затылок поднимает её голову так, чтобы видела свое тельце, неведомым образом пленящее своей красотой. — Посмотри. Улыбка за всё это время ни разу не озарила лицо Иль Дотторе, он слишком увлечён операцией. Закусывает губу, пальцем проводя по разрезу, струйки крови из которого наровят скатиться по точеной талии девчонки. Она не фигуристая, в силу метаболизма излишне худая, иногда даже болезненно выглядит. Женские припухлости выбиваются из этого угловатого тела: мелкая грудь, в лежачем положении косо расположившаяся по грудине, низ живота и жировая прослойка на нем, укрывающая матку, растяжки на округлых бёдрах, ляжки, которые у женщин в силу строения мясистее, чем у мужчин. Осмотр этого идеала, верха прелести дерет ребра с внутренней стороны, сердце избивает ритм по костям, показывая, что же такое животная одержимость и любовь в самом её отвратительном проявлении. Указательный палец Доктора протискивается в рану, пациентка смотрит на это почти закатив глаза от боли и волнений, выдыхает с писком. Волосы сжимаются в чужих пальцах, наблюдать заставляют, принуждают видеть как облаченные в чёрное пальцы погружаться в вспоротое брюхо, как трясётся его рука, а створки ровно разрезанной кожи расходятся в стороны, обнажая потраха. Как же это красиво, какой восхитительный контраст, как же увлекательно тёмная жидкость катится кармином к железу, на тем сбиваясь в сгустки. — Дотторе! — уже истерично, Архонты, предвестник ежится от понимания, насколько ей больно и страшно. Василиса уже почти ерзает на столе, что выходит легко, жидкая кровь помогает скольжению нагого тела. — Тебе страшно? — тут же слышится вымученное «да», отчаянное и болезненное. — Почему? Ты же чувствуешь боль только наполовину, бояться нечего, — голос его низкий, грудной, отдаёт дрожью, пока рука медленно погружается во внутренности. — Противно смотреть на все это? Что природно — то не безобразно, — кисть внутри. Твою мать… — Чувствуешь, что я делаю? Пальцы копашатся в скользкой массе, стараясь зацепиться за живое. Наконец это получается, конечность медленно покидает отверстие, вынимая из него подвздошную часть кишечника, от чего подопыткая хрипло задыхается от жутко противного и болезненного чувства. Пальцы мнут мясо в своё удовольствие, круговое движение, чтобы намотать вкусность на кулак, слышен ещё один всхлип недостатка воздуха, организм реагирует шоком и паникой на вмешательство. Реакция вызывает жар у щёк, в голове мутнеет и у Доктора. Что ж, наверное, пришло время сделать то, чего он безумно хотел уже долгое время. Волосы девушки покидает чувство натяжения, руку убрали с затылка, он же бьётся о металл под головой, потому что шею держать не представляется возможным. Вынутая часть кишки бережно уложена с противоположного от Иль Дотторе бока, Василиса тяжело и часто дышит, неполно. Пришло время для десерта — мужчина снова просовывает руку в рану, уже смелее, наклоняется к кровоточащему телу с трепетом и волнением, протискивает конечность между верхней границей кожи и органами, пересекая кишку, желудок, потом диофрагму, натыкаясь изнутри на ребра. Рука по локоть внутри, её видно как выпуклость на теле, девушка стихает в любых звуках. Между лёгких и массива мышц, сухожилия, одним словом мяса, с трудом просовывается инородное тело, Доктор в идеале знает строение человеческих органов, а потому наощупь притрагивается к сердцу. Женщина под ним находится в предсмертной агонии, грудные сокращения сдавливают руку почти болезненно, очень узко. Вены и артерии по одной отщипываются пальцами, заставляя владелицу тела биться в консульсиях ещё сильнее, наступает кислородное голодание и онемение конечностей. Теперь сердечко отделено от связывающих его тканей, сам предвестник от чувств высоко и почти испуганно стонет, вынимая руку из внутренностей по все тому же маршруту. По пути из ладони выскальзывает жизненно важный орган, к счастью быстро находится. Рука, по предплечье окровавленная, покинула тело, держа орган размером с кулак мёртвой возлюбленной. Блестящие нити слизи, крови и каких-то шметков на перчатке скатывается и тянутся вниз. Минута осмотра истекающего соками сердца, поток крови из него выходит сокращениями, толчками. Глубокий вздох, кусок мяса подносится ко рту и вполне смело кусается — зубы просачиваются в ткани, разрывая их, грызут, поскольку сырое мясо тяжело жуется. Кровь брызгает из-за давления, язык вяжет от вкуса, начинает подташнивать. Но он не остановится. Он, спустя ещё минуту монотонного жевания, получает свой огрызок плоти и не думая проглатывает его. По подбородку кровь стекает на шею, прячась под воротником рубашки и обводя чокер на шее. Его маленькая пошлая мечта воплотились… … Резкий вздох, холодный пот по всему телу и рябь в глазах, пульсирующая на переферие. Тёмные волосы прилипли к лицу, футболка влажная, как и кровать под Слодотко. Состояние истеричное, лицо все мокрое, глаза слипаются от слез, под носом поплыли сопли. Губы размыкаются со вздохом, а после ритмичном выдохом и накатом слез, плечи трясутся. Слюна заполнила рот, шумный глоток и тихое-тихое мычание. Кровать с боку промята другим человеком, который спокойно спит. Пальцы сжимают одеяло, им приходится разомкнуться, чтобы лечь на лицо и небрежно стереть с него всю влагу, которая осталась липким слоем. Ей снова снятся кошмары. Медленно ложится на бок в сторону от мужчины, поджимает ноги к себе, закрывая лицо и почти не дыша. Очень больно. Нужно заставить себя встать и дойти до ванной. Уже за закрытой дверью подойти к раковине и сесть на корточки, сжимаясь от картин, которые вырисовывает мозг, прокручивая сон. Хочется голову разбить об стену. Всхлипы в ладони не прекращаются и когда удаётся встать, теперь локти опираются о раковину. Кажется, если она хочет уснуть этой ночью, придётся будить героя её кошмаров и просить достать ей снотворное, которое прячется, чтобы она не наложила на себя руки из-за ужасов, рисуемых воздействием порчи. Опять.