Жизнь после смерти

      Чимин       Месяц спустя       — Нет, Чимин, — отрезает Хосок, ударяя кулаком по столу. — Ты не поедешь. Я сказал нет, и разговор окончен.       Я скрещиваю руки на груди, сердце болит из-за множества причин. Первая, потому что за последний месяц я стал так ненавидеть Хосока, как никогда раньше. Вдруг все, что он делает стало неправильным, он неправильный. Он не Гук. Я ненавижу себя за это. Второе — я скучаю по Гуку. Так сильно скучаю. Прошел месяц, и я знаю, что он поехал на национальную гонку. Без него все не так.       Я потерян.       — Ты не можешь указывать, что мне делать, — говорю я Хосоку ледяным тоном. Я холодею к нему с каждой неделей.       — Я могу указывать тебе, что делать, потому что без меня и твоего отца, ты никогда не сможешь справиться.       Я спросил у него, могу ли я поехать с Юнги на его следующие соревнования в Австралию. Он не собирался меня отпускать, особенно с Юнги. Я заявил ему, что поеду в любом случае, но он отказывает мне, а без его денег или денег отца, я не смогу себе это позволить. Это обидно. Мы в отношениях, и он может мне указывать. Он принимает все решения и, если он говорит нет, так оно и будет.       — Почему это такая проблема?       Он смотрит на меня так, что необходимость в объяснениях отпадает.       — Потому что мне не нравится Юнги, и я не доверяю ему. Как бы ты себя чувствовал, если бы я поехал куда-то с другим омегой?       Я вздыхаю, потому что он, возможно, прав. Может, я просто ищу способ сбежать.       — Отлично, Хосок, если тебе это не нравится, я не поеду.       Он кивает, расправляя плечи.       — Мне не нравится это, и ты останешься здесь. Сейчас я иду на работу. Буду поздно и отведу тебя на ужин.       Я киваю и смотрю, как он разворачивается и уходит. Почему я чувствую, будто мое сердце с каждым часом все больше разрывается на части?

***

      Он не приехал и не забрал меня на ужин. Нет, я получил сообщение о том, что он будет работать допоздна.       Приедет, займется сексом и уедет — его расслабление после рабочего дня.       И я решил сделать единственное что имеет смысл. Я нашел бутылку водки, вышел на террасу и начал пить. Я много не пью, повода нету, танцы занимают много сил и времени, и диета достаточно строгая. У меня нет какой–то особо строгой диеты, как у профессиональных танцоров, но и позволить себе набирать вес я не могу.       Поэтому алкоголь редко употребляю, и он сразу ударяет мне в голову.       Сейчас я смотрю на свой телефон и отчаянно пытаюсь уговорить себя, что писать Гуку не совсем нормально. Ненормально хотеть узнать, как он. Ненормально даже думать о нем. Он ушел, ушел из-за меня. Сообщение может сделать только хуже, но мне нужно знать. Я должен убедиться, что он знает, что я хочу, чтобы мы смогли снова стать друзьями.       Но это не то, что я печатаю. Я пытаюсь набрать сообщение шесть раз, удаляю и кричу, потому что ничего не выходит. И я очень жалею о том, что именно отправил. Это выглядит как сообщение от маленького глупого подростка, который не понимает намеков. Я не должен был ничего отсылать, вообще ничего, но мои пьяные мозги не совсем соображают.       Чимин: Я знаю... Знаю, что меня не должно волновать... я... я не могу перестать думать о том, что произошло и ... ну... черт... Хочу, чтобы ты знал — я скучаю по тебе, Гук. Просто скучаю по тебе.       Я швыряю телефон на крыльцо и опускаю голову на руки. Что, если его муж был там? Что, если он прочтет? Когда я успел так опуститься? Когда стал омегой, которого сам бы презирал? Когда перестал быть правильной и перешел границу дозволенного? Я предал друзей, семью и себя, но я не могу перестать хотеть то, что не могу получить.       Я ужасный человек.       Подношу бутылку водки к губам, слишком уставший, чтобы пить из рюмки. Жидкость обжигает мою глотку и скользит вниз, и я чувствую жжение. Сердце ноет, а на глаза наворачиваются слезы. Я встаю и тащусь внутрь, падаю на диван и сворачиваюсь в клубочек. Закрываю глаза и пытаюсь забыться, пытаюсь забыть те вещи, которые не выходят из моего сердца.       Я, должно быть, отключился, потому что обнаруживаю себя в вертикальном положении, глаза еле открываются, когда я слышу стук в дверь. Больше минуты я пытаюсь сфокусировать зрение, и, когда у меня получается, стук становится громче. Я потираю лицо несколько минут и встаю. Я не представляю, кто это может быть. У Хосока есть ключи, и уже за полночь, если не позже, я даже не знаю Юнги ли это или даже Джи.       Я подхожу к двери и пытаюсь привести рукой волосы в порядок, прежде чем открываю дверь.       Я вижу Гука.       Несколько раз я моргаю в недоумении. Гук должен быть далеко, он не должен быть здесь. Почему он здесь? Я смотрю на него, не в состоянии сказать что-либо вразумительное. Альфа смотрит на меня, его глаза глубокие и напряженные. Он хорошо выглядит, и, кажется, что я так давно его не видел, что он ослепляет меня. Черная облегающая футболка, черные джинсы и ботинки «Док Мартенс» — идеальный. Его волосы взъерошены, и щетина на щеках и подбородке.       Он чертовски плохой парень.       — Гук, — шепчу я. — Я думал ты уехал.       Он смотрит на меня так, будто хочет поглотить, взять всего меня и сжать в своих сильных, идеальных руках.       — Он здесь? — спрашивает он, его голос хриплый и низкий.       — Ч-что?       — Он здесь?       Он говорит о Хосоке?       — Хосок? — спрашиваю я.       — Да.       — Нет, — сглатываю я.       Он делает шаг вперед и протягивает руку, заставая меня врасплох. Его ладони скользят по моим бедрам, и Гук притягивает меня, вжимает в себя. Его руки теплые и твердые, от него пахнет кофе и сигаретами. Он наклоняет голову и целует меня так страстно, что я забываю, как дышать, как думать и как чувствовать. Я теряю все, кроме него.       Он отстраняется, и я едва стою на ногах. Тыльной стороной ладони он нежно гладит меня по щеке, хоть это не характерно для него. Гук наклоняется, и его дыхание щекочет мне ухо, когда он поворачивает голову и шепчет:       — Я тоже скучал по тебе.       Он делает шаг назад, поворачивается, идет к пикапу и садится в него.       Теперь все изменится.