All I wanted was you.

***

      Очередные посиделки у Чанбина. Компания всё та же. Минхо всё так же избегает Джисона, а Джисон всё так же не нарушает личного пространства старшего.       Но.       – Джисон, можно тебя на минутку?       Хану показалось, что его ноги отказали, а тревожность усилилась в несколько раз – настолько холодным был голос Минхо. С усилием взяв себя в руки, Джисон направился вслед за старшим, дергая шнурок толстовки. Когда парни оказались на кухне (снова злополучная кухня, Джисон скоро будет ее ненавидеть), Минхо встал возле окна, жестом показывая, чтобы Хан закрыл за собой дверь. «Он зол», промелькнуло в голове Джисона, пока он медленно поворачивался лицом.       – Ну?       – Что «ну»?       – Не будь глупым, Джисон. Я спрашиваю, что это было на дне рождения Чанбина? С чего вдруг ты снова меня поцеловал?       Джисон уставился на Минхо, не переставая дергать край толстовки.       – В смысле, что это было? – Хан удивленно вскинул голову, вперив взгляд в Минхо. – Мне показалось, что ты был совсем не против. А поцеловал…       – Что значит я был совсем не против?       – …потому что ты мне нравишься.       – Джисон, хватит. Я изначально говорил тебе, что не хочу отношений. Тот первый поцелуй… Он был… Он ничего не значил. Мне не нужно это. Мне не нужна ни твоя, ни чья-либо симпатия.       – Минхо…       – Нет, послушай меня еще раз. Мне не нужно это. Меня бесят все эти телячьи нежности. Мне хорошо сейчас. Понимаешь? – Минхо подошел ближе, излучая такой холод, что Джисон невольно поёжился. – Понимаешь, Сони? Это всё лишнее. То, что не нужно мне. Ни от тебя, ни от кого-то другого.       – Минхо, ты жесток. – Джисон покачал головой, сжимая пальцами переносицу. – Остановись.       Взгляд напротив не выражал ничего, кроме пустоты и едва заметного оттенка раздражения. За эти несколько дней, что он не контактировал с Джисоном, Минхо понял (скорее, убедил себя), что его напрягает эта ситуация. Он не хотел никого, его душит сама возможность отношений, влюбленность, чувства и вся эта любовная чепуха. Все вечера Минхо проводил в клубах, где знакомился с очередным красавчиком, снимал номер в мотеле и в очередной раз трахался до звёзд в глазах.       – Я люблю секс – и получаю его. Я не хочу отношений – и говорю об этом сразу. В какой момент ты упустил это в нашем разговоре?       – Тогда зачем ты флиртовал в ответ каждую нашу встречу? Зачем ты давал мне какие-то надежды…       Минхо фыркнул, надменно улыбаясь.       – Я? Я давал надежды? Ты не путаешь меня с кем-то другим? А флирт… Хмм… – Минхо подпер пальцами подбородок, изображая задумчивость. – Может, я флиртовал с целью получить тебя…       Джисон открыл было рот, чтобы подтвердить слова Минхо – он мог бы получить всего Джисона, лишь поманив пальцем. Но…       – …на одну ночь?       Что-то внутри оборвалось и покатилось с вершины прямо в пропасть. И Джисон услышал звук разбитого стекла. Странно и удивительно, звон был так близко. И лишь спустя секунды до Хана дошло, что это было его сердце. Оно лежало осколками на дне пропасти, светясь угасающим светом. Который стремительно потухал с каждым словом Минхо.       – Ты знал, на что шел, Джисон. И в этой ситуации и в твоих неоправданных надеждах виноват не я. Не нужно обижаться, дуться, игнорировать. Просто прими тот факт, что нам не по пути в любовных, – Минхо поморщился, – делах.       Казалось, холод от его слов пробирал до костей, обволакивая каждую из них и превращая в лёд. – А теперь пошли назад, мне скоро нужно будет собираться. – Минхо обошел Джисона и уже взялся за ручку двери, когда…       – Куда-то идешь? – слова слетели с языка быстрее, чем Джисон успел осознать. Злость и растерянность поднимались изнутри, сжигая, сметая всё на своем пути. Растерянность от собственной ненужности и злость на Минхо. Ему не нужен Джисон? Ему нужны одноразовые отношения? Окей. Джисон сделал шаг к Минхо, сжимая кулаки и оставляя на ладонях полумесяцы от ногтей.       Минхо обернулся и улыбнулся. Он определенно был удивлен изменениями в Джисоне. Можно даже сказать, что ему был по душе такой Хан. Опасный, ревнивый, сексуальный.       – Да, я встречаюсь сегодня кое с кем.       – С кем?       – Джисон, разве тебя это интересует? Тебе ведь интересна цель нашей встречи. – Минхо показательно вытер пальцами уголки губ и в последний раз окинул Джисона взглядом: – Цель встречи – секс. Не любовь, не чувства, не забота. А секс. Удовольствие, наслаждение, оргазм. Возможно, даже не один. – Минхо поиграл бровями. Но вмиг снова стал холодным. – Ладно, достаточно, давай вернемся к ребятам.       С этими словами Минхо вышел, оставляя мгновенно осунувшегося Джисона собирать разбитое сердце. Хан сполз по стене и опустил голову на колени. Ему было больно. Больно и тяжело. Он доверился. Он проиграл. Всё повторяется. Что он делает неправильно? Почему снова играют его чувствами? В какой момент он потерял себя настолько, что теперь ему больно? Конечно, Минхо был прав – он сам виноват. Сам позволил подпустить себя ближе, сам построил воздушные замки, сам обнадежил свое сердце.       Когда Хан вернулся к остальным, все сидели вокруг стола в гостиной, слушая рассказ Минхо. Хёнджин копался в телефоне. Чанбин и Сынмин щекотали Чана, который закатил глаза и хохотал, совершенно игнорируя этих двоих. Чонин, лежа на коленях Феликса, пытался найти по ТВ какой-нибудь фильм, улыбаясь на какие-то слова старшего. Минхо. Он рассказывал про какой-то свой очередной сексуальный опыт, судя по тому, что Джисон успел услышать. Хан притих и незаметно для всех стоял в дверном проеме, слушая Минхо и стараясь не показывать свои настоящие эмоции. Наконец, старший зашел слишком далеко в своем рассказе, переходя на часть, где он и его партнер-однодневка ввалились в квартиру Минхо, страстно целуясь и собирая все углы по пути в спальню.       – Хей, Минхо, стоп, – улыбка сползла с губ Чанбина, когда он заметил Джисона. Осунувшегося, разбитого и только что не дрожащего. Все обернулись, чем смутили Хана, во всю храбрившегося и изо всех сил старающегося спрятать свои эмоции поглубже.       – О. Джисон, проходи к нам. – Хёнджин со смехом оторвался от телефона, но, заметив состояние лучшего друга, сразу стал серьёзен и похлопал по дивану рядом с собой, не оставляя Хану выбора, куда сесть.       Джисон кивнул и прошел мимо Минхо, садясь рядом с Хёнджином и сразу переплетая пальцы. Друг обеспокоенно повернулся к нему, но Хан сразу отвернулся, слегка кивнув, мол, всё в порядке. Хёнджин приподнял бровь, но решил не напирать с расспросами, тем более при всех. Они поговорят потом, наедине, и Хёнджин обязательно вытрясет из Джисона всё. И, видимо, придется всё же испортить лицо Минхо. В том, что старший был замешан, не вызывало сомнений.       Минхо проследил взглядом за Джисоном, когда тот шел к дивану, быстро посмотрел на испепеляющего взглядом Хёнджина, но потом сразу же переключился на продолжение рассказа, в красках описывая самые сочные моменты прошлого свидания.       – Ну, так вот, – Минхо повернулся к Чану, который ждал продолжения рассказа. – Мы пришли ко мне домой, точнее, завалились, потому что Киён целовал меня так, что, казалось, хочет сожрать. А потом он бросил меня на кровать и устроил настоящий приватный танец. – Минхо рассмеялся, глядя, как Феликс качает головой, прикрывая улыбку.       – Давай, не тяни. Вы переспали или он утанцевал тебя до потери сознания? – Феликс взвыл, когда Чан ткнул его в бок, указывая на Чонина, который делал вид, что его нет в этой комнате.       – Конечно, переспали! – Минхо блаженно прикрыл глаза, очевидно вспоминая процесс. – Видел бы ты его член, ты бы трахнул его еще в клубе.       – Господи, Минхо! Ну не при детях же! – Чан показал пальцем на Сынмина, который сморщил нос, будто оказался в канализации, полной нечистот, и Чонина, который, хоть и притворился цветком в горшке, но красные уши и щеки выдавали в нем человека.       – А что такого я сказал? Кто-то же должен рассказать им о прелестях взрослой жизни.       – Минхо, ты сам не так давно был в их возрасте. А теперь, ого, можешь книгу по сексологии писать, – наконец, подал голос Хёнджин, до этого усиленно анализируя взаимодействие Минхо и Джисона после возвращения с кухни, а именно отсутствие этого самого взаимодействия. Это было на них не похоже, обычно они вели себя как приклеенные.       – Ну, я не виноват, что родился и вырос таким красавчиком, что теперь нет отбоя от желающих прыгнуть ко мне в постель. – Минхо явно гордился собой и своими многочисленными похождениями.       Джисон, сидевший до этого неподвижно и тихо, вдруг выпрямился на диване, вытянув руку из сжимающей и сопротивляющейся хватки Хёнджина.       – Ну, у тебя и самомнение, хён. Смотри, не зазнайся.       И вдруг всех накрыло такой волной холода, что казалось, будто температура в комнате резко опустилась градусов на 20. Хан собрался с духом и запихнул все свои эмоции куда подальше, прежде чем произнести эти слова. Он кинул взгляд на Минхо, не замечая никого вокруг. Взгляд этот был полон боли, которая разъедала всё внутри. Она пожирала Джисона, выжигала внутренности, полыхала огнем, жаром. Каждый взгляд Минхо действовал на Хана так, будто Джисон были угольком, который обдували в попытках разжечь угасающий огонь. Горечь от слов старшего, слабость от собственной жалости к себе заставляли Джисона испытывать такой спектр эмоций, которому бы позавидовал самый профессиональный актёр. Но всё это происходило внутри, собираясь в клубок, пульсируя в висках, отдавая дрожью на кончиках пальцев. Снаружи никто и никогда ни за что ничего не понял бы. Хан умел держать себя в руках, скрывать чувства перед другими. Поэтому всё, что видел Минхо, когда не отрываясь смотрел прямо в глаза Хана, – это безразличие, отсутствие эмоций, полный ноль, ни-че-го. Он не хотел привязанности и серьезных отношений – он это получит. Джисон не будет больше претендовать на его внимание.       Хан знал, что реакция будет. Но точно не ожидал такого. Джисон видел, как лицо Минхо дёрнулось, как от сильной пощёчины. Темные глаза старшего пытались пробиться за стену отрешённости взгляда напротив. Джисон буквально чувствовал, как Минхо продирается сквозь нарисованную безразличность, рвет когтями напускную маску отстраненности. Но Хан держался. Старался из последних сил. Но всё чуть не испортила улыбка. Эта глупая, идиотская, дурацкая улыбка, появившаяся на губах Минхо. В ней словно сквозила издевка. «Да, я не хочу тебя и твою любовь, я снова иду трахаться с каким-то незнакомцем, которого завтра не вспомню».       Джисон чуть не сдался. Ему хотелось вцепиться в майку Минхо, ударить прямо в челюсть, сделать хоть что-нибудь, чтобы эта улыбка исчезла. Но вместо этого он просто отвёл взгляд. Трус. Или отличный актёр? Каждый сам выбирает, какую маску он надевает в той или иной ситуации. И Хану тоже предстоял этот выбор.       Быть трусом, сдаться и повестись на щелчок пальцев старшего. Быть рядом всего раз, чтобы стать «очередным».       Или быть актёром. Сдерживать свои чувства, чтобы со временем они пропали вовсе. Молчать, игнорировать. Да, возможно, где-то в глубине души ждать, что Минхо сломается первым, придёт, будет умолять простить его. А если не сложится, можно сделать вид, что так и было задумано. А до того – улыбки для всех, кроме него; объятия со всеми, но не с ним; отсутствие интереса и эмоций в его сторону.       Выбор очевиден. Пусть и во вред себе.

***

      – Ну, у тебя и самомнение, хён. Смотри, не зазнайся.       Минхо дёрнулся. Фраза, словно плеть, резанула сознание. Презрение – вот чего она была полна. А ещё – отчаяние. Вперемешку с горечью, которая остывает остротой на языке, будто ешь имбирь. Минхо кинул взгляд – лицо Хана не показывало ни одной эмоции. Для других. Но он сам уже давно выучил каждое выражение этих глаз, и сейчас он видел в них безразличие вместе с пустотой – эмоции, которые въедались в кожу как яд: отравляя сознание, затуманивая разум, забирая зрение и слух.       Минхо вдруг понял, что потерял Джисона. Возможно, навсегда. Он потерял его как друга и как… кого-то большего?.. Конечно, второе – это если бы Минхо хотел, чтобы Джисон был кем-то большим для него. Минхо не хотел, ему это не нужно было. Или нужно?.. Конечно, ему нравился Хан. Он хотел бы его себе. Но на одну ли ночь? Для одного ли только секса? По-видимому, Минхо предстояла длинная ночь в раздумьях и разборах собственных принципов. Но это будет потом, а прямо сейчас – жесткий взгляд напротив пробивает все стены, что старший выстраивал не один год. Нет больше того Джисона, того нежного и заботливого Хани, который готов был носить Минхо на руках. Есть только Хан Джисон, грозный, чужой, ледяной. Который прямо сейчас смотрит с таким холодом во взгляде, будто он и есть тот самый Кай, сердце которого заморозила Снежная Королева.       Минхо смотрел на Хана и не видел его, слушал и не слышал. Хотелось закричать, встряхнуть его за плечи, влепить пару пощёчин, сделать хоть что-то, чтобы стереть с лица это равнодушие, эту безучастность по отношению к нему. Но вместо всего этого Минхо просто улыбнулся. Вымученно. Одними губами. Но при этом тщательно скрывая свои эмоции. А глаза прожигали Джисона, пытаясь вывести его хоть на какую-то реакцию. Но всё безуспешно. Хан лишь пробежал по лицу старшего взглядом и перевёл его на Хёнджина, начиная какой-то разговор.       Ли колбасит, коробит, разрывает. Стараясь удержать себя в руках, отчаянно контролируя ураган внутри, он всё с той же дурацкой улыбкой встаёт и уходит из комнаты на кухню. Едва сдерживаясь, открывает стеклянную бутылку с колой, хотя в душе‌ его перемалывает на части, будто зажало между жерновами мельницы. Ноги на секунду слабеют, но Минхо тут же берет себя в руки и вновь присоединяется к остальным. Те болтают о нашумевшем и недавно прошедшем в Сеуле танцевальном конкурсе, а когда к ним подключается Минхо, Феликс рассказывает о том, что сам лично готовил танцоров-победителей к этому конкурсу. Однако довольно быстро Минхо надоедает компания, и он отходит в угол, сославшись на важный звонок.       Опершись о стену, Ли наблюдает, как Джисон смеётся над какой-то глупой шуткой Хёнджина. Да, шутка точно глупая. С чего бы ещё Хану смеяться? И Хёнджин глупый. Глупый и смазливый. Иначе Джисон не велся бы на него и не смеялся бы с его шуток. Хану не нравятся такие парни, Хану вообще никто не должен нравиться, кроме Минхо. Он вдруг ловит себя на том, что он злится на Хёнджина только из-за того, что Джисон отдает эмоции ему, а не Минхо.       Минхо прикрывает глаза. Ревность плавит его мозг, а сердце подкидывает картинки из невозможного будущего. Сжимаются кулаки, бутылка с колой трещит в его руках, стекло разлетается и осколки режут кожу до крови. Хан бросается к нему, окутывая своей заботой, беспокоится и бинтует руки. Прижимает к себе, обнимает, шепчет какие-то бессвязные, но такие важные слова. А потом Джисон его целует. Так, как умеет лишь он. Они целуются нежно и жарко, у всех на виду, не замечая реакции друзей.       Звон.       Минхо открывает глаза – кто-то разбил бокал. Бутылка в его собственных руках целая, а Джисон всё так же в компании Хвана. Осознание собственной жалкости в этой ситуации бьёт Минхо обухом по голове, заставляя сползти по стене и подобраться поближе к окну, прячась, скрываясь, уползая в темноту. Темноту комнаты и души‌. Пустой души. Отсутствующей. Он улыбается собственной глупости и тому, каким он, должно быть, кажется слабым.       Хану по-прежнему весело рядом с Хёнджином. Они дурачатся, толкаются, обнимаются, а у Минхо с каждым их касанием всё больше трещит сердце по швам. Но он рад. Минхо понимает, что сам виноват в сложившейся ситуации. Он рад, что Хан не сломался. Минхо рад, что Хан не закрылся, что он всё такой же весёлый.       Вот опять Хван и Джисон разрывают смехом всю комнату. Из них могла бы получиться хорошая и красивая пара. Минхо дёргается, как от удара током, от своих же мыслей. С силой трёт глаза и снова рассматривает, наблюдает за парнями.       Пожалуй, Хан слишком близко сидит. Какой-то собственнический порыв тянет Минхо разорвать эту связь, эту близость, недопустимую близость его Джисона с кем-то другим. Но мимолётно брошенный случайный взгляд младшего заставляет Минхо замереть на месте. Полное отсутствие какого-либо интереса.       Пустой взгляд Хана.       Пустая душа Минхо.       Улыбка возвращается на лицо Джисона. Улыбка, адресованная другому.       Сердце Минхо трещит, и он надеется, что трещина быстро затянется, как только он найдет себе кого-то на сегодняшнюю ночь, а не разрастется с каньон в долине Маринера. Надеяться на возвращение Джисона как друга или решиться и вычеркнуть его из своей жизни, оставаясь лишь знакомыми? Выберешь первое – и потеряешь счёт времени в ожидании прощения. Выберешь второе – и потеряешь прекрасного человека, лучшего друга, его заботу и поддержку, зато будешь освобожден от непрошеных чувств.       И Минхо выбирает ожидание. Да, пусть он не хочет Джисона и его чувств. Но он хочет Джисона и его дружбу. Минхо будет незримой тенью, призраком, духом, кем угодно, лишь бы находиться рядом с Ханом, лишь бы вернуть его прежнего.       Он соглашается ждать. Ждать подходящего случая, подарка судьбы, знака свыше, последнего дня на Земле – всего, чего угодно, лишь бы у него появилась возможность снова увидеть улыбку Хани для него.

***

      Очередная встреча в студии прошла как обычно: мокрые от пота парни повалились на пол один на одного, смеясь из последних сил, щекоча друг друга. Повалявшись друг на друге бесформенной кучей, ребята понемногу разбредались кто куда – по ду́шам или сразу к аппарату с водой в коридоре. Хан остался один в зале и собирал забытые полотенца, кофты, наушники – и даже телефон Чонина – в общем, всё, что попадалось под руку. Собрав оставленные вещи в пакет, парень оглянулся в зеркало. Он подумал, что сейчас мог бы размяться в одиночестве, когда никто не толкается и не хохочет над ухом. Оставив пакет и стопку полотенец на тумбе, Джисон включил на какую-то песню и вышел в центр зала. В голову приходили различные комбинации, которые он объединял в брейк-дансе.       Джисон уже несколько раз повторял одни и те же движения. Дошло до того, что он мог с закрытыми глазами станцевать и ни разу не ошибиться. Хан был так поглощён танцем, что даже не заметил, как в зал заглянул Чонин. Парень пытался пару раз привлечь внимание друга, но по итогу решил не мешать. Взяв с тумбы свой телефон и быстро начёркав записку о том, что это он забрал аппарат, Чонин вышел из зала, прикрыв за собой дверь.       Хан остановился напротив зеркала после очередной комбинации. В колонках заиграла медленная музыка, а Джисон всё стоял и смотрел, разглядывая себя. Влажные волосы, красивая фигура, кожа бронзового цвета, которая блестела от капелек пота. Тело само собой откликалось на музыку.       Иногда парни устраивали шуточный СДБ, как называл это Феликс, «секс-дэнс-батл», друзья не могли сдержать улюлюкания и свиста друг на друга из-за откровенных танцев, и в то же время все смеялись и шутили. Но больше всех доставалось Джисону: уж слишком раскрепощенно и сексуально он двигался, зачастую откровенно хохоча в лицо смущенному противнику.       Так было и сейчас. Отличие было лишь в отсутствии оппонента в зале. Танец получался раскованным, сексуальным и горячим. Тело Хана двигалось в каком-то совершенно невероятном ритме. Своими движениями он обжигал и распалял, заставлял желать и обладать, соблазнял и дразнил.       Минхо как раз шёл мимо зала, возвращаясь из душа, но полоска света из-под двери и незнакомая музыка сподвигли его утолить любопытство.       «Наверное, Феликс опять тренируется перед конкурсом».       Ли аккуратно приоткрыл дверь… и замер. В зале горела только подсветка по периметру одной зеркальной стены. Свет был мягким, обволакивающим и тусклым ровно настолько, чтобы можно было разглядеть происходящее. Воздух в зале буквально искрил от сексуальности, казалось, лишь чиркни спичкой – и всё разнесло бы к чертям. Парень возле зеркала был насквозь мокрым от пота, раз за разом повторяя движения. Ли заметил, что глаза танцующего были закрыты. Он прекрасно чувствовал музыку и двигался очень сексуально.       Минхо тяжело сглотнул, узнавая в парне напротив зеркала Джисона.       Только сейчас Минхо, казалось, обратил внимание на внешний вид Хана. Джисон был в белой майке с огромными вырезами под руками и в спортивных серых штанах. Черная кепка повернута козырьком назад. Пальцы усыпаны кольцами, в ушах переливаются сережки-гвоздики. Джисон двигался, а Минхо смотрел, не отрывая взгляда от отражения в зеркале.       Ли было больно. Вот он, Джисон, совсем рядом. Стоит только сделать шаг, чтобы стать ближе. Но в то же время он так далеко. Каждую встречу они были в одном помещении, их разделяло пару метров, но дальше общения «а-ля просто знакомые» Джисон не допускал. Между ними пропасть, просто бездонный каньон. Минхо сжимает дверную ручку, будто это она виновата в том, что они стали так далеки. Нет, он сам. Только он виноват в происходящем. Он сам сделал так, что Хан стал для него недосягаемым. Но ведь он хотел этого. Хотел быть независимым, быть отдельно от чувств, от отношений и от любви. А оказалось, что с этим всем ушел и Джисон.       Минхо всматривался в отражение друга в зеркале, пытаясь впитать его эмоции, выражение лица. В уголках глаз собралась влага, и Минхо тут же хмуро стёр ее пальцами. Не хватало ещё, чтобы кто-то подумал, что он плачет. Похоже, его совсем не волновало то, что быть застуканным за подглядыванием куда подозрительнее выглядит, чем слёзы. Заметив, что Джисон остановился и теперь смотрит в его сторону, Минхо спешно ретировался, практически влетая в раздевалку и быстро собирая вещи. Через несколько минут Минхо, игнорируя друзей, вылетел из студии, прыгнул за руль и, под удивленные взгляды прохожих, с визгом тронулся с парковки. Он мчал к Чану, который уже несколько дней тусовался у Чанбина – они записывали какую-то песню в свободное от работы время, а именно – ночами. Поэтому, чтобы друг не тащился домой поздней ночью, Чанбин предложил Чану ночевать у него дома, сколько тот захочет. И вот теперь, Минхо ехал к своему хёну, своему лучшему другу, и надеялся попросить у него совет, как спасти свою душу и сердце от Хана Джисона.       Джисон заметил приоткрытую дверь как раз, когда заканчивалась песня. Он танцевал с закрытыми глазами, изредка поглядывая, чтобы тело ненароком не унесло в стену. Как раз в такой момент он и заметил, что кто-то наблюдает сквозь щель в двери. Много ума не понадобилось, Джисон просто сложил два плюс два: черная майка, растрёпанные волосы и глаза. Глаза, которые он узнает из тысячи, нет, из миллиона других глаз. Цвет самого горького шоколада в мире, настолько темные, что зрачок практически сливается с радужкой. Джисон знал, что у него и Минхо глаза были почти одного цвета. Старший не раз сам говорил ему об этом, когда они сидели рядом на диване или за столиком в кафе, или в автобусе. В такие моменты Джисон в ответ брал руку Минхо в свою, переплетая пальцы и укладывая на свое бедро. Старший всегда поглаживал тыльную сторону ладони Джисона, будто в успокаивающем жесте. А тот только сильнее сжимал руку, награждая Минхо теплым взглядом.       Но это было раньше. Когда они были другими. Когда были они.       Теперь есть только Джисон и только Минхо. По-отдельности.       Да, младший со временем стал подпускать Ли ближе, да, он позволял ему вести себя как раньше. Но он сам не был прежним. Да и старший тоже стал другим. Хан видел, что Минхо изо всех сил сдерживается, чтобы случайно не коснуться его как раньше, чтобы случайно не ткнуться носом в шею, чтобы случайно не воссоздать один из их прошлых моментов.       Но Хан тоже сдерживал себя. Порой ему так хотелось обнять Минхо сзади, уткнувшись носом в местечко за ухом. Так хотелось улечься старшему на колени, подставив голову под рассеянные перебирающие движения пальцев. А еще хотелось снова коснуться малиновых губ Минхо, сжимая руками его великолепные бедра. Но Хан держался. В такие моменты, когда он терял голову, Джисон вспоминал и доставал из глубины холодные глаза старшего и острые, как лезвия, слова, которые раздирали душу, не давая ранам затянуться. Он вспоминал причину их теперешних отношений и заново переживал ту боль, которую испытал.       Минхо ехал к Чанбину, не обращая внимания на пиликающий телефон. Пришло, кажется, уже более 20 сообщений и столько же было звонков, но всё прекратилось спустя полчаса игнорирования. Минхо вдруг понял простую истину: у него есть чувства к Джисону, симпатия, нуждаемость, собственничество. Он старательно прятал это, принимая желаемое за действительность. Он игнорировал всё то, что годами старательно упрятывал, бетонировал поглубже и подальше в себе. Минхо сам поставил преграду, стену, которая теперь стремительно разрушалась, стоило ему только увидеть Хана.       Минхо не хотел ничего. Не нужны были деньги, проекты, спонтанный секс, партнеры-однодневки, да и вообще кто-либо рядом, кроме Джисона. Он хотел просто быть в одиночестве, в темноте, в пустоте. Кричать до хрипа, до кашля. Каждый раз, когда Джисон оказывался рядом, замирало сердце, сбивалось дыхание и подкашивались ноги. Пару раз Минхо пытался как-то взаимодействовать с Ханом, но тот пресекал все попытки общения вне компании. Холодный взгляд младшего заставлял Минхо покрываться инеем, а сердце – льдом. Теперь Хан и впрямь был для Минхо гордым и холодным Каем.       Поэтому Минхо перестал пытаться обратить на себя внимание. Чтобы не упустить тот малюсенький шанс снова завоевать доверие и дружбу. Ли просто был рядом, как и обещал самому себе: тень, призрак.       Вот и сейчас, сидя за рулем и вспоминая Джисона, Минхо в который раз думал: мог ли Хан подделывать чувства? А может, их и не было? Может, Минхо это всё привиделось, показалось? Может, он хотел видеть, что Хан что-то чувствует к нему? Минхо ухмыльнулся: напридумывал себе, а сейчас страдает от своей же фантазии.       Но, вспоминая все поступки Джисона, его заботу, пришло четкое осознание: чувства есть. Были. Или есть… Хан не мог подделывать эти взгляды, полные счастья, обожания, заботы. Он не мог сыграть эти касания, улыбки, объятия. Он не мог контролировать этот жар, огонь, исходящий от него, когда они были рядом. Нет, Минхо точно знал, что это не было игрой. Особенно их поцелуи. Там была лишь луна и два человека, потерявшихся в нежности.       Минхо спустился в выделенную Чану комнату, надеясь застать там друга. И когда он вывалил на того все свои эмоции, слёзы, переживания, всё, касающееся Хана, то Чан посоветовал только одно: сделать всё, буквально всё, чтобы вернуть Джисона и его доверие. Минхо заикнулся было о чувствах, но Чан лишь устало взглянул и будто по-отечески похлопал парня по спине.       – Минхо, ты должен принять тот факт, что сначала будет нелегко. Ты должен делать всё, чтобы вернуть то, что у вас было. Не надейся, что он сразу же тебя простит и признается в любви. Это долгий путь. Ты оттолкнул его, его дружбу, его чувства. Ты разбил ему сердце. А сейчас ты своими поступками и словами должен склеить осколки. Будет тяжело и не всегда приятно. Вы должны поговорить. И ты должен принять его выбор: решит он остаться твоим другом или захочет быть лишь знакомым.       Вечером дом наполнился голосами вернувшихся друзей, но Минхо так и не вышел из комнаты Чана, задремав на его диване с головой, полной мыслей о Джисоне. Проснувшись среди ночи от света фар проезжающей мимо машины, Минхо вдруг будто ощутил что-то, какое-то чувство, тянущее, посыпающее солью раны в сердце. Он прошлепал босыми ногами в ванную, умылся, пытаясь избавиться от липкого ощущения воспоминаний, но не смог. Холодный собственный взгляд и полные боли глаза Джисона. Теперь, когда он понял и принял свои чувства к Хану, их первый поцелуй был чем-то спасительным, за что Минхо хватался в надежде не сорваться в темную липкую пустоту.       Ли поднял глаза в зеркало, и воспоминания замелькали в черных зрачках. Всё было будто вчера. Минхо помнил всё, каждый момент, движение, взгляд, предшествовавшие, пожалуй, самому яркому событию за всю его жизнь – тому, самому первому поцелую с Джисоном на станции холодным мартовским вечером.       Чертыхаясь и едва не снося торшер в углу ванной комнаты, Минхо с мутными глазами выплывает в коридор, забыв о том, что в соседних комнатах остались на ночь Джисон, Сынмин и Хёнджин. Чан и Чанбин закрылись в комнате звукозаписи в подвале и как обычно просидят там до самого утра.       Дыхания не хватает, внутри всё жжет, словно на костре.       Джисон. Ему срочно нужно увидеть Джисона. Кажется, что если он сейчас этого не сделает, то просто умрет. Пусть Хан его оттолкнет, пусть ударит или убьет, но Минхо не отступится. Всего лишь пара минут, он не просит много. Пара минут рядом с Джисоном – и он отстанет. Но сейчас всё, что нужно для того, чтобы жить – Хан Джисон.       Как будто судьба сама решила свести их: заспанный Джисон появляется в коридоре, направляясь на кухню, чтобы выпить стакан воды, тогда ему спится лучше – Ли запомнил эту привычку.       Минхо сам не понимал, что он творит. Но ничего не мог с собой поделать. Чувства лезли наружу, как ростки из-под земли. Он боялся, что скоро зацветет как розовый сад, если не даст себе шанс рассказать о том, что чувствует. Минхо чувствовал, как каждый раз Джисон отдалялся еще больше после того случая на дне рождения Чанбина. Пусть он и говорил, что между ними всё снова хорошо, но Минхо не верил, он не видел этого. Нет, Минхо не позволит ему уйти. Джисон не может просто бросить его, Минхо, одного. Пусть они и больше не так близки, как раньше, но Минхо все уже решил для себя: либо сейчас, либо никогда. Все наказы Чана стерлись из памяти, уступая место лишь одному – желанию ощутить на своих губах потресканные и покусанные губы Джисона. Схватив младшего за руку, он вталкивает его назад в комнату, впечатывая в дверь. Минхо тянется и касается губами губ напротив, не зная, оттолкнет его Хан или нет.       – Минхо, что ты делаешь?.. – Джисон стоял, словно в ступоре. Он чувствовал горячее дыхание на своем лице, которое вдруг замерло.       – Молчи… просто… просто молчи… – Ли несмело провел пальцами по шее младшего, беря его лицо в ладони. А затем нежно, едва касаясь, прижался к приоткрытым губам. И если Минхо мог взорваться только от этого прикосновения к таким желанным уже долгое время губам, то Джисон стоял, словно соляной столб. Старший замер на секунду, словно собираясь с мыслями, а затем решительно притянул обалдевшего Джисона к себе и попытался углубить поцелуй.       Хан совершенно не понимал, что происходит. Да, он помнил день рождения Чанбина, и помнил слова старшего на вечеринке после. Слова, которые глубоко засели в голове и разбили сердце. Он видел, как Минхо доволен жизнью, слышал, как он рассказывает Чану об «очередном удачном вечере». Поэтому и Хан не навязывался. Забыть – так забыть. Тем более, если уж на то пошло, Минхо никогда не показывал того, что ему нравится Джисон. Да, он и хён были достаточно близки, но все же… То, что делал сейчас старший, ни в какие ворота не лезло. Джи попытался было оттолкнуть Минхо, но тот лишь сильнее сжал его в объятиях. Хан напрягся и, с силой сжав плечи старшего, буквально отшвырнул его от себя.       – Что ты творишь, мать твою? Хён, что происходит? – младший часто дышал и ошеломленными глазами пытался разглядеть в темноте друга. Он не хотел ссориться, он просто хотел разобраться, что происходит здесь и сейчас.       Минхо стоял, опершись бедрами о комод, горько усмехаясь. Как он мог подумать, что Джисон нормально это примет? Неужели Минхо в самом деле думал, что после того, как он назвал его «очередным удачным вечером», тот нормально это воспримет? Или, может, Минхо думал, что Хан будет бегать за ним, умоляя принять его чувства? О, возможно, Минхо думал, что младший в любой момент прибежит к нему, если он поманит пальчиком? И, скорее всего, Минхо точно думал, что Джисон так просто простит его за то, что он буквально высмеял его чувства.       И вот теперь Минхо, решившись-таки показать свои чувства, может окончательно потерять бывшего лучшего друга. Дурак.       – Что, хён, – Джисон понимал, что он, возможно, поступает слишком жестоко, но… – ты решил соблазнить меня, да? – Едкий вопрос слетел с губ прежде, чем младший смог подумать.       Минхо, все так же стоя в темном участке коридора, усмехнулся:       – Нет. Ты мне нравишься.       Хан задержал дыхание и замер. Молчание постепенно разрушало их обоих. Но Минхо уже был разрушен, а вот Джисон только начал восстанавливаться. Не хотелось еще раз испытать разрушение.       Минхо вздохнул и повторил, сползая вниз и закрывая лицо ладонями:       – Ты мне нравишься, Хани. Только ты.       Джисон со стоном сполз по двери вниз. В комнате вновь воцарилась тишина. Было слышно, наверное, как стучат сердца у обоих парней. У Минхо оно стучало размеренно, даже, пожалуй, слишком медленно, почти останавливаясь. Зато у младшего готово было вырваться из груди.       Хан сидел на полу, повернув голову и вглядываясь в плотную темноту комнаты. Нужно было что-то сказать, потому что эта густая тишина уже давила на уши. Джисон шумно сглотнул и тихонько спросил:       – И как давно ты это понял?..       Старший не сразу понял, что тот имеет в виду, поэтому вскинул голову и переспросил:       – В смысле?       – Ну… как давно я тебе нравлюсь?.. – Хан спрашивал, пытаясь придать голосу уверенность, но это плохо получалось, поэтому голос дрожал.       – А… – Минхо вновь опустил голову между локтей. – Я не знаю… Наверное, еще с того момента, когда ты купил мне трубочку со сливками в нашу вторую встречу, – парень постарался улыбнуться, но улыбка вышла вымученная.       В вечер, когда Минхо позвал Джисона на кофе и парни уже шли к станции, рядом с кафе жена Ёниля – Мария – продавала выпечку, оставшуюся в конце дня. Джисон купил Минхо трубочку со сливками. Хотя тот и протестовал. По дороге старший кусал трубочку, с каждым разом всё больше удивляясь – внутри она была пустой.       – Зачем ты купил мне пустую трубочку? – Минхо по-детски негодовал, дуясь на Джисона и совсем немного – на Марию.       – Но она не пустая! С этой стороны есть сливки!       – Но с моей стороны она пустая! Я хотел вкусняшку, а ты испортил мне весь вечер своей пустой трубочкой! – всё больше распалялся Минхо, поднося угощение ко рту.       – Но, хён, с моей стороны она не пустая! – Джисону надоело слушать причитания, и он с силой дунул в свой конец трубочки. А затем громко засмеялся.       Старший стоял с круглыми глазами, дрожащей рукой с трубочкой и большим белым пятном на щеке.       – Ой, хён… у тебя тут… это… – Джисон потянулся рукой к его щеке, снял немного сливок пальцем, облизал его и тут же согнулся пополам от смеха, глядя на растерянное выражение лица напротив.       А Минхо ошарашенно хлопал ресницами и пытался прийти в чувство, ощущая поднимающийся вверх по горлу смех. Сжимая в пальцах пустую трубочку, Минхо вдруг сел прямо на бордюр и рассмеялся, чувствуя, как в уголках глаз собираются морщинки.       Они еще долго смеялись, пока Джисон, превозмогая накатывающий гогот, вытирал щеки Минхо влажными салфетками.       Джисон кивнул:       – Да, я помню тот вечер. Это было до дня рождения Чанбина.       – Да… – Минхо хмыкнул.       – Ты мог бы сказать мне раньше… Должен был сказать раньше! Ты знаешь, что сейчас могло бы всё быть по-другому?       – Ну вот, я сказал сейчас. И что? Тебе стало легче от этого? – Минхо уже не понимал, к чему он начал, теперь уже казавшуюся ему глупой, затею.       – Почему ты злишься? – произнес младший с укором. – Ты сам оттолкнул меня, а сейчас злишься, что я не захотел продолжать поцелуй?       – Прости… Хани, иди сюда…       – Зачем?       – Боже, ну что за вопросы?.. – Минхо нервно выдохнул и прошептал дрогнувшим голосом: – Пожалуйста.       Хан, словно боясь, медленно подполз к Минхо и, подобрав ноги под себя, осторожно сел напротив, держа между ними дистанцию. Парни молчали. Никто не решался снова разорвать тишину первым. Наконец, Хо просто не выдержал.       – Ты меня теперь совсем ненавидишь, да? – Хоть Минхо и был рад, что всё-таки сказал о своих чувствах, важнее для него было не потерять Джисона.       Джисон отрицательно покачал головой и хрипло добавил:       – Нет. За что мне тебя ненавидеть?..       – Ну как… За поцелуй… И вообще… За мои слова… Ты не простил меня за те слова.       Джисон устало усмехнулся:       – Ты сам оттолкнул меня, Минхо. Я не просил тебя о чем-то в ответ, я не просил тебя сразу же встречаться со мной или стать парой. Я просто открыл тебе свои чувства и своё сердце, а ты плюнул туда и растоптал. Ты сам знаешь, что именно ты виноват в том, что сейчас между нами. Я не хотел этого, ты сам выбрал находиться на другом берегу. Я отпустил тебя. Отпустил давно. Тебе не нужен был я и мои чувства, окей, но я не мог быть и твоим другом, понимаешь? И сейчас не могу. Даже если ты затоптал мои чувства, даже если я отпустил тебя, ты всё еще мне нравишься. Только теперь это всё больше не имеет значения для меня. А для тебя это никогда не имело значения, так что всё в порядке.       Минхо хотелось плакать. Хотелось завыть в голос, ползать в ногах Джисона, умоляя простить его и вернуться. Он хотел стать любой вещью, лишь бы Хан был рядом, пользовался им, носил с собой. Он соглашался с каждым словом Джисона: он сам заставил землю под их ногами расколоться, создавая эту пропасть. И он не знал, как загладить вину, как исправить то, что он натворил, как вернуть Джисона. Но только он открыл рот, слова сами лились, накрывая волной его самого, младшего, дом, город, планету.       – Хани, прости меня. Прости, пожалуйста, если сможешь. Я виноват. Ты прав, я сам разрушил то, что между нами было. Я не должен был так поступать, я просто… просто испугался. Я испугался ответственности. За тебя. Так долго я был один, всячески отгораживался от любых серьезных отношений, научился просто жить и не привязываться. Было достаточно связей на одну ночь, мне не нужны были серьезные отношения. Мне не нужен был никто рядом.       Джисон строго посмотрел на парня, играя желваками:       – Минхо, стой. Остановись. Я не хочу это слушать. Я тебя отпустил, отпусти и ты меня. Не делай мне больно снова.       – Пожалуйста, Джисон, дай мне сказать, выслушай меня. Мне не нужен был никто… Пока не появился ты. Пока я не услышал твой смех. Пока я не увидел, как ты морщишь лоб и надуваешь щеки, на чем-то сосредотачиваясь. Ты дергаешь низ майки или кофты, когда нервничаешь. Ты часто поправляешь волосы, когда волнуешься. Ты скребешь указательным пальцем заусенцы на большом пальце, когда тебе некомфортно. А когда у тебя хорошее настроение, ты громко смеешься, аж уши иногда закладывает. А еще…       Хан слушал эту исповедь, сжимая и дергая низ майки. Он и не думал, что Минхо обращал внимание на такие мелочи. Но тот всё сговорил и говорил, перечисляя все мелочи, детали, которые въелись в подкорку уже давно. А Джисон не понимал, зачем старший говорит все эти вещи, ведь он сам оттолкнул, сам выбрал…       – …А ты часто моргаешь, когда взволнован. Дергаешь носом, когда недоволен. Поджимаешь губы, когда зол. А еще мурлычешь под нос песни, когда счастлив. Чешешь царапки котов, когда чувствуешь себя не в своей тарелке…       Едва слышный шепот заставил Минхо замолкнуть на полуслове, судорожно пытаясь понять, о чем говорит Джисон. Часто моргая, он перебирал пальцами завязки штанов, плетя из них неизвестные виды узлов.       Неожиданно по улице проехала машина, из окна просочилась тонкая полоска света, и Джисон мельком увидел старшего. Тот сидел, ссутулившись и сжавшись, словно прячась от чего-то. Хану вдруг немедленно потребовалось дотронуться до старшего, и он коснулся пальцами его руки. Минхо вскинул голову, и Джисон увидел, каким мертвенно-бледным было его лицо. Это родное и любимое лицо, которое он представлял в своих влажных фантазиях, и которое приходило к нему во снах. Слишком сильны были чувства к Минхо. И слишком преданно Джисон ждал какого-то решения, проявления чувств от него, даже банальной пьяной ошибки. Лишь бы иметь возможность снова касаться, целовать, любить. Боль медленно уходила, просачивалась сквозь пальцы, как бы Джисон не старался ее удержать. Эта боль помогала ему справляться, помогала ему держать себя в руках. А теперь, теряя эту боль, он снова терял себя.       Джисон подался вперед, все еще сжимая пальцами руку старшего. Когда их лица были в опасной близости друг от друга, Минхо вдруг нарушил тишину:       – Хани… что ты делаешь?..       Джисон лишь прошептал «тшшш» и приблизился вплотную. Минхо выдохнул и сильнее сжал руку друга.       – Просто молчи… – Хан вздохнул и коснулся губами приоткрытых губ напротив, замерев в нерешительности, словно прося помощи. Ли так и сидел, ничего не делая. Как хорошо, что сейчас темно, и Хан не видит, какие огромные глаза у друга. Но Минхо сидит, не двигаясь, даже не дыша.       – Ну же, хён… – Джисон обдал горячим дыханием губы друга.       – Зачем ты это делаешь?.. – Минхо двинул головой назад, отодвигаясь, но уперся затылком в стену.       – Ох, заткнись. И хотя бы сейчас просто сделай то, о чем я тебя прошу.       Минхо не нужно было просить еще раз. Он подался вперед, чувствуя на руке пальцы младшего. Коснулся его щеки другой рукой, чуть поглаживая, спускаясь на шею, а затем на грудь и ниже, на талию. Хан дрожал, и Минхо это чувствовал.       – Расслабься, пожалуйста…       Джисон кивнул, и Минхо вновь коснулся щеки младшего. Нежно, едва дотрагиваясь, Минхо миллиметр за миллиметром покрывал поцелуями лицо напротив, и, наконец, коснулся губ, вовлекая Хана в поцелуй… Они стояли на коленях друг напротив друга, срывая поцелуи и вздохи с губ, стирая слёзы подушечками пальцев…       Приоткрытая соседняя дверь громко хлопнула, и Хёнджин, довольный собой, наконец, выдохнул. Он слышал весь разговор, хоть и не по своей воле. И теперь разбивать лицо Минхо не было необходимости. Только если этот дурак вновь не выкинет что-то такое.       После того разговора, плавно перетекшего в поцелуй, но закончившегося, как только предусмотрительный и заботливый друг Хёнджин показательно громко хлопнул своей дверью, Минхо продолжал всегда быть рядом, каждый раз становясь ближе на один шажочек. Сначала он старался лишний раз не взаимодействовать с Джисоном, не нервировать, не напрягать. Он сходил с ума от запаха, от вида и от одного присутствия Хана. Но держал себя в руках. До скрипа зубов, до побелевших костяшек сжатых пальцев. Он будет рядом, он сделает всё.       И то, что Минхо всегда незримо с ним, стало понемногу растапливать Джисона. Он подпускал его ближе, случайно касался, смеялся и толкал в плечо, задавал какие-то вопросы. Да, поцелуев больше не было, им обоим нужно было обдумать всё произошедшее и будущее. Но вернулись прикосновения, взгляды и бабочки в животе.       То, что творилось внутри у Минхо от этой мимолетной близости, можно было назвать извержением вулкана, девятибалльным шквальным ветром, торнадо категории F5 по шкале Фудзиты. Он взрывался, распадался на атомы, разлетался по всем углам бесконечной вселенной и вновь собирался воедино. Кажется, Минхо готов был умереть за Хана, если бы он приказал. Это чувство поглощало старшего с головой, засасывая в пучину, в черную дыру, в жерло вулкана, на дно Марианской впадины. И он даже не пытался сопротивляться. Он падал с головой, тонул и был счастлив как никогда.       Да, они уже не были чужими людьми, всё же постепенно Минхо и Джисон снова сблизились. Конечно, было тяжело. Но Минхо был рад этому: находиться рядом с Ханом, касаться его, говорить на многие темы. Да, больше не было тех, только им двоим, известных знаков друг для друга, не было каких-то интимных моментов. С этим было покончено, и виной тому был Ли, он знал это. Зато на смену этому пришли новые эмоции, новые касания, новые знаки… Младший не сразу впустил Минхо в свою жизнь снова. После того поцелуя они долго говорили, показывая друг другу обнаженные души, сердца с ранами, слёзы.       Да, они обнимались, дурачились, шутили и подкалывали друг друга. В общем, вели себя как обычные лучшие друзья. Без продолжения и без роста в отношениях.       Но чувства никуда не делись. И Минхо, и Джисон переживали внутри себя бурю, целый спектр эмоций. Каждый взгляд, слово, касание – и воспоминания топили с головой, заставляли гибнуть. Их руки дрожали, а губы жгло огнем, как и сердца. Но ни один, ни другой не могли признаться себе в необходимости попробовать заново построить то хрупкое, осколки чего ещё впивались в оголённые ду́ши.       Все ребята понимали, что между Минхо и Джисоном что-то происходит, но никто не лез со своими советами, давая возможность разобраться самим.

***

      Минхо пришел с работы, буквально вползая в квартиру. Сегодня был как никогда тяжелый день – заказчик словно с цепи сорвался, требуя немедленно внести в проект изменения, на которые Минхо потратил 3 часа внеурочного времени. Поэтому всё, чего хотел Минхо, вернувшись домой, – это просто упасть прямо в коридоре и заснуть. Но этому не суждено было случиться. Едва переступив порог квартиры, телефон разрывается трелью.       «Мама».       С улыбкой Минхо отвечает на звонок, предвкушая хороший и радостный разговор, но сегодня всё идет не так, как ему хотелось бы. С первых слов Минхо понимает, что что-то случилось. Голос у мамы потерянный, грустный, хотя он уверен, что она специально улыбается, чтобы подбодрить Минхо.       – Милый, я хотела тебе кое-что сказать.       – Конечно, мам, я слушаю. – Опустив сумку на пол и прижав телефон плечом к уху, Минхо принялся стягивать пальто, вертясь по комнате и пытаясь стянуть рукав. – Мам, я поставлю на громкую, в квартире жарко, а я еще в пальто.       – Конечно, дорогой. – В трубке поселилась тишина. Минхо выбрался из пальто и положил его на диван. – Дорогой, помнишь Янг Джуёна?       На секунду у Минхо спёрло дыхание. Что-то явно было не в порядке.       – Конечно, мам. Он же мой друг. – Снова в трубке звенела тишина. Минхо глубоко вздохнул: – Только не говори, что он снова на наркотиках…       Теперь послышался глубокий вздох мамы, а затем всхлип.       – Нет, Минхо. Дорогой, ты только не…       – Мама. – Минхо, наверное, впервые в жизни перебил родительницу, но напряжение в разговоре было столь велико, что у Минхо буквально тряслись руки. – Извини, но… Не могла бы ты сказать, в чем дело? Ожидание убивает.       Снова глубокий вздох, а затем…       – Минхо, его больше нет. Джуён скончался сегодня ночью от передозировки.       В одночасье мир перестал существовать. Минхо чувствовал себя будто в вакууме: он не слышал ни голоса в трубке, ни машин за окном, не видел ничего, кроме белого пятна перед глазами. Телефон выпал из руки и остался лежать на ковре, а Минхо бесформенным кулем осел на пол. Где-то за окном текла вечерняя жизнь, в кране на кухне капала вода, коты терлись о двери и мяукали, ожидая корм. Но Минхо ничего этого не видел. Он смотрел в одну точку и сжимал руками ворс ковра, слёзы текли по лицу, оставляя мокрые дорожки на щеках и капли на рубашке. Спустя несколько минут до слуха донеслось едва слышное «Минхо, родной, ты там? С тобой всё в порядке?», и Минхо пришлось вернуться в этот мир, подхватывая телефон.       – Д-да, мам… Я… я тут. Я просто… я в шоке.       – Ох, Минхо, я знаю, как вы дружили в детстве. Сольюн, его соседка, говорила, что похороны…       – Мам, я… Я перезвоню тебе позже. Мне нужно прийти в себя.       – Конечно, милый. Прости, что вот так вывалила на тебя эту новость, но мне казалось, что ты должен знать. – Мама в который раз за разговор вздохнула: – Позвони мне, когда сможешь. Я хочу знать, что с тобой всё в порядке.       – Конечно, мам. – И тут же: – Мам?       – Да, Минхо?       – Где его нашли?       – Ох, Минхо… Его нашли подростки, которые забрались в заброшенный дом. Ты же помнишь, что Янги умерли пару лет назад от пневмонии? Джуён с тех пор, как его в последний раз выпустили из реабилитационного центра, жил, где придется. Он слонялся по заброшенным домам, и вот в одном из таких его и нашли. Судмедэксперт сказал, что доза наркотика была слишком большой.       – Героин?       – Нет, какой-то новый неизвестный вид. Думаю, Джуён не рассчитывал, что этого будет слишком много…       Минхо устало улёгся на пол. Он не успел в этот раз... Но почему Джуён не позвонил ему, как только его отпустили из центра? Они ведь договаривались, когда Минхо был у него... в последний раз…       – Минхо, ты в порядке? – Голос у мамы был взволнованный, она переживала за сына, зная, как Минхо и Джуён были близки в юности.       Минхо постарался взять себя в руки и произнес, отключая громкую связь:       – Да, мам, я в порядке… более или менее. Я перезвоню тебе позже. Люблю вас. Пока.       Услышав завершение звонка, Минхо откинул телефон на диван и, с трудом игнорируя порыв расплакаться, пошел в ванную, где немного привел себя в порядок. Сердце будто трещало по швам от боли. Голова болела, в висках пульсировало. Минхо оперся ладонями о раковину и посмотрел в отражение. Он смотрел и смотрел, игнорируя льющуюся из крана воду. Где-то в гостиной звонил телефон, но Минхо не обращал внимания. Сознание подкидывало картинки юности, детства.       Им 5, они впервые познакомились, когда Минхо с криком не хотел отдавать лопатку, которую нагло отобрал у Джуёна в песочнице.       Им 12, и Джуён дерется с каким-то мальчиком, который разбросал тетрадки Минхо по школьному двору.       Им 15, и у Минхо впервые просыпаются «не дружеские» чувства к другу.       Им 16, Джуён растерянно стоит на пороге дома, а Минхо с заплаканными глазами прячется на заднем сидении отъезжающей всё дальше машины.       Им 17, и Минхо, приехав на каникулы, крепко сжимает друга в объятиях, пряча слёзы радости от встречи. Он выпаливает долго мучившее его признание, но оно остается без ответа.       Им почти 18, и Минхо со стыдом смотрит на несколько уведомлений от Джуёна, не зная, нужно ли ему ответить. К слову, сообщения остаются без ответа.       Им 20, и Джуён впервые сам звонит Минхо с просьбой одолжить денег на какие-то несуществующие проблемы. Минхо, конечно, переводит на карту, сумма небольшая. Это потом ему звонит их одноклассник, с которым Минхо нечасто поддерживает связь, и с укором говорит, что его деньги Джуён потратил на дозу. Минхо мчится в родной город и с уговорами заставляет Джуёна обратиться в реабилитационный центр.       Им 22, и Минхо вновь поступает звонок от друга. На этот раз причина для одалживания денег банальна – не хватает заплатить за жилье. Минхо снова ведется и переводит сумму на карту, надеясь и радуясь, что Джуён не упоминает о наркотиках. Однако на этот раз ему звонит отец, рассказывая, что друг снова сидит на игле. Минхо срывается, отпрашивается на работе на пару дней и мчится в Кимпхо, снова затягивая Джуёна в центр. На этот раз друг даёт обещание, что не притронется больше к дури, и клянется перезвонить, как только его отпустят домой. Минхо верит и уезжает домой со спокойной душой. Но это было затишьем, штилем перед грозовым валом. Перед девятибалльным штормом, обрушившимся на Минхо со звонком мамы.       Минхо 28. Джуён не дожил до своего дня рождения всего несколько месяцев.       Эмоции накатывают с новой силой и Минхо сдается. Он зарылся лицом в плед, судорожно сжимая ткань в пальцах. Тупая боль поднимается из самого сердца, пробуждая давно забытые воспоминания, картинки из прошлого мелькали перед глазами, заставляя жмурить глаза до белых мошек. Рыдания сотрясают опущенные плечи, голова перестает работать. Минхо только и может, что раскачиваться, прижимая к лицу плед, и тихо выть, пряча всхлипы в мягкий ворс. Конечно, он помнил Джуёна. Он всегда его помнил. И часто сожалел о том, что их дружба не выдержала испытание временем и расстоянием. Джуён был его лучшим другом с 5 лет. Они знали всё друг о друге, прикладывали к разбитым коленкам друг друга кусочки пластыря, вместе впервые попробовали соджу, украденный у миссис Янг, вместе ходили в школу и колледж. Джуён был первой любовью Минхо. К сожалению для Минхо, лучшему другу нравились девушки, но Минхо всё равно признался Джуёну, но тот ничего не ответил. А потом Минхо уехал, бросил его одного. Воспоминания с новой силой замелькали в глазах, зацикливая на повторе кадр последней встречи. Минхо помнит, как Джуён стоял на пороге своего дома, когда Минхо с родителями проезжал мимо на машине. Заплаканное лицо друга чётко впечаталось в память Минхо, заставляя рыдания собираться комом в горле.       Минхо бросил его. Он уехал, устраивал свою жизнь, поступил в университет, устроился на работу, встречался, с кем хотел. А Джуён остался там совсем один. Без поддержки, без помощи, без совета. Без адреса и номера Минхо.       Он никогда не простит себе этого. Своей единоличности и эгоизма.Где-то на фоне звонил телефон, сыпались уведомления. Но Минхо не обращал внимания. Он всецело отдал себя боли, прошлому, горюя о несбывшемся.       Но один человек сходит с ума прямо сейчас. Словно чувствуя что-то, Джисон целый день пытался дозвониться до Минхо. Гудки шли, означая, что телефон не сел. Но трубку так никто и не поднял. Джисон закидывал Минхо сообщениями во всех соцсетях, но в ответ лишь светилась одна галочка. «Доставлено». Хан позвонил Чану, аккуратно уточнив, не связывался ли с ним Минхо. Получив отрицательный ответ, Джисон попросил никому не говорить, пока он не съездит к Минхо домой.       – Чёрт, Минхо, что же с тобой?       Джисон сел за руль, с визгом тронувшись с парковки. До дома Минхо было около 20 минут на машине. Джисон старался ехать, не нарушая правил, но сердце колотилось тревогой, руки на руле дрожали, сжимая его до скрипа. Наконец, припарковавшись прямо возле подъезда, Джисон практически взлетел на порог, внимательно ища фамилию Ли на панели с звонками. Палец судорожно давил на кнопку, но никто не отвечал. Выругавшись в очередной раз, Джисон позвонил в квартиру на пару этажей ниже, изображая забывшего ключи жильца, и, наконец, попав в подъезд, ринулся вверх по ступенькам. Адреналин в крови поднялся до предела, заставляя внутренности сжиматься в рвотном рефлексе. Добежав до квартиры Минхо, Джисон принялся звонить и стучать в дверь, дрожащим голосом чуть ли не крича имя жильца. Спустя почти 10 минут непрекращающегося шума за дверью послышалось лязганье цепочки. Джисон застыл с поднятой у звонка рукой, наблюдая, как за приоткрывшейся дверью появляется Минхо.       – Минхо, чт...       Не слушая и не понимая, кто перед ним, Минхо просто съехал по стене на пол. Джисон кинулся вперёд, упав на колени и больно стукнувшись локтем о стоящую рядом тумбу.       – Минхо, детка, тебе плохо? Что-то болит? Что случилось?       Джисон с силой отнял плед от лица – и его сердце тут же упало вниз: Минхо выглядел таким разбитым, зарёванным и почти теряющим сознание.       – Малыш, ну же, посмотри на меня. - Джисон вытирал большими пальцами слёзы, сам едва не плача.       Минхо поднял покрасневшие глаза на Джисона, едва соображая, кто перед ним.       – Хани?.. Эт-то ты?..       Джисон кивнул, и тут слёзы Минхо с новой силой полились из глаз.       – Я бросил его. Хани, я бросил его. Бросил. Я плохой человек. Это всё из-за меня.       – Минхо... Детка, расскажешь мне? Я уверен, ты не виноват. Что бы ни произошло. Ты не плохой, ты самый лучший. Самый.       Джисон, обняв, прижал Минхо к своей груди, сжимая его так сильно, будто желая защитить от всего мира, желая оставить его себе, желая лишь его. Минхо вцепился в майку Джисона, сжимая ее в кулаках и оставляя на ней мокрые пятна от слёз. А Джисон медленно раскачивался из стороны в сторону, тихонько напевая песню, которую в детстве пела ему мама, успокаивая маленького Хани. Спустя несколько долгих минут Хан почувствовал, что хватка Минхо стала слабой, а он сам тихо сопел в шею Джисона, пуская мурашки по коже. Аккуратно разъединив объятия, Джисон поднял его на руки и отнес в спальню. Уложив на кровать Минхо, который никак не хотел отпускать плед, Джисон заметил разбросанные по всей комнате фото. Подняв одно из них, он увидел Минхо и какого-то парня. У Минхо светились глаза, рука парня как-то по-собственнически сжимала талию Минхо. Чем больше Джисон разглядывал остальные фото, тем сильнее просыпалась ревность. Но решив не делать поспешных выводов, Хан собрал всё и сложил на подоконнике. Затем, накрыв Минхо найденным тут же на спинке стула покрывалом и оставив дверь в комнату приоткрытой, направился в кухню.       Первым делом Джисон отправил сообщение Чану, кратко описав, в каком тот состоянии и попросив никому не рассказывать. Ответ пришел незамедлительно, Чан просил писать ему при первой же необходимости. Джисон отложил телефон и, набрав в стакан воды, отнес его в спальню, оставив на тумбочке. Минхо выглядел опустошенным, но, по крайней мере, он спал, что давало надежду на то, что он успокоился. Коты облепили хозяина, укрывая своими тельцами и даря спокойствие.       Джисон вернулся на кухню и принялся за уборку. Вымыл всю посуду в раковине, собрал мусор. Перешел в гостиную. Опрокинутый стакан валялся на полу рядом с рассыпанным попкорном. Джисон до сих пор не знал, о ком говорил старший, кого он якобы бросил, и почему считает себя ужасным человеком. Прибрав в гостиной, Джисон заглянул в холодильник. Испорченное молоко полетело в мусорку, как и контейнер с протухшей едой. Взяв с комода ключи, Джисон еще раз заглянул в комнату и, убедившись, что Минхо спит, вышел из квартиры, направляясь в ближайший магазин. Быстро пробежавшись между рядами в магазине, Джисон расплатился и вышел с двумя полными пакетами. Путь занял совсем немного времени, благо магазин в соседнем доме был открыт. Поднявшись на этаж, Джисон прислушался – из квартиры не доносилось ни звука. Хан тихо открыл ключами дверь и, стараясь на шуршать пакетами, прошел на кухню. Разложив продукты, Джисон принялся готовить ужин. Минхо точно ничего не ел сегодня. Решив приготовить токпокки, Джисон подготовил продукты. Он был так увлечен готовкой, что не заметил, как уже проснувшийся Минхо осторожно подошел к нему со спины. Тёплые ладони обвили талию, а лоб уткнулся в широкую спину.       – Чем так вкусно пахнет? – От сонного голоса Минхо в животе Джисона затрепетали бабочки. Хан развернулся в руках старшего и обнял его за плечи, прижав к себе.       – Решил приготовить токпокки. Сейчас как раз будешь пробовать. – Джисон слегка отстранился и серьезно посмотрел на Минхо. – Ты в порядке? – Ответом был слегка задумчивый кивок. – Расскажешь, если готов?       Минхо сжал талию Джисона, положив голову ему на грудь.       – Он был моим лучшим другом. Моей первой любовью. Но невзаимной. Я признался ему, но он оставил это без ответа, а я не напоминал. Через пару лет я уехал сюда, а он остался. Мы не говорили как друзья больше 10 лет, да, периодически он звонил... когда нужны были деньги. Я всегда был занят, когда приезжал к родителям, но с ним мы виделись лишь тогда, когда я отправлял его в реабилитационный центр. А два дня назад моя мама позвонила мне, сообщая, что он умер от передозировки. Один. В захолустной грязной хибаре. – Губы Минхо затряслись, а глаза вновь наполнились слезами. Джисон сжал Минхо в объятиях, оставляя невесомые поцелуи на волосах. – И я понял, что бросил его. Совсем одного. В какой-то степени я тоже виноват в его… в том, что он...       Джисон аккуратно взял в ладони покрасневшее лицо Минхо и, нахмурившись, посмотрел в глаза, вселяя уверенность, правдивость своих слов.       – Минхо, я понимаю, что тебе больно. Вы были лучшими друзьями, ты был влюблен в него. Но послушай меня, люди сами делают выбор, как им жить дальше. Как бы не звучало жестоко, но он сам решил пойти по этому пути. Если у него были проблемы в жизни, ему нужно было принять помощь, но он выбрал наркотики. Прошло больше 10 лет. Ты не обязан отвечать за действия других людей.       Минхо сдался. Он плакал, не сдерживаясь, заливая соленой влагой майку Джисона, его грудь. Истерики накатывали волнами, накрывая с головой. Минхо понимал, что Джисон прав, он прав, но боль от потери когда-то близкого человека душила, раздирала. Но тепло Джисона успокаивало, Минхо чувствовал, что он не один, что его не бросят.       Джисон гладил его по голове, давая выплакаться, высказаться. Его сердце плакало вместе с Минхо, ему было очень жаль, что Минхо перекладывает на себя вину за смерть друга. Джисон знал, что он сделает всё, абсолютно всё, лишь бы Минхо был счастлив.       Спустя полчаса Минхо, наконец, успокоился. Он глубоко зевнул, потирая глаза. Мягкое прикосновение теплых пальцев отвлекло, и Минхо уставился на Джисона расфокусированным взглядом. Губы Хана тронула улыбка. Что-то внутри дрожало каждый раз, когда старший смотрел на него.       Джисон поднялся и протянул руку:       – Давай я сейчас положу тебе токпокки, а ты за это время умоешься, хорошо? – Минхо кивнул, вытирая слёзы краем футболки. С этими словами Джисон подтолкнул старшего к ванной, принявшись накладывать еду в тарелки.       После ужина Джисон усадил зевающего Минхо на кровать и приоткрыл окно, впуская свежий воздух. Затем сел рядом и приобнял старшего, который едва сдерживал сонливость.       – Давай, малыш, засыпай. Когда ты проснешься, я буду здесь. Проверю, всё ли с тобой в порядке.       Минхо коснулся руки младшего и сжал. Ладонь Джисона была немного грубой, со старыми мозолями, но теплой; успокаивающие поглаживания дарили ощущение безопасности и нужности.       – Спасибо, Хани. Я никогда не смогу отплатить тебе за всё то, что ты делаешь для меня.       Джисон по-доброму усмехнулся и подтолкнул Минхо к подушке:       – Ты знаешь, что мне ничего не нужно. Я лишь хочу, чтобы ты был в порядке. Я делаю всё это бескорыстно. Ну, разве что… – Минхо приоткрыл один глаз, глядя на Джисона из-под опущенных ресниц. – Угостишь меня чизкейком собственного приготовления?…       Тихий смех Минхо вызывал мурашки у Джисона, заставляя влюбляться еще сильнее. Старший погладил его по руке, кивая и зевая одновременно.       – Конечно, Хани, всё, что ты захочешь. Думаю, когда приду в себя, я буду весь твой.       Сердце пропустило удар от таких слов Минхо, но Джисон даже вида не подал, улыбаясь и укутывая старшего в одеяло.       – Давай спи, детка. – Фырканье Минхо спугнуло лежавших в комнате котов. – И не фыркай мне тут. Ты мне нужен отдохнувшим и выспавшимся, иначе я позвоню Чану.       – Нет, умоляю. Не позволяй ему приходить сюда. – Минхо улыбался и шептал сквозь накатывающий сон. – Он будет читать мне лекции, и устраивать психотерапевтические сеансы со своими ужасными благовонными палочками.       Джисон рассмеялся и погладил Минхо по голове, зарываясь пальцами в мягкие волосы. Затем аккуратно прикрыв дверь, он прошел в гостиную, убирая беспорядок. Звонок начальнику Минхо был нужным, но волнительным, потому что Джисон собирался рассказать чужую тайну – он не хотел раскрывать истинную причину отсутствия Минхо без его согласия, но так же понимал, что ближайшие несколько дней Минхо вряд ли появится на работе. Видимое спокойствие Минхо было обманчивым, Джисон знал, что истерики будут еще не раз. К счастью, начальник оказался понимающим человеком и всё понял, предоставив Минхо несколько дней отгула. Джисон поблагодарил его и сбросил вызов. Следующим человеком, которому он позвонил, был Чан. Джисон кратко пересказал Чану случившееся, заверив, что будет присматривать за старшим, пока он не вернется к прежнему состоянию. Чан горячо поблагодарил Джисона за заботу, и попросил обязательно обращаться к нему в случае необходимости. Джисон уверил, что так и поступит.       Усталость накатила неожиданно, словно вырвалась из запертого ящика. Джисон понял, что сам едва держится на ногах. Накрывшись пледом, он прилег на диван, намереваясь просто полежать, но мгновенно заснул, едва коснувшись головой подушки.       Спустя пару дней Минхо вроде бы почти успокоился. Срывов стало меньше, лишь одинокие слёзы иногда скатывались мокрыми дорожками по лицу старшего. Джисон всегда был рядом в такие моменты, сжимая старшего в объятиях и нашептывая ласковые слова. Минхо приходил в себя и неизменно просил прощения за проявление эмоций, за срывы, а Джисон лишь сильнее обнимал и старался шутить, чтобы развеять обстановку.       И когда Джисон уже думал, что всё пришло в норму, что старший потихоньку возвращается к жизни, и теперь ему нужно будет уйти на безопасное расстояние от Минхо, чтобы не смущать его своей заботой, в один из вечеров случилось то, что изменило их жизни, дав толчок чему-то новому.       Джисон как обычно дремал на диване, но проснулся от неловкого касания к руке. Разлепив глаза, Хан увидел стоящего над ним Минхо с красными глазами и всего дрожащего. Мгновенно подскочив, Джисон усадил Минхо рядом и нежно погладил его плечо.       – Ты как? – Нежное касание заставило Минхо вздрогнуть и всхлипнуть. – Нет, нет, не нужно плакать.       В ответ Минхо лишь вскинул на Джисона глаза, в которых уже дрожали слёзы.       – Иди сюда, – Джисон раскрыл объятия, предлагая защиту и поддержку, и Минхо без сил упал прямо в эту нежность. – Ну что ты... Не нужно плакать, малыш. Всё хорошо. Я здесь. Я с тобой.       Минхо кивал, как болванчик, вцепившись в майку Джисона. Он чувствовал лёгкие невесомые поцелуи в висок, тихий шёпот в ухо, сильные тёплые объятия. Минхо чувствовал свою нужность.       – Ну же, перестань себя корить. Ты не виноват, что так случилось. Уверен, он не винил тебя и не хотел, чтобы ты страдал от чувства вины. – Джисон поглаживал спину Минхо, мягко касаясь пальцами вдоль позвоночника.       – Но это я его... Я уехал. Он остался. Один. Я бросил. Я ужасный. Я не смог его уберечь. – С каждым словом голос Минхо становился всё более дрожащим и срывающимся.       Осторожно взяв заплаканное лицо Минхо в свои ладони, Джисон сцеловывал мокрые дорожки нежными касаниями. А затем, всего на миг, прижался своими губами к губам Минхо. Короткое, но так много значащее мгновение. Они не двигались, лишь жались друг к другу как потерявшиеся души. Отстранившись, Джисон прижался лбом ко лбу Минхо, прикрыв глаза.       – Прости... Мне не стоило...       Резким порывом Минхо впечатался в Джисона, всхлипывая и ища своими губами его. Вжимаясь в ошарашенного Джисона, Минхо перелез к нему на колени, устроившись на нем. Беспорядочные поцелуи рассыпались лепестками по лицу и шее Джисона, перемежаясь с лёгкими укусами и тихими стонами. Минхо ёрзал на бёдрах Джисона, ища желанное трение, пальцами пытаясь расстегнуть ширинку младшего. Но, как бы приятно не было, Джисон понимал, что Минхо в отчаянии, он сильно расстроен и, скорее всего, завтра будет жалеть о том, что делает. Поэтому, мягко перехватив запястья старшего, Хан сжал их, не сильно, но достаточно, чтобы Минхо сконцентрировал внимание на нем.       – Послушай, Минхо...       – Я не нравлюсь тебе? Ты не хочешь?.. – В глазах напротив снова собирались слёзы, а плечи задрожали в немом всхлипе.       – Конечно, ты мне нравишься... – Джисон судорожно выдохнул, ощущая, как руки Минхо, вырвавшись из захвата, забрались под майку, очерчивая грудные мышцы. Пришлось снова перехватить внимание, мягким рывком пересадив Минхо на место рядом.       – Минхо, послушай меня. Ты мне нравишься, и да, я ужасно сильно хочу тебя, всегда хотел, но сейчас неподходящий момент, окей? – Джисон нежно провел ладонью по щеке Минхо, и тот сразу же прильнул к ней, продлевая касание.       – Ты прав... Ты всегда прав, Хани. Почему я никогда не прислушивался к тебе, почему не верил?.. Я жаждал свободы, я мечтал о ней. Я был таким эгоистом, всегда...       – Детка, смотри на меня, – Джисон приподнял Минхо за подбородок, обращая внимание на себя. – Люди учатся на ошибках, это опыт. Мы все не идеальны. А ты... Ты прекрасен. Ты самый лучший во всем мире. Ты заботишься о друзьях, любишь животных, ты прекрасный сын своих родителей. Ты милый, красивый, идеальный. Я влюбился в тебя ещё тогда, в нашу первую встречу, когда ты замёрзший прыгал в классики. Я не мог ни о ком думать и очень жалел, что не взял твой номер. Но потом мы встретились, и я стал пытаться быть к тебе ближе.       Минхо часто моргал, грудь вздымалась от вздохов. Он вспоминал всё, что говорил Джисон, он переживал каждый момент заново, но теперь иначе глядя на парня напротив. Джисон. Он примчался, бросив все дела, остался рядом, поставив Минхо превыше всего. Он был рядом всегда, его поддержка и забота стали настолько привычными, что Минхо просто перестал обращать на них внимание. Он любил Минхо, долго, безответно. А Минхо разбивал ему сердце бесчисленное количество раз, хвастаясь и гордясь своей очередной хорошо проведенной ночью. Но Джисон терпел, он никогда не переставал любить Минхо. И теперь, заставив себя проанализировать своё прошлое, Минхо понял, что он на самом деле всегда сравнивал всех своих партнёров с Ханом. Он хотел, чтобы на него смотрели так же, как Джисон, заботились как Джисон, целовали как Джисон. Но быть Джисоном мог только Джисон. Его милый смущённый Хани, который сейчас сидел напротив и разбивал сердце Минхо своим признанием.       – Я понял, что ты ко мне равнодушен. Это и понятно: кто посмотрит на такого, как я. Я понимал, что тебе нужен кто-то из твоего круга, а не какой-то там автомеханик, пахнущий мазутом.       – Хани...       – Нет, правда. Я не обижаюсь. И я не требую ничего взамен. Просто дослушай. Я влюблен тебя. Очень. Я хотел бы быть рядом с тобой, защищать от всех невзгод, прятать в своих объятиях, целовать и ласкать тебя до звезд в глазах, дарить тебе свою нежность и бесконечную любовь.       – Джисон...       – Но я всё понимаю, правда. И, как говорил, ничего не требую от тебя. Мне будет достаточно продолжать быть твоим другом. Не волнуйся, мои чувства не доставят тебе дискомфорта...       – Я хочу. – Громкий крик, казалось, испугал самого Минхо. Но этого хватило, чтобы заставить Хана замолчать.       – Что... – Джисон ошеломленно уставился на Минхо, бегая взглядом по его лицу.       Минхо кивнул, закусывая губу, чтобы вновь не разреветься.       – Я хочу. Хочу быть с тобой. Хочу прятаться в твоих объятиях. Хочу целовать тебя в ответ. Хочу купаться в твоей нежности и дарить тебе свою в ответ. Я хочу любить тебя.       Минхо дрожал, его глаза наполнились слезами. Пальцы бесконтрольно дергали низ майки. Джисон выдохнул. Он так долго ждал этого, что теперь, получив, завис. Джисон рассматривал Минхо, а тот, в свою очередь, рассматривал свои руки, боясь посмотреть на Хана. Но когда всё же решился поднять взгляд – увидел мокрые глаза, дорожки слёз на медовых щеках и бесконечную любовь.       – Хани… Скажи что-нибудь…       Джисон словно очнулся и бросился вперед, сминая Минхо в объятиях. Покрывая поцелуями всё его лицо, шею, плечи.       – Ты мне нравишься, Минхо. Так сильно нравишься…       Бессвязный шепот щекотал ухо, отчего Минхо сжался и рассмеялся, сжимая плечи Джисона.       – Щекотно! – Громкий смех разнесся по комнате. – Хани, отпусти!       Вдруг Джисон отстранился ровно настолько, чтобы смог посмотреть в глаза напротив, и твердым, лишь немного дрожащим голосом произнес:       – Теперь никогда. Я никогда не отпущу тебя, Минхо.       Уголки губ приподнялись, и Минхо уткнулся носом в местечко под шеей Джисона. – Не отпускай. Никогда. Ни за что не отпускай.       Джисон поглаживал спину Минхо, пока тот, расслабившись, водил пальцами по его груди, вырисовывая только ему известные узоры. Размеренное дыхание Джисона и спокойный стук его сердца успокаивал. Минхо, наконец, почувствовал себя на своем месте. Всё было так правильно, так по-настоящему правильно. Он чувствовал умиротворение, теплоту и заботу в объятиях Джисона. Оказалось, вот, что нужно было, чтобы все невзгоды и проблемы ушли.       Дни проходили однообразно: Джисон готовил завтрак, просматривал рабочую почту и отвечал на звонки работников и клиентов, затем парни обедали, а там и вечер наступал. Джисон был счастлив. Он знал, что сделает всё, что нужно, пожертвует всем, лишь бы Минхо был в комфорте. Он так сильно любит его. Так сильно, что думал, что остановится сердце, когда услышал взаимное признание. И теперь Минхо каждый вечер греется в его объятиях, ласкает его кожу и душу своими прикосновениями.       – Малыш? – Тихий голос нарушает тишину. Минхо вскидывает голову, утыкаясь носом, словно котенок, под подбородок Джисона. Тот в ответ чешет его за ушком, целуя в волосы. – Нужно ложиться спать. Мне, конечно, жутко хорошо так лежать с тобой, но на кровати тебе будет удобнее.       – Ты останешься. – Не вопрос, утверждение. – Джисон.       Минхо вскидывает голову и отодвигается, чтобы заглянуть в глаза напротив. Не давая времени ответить, Минхо пододвигается ближе и тянется вперед, шепча в самые губы Джисона:       – Я хочу, чтобы ты остался.       Ладони скользят под майку Джисона, губы мажут по губам напротив, спускаясь на шею, прикусывая нежную кожу на ключице. Джисон резко вдыхает, задерживая воздух и неотрывно следя за Минхо. Когда тот толкает его на диван и спускается губами вниз к груди, задирая его майку, Джисон несдержанно стонет, откидывая голову на подлокотник. Ловкие пальцы Минхо стягивают с Джисона штаны вместе с бельем. В голове шумит, в висках стучит, глаза закатываются от удовольствия, когда Джисон чувствует горячие губы, спускающиеся с живота вниз. Руки судорожно сжимают волосы старшего, который не теряет времени и не дает Джисону думать о происходящем. Жар обволакивает пульсирующий член, и Джисон давится стоном, когда Минхо насаживается ртом, касаясь носом лобка. Быстрые движения головой подталкивают Хана к самому краю, и ему совсем не обидно, что он с громким стоном кончает спустя всего несколько толчков в теплый рот Минхо. Старший отстраняется, вытирая губы, и тянется за поцелуем, поглаживая вздымающуюся грудь Джисона. Младший чувствует влажность на бедрах и опускает взгляд. Сладкая дрожь пробирает всё его тело, когда Джисон понимает, что Минхо кончил, не прикоснувшись к себе.       – Ты слишком сладко стонал, я не смог устоять, – старший ластится, словно большой кот.       Джисон нежно обнимает его поперек спины, прижимая к себе. Сладостная нега утаскивает в свои объятия, но Минхо отстраняется и, несмотря на возгласы Джисона, тянет его в душ. Там они проводят еще один раунд, но теперь очередь Хана кончать от стонов. Минхо цепляется за его плечи, стараясь не свалиться прямо на плитку. Он ныряет в теплые объятия Джисона, который нежно вытирает его пушистым полотенцем и целует в висок. Они вдвоем надевают смешные пижамы: Джисон – со Спанч Бобом, Минхо – с Патриком. Старший тащит Джисона в постель, сразу же прижимаясь максимально близко и переплетаясь ногами с ногами Джисона. Тот, в свою очередь, уже через пару минут бурчит, что слишком жарко. Но продолжает лежать вплотную к Минхо, обнимаясь и целуясь.

***

      Джисон часто оставался у Минхо на ночь. Их ласки никогда не заходили дальше минетов или совместной дрочки. Минхо несколько раз пытался вывести Джисона на что-то большее, но младший всегда твердил, что им некуда спешить. Они встречались лишь 2 недели, но у Минхо реально был пожар в штанах каждый раз. Джисон выходит из душа с голым торсом, вытирая волосы полотенцем? У Минхо стоит. Джисон, закусив губу, ищет в интернете что-то по работе? Минхо уже готов. Джисон обувается, наклонившись и явив миру свой прекрасный зад? Минхо скачет на коне похоти прямиком к Джисону. Хан же просто обнимал горящего Минхо, и пытался успокоить его, нежно целуя то за ушком, то в линию подбородка слева. А это, между прочим, эрогенные зоны Минхо!       Вот и сейчас парни сидели в кафе вместе с остальными друзьями, а у Минхо просто горел зад. Джисон толком ничего и понять не успел, когда Минхо настойчиво сжал его бедро, продвигая руку ближе к паху. Младший протестующе забурчал, но был вынужден прикусить губу, чтобы не застонать в голос, когда горячая ладонь Минхо улеглась ему между ног. С губ Джисона сорвался задушенный писк. Операция «Не выдай своим друзьям, что у тебя стояк» была провалена, потому что буквально сразу же парочка получила в ответ осуждающий взгляд Феликса и глубокий вздох Сынмина. Но никто не смог переплюнуть Чана с его словами «Снимите уже себе комнату», на что Минхо уселся ровно и стыдливо опустил взгляд в пол.       – Вы, ребята, наверное, затрахали всех соседей. – Насмешливый голос Чанбина заставил Джисона грозно вскинуть взгляд, чтобы тут же рассмеяться, уж слишком довольным выглядел его хён.       – Увы, Чанбин-а, ты не угадал. Мы еще не трахались. – Минхо спокойно попивал коктейль, в то время как у Джисона кофе чуть не пошел носом.       – Минхо! – Младший кашлял и вытирал выступившие слёзы. – Мы не будем обсуждать нашу сексуальную жизнь при всех.       – А что такого? Мне нужно кому-то пожаловаться на тебя. Может, я уже весь горю в ожидании, когда ты мне вставишь.       – Минхо!!! – Джисон со страдальческим стоном сполз вниз по сиденью, прикрывая лицо руками.       – Малыш, ну обещай, обещай при всех, что ты мне вставишь в самое ближайшее время! – Минхо показательно ныл, сдерживая улыбку, Джисон был готов провалиться сквозь землю, а все шесть невольных свидетелей откровенного разговора реагировали по-разному: Сынмин закатил глаза, Чанбин и Чан хихикали и толкались, Феликс качал головой и с улыбкой осуждающе смотрел на Минхо, Хёнджин старался спокойно допить свой кофе и не подавиться от смеха, а Чонин просто делал вид, что залипает в телефон, хоть и никак не убирал руку от лица, скрывающую улыбку.       – Минхо, может он просто хочет быть снизу, но не знает, как тебе сказать? – Прямолинейность Чонина всё же вылезла наружу, загоняя бедного Джисона в еще большую краску.       – Ян Чонин! Как ты разговариваешь со своим начальником?       Компания еще немного посмеялась, и на этом стёб над Джисоном закончился, а Минхо довольно допивал коктейль.       – Ладно, ребята, мне нужно бежать. Крупный заказчик назначил встречу со всем отделом, я не могу опоздать. – Минхо встал из-за стола и, потянувшись к Джисону, нежно поцеловал его под свист и тихие аплодисменты компании. – Я люблю тебя, милый. Встретимся дома.       Минхо помахал, прощаясь с ребятами, и направился к выходу. Джисон сидел с парнями еще около часа, после чего все разбрелись по делам, а Хан направился по магазинам, вспоминая на ходу, что просил купить Минхо и чего не хватает дома.       Вечером Минхо распаковывал коробку, когда Джисон зашел на кухню, вытирая влажные волосы полотенцем.       – Что делаешь?       Минхо достал из коробки жестяную банку, удивленно разглядывая ее, и поставил на стол.       – Феликс привез подарок. Он со своими детьми ездил на конкурс за рубежом. Им надарили подарков, так он привез один для меня… – Минхо оглянулся на Джисона, который опирался о дверь, сложив руки на груди и разглядывая Минхо. – …для нас.       Отвести взгляд от Джисона было чертовски трудно. К влажному телу местами прилипла футболка, облепляя точеные мышцы и штанги пирсинга. Спортивные штаны слишком плотно облегали крепкие бёдра, позволяя Минхо фантазировать о всяких непотребствах. С трудом сглотнув тяжелый ком в горле, Минхо перевел внимание на коробку.       Джисон подавил смешок и кивнул на банку:       – Так что это?       – Понятия не имею, – Минхо фыркнул и улыбнулся. – Судя по записке в коробке, это какое-то молоко.       – Кто додумался консервировать молоко? А, главное, зачем?       – Сейчас узнаем, что это. Мне не терпится. – Минхо выхватил из выдвижного ящика открывалку и быстро расправился с крышкой. Осторожно понюхав белую липкую жидкость, Минхо аккуратно окунул в нее кончик указательного пальца и лизнул. Глаза зажмурились, и он блаженно застонал.       – Боже, это пища богов.       Снова палец в банку, на этот раз выпачкав чуть больше. Снова язык слизал сладость и Минхо почти замурчал. Он повернулся к Джисону, всё еще держа палец во рту, и замер. Глаза Джисона напоминали два черных озера, подернутых дымкой желания. Его пальцы сильно сжимали свои же бицепсы. Минхо кинул быстрый взгляд ниже и прерывисто выдохнул: Джисон хотел его. Всё еще не отрывая взгляд от Джисона, Минхо постепенно переставал контролировать себя. Он окунул в банку два пальца и, подняв их ко рту, медленно положил на язык, позволяя белой сладости стекать по нему. Это выглядело так возбуждающе и так греховно.       Джисон едва удержался на ногах, когда Минхо облизал палец. Этот маленький чертенок, видимо, не понимает, что он делает с Джисоном. Ох, он еще и мурчит, словно довольный кот, наевшийся сметаны. Когда Минхо повернулся к Джисону, тот едва в обморок не упал от картины перед ним. В голове и в штанах пульсировало чистое желание, Минхо заметил это, определенно, и Хану пришлось приложить все силы, чтобы не сорваться. И когда Джисон думал, что хуже быть уже в принципе не может, Минхо снова направил пальцы в банку. Темный взгляд Джисона следил за каждым движением пальцев, которые сейчас лежали на мягком языке, покручиваясь во рту и размазывая белую жидкость. С подбородка Минхо стекала смесь сладости и слюны, превращая самого Минхо в настоящего падшего ангела.       Минхо дрожал. Ноги подкашивались, а зажатый в штанах член болезненно дергался, прося о внимании. Он видел, что он делает с Джисоном. Минхо знал, что эта игра не закончится простым целомудренным поцелуем. Да и он и не хотел. Минхо хотел, чтобы Джисон взял его на всех поверхностях этой квартиры, много, много раз. Медленно и нежно. Быстро и грубо. Выманивая нежные стоны. Выбивая хриплые вскрики. Заставляя плакать и выстанывать его имя. Принимать в себя приносящие наслаждение пальцы, вскрикивая от удовольствия. Извиваться, желая большего. Подставляться под сильные толчки, сжимая мощные плечи. Любить и получать любовь в ответ.       Едва первая капля сорвалась с подбородка Минхо на ключицу, мозг Джисона отключился. Медленной хищной походкой он приближался к своей жертве, заключая ее в капкан. Оказавшись вплотную к Минхо, Джисон пальцем поддел его подбородок и широким мазком языка поднялся с ключицы вверх по шее вплоть до самых губ, слизывая весь беспорядок.       – Мм, пальчики оближешь. С этой сладостью ты еще аппетитнее…       Минхо рвано выдохнул и вцепился в предплечья Джисона.       – Ты такой сладкий, детка. – Легкий поцелуй на щеке. – Хотел поиграть со мной? – Тихий, посылающий мурашки, шепот в ухо заставил Минхо почти заскулить.       – Д-да…       – Как ты думаешь, кто выиграл в этой игре, м? – Сильные руки обвили талию Минхо, прижимая ближе к горячему телу.       Ответом послужил протяжный стон, когда Джисон зажал зубами нежную кожу на шее.       – Хани… – Минхо выдохнул имя полустоном, полушепотом, сжимая майку возлюбленного.       – Чего ты хочешь, сладкий? – Влажные губы прошлись по линии челюсти, заставляя Минхо подставляться под эти ласки. – Давай, скажи. Я сделаю всё, что ты захочешь.       Минхо почти захныкал, когда горячая рука опустилась поверх штанов на его изнывающий без внимания член.       – Тебя… Мне нужен ты.       – Конкретнее. – Джисон поглаживал Минхо через ткань и медленно терся бедрами в ритм руки.       Джисон прижимал к себе Минхо, обвивая рукой талию. Жар от его ладоней был таким, что у Минхо было чувство, будто его засыпали раскалёнными углями.       У Минхо срывало башню, разум закручивало воронкой и уносило через стоны.       А у Джисона сносило крышу от Минхо.       – Хочу... я хочу… – Минхо не мог связать и двух слов, прерывисто дыша и толкаясь в руку Джисона. – Прикоснись… ко мне. Везде.       – Как пожелаешь. – Джисон рывком стянул с Минхо штаны вместе с бельем. Одна рука огладила бедро старшего, переходя на пульсирующий член. Громкий вскрик вырвался из Минхо, а его бедра неконтролируемо задрожали. Другой рукой Джисон обвил крепкие бедра, прижимая ближе.       – Ты будешь послушным? – Рука Джисона замедлила темп, едва поглаживая дергающийся член Минхо. – Такой разбитый, такой нуждающийся во мне.       – Я буду хорошим для тебя… Сделай меня своим.       Джисон убрал руку с бедер, мягко, но настойчиво коснувшись пальцами мокрого языка Минхо. Достаточно смочив их, Джисон отвлек Минхо, вовлекая его в глубокий жадный поцелуй. А через секунду Минхо захлебнулся стоном, почувствовав руку Джисона, которая пробиралась между ягодицами. Рука на члене немного ускорила темп, пока Джисон пальцами другой руки ласкал сжимающийся сфинктер, размазывая влагу.       Минхо ничего не соображал. Всё его естество дрожало, желая Джисона. Неспешные ласки того доводили Минхо до звезд, заставляя трястись как в припадке. Он хотел только одного: чтобы это не заканчивалось никогда. Он хотел, чтобы Джисон брал его снова и снова, ласкал до звезд перед глазами, до потери голоса заставляя кричать под его сильным телом.       Руки Минхо пробрались под футболку младшего, короткими ногтями задевая штанги в сосках и царапая нежную кожу на рёбрах. Минхо закинул ногу на бедро Джисона, предоставляя тому больше места для ласк. Младший понял немой намёк и подразнил кончиком пальца пульсирующий вход. Громкий стон в самое ухо на секунду оглушил Джисона, протолкнувшего первый палец до фаланги.       – Господи, Минхо… Ты такой…       Джисон, не переставая, целовал Минхо везде, куда дотягивался, кусая кожу и оставляя краснеющие засосы. Рука на члене двигалась в темп с пальцем внутри Минхо, к которому вскоре прибавился второй. Старший, сцепив руки на шее Джисона и держась за него, старался двигаться в одном с ним темпе, пытаясь самостоятельно насадиться на пальцы. Джисон уже не обращал внимания на свой болезненно ноющий член, он вбирал в себя тихие стоны Минхо, ощущал гладкость его кожи, податливость его тела и это было наивысшей наградой. В эту минуту свое удовольствие отошло на второй план, затерялось на задворках сознания, нет ничего - только он, только Минхо, только его ощущения и чувства, только его разгоряченное тело, только его опаляющее прерывистое дыхание и глаза... Глаза, полные страсти, нежности и любви.       – Хани, боже… Пожалуйста…       Увидеть Минхо таким разбитым, услышать его нуждающийся голос… это как восьмое чудо света для Джисона. Он до боли, до слёз, до хруста костей хотел Минхо. Хотел слышать его, шепчущим имя Джисона, просящим о большем, плачущим от удовольствия, кричащим от оргазмов. И он сам готов был вывернуть себя наизнанку, доставляя Минхо неземное удовольствие, заставляя землю разверзнуться, чтобы поглотить их обоих в огне страсти.       Джисон ускорил движения на члене Минхо, разводя пальцы в стороны и толкаясь в жаркие стенки, нащупывая заветный комок нервов. И когда он понял по протяжному стону Минхо, что нашел, то, не переставая, бился об него пальцами, заставляя Минхо дрожать в его руках, громко вскрикивая от подступающего оргазма. Почувствовав, что Минхо близок, Джисон сжал головку, лаская большим пальцем щель, медленно и поступательно поглаживая пальцами чувствительное место. Минхо выгнулся до хруста позвонков, натянувшись, словно струна, и с громкими стонами толчками излился на животы, обмякая и подрагивая в руках Джисона. Частое дыхание перемежалось с короткими всхлипами, тело Минхо дрожало, пока Джисон, аккуратно убрав пальцы, нежно прижимал его к себе, поглаживая его член и размазывая сперму по всей длине. Минхо прижался всем телом, тихо простонав от стимуляции. Легкими поцелуями Джисон осыпал лицо старшего, практически невесомо подхватив того, чтобы аккуратно отнести в постель.       Пока Джисон ходил за полотенцем, смачивая его в теплой воде, Минхо успел уснуть. Младший бережно стёр с него не успевшие засохнуть белесые полосы, а затем укрыл одеялом и оставил нежный поцелуй на виске.       – Хани… – Сонный Минхо наощупь сжал руку младшего, притягивая к себе, словно пытаясь обвернуть вокруг себя.       – Тише, малыш, отдыхай. Я никуда не уйду, – Джисон кинул полотенце на спинку стула и прилег рядом с Минхо, прижимаясь грудью к горячей спине. Последней мыслью, посетившей Джисона перед тем, как провалиться в сон, было то, что засыпать с Минхо рядом было самой правильной вещью во Вселенной.       Их любовь друг к другу росла в геометрической прогрессии, наполняя сердца теплотой и заботой.

***

      Джисон был счастлив с Минхо. Они многое поняли и о многом говорили. Старались во всем доверять друг другу, вспоминая прошлое как печальный опыт. Они знали о предпочтениях друг друга в еде, музыке, одежде, сексе. Было не страшно узнавать что-то новое. Минхо старался не пропадать на работе, когда Джисон рано освобождался. Джисон старался не оставаться после закрытия станции, когда Минхо звонил, что едет домой. Они жили вместе уже полгода, едва не подравшись, решая, кто к кому переедет. Минхо не хотел перевозить котов на новое место, Джисон не хотел уезжать из своей прекрасно обустроенной квартиры. В итоге Джисон сдался, еще долго припоминая Минхо его нечестную игру.       – Ты не можешь воздействовать на меня таким способом, – тяжело дышащий после головокружительного минета Джисон расслабленно перебирал волосы Минхо, который устроился на груди своего парня.       – На войне все средства хороши, милый.       Их друзья были счастливы, что они сошлись, ведь они идеально подходили друг другу. Чонин даже расчувствовался и почти пустил слезу, обнимая Минхо со словами «Хён, теперь твоя машина – вне очереди на станции». Старший тогда рассмеялся, прижимая к себе парня, и спросил, можно ли он будет называть Чонина Русалкой, на что младший отчаянно протестующе замахал руками, обращаясь к Джисону, чтобы тот «перевоспитал своего наглого мужика».       Парни много общались одной большой компанией, практически живя у Феликса в студии. Джисон часто в перерывах утаскивал Минхо в различные помещения, оправдывая себя тем, что он слишком соскучился по поцелуям.       – Ты слышишь, как бьется мое сердце? Оно бьется только для тебя. Прислушайся, хён, моё сердце говорит: «Минхо, я люблю тебя. Минхо, идем в подсобку».       – Ты такой дурак, – нежная улыбка украсила лицо Минхо.       – Я хотел завоевать тебя, – Джисон улыбается в ответ и крепче сжимает ладонь Минхо в своей руке.       – Чтобы меня очаровать, не обязательно цитировать дядю Фестера.       Одним из излюбленных мест в студии была темная душная подсобка, размером со спичечную коробку. Там едва хватало места для размещения всяких швабр, вёдер и моющих средств. Так что приходилось стоять на одном месте, прижимаясь так тесно, что кружилась голова. Но даже если бы они сейчас были в помещении размером с футбольный манеж, расстояния между телами не было бы всё равно. Пылкие горячие поцелуи распаляли желание продолжать, но им приходилось ждать возвращения домой, потому что всегда, спустя 10 минут после их пропажи, в дверь подсобки раздавался тактичный стук и басистый голос Феликса напоминал, что в месте, где учатся дети, не должно пахнуть сексом. После этого Феликс уходил, давая парочке время привести себя в порядок и вернуться в зал под улюлюканье остальных.       В выходные они часто посещали еще не изведанные места в городе: парки, музеи, бары. Минхо отдавал себя всего этой любви, он был счастлив как никогда рядом с Джисоном. Тот, в свою очередь, купал старшего в нежности, заботясь и поддерживая как мог. Разногласия быстро решались компромиссами, любые вопросы и обиды решались разговорами. За время, проведенное вместе, оба пересмотрели свои принципы, подстраиваясь друг под друга. И теперь, кажется, нашли ту золотую середину, ту сокровищницу, что подарила им возможность быть счастливыми. Осталось лишь одна цель, которая была желанной с обеих сторон. Звено, которое соединит их на всю жизнь.

*спустя несколько лет*

      Минхо не успевает далеко отойти, как сильные руки прижимают его спиной к широкой груди. Руки блуждают по груди, цепляя все эрогенные зоны, которые Джисон так хорошо выучил за эти годы. Кольцо на пальце скользит по коже, оставляя после себя прохладный след. Дыхание учащается, во рту пересыхает, когда лёгкие поцелуи-бабочки спускаются по шее на плечо. Зубы слегка прихватывают кожу, но эта боль сладкая, с привкусом возбуждения. Внизу живота давно жарко и тяжело от предвкушения.       Джисон не оставляет между ними расстояния и мягко прижимает Минхо грудью к стене, тут же накрывая своим телом. Вжимается пахом, показывая, насколько Минхо владеет им. Естественной смазки вполне хватает, чтобы легко проскользнуть меж прекрасных бёдер любимого. Толчок. Ещё. И ещё.       Минхо так нравится это. Чувствовать, что он контролирует ситуацию, сжимая или расслабляя бёдра. Тяжёлые выдохи и хриплые стоны щекочут шею – Джисон никогда не сдерживался, полностью отдавая себя процессу. Пальцы сжимают тазовые косточки, и Минхо шипит – слишком сильно, точно останутся отметины.       – Прости, малыш... Ты такой аппетитный...       Укус в плечо, за которым сразу же следует отвлекающий шлепок по упругому заду. А затем ещё один. И ещё. И ещё.       Прерывистые стоны Минхо разрывают ночную тишину. Он сильнее сжимает бёдра, и улыбается, слыша судорожный вздох за спиной.       – Ты... маленькая мстительная сучка.       – Не говори, что тебе не нравится. Я намекаю, чтобы ты уже, наконец, трахнул меня.       – Всё, что пожелаешь.       Один мощный толчок на всю длину практически выбивает дыхание, заставляя Минхо вжаться лицом в стену и почти заскулить. Джисон быстро выравнивает темп, шепча такие пошлости, что кончики ушей немедленно краснеют. За столько лет, проведенных вместе, Минхо не научился спокойно принимать эту сторону своего мужа: грязные возбуждающие разговоры в постели и милые нежные объятия после секса. Минхо тянется рукой вниз, но сильные ладони тут же ловят запястья и скрещивают их за спиной.       – Нет, малыш. Ты кончишь только от моего члена в своей прекрасной попке. Ты так прекрасен передо мной.       – Слишком приторно. Ты можешь лучше...       Хватка на запястьях усиливается.       – А ты можешь громче.       Сумасшедший темп, после которого Минхо точно не сможет нормально сидеть. Влажные липкие шлепки тела о тело, холодная стена против горячей груди Джисона, прямо сейчас прижимающейся к спине Минхо. Пирсинг в сосках трется о горячую кожу на спине, заставляя Джисона подрагивать от стимуляции. Громкие неконтролируемые стоны. Раскалённый и тяжёлый воздух. Времени так много, а сил сдерживать подступающий оргазм так мало. Минхо освобождает одну руку, заведя ее за голову и притягивая Джисона для поцелуя. Ноги предательски подкашиваются от горячего шёпота, обжигающего щеку:       – Я близко, малыш.       Минхо собирает все силы, чтобы связать слова в два коротких предложения, сильнее сжимает волосы Джисона и вжимается в его пах.       – Давай, любимый. Я весь твой.       Пара глубоких толчков – и Джисона накрывает волна жара, застилая глаза звёздами.       Минхо достаточно почувствовать разливающееся тепло внутри, чтобы последовать за Джисоном. Короткий вскрик, перерастающий в протяжный стон, вырывается из горла. Бёдра судорожно дрожат, и Джисон нежно поглаживает их, помогая пережить оргазм. Лёгкие касания постепенно приводят Минхо в чувство, и Джисон спешит позаботиться о любимом, относя его на кровать и бережно обтирая разомлевшее тело теплым полотенцем.       – Ты знаешь, что я люблю тебя?       – Знаю, и люблю тебя сильнее, – полный нежности поцелуй остаётся на плече, – а теперь отдыхай.       Джисон ложится лицом к лицу и закидывает ногу мужа на свое бедро, губами рассыпая свою любовь там, куда может дотянуться.       – Ты мне нужен. – Слова на грани сна, тихие и хриплые, но Джисон слышит. И плавным движением вновь заполняет еще разгоряченное тело, оставаясь внутри, пока будет возможно.       Завтра будет ранний подъем, совместные сборы на работу, горячий свежесваренный кофе от Джисона и завтрак от Минхо. Нежные спешащие поцелуи и объятия перед домом. Переписки в рабочее время от Минхо и звонки в перерывах от Джисона. Нетерпение перед встречей дома и совместный ужин. Снова нежные, но уже неспешные поцелуи, оставляющие после себя продолжение или нет, всё решится само собой.       Кто-то назовет это рутиной, засасывающей бытовухой. Кто-то будет пророчить привыкание и скорое расставание. Но для этих двоих это длится не первый год и всё это стало неотъемлемой частью жизни. Жизни двух людей, связанных любовью.