Корни тянутся к гробам

Ожидание обещанной встречи напоминало предвкушение Нового года. Как ребенок Ася гадала, как это произойдёт, сочиняла всевозможные сценарии и варианты развития событий. Тут же себя одёргивала. С чего вдруг она так распалилась? После непонятной и, по большому счёту, бессмысленной, какой-то случайной прогулки с Кариной, она ни есть, ни спать не могла, не изводя себя мыслями о «Корнях» и то ли угрозе, то ли милости от Даниила. «Он сам тебя поймает» — сказала девушка в красном плаще. Слова о волке или птицелове, на худой конец о водящем в игре в салочки, но никак не о взрослом… Кто он там, кстати? Наверное, магистрант, как и Карина с Антоном. В общем, кто-то серьёзный и в некоторой степени авторитетный. Весь этот флёр элитарной гениальности, окутывающий естественников, заставлял с ними считаться и против воли, втихомолку, восхищаться ими. Асе было несложно это делать: она всегда считала брата кем-то превосходящим простых смертных, а раз это его факультет, его круг общения, значит, они, как минимум, достойные внимания личности. Если бы Карина предрекла пресловутую весточку позже, а не на следующий день, Ася бы не вытерпела — настолько она была заинтриговала. Она поднялась до будильника, невпопад отвечала Кристине на вопросы про купаловский венок, молча соглашалась с саркастичными комментариями старосты, пропускала мимо ушей лекции и вообще все три пары просидела как на иголках. Она волновалась, что они не найдут её, забудут или окажется, что Карина пошутила. Ася не знала, что лучше предпринять: выйти ли на улицу или остаться в корпусе, а может вернуться в общежитие? Её сомнения разрешились сами собой: нерешительно спускаясь по лестнице, чтобы всё же, переместиться поближе к выходу, она заметила, что дверь аудитории №109 открыта. Ася удивилась: Родченко забыли предупредить, что заседания «Ветвей» не будет? Или по какой-то причине ребята решили собраться без неё. Что бы там ни было, Асе непременно полагалось проверить. Но в знакомой обстановке она увидела вовсе не тех, кого ожидала. В помещении полутёмном от укрывших небосклон туч замерло три фигуры. Можно соврать, что они выглядели чужеродно в этой обыденной, «социальной» обстановке. Даниил в белой рубашке поверх чёрной водолазки стоял на фоне окна, и налившаяся грозовыми вспышками базальтовая вата высвечивала его монументальную фигуру. Помещение резко сжалось из-за его присутствия: будто архангел раскрыл свои крылья — слишком огромные, чтобы вместиться в дольнем мире. Карина, снова расшитая золотым виноградом, что-то выводила на доске размашистым почерком. Ася спросила себя: почему она ни разу не вспомнила об этом приметном жилете своего брата? Они купили его вместе на блошином рынке в родном городе пару лет назад, когда Антон приезжал на каникулы. Ему эта вещица сразу приглянулась, Асе, напротив, было невдомёк, зачем ему такая экстравагантная тряпка — только на маскарад надевать. Но пожала плечами да забыла. И не задалась вопросом, куда жилет девался, отчего не нашёлся среди остальных вещей брата, которые им вернули в ходе следствия. Стоило признать, что в такой вычурной одёжке в окружении разрухи Карина всё равно смотрелась уместно, весь её облик подходил именно к этому случаю. Просто какая-то магия. Саю, сидевшую за ветхим пианино, Ася заметила в последнюю очередь. Она слилась бы с тенями, залегшими в углах, если бы не платок с каким-то ярким этническим орнаментом на плечах. Тонкая фигурка скрытая под водопадом волос, наклонилась над пожелтевшими клавишами. Длинные коготки цокали по ним, примеряясь. А на запястье левой руки алела красная нить. Едва сделав шаг внутрь, Ася, старавшаяся не шуметь, моментально привлекла всеобщее внимание. Три пары чужих, недоверчивых, но притягательных глаз скользнули по ней и их взгляды разбрелись, какой куда. Карина улыбнулась и продолжила писать. Ася напрягла зрение и ум: что-то на иностранном, буквы английские, но слова — нет. «Albo lapillo notare diem» [1] — гласила надпись, но Ася не ведала, что она означает. — Рады приветствовать тебя, Анастасия, — подчёркнуто вежливо, но вполне дружелюбно произнёс Даниил, приближаясь к Асе и протягивая ей руку для пожатия. — Можно просто «Ася», — она дотронулась до его руки. Почему-то ей показалось, что он больно сожмёт её, прямо-таки до хруста, но его прикосновение, напротив, было очень нежным, а кожа тёплой и приятной наощупь. — О, я хотела поблагодарить за то, что ты… — спохватилась Ася. — Вы спасли меня. Дважды. Спасибо. — Не стоит, — Даниил улыбнулся и склонил голову чуть набок. — Лучше на «ты». Я совсем на немного старше. — Хорошо, — Ася кивнула, но, чтобы усвоить и воплотить новый порядок ей потребовалось усилие. — Ты хотел меня видеть? — Думал, ты хотела видеть нас, — он вскинул брови, но по-настоящему удивлён, конечно, не был. Едва ли они стремились к встрече, раз их «весточка» — всего лишь призывно открытая дверь. Однако и этого безгласного призыва хватило, чтобы привлечь Асю. — Ну, кроме того, что мне следовало выразить благодарность, у меня есть пара вопросов. — Так не стесняйся задать их, — он по-джентльменски отодвинул стул у первой парты и жестом пригласил Асю сесть. Она так и поступила, а Даниил занял преподавательское кресло. Он смотрелся в нём намного уверенней, чем Родченко. Оно будто для него было создано — по размеру и положению. — Может, свет включим? — небо окончательно потемнело, а аудитория освещалась лишь коридорными лампами, чьи тусклые лучи проникали сквозь открытую дверь из коридора. — Зажжём, — Сая впервые вступила в разговор, да и то косвенно. Она чиркнула длинной спичкой с красной головкой — видимо, в первую очередь, декоративной, а не функциональной. Занявшийся огонь опалил фитиль ароматической свечи, оставленной Диной на верхней крышке пианино. Оранжевые всполохи бросили на её непроницаемое лицо тревожные тени. Сая поставила свечу в центр парты, отделявшей Даниила от Аси. — Дивная энигматическая атмосфера, — похвалила Карина, прикрывая дверь. Ася и не поняла, когда та успела отойти от доски. В герметичном пространстве воцарилась тишина. Помещение, с тьмой в котором боролся лишь слабый огонёк да режущие тучи как ножом молнии, при этом ощущалось до странности уютным. Ася с неохотой призналась себя, что ей нравится здесь находиться. Её будоражила близость «Корней» — вот они, только руку протяни, живые и настоящие, из плоти, крови и секретов, говорят с ней, слушают её и не исчезают как неверное видение. Они не сон, хоть ей и казалось, что она спит — не может же 109-й кабинет быть таким фантастическим. Без будничных перепалок «Ветвей» и солнечного света. — А где Марк? — Ася достаточно осмелела, чтобы спросить это после очередного раската грома. — У него важная миссия, — хихикнула Карина прямо у неё над ухом. И Ася вспомнила, что Варя собиралась с ним на свидание. — Как же вы попали сюда, если литературный клуб отменил заседание? — Похоже, Олег Вячеславович не слишком заботится о том, кто придёт сюда. Дверь он открыл и ключ оставил на столе, — Даниил откинулся на спинку кресла. «Он помнит имя и отчество Родченко, знает, что он тут главный и ему известно, что именно сегодня клуб не соберётся» — подумала про себя Ася. Откуда такая осведомлённость? Неужели всё из-за Вари, которая путается с их Марком? — Что планировали читать? — Карина опустилась на соседний с Асей стул. — Точно не договаривались, но, вроде, «Имя розы» или ещё что. — Что ж, вы ничего не потеряли, — усмехнулся Даниил. — Почти семьсот страниц крайне неудобоваримого текста. — Плохой роман? — Ася насторожилась. Его Женя предлагала. — Восхитительный! — выдохнула Карина, а Даниил одобрительно кивнул. — К сожалению, не всем интересны споры средневековых монахов о том, смеялся ли Христос. — И что же: смеялся? — Как знать, — развёл руками Даниил. — Вернее, у кого как. Кариссимэ, [2] у тебя смеётся? — Разумеется! — и Карина сама звонко засмеялась. — Сая, а у тебя? — По-моему, все боги это делают, — тень в углу пожала плечами. — По крайней мере, будь я богиней, всё время бы хохотала. — Да, я тоже, — согласилась Карина и перевела вишнёвые глаза на Асю. — А как насчёт тебя? Смеётся ли твой? — Не знаю, — Асе не нравилось, что разговор свернул в какую-то абстрактную сторону, в дебри, совершенно ей чуждые. Ей подумалось, что должно быть именно так чувствует себя незадачливый соискатель, явившийся на собеседование к работодателю. Который вот-вот провалится и услышит унизительное «мы вам перезвоним». — Жаль. — Что ж, благодарность ты принесла. Как насчёт вопросов? — всезнающий Даниил придвинулся ближе к столу. — Ты видел, кто столкнул Женю? — выпалила Ася, хотя планировала начать издалека. — Естественно. Это произошло у меня на глазах, я и скорую вызвал. — И кто это был? — Высокая женщина, — осторожно подбирая слова, произнёс Даниил. — Не знаю или не помню её имени. Должно быть, она с социального отделения. Я удивился, когда заметил, что она бродит по оранжерее во время практического занятия магистрантов. Но формально правила не воспрещают входить внутрь кому бы то ни было. За окном бушевала буря, а внутри Аси клокотало и пенилось недоверие. Он явно намекал на Веронику Платоновну. И это возможный поворот — она Женю не любила, а Родченко слишком ревновала. К тому же вряд ли Даниилу известна подноготная этой истории. Если он не выдумал себе алиби, то это правда?.. — А кости? Ну, те останки в подземелье, на которые я наткнулась. Куда они делись? — Ася решила не сдаваться сразу. — Да, я видел их. Наутро позвонил в фонд охраны культурных объектов и исторических памятников. Сотрудники приехали и забрали их. Местные краеведы, да и церковные власти давно мечтают обнаружить мощи отца Гамалиила — вот и примчались, в надеже, что это они. — Мощи кого? — Основателя и первого настоятеля Ливецкого монастыря. Он местночтимый святой, — пояснила Карина. — Хотя, если быть точнее, его ещё не канонизировали. Но над этим активно работают. — В буклете про него не написано, — пробубнила Ася, устыженная своим невежеством. — В самом деле. У нас светское образовательное учреждение — о монастырском прошлом там пара строчек отписки, — Даниил прикрыл глаза, будто сильно устал. — Ещё что-то интересует? — Нет… То есть, вообще-то, да, — Ася не знала, как остановить мировращение, остаться подле «Корней» подольше. Хотелось укрыться от непогоды в этой тёмной комнате с этими ненадёжными людьми, которым она до конца не верила. Но желала, всем сердцем желала поверить. — Антон правда никогда не рассказывал обо мне? Даниил шумно втянул воздух и застыл. Неясно было, собирается ли он отвечать. Карина издала короткий смешок и тоже промолчала. Сая подала голос из угла: — Это правда, но не повод обижаться. Наше единственное правило — не говорить о прошлом. Только о настоящем. Вот я, например, неплохо играю. Кому бы что дала эта информация, верно? В доказательство своих слов Сая тронула клавиши, и расстроенное пианино излило тоску превращающегося в труху нутра печальной мелодией, знакомой Асе. Её не шибко богатый опыт, всего год в музыкальной школе, всё же позволял худо-бедно разбираться в классических композиторах. Она могла спорить, что это Шопен и, более того, один из его ноктюрнов — ну тех, знаменитых, из девятого опуса. Но какой именно: первый или второй, Ася, хоть убей, вспомнить не могла. Все слушали музыку в глубокой задумчивости, словно кроме неё действительно не существовало ничего на свете — всё пожрало чёрное ненастье. Ася думала о брате и его молчании о прошлой жизни. Что он мог расписать в красках, как не свою младшую сестричку? Остальное в его детстве и юности печально и одиноко: класс, где его недолюбливали, дом, где он находился в перманентном конфликте с отчимом, не заслуживало внимания. Возможно, он был прав, приняв их правила. Не следовало ворошить былое, следовало жить новым. — Антон жив? — спросила Ася дрогнувшим голосом, как только последние отзвуки ноктюрна смолкли. Она постеснялась спросить напрямую «вы же не убивали его?». Исступлённое вопрошание, но для неё самое животрепещущее. — Насколько нам известно, на момент нашей последней встречи, он определённо был жив. У нас же тут не «Бесы»: «пятерок», скреплённых кровью убитого шестого, нет, — усмехнулся Даниил. Асе показалось, что он воспринял её невысказанное, адресованное им подозрение. — Ну да, — Ася натянуто улыбнулась. Несмотря на то, что уже второй раз при упоминании об Антоне, Даниил не высказывал сожаления или тоски, а умело скрываемое раздражение просачивалось минимально, ей было приятно, что, хотя бы эта группка людей так же как она верит, что её брат жив. — Простите, я вам тут прямо допрос с пристрастием устроила. — Раз всё улажено, приглашаем тебя на праздничный пикник, — Карина подошла сзади и положила руки Асе на плечи. — А какой праздник? — Наше воссоединение, конечно! Придёшь? — Буду рада. Они договорились встретиться в лесу, на памятной поляне. Ася боролась с желанием очароваться новыми знакомыми. Она грезила о предстоящей встрече, как девушка о свидании с любимым, но тут же мысленно била себя по рукам — нечего к ним так тянуться. Да, наговорить они могли, что угодно: обелить себя, усыпить бдительность. Но, так или иначе, они оставались последней ниточкой, протянутой от брата. Ася верила, что именно благодаря им найдёт разгадку. Всего-то и нужно втереться в доверие. Пока она чужая и доверяют ей не очень, но стоит войти в их круг, как всё прояснится. Они расколются или просто неосторожно упомянут о чём-нибудь важном, что прольёт свет на местонахождение Антона. Или хотя бы причину его пропажи. Но сколько бы Ася не убеждала себя дождаться пикника, а уж потом делать далеко идущие выводы и умозаключения, непрошенное детское любопытство лезло из ушей. Следовало навести справки — знать, к кому идёшь на поклон. Что-то ей уже было известно из откровений Жени, что-то из дневника Антона, но полная картина не складывалась. Множество мелких деталей не сочетались между собой, всё шло вкривь и вкось. Нужно было порасспросить у причастных и не очень, что им известно о могучей кучке с биохима. И оказалось, что практически ничего. Асе было приятно, что не она инициировала этот разговор, а её осведомлённая во всех вопросах соседка. С момента их бестолковой ссоры Кристина изредка пикировалась с ней, но не огрызалась и не дерзила. Затаилась. Но однажды пятничным утром, когда Ася по своему обыкновению завтракала после второй пары в столовой с Диной и Варей, к ним подсела Кристина. Она милостиво поздоровалась с бывшими коллегами по литературному клубу, с которыми уже давно не общалась. Те не были особо рады её появлению, но всё же вежливо отозвались на приветствие. За этим последовал обмен стандартным набором любезностей и короткое обсуждение погоды, пар и личной жизни. Участвуя в этой болтовне, Ася успокаивалась. По телу разливалось приятное тепло — нормальная, будничная жизнь ничем не примечательной молодёжи. Заземление. Общепит, озарённый солнцем. То, что не могло быть ни сном, ни обманом. Место и коллектив, которые способствовали твёрдой опоре на землю. Но паучьи лапы тьмы дотянулись и досюда — Кристина ни с того ни с сего, завела речь о Данииле. — Кстати, Ася, я всё-таки разузнала про твоего загадочного спасителя, о котором ты предпочла умолчать. Крёстная моего Вадика заведует кафедрой «Биохимических технологий и нанотехнологий». Ну, Жениной, то есть. Соответственно, она всех студентов биохима отлично знает. — Я правда о нём почти ничего не знаю, — пожала плечами Ася. — Тогда тебе тоже будет интересно, — Кристина была намерена во что бы то ни стало поведать припасённую историю. А складывалась она из разрозненных сведений и, по большому счёту, личных домыслов завкафедрой, наблюдавшей за Даниилом. Она точно помнила, что родом он из какой-то деревни — мол, на биохим поступил, потому что привык быть близко к земле. «Современный почвенник, пошёл на биологическое отделение так же, как пошёл бы на аграрное хозяйство, не развались Советский Союз» — ностальгически вздыхала она. По словам крёстной, в начале обучения Даниил особо ничем не выделялся и примечателен был, разве что, своей граничащей с просветлением, умиротворённостью. Она сравнивала его со скалой или глыбой, ведь спокойствие его было спокойствием каменного изваяния, сфинкса. А кроме этого — ничего. Но всё изменилось во втором семестре первого курса. Ливецкий университет удостоился чести принимать у себя приглашённого преподавателя — профессора Александра Ильича Барковского. Имя его ни о чём не говорили ни Вадику, с которым непосредственно велась беседа, ни Кристине, которой она пересказывалась, ни Асе с Диной и Варей, внимавшим повести в столовой. «Светило науки! Вадим, как можно не знать?» — крёстная застыдила своего горе-слушателя, но пояснения дала. «Барковский — доктор физико-математических наук и философии ad honorem — это титул такой, за заслуги. Он почётный профессор астрономии и философии науки ряда российских и европейских университетов». Такое представление было более, чем исчерпывающим на всех этапах постижения сплетни. Барковский считался в научных кругах важной шишкой, поэтому возрождающий своё влияние Ливецкий университет пригласил его погостить. В итоге профессор прочёл курс из пятнадцати лекций по теме «История гносеологии с первобытных времён до наших дней», слушать который приглашались все желающие студенты. Среди которых оказался и Даниил. Он, видимо, хорошо впитал полученную информацию. Связь естественных наук и познания, как актового, в философском аспекте, с гуманитарными дисциплинами, стала для него настоящим откровением. Ему показалось, что он внезапно увидел миллиарды прозрачных нитей, словно в паутине соединяющих одну мысль с другой, первое открытие с последним, начала и концы эпистемологии. Он неожиданно понял, что мало просто изучать биологию и химию, что, занимаясь исследованиями лишь в этих областях, он ничего стоящего не добьётся. Что нужна междисциплинарность, всеединство и широчайший контекст, поскольку всё взаимосвязано и постичь малое можно лишь заглянув в многоочитый лик великого. Янтарные глаза его излучали понимание материй нездешних, далёких от привычной траектории человеческих мыслей. — Погоди, эта завкафедрой прямо так и сказала? Использовала все эти витиеватые фразочки? — Дина застыла с бумажным стаканчиком кофе в руке, проникаясь историей не меньше, чем Даниил лекциями Барковского. Но стиль изложения её смутил. — Крёстная Вадика просто обожает вворачивать всякие эпитеты и метафоры, так что не обращайте внимания. Суть от этого не меняется, — махнула рукой Кристина. — Она утверждает, к тому же, что он ей сам всё это выложил. Даниил лично познакомился с Барковским — тот возымел на него значительное влияние. Профессор отметил, что у молодого человека есть огромный нераскрытый потенциал. С того момента Даниил стал стремительно меняться: заниматься атлетикой, много читать, упорно учиться, участвовать в научной жизни. На втором курсе он стал самым заметным студентом на потоке, преподаватели нарадоваться не могли. А потом, по выражению заведующей кафедрой, он «снюхался с какими-то первокурсниками и поминай как звали». Подразумевалось под этим следующее: круглым отличником и блестящим молодым учёным он остался, но в социальном плане закрылся ещё больше и ни с кем, кроме тех студентов, не общался. «Теми» были Карина, Женя и «бедный, пропавший Антон Чермных», а через год к ним присоединились Сая и Марк. На этом знание, обильно сдобренное фантазией, вставало в тупик. Больше ни крёстная Вадика, ни он сам, ни Кристина, сказать не могли. — Познавательно, — Ася долго подбирала подходящее обозначение для услышанного. — И что ты сама думаешь на его счёт? — Что он ещё загадочнее, чем мне виделось, — Кристина мечтательно вздохнула. Асю передёрнуло. Определённо, Даниила окутывал флёр романтического героя, но её раздражало, когда этим чарам поддавался кто-то сторонний. Кто-то вроде Кристины. — Только деревня всё портит. По мнению Аси, первоначальное место жительства ничего испортить не могло. Она и сама выросла в частном секторе, практически селе, пусть и под самым боком у довольно крупного города. А вот Кристину эта деталь ожидаемо смущала, потому что она была родом из посёлка городского типа и все её чаяния устремлялись к благам урбанистической цивилизации. Поэтому деревенское происхождение Даниила значительно снижало его ценность в её глазах. С другой стороны, коли он перспективный молодой учёный, неровен час, как он, закончив университет, утечёт вместе со своим дипломом, мозгами и разработками заграницу. Словом, здесь было, о чём подумать: и чаша весов рисковала склониться не на сторону Вадика из местной провинциальной аристократии. Про других членов «Корней» Кристина не заикнулась. Её они не интересовали, да и, похоже, для преподавателей и администрации, не представляли ничего примечательного. — А как насчёт его друзей? Вы в курсе, что они зовутся «Корнями»? — Ася не собиралась сдаваться. — Да, болтали, что у них там тоже свой клуб, но не книжный, а ботанический. Вернее, они типа всеохватно изучают некую «материю жизни», — Дина показала пальцами кавычки. — В смысле, не только с позиции химии и биологии, а с помощью философии всякой. — Судя по Жене, они там не просто философов читали, а всякие оккультные сочинения сомнительного содержания, — Кристину сильно смущали литературные пристрастия бывшей приятельницы. — Не удивлюсь, если они ещё и ставили странные эксперименты, алхимию всякую практиковали… Ну, или что-то в этом духе. Типичные позёры, мнящие себя богемой — что с них взять. Ушибленные. — Мне они показались довольно умными, — Асе не нравилось, что это звучит как похвала. Она просто резюмировала свои впечатления. — Латынь знают. — Ничего особенного, её же не одни филологи учат. Биологи, медики, юристы и, вроде, историки тоже. Но на учёбе они реально повёрнуты. Женя как-то толковала, что они и в магистратуру решили поступить, чтобы продолжать тут зависать, — Дина обвела рукой столовую, но подразумевала весь университет. Варя не принимала участия в разговоре, слушала вполуха, лишь изредка слабо улыбаясь и снова уходя в себя. Она вообще стала какой-то отрешенной после долгожданного свидания с Марком. До Аси не долетали её восторженные рассказы. Она, в общем-то, и не слышала от кого бы то ни было, как прошла их встреча. — А что там с Марком? — ненавязчиво спросила Ася, пытаясь втянуть её в обсуждение. — Он очень хороший… — Варя завела свою всегдашнюю пластинку, тыкаясь вилкой в остывшее картофельное пюре. — Ох, как обычно, — Дина тоже заметила, что подруга отмалчивается. — Ты из-за его хорошести ходишь уже несколько дней как в воду опущенная? — Он не виноват. — Если хотите знать моё мнение: мне без разницы, как они там себя называют хоть корни, хоть стволы, хоть дубы или вязы. Мне их биохимовский крысятник до фонаря. Я даже скептически относилась к Жениным заявлениям о том, что они убийцы. И тебе, Варя, я не могу запретить любить, кого хочется, но… — она припечатала донышко стакана к столу. — Когда с нормальными людьми общаешься, они из тебя все соки не высасывают. — Что ещё про них известно? — Ася переводила взгляд с одной девушки на другую, ожидая, которая из них первая заговорит. — Женя ничего путного не сообщила, только талдычила, что они маньяки, — Кристина переключила внимание на свой салат. — У Ильи, моего парня, есть приятель с биохима, и он упоминал, что свои же эту компашку фриковатой считают, — понизила голос Дина. — В плане? — Ну, отделились от остального мира, превозносят свою пресловутую отрешённость, тесную дружбу и озабоченность высокими материями, а не бытовой шелухой. В лесу тусуются вечно. К тому же, вон, один из них исчез вдруг. — А что-то конкретное? Персональное? — Слышала, что Карина наполовину армянка, а та, другая, с редким именем, тоже из какого-то малого народа, — Кристина как радаром ловила сведения обо всех. — Тувинка. Мне Женя говорила, — вспомнила Ася. — А Марк? Варь, давай ты, вы же поближе познакомились. — Очень напоминает сплетни, — Варя поднялась вместе с подносом. — Я в таком не участвую, — и покинула коллег по клубу. — Видишь, лажа затаилась, — шепнула Дина. — Мне-то параллельно на слухи, но Илье друг намекал, что Марка недолюбливают особо. Только не подумай, что я кого-то осуждаю! — она замахала ладонями. — Я очень толерантная, а вот остальные — нет. Ася поостереглась уточнять, что имела в виду Дина. Но на ум ей почему-то пришла та подсмотренная ею в оранжерее сцена. Между Даниилом и Марком. Непонятно, что бы всё это могло значить, особенно вкупе. Россказни представляли ребят из «Корней» в неприглядном свете. Но она с ними общалась, и соков из неё не вытянули — совсем наоборот. — Признаться, меня тоже Даниил насторожил, — серьёзно проговорила Кристина. — Он, конечно, производит некоторое впечатление… — Такое, что ты даже забыла, что не перевариваешь естественников? — ухмыльнулась Дина. — Ты закончила? — Кристина нахмурила брови и, дождавшись тишины, продолжила. — Так вот, глядя на него и слушая сказ о его достоинствах, я подумала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. От таких подальше держаться надо. — Факт, — закивала Дина. — Пыли в глаза напустили, а что на деле за люди — фиг поймёшь. Кстати, Ась, а ты чего так заинтересовалась ими? Всё надеешься на брата выйти? — Они меня в свой зачарованный круг пригласили. И да — надеюсь. — Опасно! — Кристина проявляла чудеса благоразумия. — Без обид, но да. Затея так себе, — впервые Дина с ней солидаризировалась. — Выбора нет, — вздохнула Ася. — Пройду последнюю инстанцию и вперёд. Под последней инстанцией она имела в виду Женю. Она давно планировала навестить её, с тех пор как стало известно, что она пришла в себя. Женя могла разрешить её сомнения или укрепить их. Или запутать ещё больше — она любила так делать: уклончиво отвечать на вопросы, водить за нос и петлять как вертлявая лиса, вместо того, чтобы в чём-либо признаться. Сентябрь закончился, и вместе с ним растаял зелёный отзвук лета. Ветер стал кусачим, а воздух холодным. Солнце поднялось, и сияние его смягчилось, сделалось совсем рассеянным и ленивым. Деревья заалели, кусты попестрели, поля позолотились, листья принялись то и дело срываться с веток. Сентябрь ушёл, и Ася почти поверила, что с ним ушло то муторное, удушливое беспокойство, беспочвенная тревога и страх. Чем она занималась этот месяц? Блуждала по кругу за собственной тенью. Ходила и выспрашивала, вела бессмысленные разговоры, да только ничего так толком и не выяснила. Приглашение на пикник, готовность «Корней» — людей, а не призраков, которых она преследовала и за которыми не могла угнаться, их готовность и даже желание посвятить её в свой мир, общаться на равных, вселяли оптимизм. Ей мнилось, что вот он ключ, наконец-то, найден. Больше нет смысла в череде бесцельных действий и мыслей. Теперь всё по-взрослому, кристально ясно и правильно, хорошо и здраво. Поднявшись на холм, по дороге к остановке, Ася заметила на детской площадке Варю. Та сидела на своих любимых качелях. В одиночестве и печали. Рискуя пропустить автобус, Ася направилась к ней. — Скажи, что ты грустишь не из-за Марка. — Он ни в чём не виноват… — Варя выдавала заученные фразы как автоответчик. — Так я ни в чём его и не виню. Просто спрашиваю, что у вас произошло, — Ася привалилась к железной перекладине, то и дело посматривая назад, чтобы автобус не уехал без неё. — Понимаешь, он правда не виноват в том, что с ним случилось. Он жертва и, несмотря на то, что мы не можем быть вместе, я очень хочу ему помочь. — Стоп-стоп-стоп! Ничего не поняла, объясни толком. — Я не могу. Это не моя тайна. — Ведёшь себя прямо как Женя! Вот, что бывает, когда связываешься с кем-то из «Корней», — негодовала Ася, когда услышала звук барахлящего мотора позади себя. — Я сейчас уезжаю, но ты подумай, нет ли чего-то, что я должна знать, как… как сотрудник следствия! И как сестра потерпевшего-о, — на ходу восклицала она. А потом ехала в больницу и глядя на тихие осенние улицы, переваривала услышанное. Асе припомнилась почему-то одна из страниц в записной книжке Антона. Там была цитата на русском языке. Понятная, наверно, только для тех, кто мог читать между строк. Ася вызубрила её как мантру и могла воспроизвести дословно: «Как только Психея зажигает огонь, чтобы увидеть бога, обнимавшего её, узнать его как предмет, имеющий форму и границы, разглядеть отдельные черты, — всё исчезает, и душа остаётся одна в огромном пустом мире» [3]. Ася представляла себя той Психеей. Она пыталась рассеять мрак неведения, свести воедино концы разрозненных и обрывочных знаний о брате и его друзьях. Но как только она вплотную подходила к этому — всё исчезало, выскальзывало из рук, и она чувствовала себя неимоверно одинокой, обманутой и глупой. В палате за время её отсутствия произошли изменения. Одну из пациенток выписали, и теперь крайняя койка пустовала. Женя всё ещё с гипсом на руке и ноге, но уже без повязки на голове, бодрствовала: читала книжку из списка клуба — «Лунный камень». — Здравствуй… Как ты? — Ася тушевалась, испытывая вину. Будто она собственноручно столкнула её с той лестницы. Бред, конечно, но иногда она задумывалась о том, что не появись она в этом вузе, Женя бы не пострадала. — Терпимо, — Женя отложила книгу. Бледное вытянутое лицо ничего не выражало. — Сотрясение мозга средней степени тяжести. Перелом обеих костей предплечья, а также перелом мыщелков большеберцовой кости. — Звучит страшно, — Ася присела на самый краешек кровати. — Поправляйся. — Жить буду, хотя и не особо хочется, — Женя усмехнулась. — Какие новости от моих заклятых друзей? — Они пригласили меня на пикник. — Пойдёшь? — Придётся. Ещё Даниил отрицает, что он тебя столкнул. — Естественно. Это был не он. Я видела его перед падением — он стоял слишком далеко. — И они настаивают, что Антон жив, — Ася завершила краткую сводку. — Ничего нового, — Женя прикрыла глаза. — Может, мне нужно знать что-то важное, перед тем, как я с ними встречусь? Чтобы быть готовой… Нет, не так. Чтобы ничего не испортить? — С ними, в любом случае, надо быть начеку. Никогда не угадаешь, что от них ждать. Единственное: уши не развешивай особо. И не лезь к Данечке. — Чего? — Ну, если не сможешь совладать с уверенность, что он — любовь твоей жизни и вы предназначены друг для друга, то хотя бы держи эту мысль при себе, — Женя говорила серьёзно, но суть её слов не укладывалась у Аси в голове. — Соберись и возьми себя в руки. — А с чего бы мне… — начала возмущаться она. — Да ладно, он же тебе уже нравится. Запомни: они все без ума от него, поголовно влюблены, готовы делать всё, что он скажет, они… — Постой-ка… — часть паззла сложилась. Кого Женя пыталась обезопасить: её или себя? — А ты? Ты тоже? — Я? — Женя фыркнула. — В моём сердце не осталось ничего, кроме страха. Я боюсь его. — А кого любит сам Даниил? — Ася решила перевести тему. Напутствия Жени казались ей необоснованными. И эта старая шарманка про страх и опасность. Попахивало манией преследования и умопомешательством. — Хм. Скользкий вопрос. — Почему? Хочешь сказать, что он любит только себя или никого? — Не в том дело, — Женя дёрнула щекой. — Себя — точно нет: он из тех, кто доходит в своих идеях до самоотречения. А так… Он много к кому питает симпатию: преклоняется перед Барковским, например. Да и «Корни» важны для него. Каждый в своей мере. Мы бы так к нему не привязались, если бы он не заботился в ответ, — Ася отметила, что Женя впервые заговорила о них не как о чём-то отдельном, но сочла себя их частью. — А в романтическом плане? Карину, да? Это её они не поделили с моим братом? — должно же быть объяснение крайне прохладному отношения Даниила к пропаже Антона. — Романтика! Что-то мелковатое для него, — Женя закатила глаза. — Скорее уж, Карина с ним не поделила Антона. И со всеми. — Погоди… — Ася запуталась. — Даниил и Карина не поделили Антона? — Вроде того. — Я не очень поняла… В каком смысле? — Во всех, во всех этих грёбаных смыслах. Ася крепко задумалась. Потом подумала о том, насколько она хочет об этом думать. И ничего не придумала. Стоило ли прислушаться к словам Родченко, всплывшим в тот момент в её голове? О том, что психика Жени не стабильна, что она крайне экзальтированная девушка и прочее. Но, с другой стороны, она свидетельствовала как очевидец, со знанием дела. — Ладно. Уяснила: ни с кем не делить Даниила, не позволять его чарам меня опутать, — улыбка Аси вышла кривой. — Ещё что-нибудь? — Desine sperare qui hic intras. — А по-русски? — Оставь надежду, всяк сюда входящий. — Понятненько, — по мнению Аси, их разговор всё больше походил на диалог людей не в травматологии, а в психиатрии. — Пойду я, что ли. — Не буду задерживать, — Женя лениво махнула рукой. И Ася впервые заметила на её запястье шрамы. Раньше такой возможности не было — она всегда носила одежу с длинными рукавами. — Что это? — Ася как заворожённая указывала на шрамы. — О, не пугайся. Они старые. И всего-навсего поперечные, — Женя развеселилась. — Зато теперь я знаю, какие вены и как надо резать, чтобы наверняка. Есть за что быть благодарной биохиму. С каждой фразой, брошенной Женей, асе всё меньше хотелось иметь дело с ней или кем бы то ни было из её бывшей компании. Хотелось сбежать, запереться в комнате, разговаривать с Диной и Кристиной о безопасных вещах: парнях, до которых можно дотронуться и скучных лекциях, которые не открывают им тайн мироздания. Но в то же время Асю влекло и в противоположную сторону. Тоненькая струйка крови тянула Асю к «Корням». К сказочному лаковому плащу Карины. К огненным созвездиям веснушек Марка. К заговорённой ниточке на запястье Саи. К архангельскому лику Даниила. Кровавая петля сходилась на её горле, отнимая дыхание. И ослабевала она лишь в их присутствии. Её влёк зов крови брата, вопиющей от земли под их ногами. Её крови. Их.