Расколотая скорлупа

– Вы излишне сосредоточены на том, чтобы не думать, мистер Поттер. – Маленький, сухонький маг непримечательной внешности плавно убрал палочку обратно в складки то ли мантии, то ли ханьфу. – Вам нужно не заблокировать свои мысли полностью, а обмануть оппонента, показав ему ложную информацию. – Да, мистер Шин, – устало повторил я в Мерлин знает уже какой раз за занятие. "Легче сказать, чем сделать!" – Представьте, что ваш мозг состоит из множества слоев, и вы сами не знаете, какой из них настоящий. Позвольте мне увидеть их; не пытайтесь заблокировать. Вы должно запутать меня, а не остановить. Готовы? Я тяжело и мучительно вздохнул, а затем кивнул, устремляя взгляд в глаза легилименту. Мистер Шин вновь вынул палочку и мягко произнес: «Legilimens». Успела промелькнуть мысль, что он специально проговаривает заклинание вслух, чтобы предупредить меня, как мои собственные воспоминания заполонили сознание. За прошедшие часы (недавний Tempus показал, что занятие длится только 2.30, хотя по ощущениям — полдня, не меньше) я всё-таки несколько осознал бесполезность попыток состроить мысленный “покер-фейс”, но уловить присутствие мистера Шина в своей голове всё еще не удавалось. Безумно обидно было осознавать, что тонна теоретического материала, которую я успел прочитать к этому моменту, абсолютно бессильна помочь мне выстоять против практикующего окклюмента. И почти до слез обидно следить, как одно за другим мои воспоминания утягиваются в чужой, намного более сильный, разум. Понимание, что мистеру Шину сотрут память по окончании практики, позволяло сохранять хотя бы внешнюю невозмутимость — что было совершенно бессмысленно ввиду мага, который в данный момент рылся в моих мозгах, — но это было слабым утешением. Я был уверен в том, что справлюсь с этим лучше, чем мой “предшественник-Гарри”, так как самоконтроль и притворство всегда неплохо мне удавались, и это казалось важными вещами в окклюменции. Но на практике: я три часа подряд беспомощно наблюдал, как мои воспоминания становятся общим достоянием, и даже не был способен поймать чужое присутствие в собственной голове. – Успокойтесь, мистер Поттер, это только первое занятие. – Да, мистер Шин. – Готовы? Legilimens.

***

Дни, спотыкаясь о бытовые перипетии, бежали вперёд. Среди уроков, домашних заданий, подготовки к экзаменам, тренировок по квиддичу и занятий по анимагии и окклюменции у меня просто не оставалось времени на то, чтобы размышлять о чьих-то чувствах и тревогах. С Драко теперь мы пересекались только на смежных уроках, когда он был слишком занят зарабатыванием высших баллов, чтобы вынужденное соседство стало неловким. В остальное же время было легко сослаться на срочные дела, даже если на самом деле в запасе имелся час или два. Подсознательно я понимал, что избегаю его, что мысленно выдыхаю каждый раз, пробежавшись глазами по расписанию и убедившись, что у меня слишком много планов, чтобы посещать гостиную Слизерина. Я стал чаще пользоваться мантией-невидимкой и тайнами ходами, оправдываясь прилипчивым вниманием к своей персоне и экономией времени на дорогу от кабинета к кабинету. Чаще задерживаться в Выручай-Комнате, предпочитая выполнять домашку там, а не в библиотеке или гостиной, куда повадились ходить представители других Домов. Последнее, казалось, должно было меня радовать, ведь это являлось именно тем, чего я пытался добиться, устраивая общефакультетские встречи. Незамысловатая идея с играми оказалась удивительно удачной, и её быстро подхватили, так что теперь раз в неделю или две можно было получить приглашение на посещение гостиной Хаффлпаффа или уведомление, что встреча будет проводиться у нас. Дважды на предоставление своей гостиной решился Равенкло, и во второй раз они даже не пытались так тщательно завесить тканью стеллажи с книгами и оградить статую Ровены всевозможными защитными заклинаниями. Подбить на открытие гостиной Слизерин пока не удалось, хотя Блейз активно саботировал осторожность родного факультета изнутри. Как бы то ни было, количество ссор между Домами заметно уменьшилось, и даже профессора это заметили. И на очередном собрании старост директор начислил каждому факультету по тридцать очков за улучшение дисциплины. На соревнование за Кубок школы это не повлияло, но было приятно. Особенно Гермионе и Невиллу — их, как старост, похвалили отдельно, и разрешили на месяц освободиться от домашнего задания по одному из предметов, которому у них была лучшая успеваемость. Для Герми это стали Руны, для Нева — Гербология, что они всё равно выполняли. Первая потому что боялась отстать от таких послаблений, а последний потому что действительно наслаждался всем, что было связано с растениями. Драко, как бы иронично это не звучало, освободили от домашней работы по Магловедению, которую он с радостью забросил. Рон теперь стабильно жаловался на его довольную физиономию на уроке. Рыжего и так раздражало, что Драко зачастую получал по этому предмету оценки лучше, чем он, а сейчас тот ещё и не скрывал своего довольства от привилегий. «Ладно Зельеварение — все знают, что Снейп предвзят; ладно Трансфигурация — она для конченых, но Магловедение?! Как у Малфоя — ты вдумайся: Малфоя! — могут быть хорошие оценки по изучению маглов?!! Он ещё вчера их ненавидел!» В искреннем возмущении от парадоксальной (“невозможной” — как он говорил) ситуации Рон с таким ожесточением принялся за зазубривание всевозможных людских терминов и бытовых приборов, что профессор Бербидж была вынуждена назначить ему дополнительные часы посещения, так как рыжий не переставал закидывать её вопросами. Сидя рядом с ним в Большом зале или в гостиной, можно было услышать, как он бормочет себе под нос: «Тостер — это магловский прибор для засушивания хлеба, работает на электричестве…» или «Большинство маглов исповедуют различные религии. Религия — это…» Гермиона быстро просекла фишку и попыталась сыграть на честолюбии Рона и в отношении остальных предметов, но, видимо, успехи Малфоя в других областях его действительно мало волновали, и из этой небольшой манипуляции ничего не вышло. Из-за моего частично вынужденного, частично добровольного избегания Драко и мои друзья ожидаемо стали реже с ним сталкиваться. Рон в своем режиме соперничества вообще забросил и без того редкие попытки коммуникации. Зато он ощутимо сблизился с Блейзом; настолько, что стал частенько пропадать в гостиной Слизерина (как я понял, недовольство однокурсников Забини весьма забавляло), пересел к нему на Чарах и без лишних раздумий сообщил ему код от нашей башни. Я не сомневался, что в тот же день пароль знали все змеи — не удивлюсь, если Блейз написал его огромными буквами над их камином, — но посетителей у нас особо не прибавилось. Или, что тоже возможно, они просто затерялись среди кучи хаффлпаффцев и равенкловцев повадившихся ходить к нам как к себе домой. Кто сообщил пароль им, я так и не понял, но и раньше шумный Гриффиндор стал просто невозможным. Как говорится, у всего есть побочный эффект, и у моего времяпрепровождения в тишине Выручай-Комнаты появилась ещё одна причина, помимо занятий с Сириусом. Изучение анимагии продвигалось хорошо, чего нельзя было сказать про окклюменцию. Мне наконец удалось почувствовать присутствие мистера Шина, но воодушевление от успеха продлилось недолго: попытки создания ложных оболочек терпели крах урок за уроком. У меня уже не осталось воспоминаний, которых не успели увидеть, хотя это понимал только я: для моего учителя любое повторяющееся событие каждый раз выглядело как в первый. И если окклюменция изнуряла меня ментально, то квиддичные тренировки не оставляли сил физических. Наивное ожидание, что Анжелина окажется лояльнее Вуда с треском провалилось: каждую среду и субботу нас гоняли по полю, как ток в кабеле при включении и выключении лампочки. И тем больше наш капитан входила в раж, чем ближе была первая неделя ноября, а с ней — матч со Слизерином. Конец октября превратился в сплошные тренировки, пришлось даже отложить подготовку к экзаменам, так как Анжелина выгоняла нас на улицу в любую свободную минуту, сцепляясь с Монтегю за поле. Хорошо хоть осень стояла теплая, и погода не третировала нас заодно с Джонсон. Гулять (а не отрабатывать бесконечные игровые тактики!) было одно удовольствие, и казалось всё благоволило тому, чтобы ходить в Хогсмид каждые выходные, но именно теперь я делал это реже всего, лишь иногда посреди недели пробираясь в деревню тайным ходом вместе с Роном (Герми, став старостой, напрочь отказалась нарушать хоть какие-нибудь правила) и, толкаясь под мантией или неумело используя Дезиллюминационное, мы прочёсывали местность, совершая тактические набеги на магазины, и неизменно оседали в «Трех метлах», соревнуясь между собой в выдумках отговорок для мадам Розмерты по поводу нашего несанкционированного пребывания за пределами Хогвартса. Возможно, так происходило не только из-за занятости, но и потому, что в будни в деревне не было других студентов; разве что Фреда и Джорджа встретишь, так же, как и мы, пробравшихся незаконно. Иногда мы ходили к Сириусу — тот арендовал маленький коттедж на окраине Хогсмида. Но с недавних пор застать его там стало сложно. Сначала мы решили, что он ходит гулять, но не встретили его ни на улице, ни в одном из магазинов, ни даже в «Кабаньей Голове», куда я пробрался под мантией. И учитывая крошечные размеры деревни, это было весьма странно. Что было ещё более странно, так это расплывчатые ответы Сириуса на прямой вопрос о его местопребывании. Я даже подумывал приставить к нему Тошу, чтобы разузнать, где же он пропадает, но потом решил, что крестный — взрослый человек, и сам расскажет, куда ходит, если посчитает нужным. Если не считать вопросов о его занятиях в свободное от меня время, Сириус с удовольствием болтал обо всем на свете, начиная с рассказов о прошлом, заканчивая рассуждениями о специфике различных заклинаний. Он, в свою очередь, активно расспрашивал о любых аспектах моей жизни. Гермиона, пенявшая Рону на то, что тот много ноет, просто не слышала, как я жалуюсь Сириусу. Снейпу перемыли даже те косточки, о существовании которых он не подозревал. Всё-таки приятно вместе ненавидеть кого-то. Разговоры заходили и об обратной стороне медали: на все расспросы крестного, появился ли у меня кто-то, я отвечал отрицательно, зато мог рассказать о Герми и Вите, которые, несмотря на расстояние, продолжали встречаться, об Оле, с треском разорвавшей очередные отношения, о Чо и Седрике, каждые выходные встречавшиеся в Хогсмиде, невзирая на занятость последнего, который проходил стажировку в Министерстве. Анжей вслед за Мишей уехал в Россию, и было ясно, что Поляков никуда от него не денется, даже если — судя по письмам — он не был уверен в их совместном будущем. Джордж и Алисия недолго встречались, но быстро расстались, Анжелина и Фред то сходились, то расходились по сто раз на неделе, так что весь Хогвартс уже устал от них. Что-то происходило между Лавандой и Роном; по крайней мере, первая с рыжим определенно флиртовала, а тот в ответ… ну, тоже?.. Было сложно понять являлось это флиртом или аллергической реакцией. В общем, не обращая внимания на неподходящее время года, в сердцах окружающих меня людей цвела весна. И я ничего не имел против, пока цветы и конфеты не пытались подсунуть мне. Может, из-за Драко у меня подскочил уровень паранойи, но казалось влюбленность в меня становилась модой — быстропроходяща, но неизбежна для каждого, кто хоть сколько-то к ней неравнодушен. Пока мне не пытались подлить Amortentia, но я уже заранее пометил красным в календаре Рождество, день рождения и св.Валентина. По крайней мере, проводить зимние каникулы в Хогвартсе и рисковать своей бесценной тушкой меня никто не заставлял, так что один праздник можно было вычеркнуть. Я хотел впервые за свою жизнь как Гарри пригласить гостей к себе домой. Крестный не возражал, так что я не торопясь начал составлять список и уже мог с уверенностью заявить, что не всем людям из него Сириус будет рад. Но он сказал, что мне можно организовывать всё, что в голову взбредет, и я не собирался упускать такую возможность. Как показали теперь систематически устраиваемые игры, ничто так не сближает людей, как совместное времяпрепровождение в приятной обстановке. И это являлось настоящей причиной, почему я старательно избегал встреч с одним определенным человеком.