Отношения - вещь многогранная

— Кохаку, дорогая, — примирительно начал он, встречая острый и внимательный взгляд, который любого другого человека заставил бы поёжиться. — Постарайся всё же быть немного помягче, хорошо? Она смерила его взглядом, но при этом также серьёзно кивнула. Ген постарался незаметно выдохнуть, чтобы она этого не заметила, после чего аккуратно присел недалеко от Сенку. Подумать только, прошло всего менее суток, а они успели уже не только отплыть, приплыть, высадиться на остров, но и влипнуть в большие неприятности. «Впрочем, — обратил он внимание на девушку, — Кохаку это всё же не идёт». Нет, она была красива в этом новом наряде, с мягкими волосами, уже более лёгкими и выразительными чертами лица. Даже лёгкий флёр цветов, который теперь чувствовался рядом с ней, перекрыл привычный запах лёгкого пота от постоянных и упорных тренировок с копьём. Стараясь не порвать лёгкое платье, та и двигалась теперь немного менее резко, более плавно. Тем не менее, он был бы намного более рад снова видеть привычную Кохаку. Грубую, громкую, смелую и сильную, а не этот непонятный цветочек, который всё никак не может полноценно раскрыться к солнышку, потому что его словно засунули в стеклянную банку для наблюдения из-за какого-то непонятного опыта. Кстати об опытах. Ген не повернул головы, но периферийным зрением стал наблюдать за Сенку. Утренние мысли сейчас стали особенно чёткими, потому что он снова сидел на пострадавшей заднице, к тому же все другие более срочные дела были пока что решены или временно отложены для дальнейших правок. Если бы… если бы… если бы. Нельзя думать про «если бы». Вся проблема в том, что теперь ему хотелось. Когда Ген соглашался завязать с Сенку эти «платонические отношения», точнее даже перед тем, как их так обозвать после совместного консилиума, он уже прекрасно знал, что может в него влюбиться. А что в этом сложного? Каждый человек достоин своей любви, а кому как не менталисту видеть в каждом то, что они пытаются скрыть? Сенку прекрасен и великолепен тем, какой он человек. Без чего-то лишнего, пусть и немного непонятно, но вот он просто такой, какой он есть и это вполне неплохо. Хорошо даже. Замечательно и интересно. Сенку — это просто Сенку. Когда Ишигами влюбился в него и заболел ханахаки, это было просто исправить. Первым делом поговорить. Вторым делом узнать о том, что и как тот чувствует. После? После он быстро смог понять, что делать дальше. Сенку его любит и хочет. Любит так, как любит только аромантик и человек. Хочет так, как хочет асексуал и человек. Любит и хочет так, как может хотеть и желать алекситимик и человек. Это самая обычная и простая любовь, которую легко могут выразить люди по отношению к друг другу. Как обычная парочка. Просто Сенку выражает её так, как умеет — так, как ему удобно — так, что это не превышает ничего, что любой другой человек вкладывал бы в самую простую и обычную дружбу. Поэтому, когда Ген отвечает ему взаимностью, он отвечает взаимностью именно на дружеской основе. Просто потому что Сенку ничего более не надо. И не только не надо — он этого не особо и хочет. Ему удобнее, что даже если на самом деле он вкладывает больше чувств, не совсем этого осознавая, выражается это именно в их эдакой дружбе. Ни больше. Ни меньше. Проблема? По начальному договору нет проблемы. Ген тогда не был влюблён в Сенку, поэтому не хотел от него ничего, что могло бы превысить их дружбу. Просто потому что не хотелось, просто потому что не видел смысла попытаться, просто потому что. Однако уже тогда он легко допустил мысль, что он может влюбиться в него в будущем. Просто потому что — почему бы и нет? То, как Ген чувствует себя по отношению к человеку, можно легко контролировать снаружи, но никак не внутри. Сенку не совсем подходящий человек для любви в том плане, что даже если его гормоны вызывают от подсознательной любви аж ханахаки, выражается это не более, чем в дружбе. Но и Ген в отношениях получает не секс, не ту возвышенную романтику, а именно эмоции и страсть, так почему бы и от этого взаимодействия не получить того, чего он хочет? Вполне возможно. Между ними есть чувства — Асагири далеко не слеп, всё прекрасно видит, понимает, проговаривает с тем самым Сенку всё это вслух. Влюбиться в Сенку Ишигами могло быть далеко не таким прекрасным решением для любого, кто не был бы Асагири Геном. Просто потому что он очень хорошо осознаёт, что и в каком количестве он может получить от их с Сенку взаимодействия, а также может это принять так, чтобы устраивало обоих. Более того — сделать это так, чтобы им обоим всё нравилось. Это не так-то просто, но это возможно и это реально. А ещё он прекрасно осознавал, что Сенку ответит на его влюблённость. Да, скорее всего учёный скажет, что это хрень, что Ген не может его любить, что ошибся или что это не вписывается в его планы. Но признаться во влюблённости вовсе не значит кардинально поменять их отношения, это значит просто привнести в них что-то новое. И когда учёный это осознает, то легко примет и сам с удовольствием проанализирует, пытаясь вписаться. Ему нравится анализировать и проводить опыты, будь то на химикатах, или в отношениях с людьми. Просто опытов с людьми он опасается слегка, боясь слишком сильно оплошать. Но с менталистом такого не произойдёт, что Сенку просто не может не знать, ибо Ген легко это показывает и доказывает. Асагири ведь и сам проводит кучу экспериментов по этой теме. От последнего эксперимента до сих пор задница не отошла, причудливо впиваясь женскими зубами в филейную часть. До влюблённости в Сенку он построил их отношения таким образом, каким мог построить на тот момент. То есть когда ещё не чувствовал в него влюблённости, но допускал мысль, что это как может произойти, так и не сможет. Просто учёл кучу вариантов, да и всё. Теперь у него есть это — та самая лёгкая влюблённость. Чувства. Пока что мимолётное, что-то весьма нежное и милое в его груди, которое мягко заставляет стучать сердце. Просто потому что он прекрасно знает, что это настолько взаимно, насколько это только может быть взаимным с тем человеком, который не чувствует влюблённости, но который отвечает тебе так, как только может ответить. Отдаёт всё, что может тебе отдать. И это просто прекрасно. Волшебно. — Что у тебя с лицом? — раздаётся голос с того самого периферийного зрения. — Влюбился, что ли? Ген резко разворачивает к Сенку, сбледнув с лица от неожиданного разоблачения. — Как ты?.. — не закончил он, внезапно оробев. — Да я вроде не настолько глупый, чтобы не понимать этого. В своё время прилично насмотрелся на одного идиота, так что теперь сразу могу сказать, влюблён ли человек, — хмыкнул тот, после чего перевёл взгляд на девушек. Ген неловко поправил подол своего хаори, выпрямляясь и ожидая следующих слов Сенку. Впрочем, на многое не рассчитывал — тот скорее всего предпримет какую-либо форму отрицания, просто потому что это первое, что делает человек, когда не понимает, как ему отреагировать на нечто неизвестное. И здесь не столько «неизвестное» в виде влюблённого в него парня, которого Сенку вроде как тоже любит, сколько «неизвестное» в виде «как им двоим взаимодействовать, будучи парочкой?». Было примерно десять процентов, что Сенку согласится сразу же, опустив стадию отрицания. Просто потому что он Ишигами, просто потому что после произошедшего утром разговора тот подумает, что так легче и удобнее, просто потому что проснётся интерес… даже не десять, а пятьдесят, оказывается. Было, правда, немного неловко. Обычно это Ген предпринимал первые шаги, хотя не то чтобы он был против, когда это делает другой человек. Просто слегка непривычно, а с учётом открывшихся в себе чувств, волнительно и весьма интересно. Что предпримет Сенку? Что скажет? Как будет действовать после того, как они сейчас обсудят эту тему? Как изменятся их отношения в этом периоде привыкания после того, как Ген уже подтвердил, что влюблён? Как они будут притираться с этим чем-то новым и непонятным? Нужно ли будет показать ему, что ничего не меняется, а уже после вносить что-то новое и экспериментальное? Ишигами как учёному даже секс в какой-то мере будет интересен? Это тоже отразится на их отношениях? Насколько сильно? А как долго нужно будет ждать, чтобы поднять тему? Кто поднимет первым? А их первый раз будет каким? — Она в таком виде стала неожиданно хорошей красоткой, я даже удивлён, что ты сразу не подкатил со своим флиртом, раз это так сильно тебя впечатлило. Ген пару раз хлопнул глазами, после чего обратил всё своё внимание на Сенку. Тот, оказывается, смотрел с неким научным интересом на Кохаку. Асагири тоже на неё посмотрел, ожидая внезапного открытия. И нашёл. Он рассмеялся, после чего ответил: — Сенку-чан, наша горилла сломает мне обе руки, если я сейчас попробую что-то сделать! — яростным шепотом сказал Ген, от внезапного волнения начиная мять пальцы. Ах. Чувство влюблённости такое прекрасное — заставляет волноваться, от нервозности даже саму душу выворачивая наизнанку. Асагири её просто обожал, хотя так редко на самом деле мог именно прочувствовать всем своим существом. И как же замечательно, что этот разговор можно на некоторое время отложить. Хорошая возможность, чтобы испытать то, насколько же сильно он может быть влюблённым, как будет смущаться и волноваться. То, насколько робким Ген неожиданно себя почувствовал. Как там говорит Сенку? Волнительно? Да, это невероятно волнительно! И интересно! Невероятно интересно и желанно! Словно почувствовав, что речь идёт о ней, Кохаку впилась в него глазами, так и подначивая что-то сказать погромче. Ген выдавил из себя улыбку, махнув рукой, после чего снова вернулся к Сенку: — Видишь? Она, наверное, просто в ярости. — То есть ты ждёшь более подходящего момента? — уточнил Ишигами, переведя на него взгляд. Асагири попытался перевести тему: — Сенку-чан, откуда такое странное любопытство по отношению к моей персоне? Неужели… — он картинно прикрыл свой рот рукавом, опустив голову так, чтобы смотреть снизу вверх, — Ты ревнуешь? Тот просто посмотрел на него. Ген смотрел в ответ. Сенку просто продолжал смотреть. Взгляд его так и твердил: «Что за бред ты сейчас ляпнул?». Лично Асагири считал, что вовсе это и не бред. Сенку иногда и сам не замечает, как лезет в его разговоры с другими людьми только для того чтобы поговорить с самим Геном, без кого-либо ещё. И даже иногда недовольно, при этом весьма недоумённо хмурится, когда особо настырные продолжают прерывать их разговоры. Не то чтобы сам Ген был против, наоборот, только за, ведь наблюдать за недовольным Ишигами всегда так весело, особенно когда он так сильно старается и после недоумевает, почему не вышло так, как он хотел, чтобы вышло. Ну разве это не мило? — Мне просто интересно, что ты будешь делать. Это Кохаку, а не Юкио. Ген вспомнил свои мысли месячной давности и решил, что если не сейчас, то идеальный момент не представится ещё долго. — Ты прав, Кохаку — это явно не Рюсуй. С ней будет сложновато. Сенку снова посмотрел на него. Внимательно, пробирающие, словно хотел в саму душу заглянуть. Или просто снять скальп, чтобы раскроить череп и дотянуться до мозга. Словно тот не был уверен, что у Асагири он того самого размера, который должен быть у двадцатилетнего парня. Или вообще у человека. Ген улыбнулся. Легко и просто, так и говоря: «Да, я это действительно сделал. Не веришь? Ну и зря, можешь спросить у самого Рюсуя, если хочешь. Он подтвердит». Ишигами продолжал смотреть тем самым взглядом: «Да я уже понял, что ты действительно это сделал, просто думал, что ты умнее, а оказалось, что нет». — Рюсуй? — спросил тот недовольно, даже поморщившись. Асагири примерно догадался, о чём тот думает. О сексе, конечно же, потому что всю эту эмоциональную химию между людьми Сенку привычно проигнорировал. Даже примерно смог понять, каким образом он представил себе этот процесс и, ну, согласно размышлениям менталиста, фантазия у учёного вышла несколько скудной. — Разве он сейчас не с Юкио? — уточнил учёный, нахмурившись. — Ну да, — пожал он невинно плечами, для трогательности пару раз моргнув. Сенку предсказуемо на такое закатил глаза, но хмурость его отчего-то только усилилась. Впрочем, ничего более он не спросил. Видимо, действительно немного ревнует. Это, конечно, невероятно мило, на что Асагири никогда не устанет смотреть, но всё же как-то невовремя, потому что лаборатория лабораторией, а ханахаки частенько бывает очень быстрой и активной. — Сенку-чан, ты ревнуешь? — более серьёзно спросил он с неким намёком. Тот намёк не то что проигнорировал — не заметил. — Нет, — ответил Ишигами не думая. Любой другой человек сказал бы правду, настолько быстрым и точным был ответ. Ишигами, в принципе, правду и сказал, вот только он свои эмоции не понимал совершенно. Менталист на такое хотел было цыкнуть, но решил, что сейчас это излишне. — Сенку-чан меня ревнует, — протянул он, после чего только усмехнулся на взгляд. — Я не ревную, — ответил Сенку слегка неуверенным голосом. Явно задумался, ревнует ли. Ген был в этом уверен более чем на десять миллиардов процентов, как говорит один весьма известный учёный пятьдесят восьмого века. Ну и что, что единственный. — Ладно, может, немного. Что волнует меня гораздо больше, так это то, что Рюсуй изменяет Юкио с тобой. Ген просто посмотрел на Сенку. Ишигами посмотрел в ответ слегка недоумённо. Асагири продолжил смотреть. Кажется, в этот раз роли немного поменялись. Это как-то волнует его эго, когда другие думают, что он может кому-то с кем-то изменять, но Гену было как приятно, так и чуточку — настолько малую, что если бы он так сильно не сосредотачивался на своих мыслях, то даже бы и не заметил — неловко. — Я был с Рюсуем до того, как ты заболел ханахаки, — «открыл» он правду. — И расстались мы за несколько недель до того, как я решил завязать отношения с самим лучником. После этого ничего не было, так что не ревнуй меня, Сенку-чан! Парень только закатил глаза, но нельзя было не заметить, как его правая лопатка поднялась повыше. Реакция на практически незаметное поднятие плеч от скрытого и в то же время явного облегчения. — Когда ты только успел? — спросил тот спустя пару секунд, не успел Асагири зацепиться за новую тему. — Это ведь произошло практически через две недели после того, как Рюсуй освободился от окаменения. Ген улыбнулся. — В ту же ночь, — несколько гордо, хоть и немного смущенно, сказал он. Сенку просто подарил ему ещё один взгляд. — Повторюсь: ты видел его член? А его жадный взгляд, Сенку-чан! Такое просто нельзя игнорировать! Как бы я смог устоять перед этим властным и сильным человеком? Моё сердце просто выпрыгивало из груди… — О, помолчи, — закатил тот глаза, махнув рукой. — Это не сердце у тебя выпрыгивало, а хозяйство из штанов. Так и скажи, что озабоченный. Ген склонил голову набок, наблюдая-наблюдая. Легко улыбнулся. Ревность. У Сенку она такая прекрасная, что просто нельзя не насладиться ею. — Вообще-то, — радостно и весьма довольно начал он, так уж сильно хотелось ошарашить, — Мне не нравится секс. Сенку просто посмотрел. — Знаешь, что? Я, может, и повторюсь, но: даже знать не хочу, что творится в твоей голове. После чего ушёл к Кохаку, чтобы уже который раз повторить инструктаж по миссии. Асагири только рассмеялся в свой рукав. Уж кто-кто, а Сенку именно тот человек, который больше всех на свете хочет раскроить его голову, залезть туда, да изучить каждую извилину, чтобы понять, каким образом мозг работает и не сломалось ли что. «Не сломалось ли что» — просто потому что действует Ген слишком уж для него непредсказуемо. Это самый лучший лживый комплимент, который он получал за свою жизнь. Потому что если бы Сенку так легко мог его понять, то заинтересовался бы? Пусть Ишигами и дальше думает, что Асагири ничего не понял. Это… мило. Просто — мило. Ген остался на своём месте, наблюдая за компанией. Сенку как всегда поучительно впаривал свою научную хрень, хотя никто кроме Рюсуя её практически не понимал, да и сам Рюсуй в принципе тоже мало что мог понять из всей научной терминологии. А если учесть тот факт, что самого Нанами здесь не было… Деревенские только честно и неприкрыто показывали, что на самом деле не понимают и двух слов связать не могут. На всякий случай он прислушался, но, нет, ему не открылась никакая тайна. Слова Ишигами звучали словно на совершенно другом языке. Так что вместе этого этого он просто наблюдал в своё удовольствие. За тем, как Сенку улыбается, потому что ему просто нравится говорить — и говорить о науке. За тем, как его волосы немного опустились вниз, торча уже не так привычно, как они торчат обычно, потому что сейчас они возле воды и здесь более влажно и прохладно. За тем, как красные глаза раз, другой, третий, снова и снова возвращаются к лаборатории. Вроде мелочь, но и это тоже заставляет учёного благодушно улыбаться, лучась довольством. Лаборатория ему очень дорога, даже если тот и не показывает, насколько сильно. А иногда даже в его сторону поглядывают. То, как его руки иногда вздымаются вверх, или показывают на какой-то продукт из той самой лаборатории, чтобы объяснить, для чего он. То, как едва заметные морщинки счастья у глаз едва уловимо становятся более выразительными. В общем, есть, на что посмотреть.

***

— Ты уже с ней встречаешься или ещё нет? — с интересом спросил Сенку, пытаясь по взгляду на Кохаку понять, изменилось ли что-то. Недоумённого взгляда Асагири на себе он не заметил, будучи слишком занят анализом и наблюдением. На его взгляд, Кохаку либо слишком хорошо притворялась, не выдая никаких произошедших изменений, либо менталист отчего-то медлил. И чего медлил — непонятно. Потому что Кохаку первая деревенская, а раньше тот встречался с людьми из двадцать первого века? Да вряд ли из-за этого. Так чего тогда так странно медлит? Обычно чёртов менталист сразу начинает действовать, а Сенку, как это вошло в привычку, узнаёт обо всём постфактум. Однако сейчас ситуация немного переменилась, потому что теперь он заранее знал, что Ген «влюблён» или что-то в этом роде именно в Кохаку. — Нет, Сенку-чан, — странно довольным тоном протянул тот. — Но я раньше не знал, что тебе так интересна моя личная жизнь. Ишигами смерил его взглядом. Тот выглядел как кот, объевшийся сметаны, да лёгший на солнышко пузо погреть. Учитывая тот факт, что разбудили менталиста едва ли не последним из приплывших (ведь менталист не обладал ни слишком большой силой, ни научным умом, а потому и стоял далеко не первым в списке), это было понятно. Ведь физический труд этот человек жутко не любил, а когда всю сложную работу сделали до того, как освободили его от окаменения, то тому только и оставалось, что радоваться жизни до неприличия. — Не неси чепухи, — закатил он глаза. Отчасти ему действительно было интересно, но только потому что можно было с удовольствием пронаблюдать со стороны зрителя, который сидит на первом ряду. Как тот парень, который за романтической драмой своих лучших друзей наблюдает уже более нескольких тысяч лет, такие стремительные отношения его… друга? партнёра? Сенку точно не мог его назвать, потому что ни то, ни другое не подходило, а более подходящего ярлыка он знать не знал, не разбираясь в отношениях. В общем, такие стремительные отношения Гена ему были интересны со стороны наблюдателя и анализа происходящего. Что-то вроде любопытного шоу в этом новом мире. Единственного в своём роде. — Интересно же, признай, — протянул тот слишком уж довольным тоном. Ишигами оглянулся, пытаясь понять, чем можно занять этого человека, чтобы тот так сильно жизни не радовался. Учитывая тот факт, что он скорее всего что-то испортит, а не поможет, дело усложнялось на 75%. — Но в принципе я тебя понял, так что сильно не смущайся. Я бы тоже с огромным удовольствием пронаблюдал за разворачивающейся драмой, если бы она была. А так только и остаётся, что ждать решительных действий от Хрома. Или Тайджу. Но Тайджу не признается ещё лет десять, так что… Сенку резко развернулся, встречаясь взглядом с серым: — Почему десять лет? Перед окаменением Тайджу почти признался. Ему не хватило примерно две минуты. Ген несколько раз моргнул, но потом пожал плечами: — Перед окаменением. Сейчас ситуация изменилась и именно поэтому Тайджу признается ей только после того, как мы разгадаем причину окаменения человечества, — после чего Асагири резко поморщился, — И Хром тоже. Ты слишком сильно занял его наукой, просто отвратительно, Сенку-чан! — более капризно закончил тот. — Так что мне даже льстит, что ты наблюдаешь за мной. Это значит, что тебе интересно, — после чего нагло усмехнулся. Учёный развернулся, не собираясь ничего говорить в ответ. Это могло прозвучать как оправдание, а оправдываться он не собирался. Вместо этого решил спросить: — Тебе она нравится, верно? — Ген живо кивнул. — И ты хочешь с ней встречаться? А теперь тот нахмурился, сжав губы так, что напоминал клюв утки или утконоса. Одно и то же. — Я хотел с ней встречаться, — сменил тот время. Сенку несколько раз прокрутил его и свои слова в голове, прекрасно осознавая, что за ним тщательно и внимательно наблюдают. Явно подкинул задачку и теперь ждёт, что он её разгадает. Менталист такой менталист, серьёзно. — А сейчас есть какая-то причина, по которой ты не можешь? Разве ты не хвастался… — Тсс! — резко приблизился тот, перекрывая его рот своей ладонью. — Ты что! Юкио же может услышать! — после чего оглянулся, словно пытался найти Сайонджи где-то поблизости. Сенку закатил глаза, но не стал говорить, что тот сейчас на корабле с Рюсуем. Он даже примерно догадывался, чем именно те занимаются, к слову. Ну, это в любом случае больше корабль Рюсуя, так что не ему запрещать что-либо делать. — В любом случае, — отстранил он ладонь с длинными и тонкими пальцами. Взгляд зацепился за мозоли, которые остались после новой кропотливой работы. — В твоих словах есть двойное дно, которое говорит мне о том, что сейчас есть какая-то причина, из-за которой ты не предпринимаешь по отношению к Кохаку никаких действий. Рука, вопреки его ожидания, не опустилась вниз, а вместо этого приобняла его за плечо. Ишигами зафиксировал, как его сердце на мгновенье дрогнуло, начиная странно биться на 1,5 раза быстрее обычного, что не могло не быть взаимосвязано. От этого он почувствовал что-то, что условно напоминало неловкость, но предпочёл привычно проигнорировать. — Ну да, — легко согласился Ген, поворачивая его в сторону девушки. Та яростно тренировалась с Кинро. — Ты боишься, что она тебя побьет за такое предложение? — уточнил он. — Нет, — на удивление честно ответил Асагири. Впрочем, лёгкое удивление вызвало не только это, но и сам ответ. — Я бы хотел с ней встречаться, потому что мы в какой-то мере подходим друг другу, но это бы не отличалось, — он на мгновенье прервался, оглядываясь. — Не отличалось бы от Рюсуя. Мои предполагаемые отношения с Кохаку пришлось бы закончить раньше, чем кто-либо из нас успел бы к ним привыкнуть, просто потому что между нами ничего такого нет. Можно сказать, что я в какой-то мере восхищаюсь ей, но это не то, что нужно, чтобы даже попытаться начать с ней отношения. Она красивая, сильная, властная, удивительная и не может не вызывать восхищения… — Это ты кому столько комплиментов говоришь? — раздался сзади удивлённый голос Хрома. Сенку обернулся практически одновременно с Геном, чувствуя лёгкое раздражение за то, что их прервали. — … Как бы там ни было, одного лишь восхищения слишком мало, чтобы начинать что-то большее, — неловко закончил Асагири, явно не ожидая ещё одного свидетеля, одним плавным движением отстраняясь от него. — Поэтому я просто буду наблюдать издалека, пока есть желание. Сенку нахмурился, когда понял, что ему не нравится это «отсоединение» и потеря контакта. — Пока есть желание? — уцепился уже Хром за слова. — Что это вообще значит? — Ну, не могу же я вечно хранить ей своё восхищение, — удивился в свою очередь менталист. — Сейчас оно просто ярко горит во мне, но потом слегка поутихнет. Не исчезнет, но больше не станет заслонять эмоции от других, более подходящих для влюблённости, личностей. Кстати! — совершенно внезапно для него и Хрома, всплеснул тот руками. Ишигами также внезапно увидел там в глазах какую-то мирную радость и ожидание, что оказалось несколько привычным, но в то же время и нет. — Цукаса-чан ведь тоже теперь будет с нами, верно? Цукаса. Точно. Ген ведь и к нему тоже что-то там чувствовал. Сенку цыкнул, но ничего подтверждать вслух не стал. На его взгляд всё было очевидно — найти причину окаменения было первостепенной задачей отчасти из-за того, что Шишио может быстро умереть. Зимой холодильник не будет работать, потому что зависел от построенного колеса и водопада, а течение водопада уменьшится из-за заморозок. А если холодильник не будет работать должным образом, то простого холода зимы может не хватить, ведь в Японии температура практически никогда не опускается до -10 градусов. Для заморозки целого тучного тела Цукасы этого будет ещё как маловато. — Нет-нет, погоди, — возмутился Хром. — Ты про кого говорил? Про Амариллис? — Не-ет, — с хитрым прищуром ответил Асагири. Сенку тоже прищурился, уже заранее просчитывая, что тот скажет какую-то выдумку, чтобы позлить научника. — Я говорил про светловолосую девушку с волосами, как само поле спелой пшеницы, — более мечтательно сказал тот, прикрывая глаза. — С глазами, чистыми, как само небо и глубокими, как бездна океана; фигурой, которую создала сама мать-природа и грация, что досталась ей от самой Лилиан Вайнберг. Прекрасный голос, который можно слушать вечно… Ишигами, не сдержавшись, хмыкнул. Каждому своё, конечно, и не то чтобы он стал спорить, ведь голос Кохаку был хоть и более звучным, слегка хрипловатым, но в то же время сильным и приятным, если так подумать. Другое дело то, как менталист об этом говорил — прикрыв глаза, с лёгкой улыбкой на губах, так мечтательно и восхитительно. Было сложно не озвучить уже известное «ты влюбился» вслух. На его взгляд это мало походило на уже описанное «восхищение», но раз Ген так решил, значит, так и есть. Хотя верилось слабо. — Ты влюблён в Рури?! — громко выдохнул Хром. Сенку моргнул, резко переводя фокус с половинчатого на своего лабораторного заместителя. Если так подумать, то сестёр действительно можно было перепутать — описание у Гена было весьма расплывчатым и каким-то образом было важно не то, что он говорил, а то, как он об этом говорил. О ней. О Кохаку. И, нет, он не ревновал. Это просто факт. Асагири, словно это не было его изначальной задумкой, притворно-ошеломлённо открыл глаза, широко распахнув свои чёрные ресницы. Его рот изогнулся буквой «О», а руки потянулись прикрыть сразу половину лица длинным фиолетовым рукавом. На самого Сенку тот и вовсе не смотрел, полностью уделив внимание Хрому. — Хром, малыш Хром, но я ведь не говорил о Рури, — прошептал тот громко. — Впрочем, многие девушки имеют блондинистый цвет волос, так что я вовсе не удивлён, что ты выбрал одну из них. Но, ох, неужели тебе так сильно нравится жрица, раз ты видишь её там, где её на самом деле нет? Хром смущённо налился краснотой. — Прекращай, — влез он, решив, что второму учёному вполне хватит чувствовать себя настолько неловко от в открытую обсуждаемых чувств. — Кохаку и Рури практически на одно лицо, хотя твоё описание даже Гинро подходит. И Магме. Хром широко раскрытыми глазами посмотрел на менталиста, тот, в свою очередь, укоряюще уставился на Сенку. Сенку это проигнорировал, ухмыляясь и смотря на Хрома, вовсе не собираясь говорить, что это вышло случайно. Хотя бы потому что это действительно вышло не случайно, а специально — если Асагири так сильно лезет в отношения Хрома и Рури, то пусть будет готов к тому, что Хром влезет в отношения Гена и Кохаку. Всё честно. — Кохаку? — ещё больше удивился Хром, после чего опасливо посмотрел в ту сторону, где девушка одновременно избивала Кинро, Гинро, Тайджу и Союза. Ген отчего-то сбросил спесь и тоже изучающим взглядом посмотрел на воительницу. Сенку не мог не обратить внимание на то, каким мягким был его взгляд. Это было… странно. Вот так просто — без всякого притворства, открыто, легко, он смотрел на того, кто ему нравится и не стеснялся этого. Ишигами знал, что Ген часто ловит его на том, как он сам смотрит на него, но быть тем, кто смотрит на Асагири, зная, что тот сейчас смотрит на другого человека? На человека, который ему нравится? Это… странно. Как-то ново. Непонятно. — А что в этом странного? — спросил менталист, не отводя взгляда от девушки. Сенку от этих слов на секунду даже допустил мысль, что последнее высказал вслух, но после одумался. Свою речь и мысли он контролировал очень даже хорошо. — Рури красивая в своём нежном образе. Но Кохаку нельзя сравнить с сестрой, потому что её красота другая. Рури — это следование правилам, обычаям, это тихая жизнь, где всё будет интересным. Кохаку — это свобода, это жизнь, это приключения от заката до рассвета, это что-то яркое, как искра, мгновенная вспышка в темноте. То, как она дышит, как смотрит, как сражается, каждое её движение наполнено жизнью. Кохаку — это Кохаку и она прекрасна такая, какая есть. Почему кто-то не может просто влюбиться в это? «Ты сказал, это восхищение», — резко подумал Сенку, но ничего не сказал вслух. — Ну, в чём-то ты прав, — с сомнением протянул Хром. — Ничего себе, — сказал кто-то сбоку. — И ты ещё говорил мне, что светловолосые — не твой тип. Все трое резко обернулись, чтобы увидеть Юкио. Сенку моргнул, после чего перевёл взгляд в сторону, находя также и пришедшего Рюсуя, который слишком уж самодовольно усмехался, даже если не смотрел в их сторону. Он снова обратил внимание на Юкио, губы которого показались ему… ага. Пухлые, слегка красные, но если слишком пристально не смотреть, то увидеть весьма сложновато. Также молча он снова посмотрел на менталиста, который выглядел так, словно ему было уже слегка неудобно. Ещё бы, это уже второй человек, который их подслушал. И, самое главное — о чём подслушал! — Юкио, — протянул Асагири странным тоном, сузив глаза и растянув губы. — А я думал, что ты сейчас очень занят на корабле. Лучник улыбнулся, явно не собираясь опускать тему: — Видимо, я очень вовремя освободился. Так, Кохаку? — на мгновение они пересеклись взглядами, но Ишигами на вопрос только закатил глаза. Его не заботило, с кем там Ген спит и в кого он там влюблён. Да, новинка вызвала интерес, но не более. Он не ревновал. Ген, преувеличенно вздохнув, поудобнее уселся на своё место за столом. Юкио последовал его примеру, ухмыляясь и переведя взгляд на куда-то в сторону, явно по-новому изучая фигуру обсуждаемой девушки. Хром более неловко присел рядом, уже в открытую тараня взглядом, тогда как Сенку едва удержал вздох, притягивая поближе к себе стопку бумаг. Ему нужно было рассчитать дальнейший план действий, раз уж большинство приплывших людей на этом острове уже избавились от окаменения. — Кохаку, — кивнул менталист. — Она красивая. И сильная. — И у неё точно есть пресс, — хихикнул Юкио. Ишигами, не удержавшись, закатил глаза, потому что это так сильно напомнило ему разговор двухмесячной давности. Лишь слова теперь были в сторону Гена, а не Сайонджи. — Когда будешь ей признаваться? — Я не буду, — повторил тот в очередной раз. — Мы с Кохаку просто не подходим друг другу. — Почему это? — с интересом спросил Хром рядом. Ген долгое время молчал, потом очень «печально» вздохнул, но так как ни на кого это особого впечатления не произвело, ему всё же пришлось ответить: — Мы друг от друга быстро устанем. Сенку медленно поднял голову от своих записей. Его рука положила стеклянную перьевую ручку, чтобы чернила не потекли на стол, когда он сложил руки под подбородком. С огромным интересом он проследил за мимикой менталиста, а также остальных участников разговора, не собираясь, впрочем, вмешиваться. Пока что. — И что это значит? — спросил Юкио. — Как я уже говорил малышу Хрому, — намекнул Ген. — Чувства, которые я испытываю к Кохаку, это не что иное, как мимолётная влюблённость. Я восхищаюсь ею с тех пор, как она наставила на меня своё копье и предложила меня им убить. Иногда мои чувства к ней могут вспыхнуть сильнее, потому что она делает что-то, что веселит или забавляет меня. Но всё это… мои чувства не станут к ней сильнее. Я знаю, что она будет делать завтра, послезавтра, через неделю или даже год. Согласитесь, какое удовольствие можно получить от партнёра, когда ты предсказываешь его следующие реплики? Это как прийти на представление, которое ты уже видел. — Независимо от того, сколько раз ты посетишь одну и ту же сцену, в ней всегда можно найти что-то новое, — не согласился Юкио. — Ты прав, — согласился Асагири. — Именно поэтому мои чувства к ней иногда вспыхивают сильнее. Но, Юкио, сколько раз ты сможешь посмотреть один и тот же спектакль? Блондин скривил губы, явно находя в этом логику, но не желая с нею соглашаться. — Что такое «спектакль»? — спросил Хром. Разговор о Кохаку на этом прервался.

***

— Как ты себя чувствуешь, Сенку-чан? — спросил Ген, укладываясь на матрасе поудобнее. Тёплое и толстое одеяло было просто великолепным, поэтому он оставил на поверхности только голову, даже если это могло показаться другим чем-то очень жарким. Ишигами на его вопрос только один раз моргнул, прежде чем задать встречный вопрос: — Это ты о чём? — О твоей ханахаки, конечно же, — легко и прямо сказал он, не собираясь ходить вокруг да около. — Ты можешь этого не осознавать, но на самом деле ты действительно ревнуешь меня к Кохаку-тян, не так ли? А если учесть тот факт, что меня разбудили только сегодня и всё это время ты мог думать о моих с ней возможных отношениях, то это могло весьма негативно сказаться на твоём здоровье. Сенку посмотрел на него тем самым взглядом, который должен любого другого человека пробрать до самих костей, но Ген только растянул губы в лёгкой и ненавязчивой ухмылке. Ему такие Сенковские фокусы всегда очень даже нравились, поэтому уделённому вниманию он наслаждался. А на фоне недавно открывшейся влюблённости в одного учёного, это только сильнее заставляло немного нервно биться сердце. — С лёгкими у меня в порядке, — через пару секунд тишины подвёл тот черту, явно с ног до головы проанализировав своё тело. — И я не ревную тебя к Кохаку. — Ревнуешь, — протянул Асагири. — Ещё как ревнуешь. Сенку нахмурился за своим столом, недовольно скривив губы и отставляя тот самый блокнот с чернилами, куда подозрительно что-то записывал уже очень долгое время. Гену было любопытно туда взглянуть, но личные границы и все дела. Заглядывать в, возможно, чей-то личный (хоть и явно очень даже научный) дневник казалось слишком сильным вмешательством в личную жизнь. И даже если их отношения это вполне позволяли, Ген понял, что не хочет сближать их ещё больше. По крайней мере сейчас. — Ну, это явно не обычная ревность, которую можно увидеть у других людей, — сказал он уже более осмысленно и вдумчиво. — Твоя ревность немного другая, Сенку-чан. Ты на самом деле не против моих отношений с Кохаку, ты против, чтобы я уделял ей меньше времени, чем тебе было бы комфортно. К примеру, ты проводишь около восьми часов в день в лаборатории, три из которых в моём присутствии. Если остальные пять я буду проводить с Кохаку, то для тебя ровным счётом ничего не изменится и всё хорошо. Нормально. Однако если я буду проводить с ней три часа вместо пяти, то это будет равносильно тому факту, что у вас есть что-то общее. Что вы стоите на одной планке, потому что я разделаю своё время для вас поровну. Но ты не хочешь быть с ней на равных, ведь тогда бы это также сделало мои с ней отношения такими же, как у тебя, а ты этому противишься. Именно поэтому ты можешь проявлять «ревность наоборот», на подсознательном уровне желая, чтобы время, которое я уделяю вам двоим, было большей частью перекошено на неё. У парня было такое странное выражение лица, когда он пытался разобраться в сказанном. Сенку не глупый, стоит ему услышать и немного подумать, быстро сможет всё понять. Ему просто иногда нужно провести аналогию на лёгких примерах, дать немного больше времени на размышления, зацепить логикой. — Если ты считаешь это моей ревностью, то скорее всего так и есть, — согласился тот нехотя. — Но ты ведь не собираешься встречаться с Кохаку, так к чему это? — То, что я не собираюсь с ней встречаться, вовсе не значит, что ты, Сенку-чан, подсознательно не думаешь об этом. Ещё как думаешь. Допускаешь возможную вероятность того, что это всё же может случиться. Следовательно, все эти громкие мысли становятся видны на твоём лице и могут вновь пробудить ханахаки. Ген преувеличенно вздохнув, а увидев скривлённое в недовольстве лицо только улыбнулся. Но после задумался, снова и снова невольно возвращаясь к тем чувствам, которые вспыхнули в нём совсем недавно. Не к Кохаку, конечно же, потому что юная львица произвела на него впечатление в их самую первую встречу (не то что этот Ишигами, к слову) и с тех пор всё уже давным давно устаканилось. Гена её преображение не особо заинтересовало, ведь даже в своём повседневном образе девушка очень даже мила, просто в своём стиле. Нет, задумался он о своих чувствах к Сенку. Маленькие, слегка неуверенные, словно ростки тех самых корней, которые совсем недавно точно также росли уже в лёгких самого Сенку. Эмоции, которые начинали плавно и так игриво тянуться к объекту симпатии, заставляя его пестрить тем, что он чувствовал. И в этом и была проблема. Давать ли этим чувствам прорасти? Или обрубить на корню, чтобы не осталось никаких шрамов? Но ведь никаких шрамов и так не останется, скорее уж пережитые приятные моменты. Бери от жизни всё или ничего, так сказать. Так почему бы и не попробовать? С другой стороны, это же Ишигами Сенку. — Логично, — привлёк тот внезапно к себе внимание, тем самым отвлекая от слегка мрачноватых мыслей. — Но глупо. — Глупо или нет, не имеет значения, — зевнул он, невольно прикрывая глаза. Под одеялом было слишком тепло и хорошо. А скоро и Хром придёт под левый бочек, он та ещё печка. Деревенский, что с него взять! — Важно то, что ты это чувствуешь. Так какая разница, из-за чего? — Но всё же, — недовольно сказал тот, — Ведь в итоге получается, что я ревную из-за малой вероятности, что ты будешь уделять Кохаку столько же внимания, сколько и мне, а не больше. — И чего ж тут странного? — закрыл Ген глаза, снова невольно зевнув. — Каждый человек хочет быть особенным. Любой бы оскорбился, если бы был просто каким-то винтиком, а по твоим словам так и выходит… И вообще, лучше ложись спать. У тебя синяки под глазами на все 4:1, а то и вовсе 5:1. Пора спать, Сенку-чан! Ответа Ген уже не услышал — заснул.

***

— Юзуриха-чан! — позвал он, взмахнув широким рукавом фиолетового хаори. Хаори было для Геном самой первой одеждой, которую он получил в этом новом мире. И дорого оно было сразу по нескольким причинам — во-первых, его сделали под все его странные и необычные хотелки, каким-то образом даже покрасив в желанный цвет. Во-вторых, хаори было сделано с такой необычной добротой и заботой, что носил его Ген также аккуратно, как и многие другие дорогие сердцу вещи, которых, признаться честно, в этом мире практически и не было. А что вообще у него могло быть? У Асагири теперь не было ни дома, ни запаса денег, разве что связи хорошие заимелись, да и только. Конечно, к ним не стоило относится так легкомысленно, но связи связями, а вещами Ген не особо обзавёлся. Те же карты ему сделали не так давно, а для большинства трюков приходилось использовать подручные материалы, которые потом было строго настрого необходимо вернуть. Одежда теперь была для него самым ценным. Хорошо, тепло. Сделано руками и с душой! Но самое первое хаори, сделанное этой девушкой — быстро и качественно — всё же было особо ценным. Девчушка подняла голову со своего очередного занятия, огляделась, после чего смогла заметить его и радостно улыбнулась, точно так же приветливо взмахнув рукой и тем самым подзывая к себе. Ген кивнул, после чего переместил половину внимания на дорогу, чтобы случайно не пораниться о какой-то камень. Вскоре даже босиком будет не походить — ах, а ведь это так прекрасно! Ходить босиком, зная, что ни на какое стекло ты не наступишь, нигде заражения или сепсиса не подхватишь. Увы, но наука продвигалась, а вместе с ней и мусор — не так много, практически никакого, но всё же бурная деятельность на земле оставляла свои следы. — Приветик, Юзуриха-чан! — сел он рядышком, облегчённо вздохнув. Сенку чуть было с самого утра не припахал, но как же хорошо, что заботливый Хром разбудил его куда раньше и тем самым спас от каких-нибудь поручений главного учёного. — Что делаете? — Рассказываю, как правильно делать полотно для воздушного шара, — кратко обрисовала та, после чего вернула разговор к другим девушкам, объясняя что-то про траву. Ген в ответ только кивнул, после чего сполз окончательно на местное татами — они были примерно на втором или даже третьем этаже деревянных домов на дереве, из-за чего ему пришлось подниматься вверх. И пусть это не так сложно физически, сколько морально (он не боялся высоты, но очень сильно сомневался в построенной конструкции, не слишком доверяя строителям этого времени, даже если оно проверено предками), гораздо больше он предпочёл бы иметь под своим телом уже ставшую привычной, траву. Он прикрыл глаза, хмурясь и тем самым лучше настраиваясь на слух, пытаясь даже телом точно прочувствовать, что он слышит в речи девушки. Её голос был такой же мелодичный. Как и раньше. Звонкий, спокойный, иногда немного растерянный, но при этом вполне уверенный и даже более чем, если это касалось тех областей, в которых она была большим специалистом. Как и раньше. Но то и дело в её речи возникали совсем небольшие паузы, чуть более странное и тягучее слово, после которого она сглатывала слюну. Иногда её тело наклонялось вперёд, совсем немного, что весьма сложно уловить взглядом, но легко услышать по шуршанию ткани. Её руки были ближе к телу, ноги совсем немного расставлены в поиске более удобной позы. Совсем не как раньше. Юзуриха — это очень старательный и усидчивый человек, совсем не как Сенку или тот же Тайджу. Она привыкла сидеть часами за своей работой, двигая исключительно пальцами, с иголкой и ниткой. И что бы вот так, с самого утра, да не суметь хорошо прочувствовать своё тело? Закончив говорить, Юзуриха встала со своего места и проводила людей из комнаты, которая была не совсем её, а скорее её и ещё нескольких девушек из их деревни Ишигами. Потом вернулась к столу, явно достала чайник и налила воды — о, этот звук ни с чем нельзя спутать, — высыпала чая, положила на тарелку местный вариант сладостей. Те были не очень, но вполне можно привыкнуть за неимением вариантов. Ген открыл глаза как раз в тот момент, когда она повесила воду кипятиться. Плавным движением сел, разминая плечи незаметным движением, потом открыл глаза. Юзуриха на него не смотрела, вместо этого доставая пару тарелочек для небольшого перекуса вместо завтрака — наверняка у девушки в последнее время совсем пропал аппетит. Или наоборот, не тошнит, а хочется есть? Симптомы могут быть весьма коварными в таком непростом деле. — Ах, давно мы не устраивали совместное чаепитие, — сказал он, невольно пытаясь вспомнить, когда же было последнее. По всему выходило, что примерно за четыре месяца до отплытия, а он тогда ещё только-только намекнул Рюсую поухаживать за Юкио поактивнее. Потом то одно дело, то второе, так и не сели поговорить в итоге. — Как самочувствие? — Да, надо бы почаще устраивать такие вечера, — согласилась та с милой улыбкой. — А чувствую я себя хорошо, можете не беспокоиться. Ген на такой ответ ничего не сказал, только улыбнулся, кивнув. Воды в чайнике было немного, так что в приятной тишине она быстро закипела и Юзуриха, как младшая, поспешила заварить чай. Её движения были красивыми. Плавные, аккуратные, так и хочется смотреть. И ведь она точно не проходила никаких странных курсов по чайной церемонии, не тренировалась. Это просто её движения, такие, какие они есть. И всё равно приятно смотреть. Даже если вены на запястьях стали чуть темнее, начиная выделяться и привлекать внимание. — Как же я могу не беспокоиться? Это ведь моя работа, следить за всеми вами, — продолжил он разговор. — А за вас, Юзуриха-чан, просто нельзя не волноваться. Оставлять такое на самотёк весьма опрометчиво, особенно когда нет квалифицированного доктора. Только и остаётся, что положиться на местную медицину, которая сейчас не очень высокого уровня. — И всё же не стоит, — улыбнулась та, но уже без эмоций. Закрытая наглухо дверь, которую никак нельзя ни открыть, ни снести с петель. Никому. Даже Гену, который всё никак не может подобрать правильный ключик. Какое-то время оба молчали. Ген обратил внимание на сладости, не собираясь никуда уходить, а сама Юзуриха почти ровно сидела на месте, явно ожидая, когда же он оставит тему и уйдёт. Не то чтобы она так сильно хотела его прогнать, вовсе нет, просто вновь поднятая тема не казалась ей настолько важной, чтобы продолжать говорить о ней вновь и вновь. Ген считал ровно наоборот, ведь вечно скрывать такое ни за что не выйдет — а уж как отреагируют весьма чувствительные Сенку с Тайджу, когда узнают о её секрете, остаётся только догадываться. — И всё же я не могу не, — спустя минут двадцать, не меньше, сказал он, выпивая уже третью кружку чая. У Огавы он был невероятно вкусным. — Понимаю вашу непростую ситуацию, потому и не требую ничего слишком радикального. Но никто не может помешать мне иногда наведываться и узнавать о здоровье, не так ли? Юзуриха снова картонно улыбнулась, как улыбалась всегда, стоило ему только лишь мельком упомянуть о её здоровье. Кохаку дважды намекала на убийство своими руками. Первый раз — убить его, как посланного из Империи Цукасы. Второй раз — если они встретят врага, которого придётся убить, если не будет никаких других вариантов. Однако в то же время Асагири прекрасно понимал, что она не станет никого убивать. Сильная и смелая, для Кохаку были вещи, всё ещё недоступные для понимания мира и убийство было только малой частью. Если бы нужно было назвать убийцу Царства Науки, то Ген мигом сказал бы «Магма». Ничего странного, он ведь хотел его убить, не так ли? Если бы не поддельная кровь и плотная одежда, защита, может быть, быть ему уже как несколько лет мертвым и в земле. Но только может быть. Кто здесь настоящая убийца — так это Юзуриха. Тихая, спокойная, вроде бы обычная серая мышка второго плана. На неё никто и никогда бы не подумал, подсыпь она кому-нибудь яд и не оставь никаких слишком очевидных следов — а ума более чем достаточно, чтобы продумать хороший план и осуществить задуманное. Кохаку и Магма ей и вовсе никакие не соперники. Так, дилетанты. — Я всегда рада друзьям Сенку, — улыбнулась та, уже чуть более довольно, что никак не вязалось со словами. С их смыслом! «С друзьями Сенку»! Не её друзьями, а друзьями её друга, вот как. — Но другие могут неправильно понять, если мы будем часто встречаться наедине. — Вы правы, — согласился он, снова отпивая чай. — Учитывая ваше положение, ситуация ещё более прискорбна, — невольно поддел он, но даже не улыбнулся. Просто фраза, как будто бы факт, но с лёгкой издёвкой за потраченные ею нервы. — Но я совершенно ничего не могу с собой поделать. Улыбка на её губах, зрачки, мышцы всего тела — ничего из этого не дрогнуло. Собранная каменная статуя Будды. Из бронзы. Многовековая, вечная. — Я понимаю, — сказала она тем же тоном, которым всего час назад говорила местным жителям о строительстве воздушного шара. — Поэтому всегда рада вашему визиту. Он снова отпил чай. Юзуриха последовала его примеру, отпивая почти кипяток. На её лице было практически незаметное облегчение, пока она пила, грея таким образом тело изнутри. А вот к сладкому та и вовсе не притронулась, даже в чай привычно не положила хотя бы кусочек сахара. Значит, лёгкая тошнота по утрам, надо запомнить. «И всё же», — подумал он, допивая чай, прощаясь и выходя из женской хижины никем незамеченный. — «Какая же упрямая. Прям вызывает восхищение!». Да. Серьёзный противник. Гордый, упрямый, целеустремлённый, со своими неколебимыми идеалами. Даже жаль, что у них с Тайджу настолько взаимная любовь, Ген чувствовал, что если бы это было не так, они с Юзурихой могли бы стать очень колоритной парочкой. А так… выходило, что Тайджу не признаётся ей в любви, потому что считает нужным дать девушке выбор. Выбор, где у неё не сто парней — а выбор из всех семи миллиардов, или сколько там осталось целых каменных статуй спустя почти тридцать восемь веков. Следовательно, в любви он ей признается только лишь после того, как они смогут полностью решить проблему этой напасти с окаменением. Что займёт очень много времени — лет десять, как он совсем недавно и сказал Сенку. А Юзуриха не признается в любви, потому что больна. Больна ханахаки. Больна долго, нудно, упрямо, но совершенно не сломлено и уверенно, не собираясь ничего предпринимать. Девушка считает, что это слишком ужасно, говорить человеку о такой своей болезни, ведь получается, что она из-за этого совершенно не оставляет Тайджу никакого личного выбора, заставляя силой ответить на её чувства. А парень — он ведь такой искренний! Конечно же не оставит её в беде, полюбит. Что в корне неверно, но переубедить её нет никакой возможности. А ведь Тайджу действительно отверг бы любого другого человека с ханахаки, если бы тот не был бы Юзурихой, потому что он уже её любит. Он не стал бы влюбляться в неё из-за ханахаки, если бы та призналась, но только лишь потому что их чувства уже взаимны. И получается то, что получается — Тайджу хочет дать ей выбор. Не убегает от личного признания, просто не считает нужным делать его именно сейчас, так сильно он её любит и ценит, даря свободу. А Юзуриха больна и именно поэтому дарит Тайджу тот же самый выбор и, конечно же, свободу. При этом её любовь не такая мягкая и нежная, как у парня. Это даже сложно назвать любовью, скорее чем-то иным. Нечто, что пустило корни в самое сердце, оплело шею, вышло через глаза, заставляя что-то ненормальное расцвести в мозгу, повредив что-то очень и очень важное. «Если Тайджу меня не любит по своему выбору, то мне нет смысла жить» Но Тайджу не признаётся ей в любви. А корни — они медленно прорастают. Окаменение стало временным облегчением, вылечив её раз, второй, но вечно это продолжаться явно не может, рано или поздно случится что-то плохое. И принимать лекарства Юзуриха отказывается. Ведь никакого другого смысла она в своей жизни просто не видит. Слишком сильно привязана, слишком сильно вовлечена. Её восприятие настолько искажено, что она видит в своей жизни только два человека — самого Тайджу, которого любит, да Сенку, который является лучшим другом её любимого человека. И Ген, который так легко может отрезать в себе чувства… он просто не может этого понять. Ведь — вокруг столько людей! Не любит первый, полюбит второй. Не понравился второй, переключись на третьего. Изменил третий? Брось и влюбись в четвёртого. Устал? Найди пятого. И так — до беспокойности. Всей жизни не хватит, чтобы перевстречаться с каждым человеком на земле. В мире столько людей, а влюбляться на самом деле так просто! Да, чувства сложны, но люди — не животные. Он прекрасно знает и понимает, что большинство ими не управляют, но какой вообще смысл жить только ради другого человека? Почему нельзя жить ради себя? Но Юзуриха любит. Для неё весь смысл жизни — счастье другого человека, а не её собственная жизнь. И Гену — ему завидно. Потому что сам он на такое — не способен. Асагири всегда жил только лишь ради себя, с лёгкостью забывая и принимая в жизнь новых людей. И с ним относились точно так же, как он относился к ним. Поэтому такие сильные чувства этой девушки… Чтобы ради него были готовы принести в жертву самого себя. Просто чтобы его так сильно любили, как любит Юзуриха Тайджу. Да, ей больно, она действительно страдает, но при этом закрывает плохие чувства на замок и идёт дальше, довольствуясь каждым новым днём с любимым человеком, даже если ей кажется, что всё это безответно. Это Больно. Ненормально. Странно. И очень — Очень Желанно. Знать, что кто-то умирает из-за настолько сильных чувств к тебе — это нечто невероятное. Драгоценное. Это возможное знание хочется поместиться себе на ладони, чтобы баюкать и нежить, просто чтобы оно было у него и принадлежало только лишь ему. На веки вечные. — Ты чего расселся? — его внезапно пихнули в плечо, отрывая от мрачных мыслей. Ген встрепенулся, мигом оглядываясь. Он сидел на каком-то камне, где-то в малознакомом ещё месте. Рядом стоял недовольный и лишь слегка заинтересованный его поведением Сенку. Менталист попытался улыбнуться — и понял, что больше ничего не чувствует. В нём не было ни капли той влюблённости, которая была только вчера вечером. Не было привычного трепета, той самой радости, надежды и самой простой любви; не было в нём совершенно ничего, что можно было бы отнести к самому простому «ты мне нравишься». Потому что Сенку его не любил. И именно поэтому Ген тоже не мог полюбить его в ответ. Да. Только лишь вчера он действительно был влюблён в этого парня — но и вчера он точно также думал, стоит ли давать этим чувствам расцвести и перерасти в нечто большее. И уже сегодня не было ничего. Не было, потому что это… логично. Зачем пытаться любить того, кто не мог подарить ему самое желанное? Даже если бы Ген начал с ним более тесные отношения, то Ишигами всё равно никогда бы не смог дать ему более, чем уже дал. Асагири был бы просто чем-то новым и интересным, а не кем-то особенным, которому можно подарить что-то драгоценное. Ответную, более сильную любовь. Любовь, на которую такой человек как Ишигами Сенку, был просто неспособен. Ведь даже если тот болен ханахаки… это было просто не тем. Не тем. Ген хотел такой же крепкой и сильной любви, как у Тайджу с Юзурихой. Вся проблема в том, что он сам не был на такое способен. Вот и всё. Он просто другой. Не такой, как они. Это не плохо. Все люди разные и чувства выражаю так, как могут. Просто — факт. Но это не значит, что ему бы этого не хотелось. — Иди работай, менталист, — вздохнул учёный, закатив глаза и пихнув куда-то в сторону остальных работников.