«Мама и папа, если вы это читаете, значит я уже уехала на учебу. В моей комнате… осталась Джесси. Новый член нашей семьи. Я расскажу обо всем позже, вечером. Покормите ее, пожалуйста, она не кусается. Наверное.»
— Ты ведь не долго? Я подожду тебя в машине. — произнес Дима, когда мы уже остановились, у самого моего колледжа. Почти сразу, я заметила Катю. Она, уставившись в свой телефон, ожидала меня на крыльце. Как мы и договаривались. От окна, я снова развернулась к Диме: — Не знаю… — правдиво, протянула я. — На самом деле, я как-то переживаю... Рука брюнета упала на мою голову. Заправив одну из прядей волос мне за ухо, он успокаивающе сказал: — Ты чего, Соня? Боишься этого Юрьевича? Или ректора своего? — нахмурившись, он пытался поймать мои бегающие повсюду глаза, своими. — Это не детский сад, а колледж. Все уже взрослые. Подобную деятельность, вроде идиотского расследования твоего профессора, еще можно было бы развернуть, будь участники этой криминальной истории, несовершеннолетними. — он сделала паузу. — А так, все зависит лишь от тебя. Прямо сейчас, в моей голове, летали все возможные фразы и доводы, что я должна буду вскоре озвучить. Я едва улавливала смысл слов Димы. Почти его не слушала. — Просто скажу, что сорвала. И все. — выдала я, словно меня осенило. — Да, я так и сделаю. Скажу, что хотела получить оценку. Хорошую. Заранее зная о том, что я, всё равно не задержусь в этом учебном заведении, мне уже было как-то всё равно, что моя и без того подкосившаяся репутация, станет совсем уж гнусной. …я поступлю на благо другим. Снова выбирая не себя.Дотрагиваясь до меня прямо сейчас и каждый раз, когда ему только будет это угодно, напротив, находился тот, кто и должен разговаривать. Говорить правду, врать — если очень уж хочется... но этого не случится.
Уже спустив руку к моей щеке, Дима тихонечко по ней похлопал, словно одобряя ход моих мыслей или же меня приободряя: — Верно, малыш. Иди. Я буду здесь. Не знаю… являлся ли Дима на самом деле трусом или почему еще, он не предложил, например, зайти к Николаю Юрьевичу, вместе со мной, но скорее всего… в этом и не было необходимости. Ко всему прочему, я могла предчувствовать и то, что если он будет находиться рядом — я могу и не суметь, рассказать ложь. Может быть, я скажу что-то другое. Может быть даже правду. Поспешно, я отстранила свое лицо от руки Димы, попутно открывая дверь из авто: — Я тебе напишу, когда буду спускаться. — бросила я на прощание, но не успела выйти наружу, ведь рука брюнета перехватила мою, приостанавливая мой уход. Озадаченно, я обернулась на парня: — Ты ведь точно справишься, малыш? — вопросил он, не отпуская меня ни своим взглядом, ни приложенной ко мне силой. — Если не хочешь, можешь этого не делать. Поехали домой? Смутившись, я не подала виду, что это произошло. А замотала головой, в знак отказа: — Нет. Я не хочу никого подставлять. Все в порядке. Я быстро. …но наблюдая мой взбудораженный, предстоящим, вид, с того самого момента, как только я оказалась в его машине этим утром, Дима совсем мне не верил. Зная мои истинные эмоции. Зная и о моей трусливой натуре. Он продолжал свою речь: — Если тебе станет некомфортно, ты просто встаешь и уходишь, поняла? Ты никому не обязана ничего объяснять. Ты вообще им ничем не обязана. — он дернул меня за руку, словно призывая проснуться, а после, тут же ее отпустил. — А тебе? — зачем-то спросила я. Беззлобно, действительно интересуясь. — До конца жизни, Соня. — выдал он, тоже вполне серьезно. Дверь захлопнулась, а я, не оборачиваясь, ускоренным шагом направилась к Кате.***
Скорее всего, все же к моему счастью, Николай Юрьевич, именно сегодня, отсутствовал. На самом деле, именно ему, мне было мало что сказать… кроме того, что он поступил достаточно бессчетно. Да, может быть, в любой другой ситуации, профессор и правда бы навел порядок, восстановил бы справедливость. Утешил бы того человека, кому, по той или иной причине, оказалось бы не по силам, постоять за себя самостоятельно. Но Дима — не студент нашего колледжа. А я — не совсем жертва, ужасающих обстоятельств.Я его жертва, а это все меняет.
— Надеюсь, ты не против, Сонь, но я еще вчера связалась с ректором и сказала о том, что ты придешь… — выдала Катя, когда мы уже поднимались на третий, нужный нам, этаж. — А где твоя сумка? Ты что, на занятия не останешься? — Нет. — отрезала я, нехотя. Ведь я бы и правда осталась, я бы осталась вместе с ней, даже навечно. — Ты не переживай, все будет хорошо. — сказала я, больше самой себе. Кате то, что переживать? За наших мальчиков, которых уличают в насильственном преступлении, что они не совершали? А вот я… я даже не могла представить, что услышу в свой адрес, когда скажу то — что скажу. Через несколько минут. — Кстати, у тебя есть помада или блеск? — добавила я, останавливаясь в коридоре.***
— Соня, что это ты, имеешь ввиду? — поправляя свои очки, произнес ректор. Друг на против друга, разделенные лишь его письменным столом, мы сидели в небольшом кабинете, уставленным коробками, книгами и всем тем, что являлось неотъемлемой частью жизни колледжа и его собственной. Невольно, мои пальцы сжали ручки стула, где и располагались мои руки, я старалась не отводить своего взгляда и уж тем более его не опускать, прячась: — То, что я сейчас вам сказала, то я и имею ввиду. Я наврала профессору, неделю назад. Просто не сделала домашнее задание, не хотела снова получить плохую оценку… — я сделала паузу, чтобы мой голос не съехал вниз или еще куда-нибудь, ведь умело врать — я все еще не научилась, а звучать мне хотелось поувереннее и понаглее. — Мне больше ничего в голову не пришло, кроме истории про то, что меня изнасиловали. И все зашло слишком далеко. Я думала, что Николай Юрьевич мне просто посочувствует и забудет, с кем не бывает? Особенно в колледже… Мы, вроде как, все уже взрослые здесь. Это не детский сад. — добавила я фразу, что подсказал мне Дима, попутно косясь на тыльную сторону своей руки, в то место, где мне оставила царапину Джесси, вчера ночью. Ректор на меня уставился, начав, не очень по-доброму, постукивать своей шариковой ручкой, по краю стола: — А ты, как свое лето вообще провела, золотце? — задал он, внезапный вопрос. Я даже растерялась… но не теряя уверенного вида, быстро убрала руки со стула и сложила их себе на колени: — Ну… в начале лета у меня были экзамены, вступительные. Или, как там... Школьные. — я задумалась, вспоминая. — Потом выпускной, но я на него не пошла. То есть… я забрала аттестат, но в ресторан меня мама не отпустила. Мы праздновали дома. С друзьями семьи. И... — И что же ты мне здесь сидишь и рассказываешь, соплячка? — внезапно, перебил меня ректор. Таким тоном… что мои руки покрылись мурашками, а я сама — потеряла желание повествовать ему дальше. Вся моя смелая твердость слетела с моего лица быстрее, чем я смогла заново собрать из себя, хоть что-то уместное, под требующие именно этого, обстоятельства. Вся я — поплыла. Вслед за корабликом с выпускного вечера, куда я так и не попала. Невольно, я замотала головой, в спешке скрещивая на груди руки: — Я вам ничего не рассказываю, просто… Но мужчина напротив, снова меня перебил: — Для каждого преподавателя, для каждого взрослого человека в этом здании, первокурсники, вроде тебя — это, что-то вроде двенадцатого класса. Вы приходите сюда, отучившись одиннадцать лет там, где вам меняли, на ежедневной основе, подгузники. К вам относятся снисходительно, потому что необходимо, хотя бы пол года, чтобы вы перестроились на новый ритм обучения. Кого ты из себя строишь? Вытри губы и выйди из этого кабинета, а зайдешь ты сюда со своими родителями. Ты все поняла? Мои глаза, защипав, моментально налились слезами. Я совсем не ожидала, подобного конца. Мало и могла переносить, не обижаясь и холоднокровно, повышенный тон от взрослого человека и такую о себе правду. Может быть, меня так сильно задели слова ректора, в секунду выбив из колеи, потому что они оказались точными. Медленно, я все же начала вставать со своего места, мои колени дрожали: — Я… Я ухожу из колледжа. — тихо произнесла я то, что планировала сказать с улыбкой. — Я забираю документы. Отдайте. Пожалуйста. Возникла пауза. Резко, ректор тоже встал со своего стула: — Я работаю здесь уже двадцать лет и ты не будешь говорить мне то, что делать. Если ты не вернешься сюда со своей матерью или отцом, я сделаю все, чтобы ты не поступила ни в один другой колледж, в этом городе. И будь в этом уверена, так и будет. — Вы не имеете право! Мне уже есть восемнадцать. Я все решаю сама. — не сдавалась я, но по моим щекам уже текли слезы, что говорили об обратном. Взрослый и хорошо наученный своему делу человек, ловко умел пользоваться словами, давить и принимать решения. Делать верные выводы. — Вон. — уже более тихо, добавил он, указывая мне пальцем на дверь.***
Катя не ожидала меня за дверью. Она, ожидаемо, убежала на лекцию, ведь та уже давно началась. Придаваясь тихому плачу, я шла по пустому коридору, вытирая рукавом кофты губы и слезы, больше не зная, что мне делать. Я загнала себя, самостоятельно, в ловушку, а что теперь будет — неизвестно. Явно ничего хорошего. Прежде чем я достигла лестницы, ведущей вниз, из приоткрытой двери, слева, высунулась чья-то рука. В черных, знакомых тату. Она схватила меня за край худи, затаскивая... внутрь. Хоть я и не успела испугаться — я успела перестать предаваться рыданиям, обомлев. Успела лишь отрывисто и громко вздохнуть. После, эта дверь захлопнулась и я… оказалась в пустующей, небольшой аудитории. Вместе с Димой. — Что ты здесь делаешь? — только и спросила я, уставившись на парня. Немного гнусавым от слез голосом. Ведь Дима… пообещал мне оставаться в авто. Находясь напротив, он внимательно оглядел меня с ног до головы. Оценивая мои заплаканные глаза, скорее всего, и красный от нанесенной мне обиды нос, а еще размазанную помаду Кати, что так и не сыграла своей роли, придав мне ожидаемой солидности и значимости. Меня никто не стал слушать. — Вижу… Я был прав. — протянул он. — У тебя ничего не вышло, да, Соня? — брюнет мне улыбнулся. Возникла пауза и я ничего не сумела ответить. Лишь опустила свою голову вниз, помотав ей. Давая понять, что все так. — Теперь, хотят видеть моих родителей. — произнесла я, спустя совсем немного, разглядывая свои кеды. Дима повел рукой, к самой первой парте, что находилась рядом с нами: — Садись, расскажешь. — произнес он, мирно. Услышав его предложение, я быстро подняла на него голову, обратно: — Нам лучшей уйти. Здесь нельзя находиться, Дим. — взволнованно, я попыталась объяснить брюнету, очевидное. — Будут проблемы. — Это тебе тоже ректор сказал, Сонечка? Ты очень послушная и добросовестная с людьми, что относятся к сфере образования. — выдал Дима. — Может, мне устроиться сюда работать? Садись, не бойся. — повторил просьбу он. Игнорируя его странные замечания, я сделала пару шагов до парты и опустилась на стул. В то время как Дима начал шаг от меня... к окну. Шмыгнув носом, я тихо опустилась лбом на парту, больше не в силах сдерживать собственное отчаянье. Даже перед брюнетом: — Он отчитал меня, словно я дура. — заговорила я, разговаривая лицом с поверхностью бездушного стола. — Он на меня надавил. Обманул. Документы не отдаст и вообще разговаривать не станет, пока родители не придут. Ничего не выйдет... мне не стоило так поступать. Я смолкла. Но спустя недолгую паузу, ведь Дима, никак не отреагировал на мою искреннюю истерику, совсем ничего не произнося в ответ, я тут же села ровно, начав искать его глазами, оглядываясь. Он ушел? Я бы тоже так поступила. Но парень все еще был здесь, просто безмолвно. Находился, стоя у окна, прильнув к подоконнику. Он, не отрываясь, смотрел на меня. Кажется, все это время. Я даже испугалась, этого его заинтересованного в моих душевных страданиях, взгляда. Друг от друга, сейчас, нас отделял, всего лишь еще один ряд из парт. Может, игравший роль некой защиты, как перегородка. Чтобы мы были равны. С разницей лишь в том, что я сидела на низком стуле. А он стоял. — И что ты станешь делать? — спросил он, без особых эмоций, когда мы встретились взглядом. Выходит, он молча меня слушал, все же, внимая моему эмоциональному рассказу, что был понятен только мне. Задал вопрос сейчас, словно лишь логически продолжая нашу беседу, а не из личных побуждений. Он, вроде бы, не переживал о случившемся и не выглядел, в отличии от меня, обеспокоено. Дима вообще не видел трагедии, в моем пересказе ему, событий. — Ничего. Я больше сюда не вернусь. Я не буду ничего говорить родителям, они меня убьют, в любом случае. И у них будет очень много вопросов. Я не смогу так много выдумать, чтобы соврать. Мне не хватит фантазии. Возникла пауза и Дима… совсем уж неожиданно, переменил ход нашего с ним диалога на себя, произнося: — А у тебя, Соня, после всего, совсем нет вопросов? Например, ко мне? — он не спускал с меня черных глаз. Немного подопустив голову, смотря больше исподлобья, насупленно. Сквозь свисавшую прядями, черную челку. — Нет. А после чего, «всего»? — переспросила я, не совсем понимая его речь. Но зато, Дима заставил меня перестать думать о теперь уже точно неизбежных проблемах с ректором… ведь мое сердце забилось ощутимей, по иной причине. И он видел, что может быть, я и догадываюсь или скоро начну догадываться. К чему он начнет клонить, но решительно продолжал сохранять спокойствие. Упрямо продолжая со мной беседу, выглядя также упрямо: — Я откровенно тебя истязаю. Соня. — произнёс он так, словно я должна была уже с этим смириться и свыкнуться. И подобное его изречение, вовсе не должно было никак, болезненно меня задеть. Опустив свои плечи, я сначала расстроенно смутилась, его прямой ко мне откровенности. Именно расстроено, ведь никогда раньше, Дима не говорил мне ту грустную правду, что он со мной творит, зачем-то мне, в ней, еще и признаваясь, вслух. — А что я должна у тебя спросить? — после продолжительной паузы, все же дала ответ я. Обсуждать то, что возвращало в мою голову воспоминания, а значит и боль, почти физическую — хотелось мало. Этот его допрос сейчас, даже казался ещё более жестоким и изощренным для меня, нежели чем все то, что уже все равно произошло и было им сделано. Я никогда не пыталась анализировать его поступков. Хотя бы потому, что просто не могла. Я не имела таких знаний о людях. — Спроси, почему это так. — произнес Дима, все так же ровно, не отступая. — Почему я так поступаю. С тобой. Теперь, он выпрямился, попутно обхватив свое запястье пальцами другой руки. Вставая в удобную для себя позу, может быть даже расслабившись, так — как ему будет удобнее всего. Словно в этом помещении, мы проведем еще долгое время… по крайней мере до момента, пока Дима не услышит то, что он хочет от меня услышать. Либо не скажет то, что хочет сказать. Еще точно не зная, чего именно брюнет намеревается добиться, я отвела свой взгляд в сторону, заправив волосы за ушли.Почему и я тоже, не могу встать, у этого окна? Или напротив него? Почему сижу здесь, за этой старой партой, под его надзором?
— Не думаю, что теперь это важно. — пролепетала я, правдиво. Ведь любое, новое знание о Диме, имело бы важность, например, до момента, пока мы не встретились, пока ничего не приключилось. Хотела бы я знать о нем все… тогда. А сейчас? Совсем нет. Больше нет. Мне было достаточно и этого — было слишком много. — А ты вообще не думай. — выдал Дима. Внезапно, совсем уж холодно. — В тебе, обычно, побеждает любопытство. Выдохнув, я сново села ровно, решив спросить так, как хочет этого Дима, просто повторяя его слова. Хотя бы для того, чтобы поскорее покинуть эту аудиторию: — Почему это так? — Я садист. — произнёс он ровно и смолкло всё вокруг, даже кажется, случайные пешеходы за окном. Замолчала и я. Испугавшись этого слова больше, чем его значения и того, что на самом деле, вкладывает в него Дима. Невольно, я быстро развернулась от него, сев на стуле ровно и теперь, уставившись в стену. — Ну и что? — произнесла я следом так, словно это его, только что произнесенное слово, совсем не имеет значения. — Не знаю. — ответил Дима. — Может быть, теперь, тебе будет легче подыскать мне оправдание? Я не могла видеть, но точно начала слышать, что парень начал свой шаг. Явно ко мне. — Если ты думаешь, что я об этом думаю, я об этом не думаю. — быстро заговорила я. — Или... что я, по твоему, должна думать? Почти сразу, краем глаза, я заметила, что Дима уже совсем рядом. Отодвигая парту, позади меня, одним неаккуратным движением. он встал прямо за мной. Его руки легли мне на плечи: — Что больно, все же, будет. Возникла пауза и я совсем не знала, что еще могу сказать. Мне совсем не хотелось. Этот разговор начинал меня пугать. — Больше признаний, сегодня, не будет? — спросила я, стараясь, может быть даже сделать это шутливо, но мой голос прозвучал слишком звонко и обеспокоено. Оставляя за собой эхо, в помещении. — Только если ты сама этого захочешь. — непринужденно ответил он. — Я бы многое тебе рассказал. Чтобы ты попыталась меня простить. — Не хочу. — ответила я.Не желая знать. Не желая и прощать.
***
Мне кажется, что это всё правда. Многочисленные рассказы: про зло и добро на Земле. Я с ним встретилась. Со вторым. Злом. И… словно расплатилась за всё и сразу. Как будто бы за целый мир. Такое вообще реально? Или я много на себя беру? Преувеличиваю свои страдания? Я попросила Диму высадить меня у библиотеки, ссылаясь на то, что хочу выбрать себе книги, ознакомиться с другими дисциплинами. Раз уж намереваюсь найти себе новое место учебы. Он оказался не против и вроде как… сам намеревался со мной расстаться. То ли куда-то опаздывая, то ли наблюдая мой оглушенный вид, после нашего разговора. Он знал, что мне говорить, чтобы окончательно свести меня с ума. Дима меня отпугнул и на этот раз, был не прочь, чтобы я бежала куда подальше. А на самом деле… я направилась в церковь. В ту самую, у его дома, где мы бывали с ним однажды. Растеряв все мысли и чувства, мне не терпелось снова посмотреть на ангела, в его нарисованные глаза и спросить, почему меня, так никто и не думает спасать. А если так и не спасёт даже, рассказать, что скорее всего, я больше к нему никогда не приду. Чтобы он не обижался... В отличии от прошлого раза, в храме оказалось достаточно много людей. Из за этого, я долго не могла сосредоточиться на собственных мыслях. Всё еще вспоминая, зачем-то, про ректора, про слова Димы, про то, как у меня снова чешется запястье, потому что неведомая аллергия и не думает отступать. — Почему это так? — спросила я, уже кажется, заученный наизусть вопрос, шепотом, смотря в строгие глаза ангелу. Где-то за спиной, тут же, мой монолог был перебит, чьим-то диалогом: — Мне то это за что? Я ничего не сделала. Я хорошая. — восклицала, с надрывом в голосе, какая-то женщина. Почти сразу, от неизвестного мне мужчины, послышался и ответ ей: — Когда Бог строит храм — то дьявол ставит рядом часовню. — Чево? — непонятливо, протянула дама. — Беда не станет искать себе другой, такой же беды. Зачем ей это нужно? Подобное ищет и пристраивается к мирному, светлому, хорошенькому и приятному. Пытаясь получить себе, хоть часть. Чем ярче свет в тебе, тем сильнее к нему хочет примазаться всякая нечисть... Оно, без этого, съест себя — заживо. А лучше — тебя.