Мурчачо

— Значит, ты дашь ей шампунь? — Ну, да. — Ты с ума сошел? Ты знаешь ее второй день. Сделал бы ей для начала ребенка. Впрочем, поступай, как знаешь. — Ри любит меня. Теперь мы одна семья. из «Миллион лет до нашей эры»

      Врубив краны на полную, Оля стала ждать, пока наберется ванна, и щедро бухнула в воду сразу несколько шипучек, подаренных мамой, а сверху вдобавок ливанула любимый гель для душа, задумав устроить себе полноценный эстетический релакс. Ведь она может, она заслужила и, в конце концов, просто достойна хотя бы маленькой радости, да.       Раздевшись, она придирчивым взглядом окинула свое отражение в зеркале, хотя пялиться было особо не на что. За фигурой Оля почти не следила, довольствуясь тем, что вписывается в медицинскую норму, и никогда не заморачивалась по поводу внешности. С юности сложилась вполне пропорционально, а затем резко пошла в рост, и к первому курсу стала совсем по-взрослому бедрастой, но тощей. Сейчас, четыре года спустя, она уже перестала напоминать обглоданную косточку, но вот на развитый скелет вожделенная мышца так особо и не наросла, поэтому соблазнительными изгибами ей было не похвастаться. Да и сиськи, к сожалению, роскошными объемами не радовали. Хотя Оля и не стремилась стать моделью с обложки и лишь изредка занималась аэробными тренировками, результатами которых была вполне довольна. Из отражения на нее глядела складная девушка — не доходяга, не жиробаска, да и ладно… Хотелось, спору нет, выглядеть, как Николь Кидман, чтобы соответствующе смотреться рядом с Мариком, но и метр шестьдесят четыре с половиной тоже неплохо, правда ведь?       Изучив напоследок попец на соответствие личным критериям качества, Оля с тихим фырканьем выдохнула через нос и, резко отвернувшись, сконфуженно провела по лицу ладонями. До последнего времени собственный вид, особенно в местах интимных, ее вовсе не волновал, но теперь, когда рядом поселился замечательный сосед, хотелось выглядеть целиком на все сто (нет… даже на все триста!) и стать первой барби на деревне, чтобы как-то соответствовать такому парню.       Вот чорд! Она даже и не заметила, в какой момент стала думать о Марике как о своем… парне?.. Засада! Хотя того и стоило ожидать. Раньше-то никто особо не жаждал безраздельно владеть ее вниманием. Не покушался на телесную близость. Не признавался ей в любви и не требовал ее в ответ, вот она и попалась, будто все между ними уже определено. Хотя стоило честно признать — н-и-х-р-е-н-а-т-у-ш-к-и — и не раскатывать напрасно губу, ведь Марик был другим. Причем другим настолько, что ванильный статус «все сложно» наиболее точно характеризовал сложившиеся между ними отношения. Кому расскажешь — не поверят. Впрочем, Оля и не загадывала далеко на будущее, но не могла отрицать, что к инопланетному чуду ее влекло. Сильно. И как с этим бороться, да и надо ли бороться — она не знала. Слишком уж все неопределенно. Честно говоря, у Оленьки ныне и так проблем накопилось с избытком. По-хорошему следовало думать об учебе и неминуемо надвигающейся сессии, а не об этом всем девчачье-конфетно-розовом дерьмеце, но непотребные мысли сами лезли в голову, желая вытрахать сопливой романтикой остатки мозга. Особенно ночью, особенно в тесных объятиях Марика. Да, она попала. Серьезно попала.       Долгожданная ванна наконец набралась. Уставшее тело не без наслаждения вытянулось, закоченелые мышцы с приятной болью распрямились. Устроившись поудобнее и положив руки на бортики, Оля словно бы на миг познала осколочек рая. Во славу гедонизма не хватало лишь коктейля с зонтиком в руке и дольки баунти во рту, но и чхать.       Как только можно не любить мыться?..       Тихо лопались пузырьки в густой пене, в воздухе витал сладкий аромат шоколада с корицей. Горячая вода нежно обволакивала, лаская и обнимая со всех сторон разом, и олин мозг постепенно освободился от гнетущих мыслей и забот от грядущем. Воткнув в уши беспроводные затычки, она включила свою любимую песню «You and I», откинулась на спину, закрыв глаза, и целиком растворилась в приятных ощущениях.       Минуты тянулись медовой патокой, голос Клауса Майне без остатка заполнял сознание, и вскоре Оленьке стало так хорошо, что захотелось растянуть чудесное мгновение еще чуть-чуть, сделать еще слаще. Глубоко вздохнув, она расслабленно погрузилась в пенную воду до подбородка, а затем прикоснулась рукой к клитору, желая скинуть последние крохи скопившегося напряжения. Да, именно этого определенно не хватало для ощущения полного счастья. Плотно сомкнув веки, Оля развела колени пошире и отдалась во власть сладких грез.       Перед взором возникло ладное тело: крепкая грудь, широкие плечи, подтянутый живот с едва заметным рельефом. Она медленно провела по нему рукой, ощутив под кожей плотные валики мышц. Протяжно выдохнув, скользнула кончиками пальцев выше, огладив выразительно очерченную грудь с ложбинкой по центру, выступающие ключицы, чуть сдавила пальцами крохотные бусины сосков, а затем толкнула тело в плечо, заставляя откинуться на спину перед ней. Но вожделенное тело на этот раз отчего-то повело себя строптиво и не согласилось покорно пасть на кровать, чтобы она могла оседлать его, накрыв своей изнывающей плотью столь желанную длину, а вопреки привычному сценарию властно потянуло Олю за собой. Надежно обхватив ее за бока цепкими ручищами, тело подняло Олю на руки, как пушинку, и легко кинуло на мягкую перину, а потом требовательно раздвинуло ей коленки. Возбуждение перцовой остротой прокатилось к низу живота, из глотки вырвался хриплый выдох. Дрожа от предвкушения, Оля откинула голову и отдалась будоражащим касаниям требовательных губ, сильных рук, начала плавиться под тяжестью великолепного тела, что жаждало ей обладать, а затем…       вода плеснула в лицо.       — Пф, пф, пф, йомайо! — Оля спешно выдернула наушники, отплевываясь от мыльной пены, и протерла глаза, смаргивая капельки с ресниц. Весь кадр реальности заполнил собой не кто иной, как Марик, а точнее его ладный торс, смутно знакомый по недавней фантазии. Да, это был именно он…       — Ты охренел? — из-за внезапности эскапады Оля не успела даже толком испугаться и смутиться, а ведь было чему. Впервые в жизни она оказалась полностью обнаженной, да еще и в придачу возбужденной, рядом с полуголым существом самой прелестной наружности, которую только можно вообразить. Правда, индивид, с какого-то лешего плюхнувшийся в ванну прямо промеж её ног, был в труселях, весь в пене, весь мокрый, весь бледный и весь напрочь перепуганный. Вот, блин… диво-дивное!       — Ты просила! Я помылся! — выпалил Марик, который, судя по скривившемуся фейсу, и сам был не рад выкинутому фортелю, отчего поспешил поскорей удалиться с места преступления. Но фиг теперь! Оля уже успела разозлиться, плюс была нехило взвинчена, ведь нормально выпустить пар ей так и не дали. Дурная энергия кипела в крови и решительно требовала выхода любыми путями.       — Э, э, э! — недолго думая, она резко потянулась и сцапала поганца прямо за самое ценное — то бишь за вымокший хвост, чтобы не вздумал удрать, чертила ушастый. — Так никто не моется! — спешно прикрыв рукой свои сиськи с провокационно торчащими сосцами, Оля неуклюже завозилась, путаясь в чужих конечностях. — Ты чего в чистую воду в грязных трусах залез? А ну снимай, давай! — прикрикнула она, и лишь миг спустя осознала, как все это прозвучало… Как все это выглядит со стороны… В каком она сейчас виде… В какой сидит позе… И густо залилась краской.       Если бы кто-то ей неделю назад наплел, что Ольга Федорова посмеет некоему красавчику приказывать снять трусы в столь неоднозначной ситуации, то она бы просто у виска пальцем покрутила, закатив глаза. Последние дни судьба виляла зигзагами так стремительно, что собственная жизнь казалась глупым кино, где она играла главную роль. Бред!       — Отпусти! — взмолился Марик и, съежившись, обхватил плечи ладонями. — Вода такая мокрая! Ужасно мокрая! Ну, пожалуйста, Оля!       — Нет, — покрепче сжав мягкий хвостик, скользкий и гладкий от воды, Оля внутренне сгорала со стыда, но решила твердо стоять на своем, вопреки неадекватности сложившейся ситуации. — Не сахарный, не расплавишься. Это просто вода, все люди моются. Раз пришел, сядь и сиди смирно. Ты мне обещал!       Треклятое возбуждение в таких провокационных обстоятельствах и не думало спадать, а лишь набрало силу. Борясь с теснотой и адским неудобством — ванна-то была крохотная — Оля аккуратно подтянула коленки к груди, стремясь прикрыть призывную остроту сосцов. Хотя Марику было явно не до того — он брезгливо отплевывался от пены, барахтался у нее между ног, пытаясь выбраться и одновременно отцепить от своей пятой конечности олину руку, но она держала крепко.       — Отпусти, я буду мыться, — вскоре сдался Марик, гневливо взирая на бывшую хозяйку. Явно нехотя стянув единственный элемент одежды, он с плеском плюхнулся обратно, тоскливо обняв себя за плечи. Кошачьи ушки умильно подрагивали. — Я замерз, а тут тепло… и вкусно пахнет.       Кажется, магия H2O в сочетании с «магией аромата», что была заявлена на этикетке геля для душа, таки подействовали и Марик наконец вошел во вкус простых человеческих радостей. Встряхнувшись, он играючи подул на пену, поплескался, гоняя пузырьки по водной глади, а затем вдруг переменился в лице. На толику секунды Оленьке показалось, что зря она покусилась на хвост. Да и вообще переборщила с приказами. В глубине зеленых глаз зажглось нечто звериное, нечто тревожное, нечто опасное. Растянув губы в хищной улыбочке, Марик положил ладони на верхушки ее коленей и крепко сдавил их пальцами, а потом наклонился ближе, придвинулся почти вплотную к лицу и протянул:       — Ты мне тоже обещала. Научи меня целоваться. Я хочу сейчас.       Оля смущенно опустила подбородок, старательно избегая зрительного контакта. Марик же, наоборот, разглядывал ее дерзко, пристально, словно препарируя своими малахитовыми глазами, отчего буквально физически чувствовалось, как чужой взгляд скользит по ее плечам, щекочет ключицы, взбирается по шее, оглаживает щеки и впивается в губы. По телу прокатилась волна колкой дрожи, возбуждение горячим маревом заклубилось между ног. Яростно захотелось остыть, но в ванне сейчас было слишком горячо, даже жарко. Во всех смыслах.       — Нет, — Оля сглотнула и неосознанно облизнулась, вмиг запунцевев, а потом чуть не застонала вслух, представив этот процесс в деталях. Безумно хотелось поддаться на уговор, но одновременно было как-то боязно, стыдно и неловко прислоняться к голому Марику, буквально кипя от возбуждения, а ведь во время поцелуя иначе никак. Оля не была до конца уверена, что готова к возможным последствиям обучения, поэтому попыталась увильнуть: — То есть… только когда ты помоешься целиком. Волосы тоже нужно мыть и… и… и уши! А у тебя их целых четыре штуки.       — Не-е-ет.       — Да-а-а.       — Нет!       — Да!       — Я не буду!       — Тогда я сама тебя помою, — Оля угрожающе прищурилась и, пересев на колени, потянулась за спину Марика, планируя достать шампунь.       — Хорошо, — храбро кивнул бывший кот, но в тот же момент заграбастал Оленьку за филейную часть и заставил прильнуть к себе всем телом. — Мой!       Оля поняла, что так откровенно нарываться не стоило, только оказавшись в тисках сильных рук. Сосцы с размаху уперлись в широкую грудь, а бедра вместе с пылающим очагом нервов, оказались плотно прижаты к чужим бедрам. Чорд! Она громко выдохнула, а потом едва слышно застонала, внезапно ощутив, как по ее щеке прошелся влажный и чуть шершавый язык, но не остановился, а защекотал распаленную кожу еще и еще, посылая по спине тысячи мурашек и пуще разгоняя кровь по венам.       Госпдипомилуй!       Сопротивляться не хотелось, да и было бесполезной затеей. Руки Марика крепко, но в то же время осторожно стискивали её задницу, не давая отстраниться. Оля не знала куда деваться и поступила скорее инстинктивно — обвила чужую шею ладонями и почти повисла на ней, откинув голову. Ноги окончательно подкосились, когда Марик лизнул ее кожу от ключицы по шее, скользнул языком до мочки уха, затем обслюнявил щеку от подбородка и до виска, и только потом с чувством коснулся губ. Сие действо, хоть и сладко будоражило нервы, но слабо напоминало поцелуй, и Оля смешливо фыркнула, не удержавшись.       — Ты меня просто лижешь, придурок! Так никто не целуется, — она подняла глаза, пересекаясь со своим пленителем взглядом, и помимо воли растеклась в улыбке. Наверняка ее щеки сейчас пылали как символ революции, но было уже плевать. Марик тоже раскраснелся, но от этого стал выглядеть лишь привлекательнее. Покемон противный!       — А как пр-р-равильно, Оля? — лукаво спросил этот сученок кавайный, растянув уголки губ в своей соблазнительно-обаятельной манере. За такую улыбку не грех и душу продать!       Оля не ответила, а вместо того аккуратно дотронулась до его подбородка, ощутив кончиками пальцев слабые покалывания щетины. Марик повернул голову и лизнул ее раскрытую ладонь, а потом прижался к ней щекой, так уязвимо и открыто, что Олю невольно захлестнула волна нежности, которая вскоре переросла в цунами, лишая последних крупиц воли. В продолжение сладкой пытки она ласково скользнула руками по его спине и легко потерлась кончиком носа о щеку. Тепло и уютно до невозможности. Оля прикрыла веки, протяжно выдохнув, и неосознанно обметала языком губы. Взгляд Марика сам собой переместился на них и мечтательно помутился.       Нечто неосязаемое в глубине малахитовых глаз придавало им искренности и особого непередаваемого очарования. Казалось, Марик смотрит на мир совсем иначе, как не смог бы ни один урожденный человек. Впрочем, ведь так оно и было?..       Оля рассеяно подумала, что готова наплевать на любые принципы, готова отдаться, покориться и удариться во все тяжкие. Под гипнотическим взглядом она просто таяла, стала мягче венской вафли, и только крепкие плечи под ладонями не давали ей стечь струйкой патоки обратно в воду и раствориться. Устоять против нэко-чар оказалось нереально. Спасбросок на интеллект не работал. От влажных и горячих касаний телом к телу верхний мозг размяк окончательно, стремительно утекая в позабытый комочек нервов между ног, который набух горой и навязчиво пульсировал, требуя хоть что-то предпринять.       Хрен с тобой, рыбка золотая!       Разом послав все и вся, в частности свои терзания по поводу разумности секса с милыми ушастыми порождениями Хаоса, Оля подалась вперед, вкрадчиво прошептав:       — Закрой глаза и повторяй за мной. И Марик тут же покорно наклонился ближе.       Их первый поцелуй вышел неловким и очень скромным. Оля обняла колючие щеки ладонями и накрыла манящие мягкие губы. Нежно очертила нижнюю кончиком языка, а затем слегка прикусила зубами и оттянула. Марик чуть вздрогнул, шумно вдохнув, неумело повторил и отстранился. Раскрыв глаза, он поглядел на учительницу с недоумением, которое граничило с обидой. Едва сдерживая улыбку, Оля уже сильнее втянула раскрасневшиеся губы, а потом толкнулась между зубов языком, заставляя Марика раскрыть рот, подчиниться, поддаться неизведанным ласкам. Оля плавно скользила языком по его губам, покусывала, оттягивая нежную кожу, посасывала и ласкала, то и дело касаясь десен. Целиком завладев инициативой, она в то же время не стремилась главенствовать и напирать, оставляя ему простор действия.       Поначалу они целовались медленно, глупо и слюняво, порой звонко стукаясь зубами друг о друга. Оле хотелось смеяться, а потом резко стало не до смеха. Стало страстно, глубоко, жадно. Стало по-настоящему. Волнующе и волшебно. Она не ожидала, что тело Марика… гибкое, мощное, окажется таким обалденным на ощупь, а губы столь потрясающими на вкус.       Марик приглушенно застонал, когда Оля, не отрываясь от поцелуя, зарылась одной рукой в его волосы, оттягивая пряди назад, а затем начала приятно почесывать пальцами кожу за кошачьими ушками, а другой — наглаживала хвост у основания, памятуя о том, как отыскала однажды эту таинственную точку G. Сквозь биение крови в ушах Оля слышала чужое звучное дыхание. Слышала, как Марик даже забывал дышать от наслаждения, пока они сплетались языками, а потом резко выдыхал через нос. Стало невыносимо жарко, воздух уже был не способен охладить их разгорячившиеся тела.       Марик вдруг провел своим хвостом вверх по внутренней стороне ее бедра, доставляя непередаваемое, пронзительное удовольствие. Оля простонала в раскрытые губы и вздрогнула всем телом. По позвонкам скатилась фантомная волна удовольствия, отчего внутри всё сжалось, выталкивая наружу скопившуюся влагу. Хвост мягко скользнул к колену, плавно изгибаясь под водой, и вновь юркнул вверх, щекоча чувствительную кожу. А-а-а, да такие ласки должны быть запрещены законом, йомайо! У Оли чуть сердечный приступ не случился. Казалось, скоро пар повалит, настолько сильно все вскипело внутри.       В низ живота давно уже упирался чужой член, жар которого ощущался лавой на оголенной коже. Терпеть и дальше — представлялось пыткой. Не отрываясь от совокупления языками, Оля слепо протянула руку и, нащупав ладонь Марика, не без усилий отодрала ее от собственной попы, чтобы настойчиво накрыть ей ложбинку между ног. Длинные пальцы задели набухшую горочку клитора, и Оля громко всхлипнула в поцелуй, едва не утопая в ярком вихре новых чувств. Прикосновение чужой руки не шло ни в какое сравнение с ощущениями от собственной. Космос! Дыхание сбилось, сердце скакнуло, а окружающий мир померк, сузившись до одной пульсирующей в невесомости точки. Срочно надо было отвлечься, чтобы не кончить. Мариков член давно обжигал бок. Оля смело обхватила его и начала водить по стволу кулаком, большим пальцем массируя вершину головки. Мысли помутились от пьянящего чувства близости. Марик резко оторвался от ее губ, упал лбом на плечо, рычаще простонав, и одновременно крепко сжал незанятой рукой ее измятую ягодицу.       Никогда до этого дня Олю так не заводила легкая боль, не казалась столь соблазнительной. Ни разу в жизни она не теряла стыд настолько, чтобы по своей инициативе пожелать взять в руку чей-то член. Без толики принуждения, исключительно от нестерпимого влечения. Упругая плоть, оказавшаяся в ее власти, обжигающе горячая, твердая и гладкая на ощупь охренительно возбуждала. Хотя, казалось, дальше уже некуда. Придел кипения достигнут.       — Давай, — просяще выдохнула она, изнемогая от желания, и несколько раз показательно двинула бедрами, потираясь промежностью о чужую ладонь. Марик наконец-то додумался, что от него хотят. Сперва робко скользнул пальцами по влажным складкам туда-сюда, изучая рельеф, а затем уже уверенней начал повторять это простое движение, каждый раз проезжаясь прямиком по клитору. Теперь уже Оля запрокинула голову и крепко зажмурилась, взвыв от накатившего урагана удовольствия, пока он увлеченно взбивал пену рукой между ее ног.       Надолго их, разумеется, не хватило. Марик финишировал первым, впившись в ее плечо губами и зубами и крепко сдавив задницу. Оля же кончила вслед за ним, крепко стиснув его руку ногами, ведь буквально кожей ощутила пик чужого влечения. В голове мгновенно посветлело, мысли очистились до звенящей пустоты, а по телу разлилась приятная истома.       Дальнейшее вспоминалось с трудом. Поэтому тяжело было понять, кто стал первопричиной того, что Оля каким-то неведомым образом оказалась нагло сидящей на Марике сверху, пока тот полулежал, облокотившись о бортик ванной и расслабленно водил руками по ее спине, периодически щупая пальцами ягодицы и сиськи. Оля, пользуясь такой покорностью, помыла с шампунем его вихры, заодно аккуратно намылив кошачьи лопушки, а потом они снова целовались, а еще немного лизались, ведь Марик не пожелал отказываться от своего любимого занятия, даже освоив человеческий аналог привычной ласки. Оля смущенно фыркала и посмеивалась, но не пыталась сбежать, всецело наслаждаясь слюнявыми посягательствами на свою шкуру.       Вода уже поостыла, пенные пузырьки осели и полопались, но ей не хотелось уходить. Не хотелось, даже когда поцелуи и нежности завершились и сами собой перетекли в неторопливые обнимашки. Она водила губами по колючим щекам Марика, терлась о его нос кончиком своего носа, приглаживала кончиками пальцев кустистые брови, очерчивала подушечками линию скул и подбородка. Марик разморено лежал, прикрыв глаза, и нежил Оленьку в своих объятиях.       Отправляясь в тот вечер спать, она не могла прекратить улыбаться. Улыбка сама собой расползалась по лицу, рвалась наружу вместе парящим сердцем, которое грозилось выпорхнуть из груди. Она чувствовала себя здорово, прекрасно, невероятно. И когда Марик, проигнорировав новую кровать, завалился к ней под одеяло, Оля даже и слова против не сказала, хотя предчувствовала, что потом пожалеет и опять не выспится, но искренне и безоглядно желала продлить мгновение новоприобретенной близости. Была окрылена взаимностью. Она, черт возьми, просто была влюблена и счастлива. По-настоящему. И никто не смог бы сегодня это отнять…