***
На улице ливень, я сижу на крыльце, промокший до нитки, волосы прилипли к лицу. Я замерз, и зубы начинают стучать от холода, так что я растираю руки, пытаясь как-то вернуть в тело тепло. Я не знаю, куда пойти. Если пойду домой, Юнги и Джун будут ждать меня там, если пойду к Джи, то услышу только «я же говорил». Остается только один вариант, и этот вариант я даже не должен рассматривать. Гук. Он в городе за пятьдесят миль от меня, остановился в отеле, потому что там у него завтра утром будет гонка. Я заплачу кучу денег, чтобы добраться до него, но сейчас он единственный человек, которого я хочу видеть, единственный, кто мне нужен. Я встаю на ноги и тащу свой изможденный организм по дороге. Я нахожу автобусную остановку и достаю телефон. Он был под моей одеждой, в кармане. Невероятно, но даже там мокро. Я вижу несколько пропущенных звонков от Юнги и Джуна и еще несколько от Джи. Я не обращаю на них внимания и ищу номер такси. Набираю его и жду. Мне не удается согреться, но к тому времени, как подъезжает машина, с меня больше не течет вода. Я просто мокрый и еще больше замерз. Я открываю дверь и сажусь на заднее сиденье, назвав гостиницу, в которой остановился Гук. Я волнуюсь из-за того, что еду к нему, потому что, когда он говорил, где остановился, он предупредил меня: «В экстренных случаях я буду здесь». Это было сказано глубоким голосом, который означал, что он говорит мне это буквально для экстренных случаев, а не для тайных встреч. Он едва говорил со мной с той ночи, все еще злится, и я понимаю за что. Я оскорбил его и причинил боль. Это было несправедливо по отношению к нему. Он рисковал всем ради меня, и я заставил его чувствовать, будто я не верю ему. На самом деле, я верил. Я обожаю Гука, возможно люблю его, и я был не прав, расспрашивая его. Я не знаю, каково быть на его месте. Я не представляю, как тяжело ему. — Господин, вы выглядите замерзшим, — произносит пожилой водитель такси, пока мы двигаемся по шоссе. — Я попал под дождь, — грубовато отвечаю я. — Вот, — говорит он и включает кондиционер. — Спасибо, — благодарю я, чувствуя, как тепло наполняет заднюю часть машины. Рай. Я откидываюсь на сидение, позволяя теплу окутывать меня, и думаю о том, что Джун сообщил мне сегодня. Я доверяю ему и люблю его, как отца, которого у меня уже давно не было, но он не может быть прав насчет мамы. Она бы не поступила так с нами. Она бы не причинила столько боли. Но потом я думаю о себе и ситуации, в которую попал и понимаю, что даже самые лучшие люди делают ошибки. И я не идеален. Я еду к замужнему мужчине, с которым начал роман. Я даже не думал, что позволю себе подобное. Слезы катятся из моих глаз, когда в голову приходит мысль о том, что моя красивая мама влюбляется в другого мужчину. Он ранил ее? У него была жена, о которой она узнала? Ужас наполняет мою грудь, когда я понимаю, как на самом деле ситуация могла отразиться... на мне. Я пытаюсь заблокировать эти мысли, не позволяя им проникнуть в мой мозг, который уже и без того расшатан. Я зажмуриваюсь, прикрываю лицо руками и сижу так, пока такси не останавливается. — Приехали, господин. Шея болит из-за долгого сидения в одном положении, когда я, поднимая голову, выглядываю в окно и вижу маленький, уютный отель с горящим красным указателем «Отель Оазис». Я протягиваю водителю деньги и быстро забираю сдачу. Я благодарю его и выхожу, обнимая себя за плечи. Замираю на секунду, ожидая, когда такси исчезнет во мраке ночи. Должен ли я быть здесь? Я медленно иду к стойке регистрации отеля, мои ноги трясутся. Я не должен быть здесь, должен развернуться и уехать домой. Возможно, он не хочет меня видеть. Что, если Михо с ним? Что я делаю? Я кладу руку на дверную ручку и медленно поворачиваю ее, заставляя ее открыться. Пожилой мужчина стоит за стойкой, его очки сдвинуты на нос, и он изучает путеводитель. Он смотрит на меня, когда звенит колокольчик. — Здравствуйте, — говорит он. — Чем могу помочь? — Я приехал встретиться с другом. — я выдавливаю улыбку. — Он сказал мне название отеля, а номер не назвал. Старик поднимает брови. — Его зовут Чон Чонгук. Он наклонил голову и кивает. — Я позвоню ему, узнаю, ждет ли он вас. Черт. Он берет телефон и набирает номер. — Мистер Чон, да, это Тим с ресепшен. У меня здесь юный господин говорит, что вы ждете его. Долгая тишина. — Как вас зовут, господин? — спрашивает мужчина, уставившись на меня. — Чимин, — шепчу я. — Он говорит, что его зовут Чимин. — Очень хорошо, — говорит он, несколько раз кивнув, и положив трубку, поворачивается ко мне. — Он во втором номере. Выйдите и поверните налево, идите, пока не увидите его. — Спасибо, — отвечаю я, разворачиваюсь и спешу на улицу. Я иду, как он и сказал, пока не подхожу к выцветшей желтой двери с ржавой «2» на ней. Моя рука застывает в воздухе. Сделал ли я правильный выбор, приехав сюда? Прежде чем я успеваю постучать, дверь открывается, и я вижу Гука. Его глаза расширяются, когда он видит мое состояние и одежду. Я знаю, что выгляжу так, будто вернулся из ада. — Я знаю, что ты не хочешь меня видеть, — выдавливаю я. — Но мне больше некуда идти. — Ты плакал, — произносит он низким и хриплым голосом. На нем нет ничего кроме низко сидящих светло-серых пижамных штанов. Мои губы начинают дрожать, когда я вспоминаю тот вечер. — Я... узнал новости о маме и убежал. Я не знал, куда еще идти. Он распахивает дверь, его взгляд смягчается. — Входи. Расскажи, что случилось. Я шагаю в комнату, хочу пройти дальше, но он останавливает меня, схватив за плечо. Он закрывает дверь и поворачивается ко мне, лаская пальцами мою щеку. — Ты замерз, танцор. Пока мы не начали, ты сходишь в душ. Я киваю, потому что слишком слаб, чтобы спорить. — Я дам тебе одежду. Давай. Он берет мою руку, согревает ее в своей и ведет к ванной комнате. В ней старомодный душ с лаймово-зеленой плиткой и стеклянной дверью. Полотенца не самым идеальным образом подобраны в цвет плитки. Гук обеспокоенно наблюдает за мной, пока я снимаю футболку. — Ты будешь в порядке? Я киваю, не поднимая глаз. — Черт, танцор, — говорит он, подходит ближе и касается моего лица, заставляя смотреть на него. — Ты пугаешь меня. — Они не могут быть правы, Гук. Если они правы, тогда все, во что я верил — ошибка, — отрезаю я. Он вытирает большим пальцем скатившуюся слезу. — Твое восприятие кого-то — только твое. Только ты можешь позволить изменить то, во что веришь. Я закрываю глаза и киваю, прижимая щеку к его ладони. — Душ, милый, — шепчет он. — Потом поговорим. Он опускает руки, разворачивается и оставляет меня принять душ в одиночестве. Я так благодарен ему в этот момент. Так благодарен.***
Чонгук Он выглядит ужасно. Он сидит на диване, на нем одна из моих длинных черных футболок «Кабс». Его колени поджаты к груди, он обхватил их руками. Его волосы спутаны, он еще не расчесал их, и они торчат в разные стороны вокруг его лица. Даже выглядя так, он невероятен. — Расскажи мне, что случилось, — произношу я, как можно более ласковым тоном. Он не поднимает голову, когда я обращаюсь к нему, но начинает говорить тихим и спокойным голосом. — Джун сказал, что они нашли еще один вариант, что объявился владелец отеля, который дал имя человека, он часто останавливался у него. Этот мужчина встречался с мамой несколько раз. Джун связался с ним, и он признался... — он делает глубокий вдох. — Он признался, что у них был роман, что они собирались сбежать, но она исчезла. — Малыш, — шепчу я, сердце разрывается от боли. Он снова плачет, его крошечное тело дрожит. — Это не может быть правдой, Гук. Она была такой чистой, такой идеальной. Она любила нас, любила отца, не было такого, чтобы она не улыбалась и не смеялась. Как у нее мог быть роман, если она была так счастлива? — Люди могут притворяться, — осторожно говорю я. — Улыбка может прикрывать боль. Он смотрит на меня и слезы катятся из его глаз. — Но ее улыбка была такой настоящей, такой красивой, такой волшебной. Я просто не могу поверить, что они правы. Я не могу спать, думая, что она просто медленно умирала, страдая из-за этого. — Что бы ни случилось между твоим отцом и матерью, это не изменяет факта, что она обожала тебя и Джи. Те улыбки, которые вы видели, то счастье, которое она делила с вами, были настоящими, Чимин. — Откуда ты можешь знать? — ворчит он. — Потому что мои улыбки для Юрима — настоящие, любовь — настоящая. Я даю ему все, что не даю Михо. Он долго смотрит на меня. — Ты можешь мне сказать, что она была по-настоящему счастлива? Какова вероятность, что это было правдой? — Конечно, есть такая возможность, — говорю я и присаживаюсь возле него. — Чимин, если одна сторона ее жизни не была счастливой, не значит, что и остальные не были. Она была несчастна с твоим отцом, очевидно, она нашла в другом мужчине что-то, за что стоит бороться. Я идеальный пример этого. Ты дал мне надежду, ты позволил мне снова дышать, приезжать к тебе, видеть твою улыбку, и только за это я готов бороться. — Это странно, что я хочу встретиться с ним? — говорит он, его голос дрожит. Я качаю головой. — Конечно, нет. У него есть ответы, на которые не ответит тебе она. Он молчит, потом поднимает глаза на меня и смотрит так, будто ищет ответы. — Прости за то, что наговорил той ночью, Гук. Я не хотел. Это... мы... мои чувства, они пугают. Я никогда не хотел быть таким омегой, но я не могу держаться вдали от тебя. Я больше не мыслю рационально. Ты — всё, что я вижу, всё, что я хочу. Я качаю головой. Я касаюсь его нижней губы. — Уже забыл. Он смотрит на мой рот, и мое сердце резко вспыхивает в груди. Я не должен делать этого, не должен даже хотеть сделать это, но когда я с ним, то больше ни о чем не могу думать. Вся моя вина исчезает, всё, что я могу видеть — пара разрушительных глаз, в которых столько боли, столько любви и столько сострадания. — Я собираюсь поцеловать тебя, — шепчу я. — Потому что не могу перестать думать о твоих губах. Его щеки краснеют, и он кивает, не отрывая от меня взгляда. Я наклоняюсь, поднимаю руку и касаюсь его щеки, подушечкой большого пальца касаюсь его мягкой кожи. Он вздрагивает и пододвигается ближе ко мне, опустив руки на мои бедра. Я наклоняюсь и мягко касаюсь его губ, моя кожа покалывает от потребности. Ощущать его так хорошо. Так чертовски хорошо. Он углубляет поцелуй, его рука скользит вверх по моему бедру под мою рубашку. Я рычу и проскальзываю языком между его розовых губ, переплетаясь с его языком. Из него вырывается стон, который проходит сквозь меня, его руки на моем прессе. Они скользят вверх и вниз, касаясь кожи невероятно нежно. Он идеальный, черт побери, такой грациозный и элегантный. Настоящий омега. Мой омега.