Мурчачо

Жизнь такова, какова она есть, и больше — никакова. В. Косторов

      Секунды, минуты и часы, наполненные приятной суетой, пролетали одна за другой, незаметно сливаясь в недели. После того дня, который бывший кот с бывшей хозяйкой к обоюдной радости провели вдвоем, случилось еще множество столь же насыщенных впечатлениями дней. Они вместе занимались учебой, вместе ходили за покупками, вместе осваивали готовку, стирали и убирались. Марик наконец преодолел старые страхи, таки победив в неравном бою пылесонстра, и с тех пор норовил сам наводить порядок в квартире. Причем, когда просят и не просят. Кошаки — известные маньяки по части чистоплотности, поэтому Оля даже слегка побаивалась усугубления этого пунктика у своего замечательного соседа.       Также они с пользой коротали время, выбираясь в любимый парк — подышать свежим воздухом, поглазеть на мир, на людей, голубей и уточек, плюс размяться и побегать, но чаще тренировались дома. Например, по утрам делали зарядку, в которую с легкой подачи Марика входила и борьба без правил. И Оля была отнюдь не против намять уши и надрать хвост нарывающемуся сучонку веселья ради. Тем более, что данный перформанс частенько заканчивался целовашками.       А еще… они продолжали совместно мыться и спать. Стоит заметить, эту часть суток оба со временем полюбили особенно, хотя дальше петтинга и взаимных ласк дело пока не двигалось. Оля подозревала, что Марик лишь по кошачьей неопытности не догадывался, как еще можно удовлетворить возбужденную девушку, которая ерзает у него на коленях, развратно прогибается в спине или обнимает ногами за бока. Но просвещать наивняшку и словами призывать к активным действиям она пока не решалась.       Во-первых, Оля и сама лишь в теории знала о радостях секса с проникновением и прочих ласк, которые они могли друг другу доставить. Порнуха-порнухой, но она лично никак не могла представить глубоко в своем рту такую большую и толстую штуковину, как член, не ощутив подкатывающий приступ тошноты. Да и после первого раза, не шибко удачного, больше двух пальцев внутрь себя тоже никогда не осмеливалась запихнуть. А агрегат Марика немного пугал своими размерами.       Во-вторых, ликбез отменялся, потому что Оле по-прежнему было страшно неловко говорить вслух обо всем связанном с полированием нефритовых жезлов и прочих интимных процессах. Поэтому приласкать сердцевину своего лона языком, она тоже не осмеливалась попросить. Впрочем, проблему эту она отчасти осознавала и даже мысленно лежала в сторону ее исправления.       Ну, а самая главная причина неконтакта крылась в том, что Оленька попросту не видела особого резона куда-то торопиться и торопить Марика, ведь и незамысловатые ласки руками и поцелуи доставляли им обоим немало удовольствия, после долгих месяцев, проведенных в одиночку.       Марик же, обретя донельзя заинтересованного в себе сенсея Федорову, вскоре в совершенстве освоил технику человеческих поцелуев, но привнес в нее чуточку врожденной дикости, поэтому Оля теперь щеголяла не только покусанной и с синяками от зубов и засосов, но и частенько облизанной до скрипа, со слегка поцарапанной спиной, боками и ягодицами. А вишенкой на торте были ярко-алые губы и мочки ушей, будто натертые мелким наждаком. Впрочем, следы любовных баталий совсем не портили ей настроение, а скорее наоборот.       Оленька и сама не заметила, как окончательно сдалась во власть новых захватывающих чувств. Не испытывая угрызения совести, она то и дело внаглую прогуливала пары, желая как можно больше времени уделить своей ушасто-хвостатой пассии. Благо в последний год на её репутации в вузе подобное начхательство уже мало могло сказаться. По крайней мере, Оля на это рассчитывала. Но даже если хорошие оценки ей больше не обломятся — окультурить Марика виделось делом первостепенной важности, ради которого можно пожертвовать и красивой корочкой.       Неловкая забота, неуклюжая нежность и глупые подкаты в кошачьем стиле, которые тот безвозмездно дарил, позволяли Оле робко надеяться, что она любима как девушка, а не только как подруга или мамка, таскающая домой еду и научающая правильно стираться и бриться. Греясь вечерами в тесных объятиях, она украдкой любовалась дрожащими отражениями ресниц в солнечно-зеленых глазах напротив и мечтала… Хотела верить, что между ними происходит нечто особенное, нечто большее, чем простое желание сбросить напряжение. Что Марик не покинет её, не уйдет к другой или другому, когда освоится в человеческом теле и в полной мере обретет независимость.       Мысли о мутном, неопределенном будущем не хотели до конца отпускать, сколько бы она их не гнала вон. Однажды посреди ночи Оля даже пробудилась от неясного кошмара. Беспричинная тревога накатывала волнами, заставляя её хватать губами воздух. Взбрыкнув в густой полуночной тьме, она скинула одеяло, но мгновенно успокоилась, стоило нащупать рядом с собой жаркое тело, уже успевшее стать родным.       Марик мирно сопел, милейше уткнувшись носом в подушку, и одним своим видом дарил ощущение тепла, уюта и защищенности. Оля обняла его, перед тем аккуратно пристроив чужой хвост безопаснее, плотнее притянула к груди и спокойно уснула вновь. А наутро вдруг поняла, что до слез не хочет терять своего большого сексуального няку с мохнатой жопкой. Не хочет чтобы тот внезапно превратился обратно в молчаливого кота или прозаически съехал, распробовав вкус свободной жизни в человечьей шкуре. Теперь уже было неважно, испытывает ли Марик ответные чувства или нет. Оля осознала, что настолько сильно привыкла и привязалась к нему, настолько успела влюбиться, что просто не в силах будет остаться равнодушной, если что-нибудь между ними изменится. Разум настойчиво твердил: любить такое волшебное существо — крайне паршивая идея. Но сердце, вопреки всем доводам рассудка, уже успело целиком отдаться в лапы беззаботного хвостатого придурка.       Оля ощущала, какое удивительное чувство ей повезло испытать, а еще понимала, что это — полный капец. Капец, противиться которому совсем не находилось сил, а главное и крохи воли. Сердце предательски млело и струйками лавы стекало куда-то к низу живота, стоило ей услышать собственное имя, с нежностью сорвавшееся с чужих губ, а в малахитовых глазах увидеть знакомый озорной огонек желания или искорки счастливого веселья. Каждая секунда, проведенная с Мариком, была замечательной и прожитой не зря.       Запинав привычное беспокойство и переживания в самый темный уголок сознания, Оля летела на крыльях светлого чувства и наслаждалась ощущением свободного полета и новыми горизонтами.       Невзирая на начало ноября, мир вокруг казался чудесным. Травка зеленела, солнышко блестело, ручеек звенел… Наверняка ведь звенел где-то там в лесу, даже если за серыми многоэтажками красот природы и не было видно? Неважно. Оля пребывала на таком махровом позитиве, что хотелось петь и танцевать, задорно подпрыгивая на каждом шагу. Энергии в ней хватило бы на целых двух Оль и еще одну, но маленькую Ольку, и это, конечно же, не могли не заметить особенно участливые особы.       На большой перемене четыре дногруппницы, сбившись в хищную стайку, решили выведать правду и коварно обступили Федорову со всех сторон, пока она томилась в очереди в столовке. Пустой желудок категорично буркнул: «Терпи, мне надо жрать», поэтому пришлось остаться.       Старательно пережевывая пюрешку с котлеткой, Оля как могла игнорировала хитрые подколки и шуточки, нацеленные выведать тайную личность её избранника, и упорно отказывалась признаваться в том, что у нее вообще кто-то есть. Устав от допроса, она просто решила сказать милому квартету начинающих стерв, что причина ее хорошего настроения — случайный перепихон по пьяни в клубе. Никакой сказки и романтики, никаких роз и конфет, ничего серьезного, в общем. Она даже имя уже не помнит и номер не взяла, потому что наутро Он показался ей страшным. Притворившись среднестатистической особью, Оля ожидаемо заслужила в свой адрес разочарованные, осуждающие взгляды и словесные шпильки, но уже иного рода.       Ануипофиг! Она не царственная особа и не будет хранить себя до свадьбы, пока ищет того единственного-неповторимого прынца, который достоин заделать ей наследника. Пусть себе не выдумывают лишнего. Зачем, спрашивается, так навязчиво лезть в личную жизнь, если человек явно не хочет о ней говорить?!       Оля разозлилась, а потом жгучая злоба внезапно перегорела и она резко захандрила. Вдруг стало завидно и дико обидно, что ей нельзя, да и некому рассказать о Марике, не нарвавшись попутно на неприятности. Как же это выматывало…       К горлу подкатил тугой ком, скрученный из досады, грусти и разочарования, и застрял, причиняя уже реальную боль. Оля тяжело сглотнула и тряхнула головой, впиваясь ногтями в ладони. Хотелось поскорее выкинуть лишнюю херню прочь из мыслей. Мрачная, в расстроенных чувствах и целиком погруженная в себя, она убрала поднос с посудой и неспешно поплелась к выходу, когда, как назло, случился очередной ахтунг — сломался каблук у одной феи с младших курсов.       С криком заваливаясь вниз, миниатюрная брюнетка с силой матерого сумоиста толкнула Федорову в спину, а она в свою очередь по инерции вписалась в Артема, который как раз шел за столик, держа в руке тонкий пластиковый стаканчик, полный горячей кофейной бурды. «Три в одном» в результате инцидента целиком оказалось на блузке Оли, заставив её неприлично матюгнуться на всю столовую от боли и неожиданности. Позади громко взвыла и виновница, которая не только упала, но и подвернула ногу, судя по истошному воплю. Последним из пострадавших выругался Артем, но уже потише и больше от испуга — сказочная ебанина обошла его стороной. Подружки феи тут же взлетели помочь, несколько гандонов заржали, а остальная студентота — тупо уставилась на троицу, ожидая, видимо, продолжения циркового представления.       Ощущая себя самой невезучей в мире какахой в ярком свете софитов, Оля поспешила убраться с глаз долой и размашистым шагом молча сбежала с места происшествия, пропустив мимо ушей бессмысленные извинения навернувшейся на высоких копытах курицы, не способные исправить нанесенный ущерб, и на полном газу прилетела в курилку, которая по совместительству являлась ближайшим толчком, чтобы стянуть с себя обжигающую ткань и замыть коричневое пятно. Вслед за ней, с разницей в секунд десять, туда притопал и Артем, который, хоть и не был ни в чем виноват, тем не менее, почему-то несколько раз попросил прощения за свой горячий кофе.       Интересно, как он вообще планировал такой кипяток пить?! Мазохист, штоле?! А если учесть пристрастие к «три в одном» — то точно латентный любитель боли. Желудок жалобно сжимался в фигу от одной лишь мысли принять это мутно-серое нечто внутрь…       В тот момент Оля, покрытая гневливым румянцем, медленно, но верно приближалась к границе кипения, поэтому даже не обратила внимания, с каким выражением лица Артем наблюдал за процессом ее раздевания через зеркало, висевшее над раковиной. Как внимательно смотрел за пальцами, высвобождающими мелкие пуговки из петель. Как впитывал зрачками открывшийся вид обнаженного тела, с едва заметными следами засосов и укусов. Как огладил взглядом худые ключицы, холмики груди и замерзшие от прохлады соски, проступившие через бюстгальтер, а потом медленно скользнул глазами вниз по голой коже до выемки пупка…       Вдоволь насмотревшись, Артем нервно сглотнул и нарочито отвернулся, поправив лямку рюкзака и переступив с ноги на ногу.       А Оля ничегошеньки подозрительного не заметила, ведь тем временем сосредоточено ополаскивала холодной водой свой обожженный кофеем грудак, а потом замывала в раковине испорченную блузку, думая лишь о том, что светлая полоса ее бытия сегодня с треском закончилась и жизнь опять вернулась в привычную колею, которая была лишь немногим лучше остывшей утренней каши. Снова она зла, обижена, унижена, подхватила простуду, обожглась, а теперь вдобавок замерзла, как последний мамонтенок — вплоть до кончика хобота. Бр-р-р!       Окно в курилке оставалось распахнутым круглый год, а на улице был уже не май месяц. Снега не наблюдалось, но залетающий сквознячок обдавал поистине зимней холодрыгой, пробирающей до костей, отчего по влажной коже невольно разбегались стада мурашек, заставляя волоски топорщиться дыбом.       Оля глубоко выдохнула и мерзляво поежилась, а затем и вовсе содрогнулась, представив, насколько отвратно будет сидеть в огромном зале лекционки в мокрой блузке, холодной и липнущей к телу, да еще и напрочь пропахшей табачным амбрэ. Буэ!       А не свалить ли ей домой?.. К теплому, местами мяконькому и вкусно пахнущему Марику?..       Идея представлялась невероятно заманчивой, но отчалить сию же минуту не позволяли остатки совести — она уже два дня на этой неделе прогуляла. Ни-ха-ра-шо.       Когда дзынькнул звонок с перемены, в коридоре зазвучали торопливые шаги – все спешно посмывались на пары, а Артем почему-то никуда не ушел — по-прежнему стоял за её спиной, окутанный легким флером сигаретного дыма.       Отлить, что ли, хочет или покурить вторую, но уже без свидетелей?       Иных причин и дальше прозябать в этом омерзительном месте Оля лично для себя не видела, но спрашивать и не подумала. Друзьями они никогда не были. Так… обычные знакомые. Пару-тройку раз вместе участвовали в концертно-культурной обязаловке: таскали реквизит, раскрашивали декорации и выполняли роль массовки, поэтому общались исключительно в компании и больше по делу.       Наконец закончив отмывать свою несчастную шмотку, Оля вытащила ее из раковины, мокрую и пожеванную, и с тяжким вздохом уже приготовилась ее нацепить обратно, ведь выбора у нее не оставалось. Не ходить же полуголой? Но не успела она накинуть блузку на озябшие плечи, как ее выдрали прямо из рук.       — Держи! — взамен Артем вдруг сунул ей в ладони какой-то комок, который на поверку оказался помятой белой футболкой без принта. — Не очень чистая, сорян, я уже разок одевал, но зато сухая. Потом как-нибудь отдашь. Можешь не стирать, мне пофигу — в общаге машинка есть.       Оля от такого дружелюбного финта ушами в свою сторону выпала на пару секунд в астрал, но быстро нашлась:       — Э-э-э… хорошо, спасиб!       Чужое шмотье надевать не хотелось, но свое, холодное и мокрое, сейчас не хотелось нацеплять гораздо больше. Смирившись с судьбой, Оля быстро натянула артемову запаску. Оверсайз мешком повис на плечах, но безмерно порадовал теплотой и мягкостью. Как мало-то для счастья надо!       — Мхм, а тебе идет.       Подняв подбородок, Оля буквально напоролась взглядом на отражение Артема. Брови вмиг сошлись домиком, а нервы натянулись звенящей струной. Тот с какого-то хера оказался крайне близко. Слишком близко. Даже неприлично близко. Нависнув позади, Артем убрал внутрь задравшийся ярлычок на вороте, будто случайно коснувшись её кожи на шее, а потом скользнул руками вдоль боков и мягко одернул спереди края футболки, расправляя складки на ткани.       Эм-м-м… Мерси за заботу, мамочка. Но погодите-ка… Стоп-стоп-стоп! Это что сейчас такое было?!       Оля судорожно заметалась зрачками по отражению в зеркале, будто со стороны заворожено наблюдая, как ладони Артема оседают на ее бедрах, а потом невесомо поднимаются выше и прилегают плотнее, создавая легкое, но красноречивое объятие. Одна секунда, вторая, третья… И шестеренки в мозгу наконец громко щелкнули.       Бля-я-я, да как она раньше не догадалась, что её вынужденный недостриптиз будет сочтен не чем иным, как хитрой попыткой соблазнения?! Специально подставилась сиськами под стакан с горячим кофе, чтобы заманить мужика, ведомого чувством вины, в общественный туалет, а потом совратить и потрахаться? Ух, какая многоходовочка!       — Ты охуенно выглядишь в моей футболке, — губы Артема растянулись в обольстительной улыбке, пальцы тем временем забрались под край ткани и мягко огладили живот. Не встретив сопротивления, с нажимом шаркнули по груди, задевая замерзшие бугорки сосков, а потом целеустремленно поехали ниже, щекотливо лаская холодную кожу, покрытую мурашками. Шокированная Оля отмерла и угрожающе нахмурилась, грубо перехватив чужое запястье, лишь когда ощутила, как пальцы ловко пробрались под резинку трусиков, направляясь целенаправленно в ложбинку между ног. Артем тут же покорно отвел руку, но не отвалил. Наоборот, теснее примкнул грудью к лопаткам и прошептал прямо в ухо:       — Я бы тебя оттрахал прям здесь, будь ты только в ней… — а потом накрыл чувствительную кожу на шее губами, оставив краткий, но влажный поцелуй прямо рядом с мариковым следом от засоса.       Ох, ебушки!       Сердце вмиг сбилось с ритма, предательски застучав быстрее. Лишь огромным усилием воли Оля сохранила покер-фейс с оттенком легкого раздражения и не уронила окончательно отвисшую челюсть на пол. К откровенным подкатам она совсем не привыкла. Да и вообще ни к каким подкатам не привыкла. Случайные прикосновения к незнакомцам ее безмерно смущали. Она даже с родной мамандрэ обнималась так, будто держала в руках бомбу замедленного действия, только на день рождения дозволяя ей чмокнуть себя в лоб, а тут сразу тако-о-е… Н-н-нападение доминантного самца, блять. Пытаясь сделать лицо попроще, Оля осторожно отвела от себя чужие руки подальше, бросив краткое:       — Мне это не интересно, — а потом добавила предельно холодно: — И у меня есть парень! Ты же сам его недавно видел, когда мы пересеклись в парке.       — Мало ли, принцесса, — Артем покачал головой, даже не покраснев. — Не кипишуй. Откуда мне было знать, что у вас настолько серьезные мутки?! – Не переставая тянуть свою белоснежную блядскую улыбочку, как мультяшный злодей из Диснея, он все-таки наконец отморозился на комфортное расстояние.       Окинув старого знакомого свежим взором, Оля критически оценила его на «ничетак». Смугловатый, брови вразлет, острые скулы, хищный нос. По-своему симпатичный, да и фигура хорошая, хотя в целом — совсем не в ее вкусе. Впрочем, в сравнении с Мариком, имевшим сейчас в сознании Оли тройной статус — «Настоящий бро», «Первый парень, подаривший оргазм» и «Любимый и необыкновенный», — девяносто девять и девять процентов стандартных мужиков попросту не вывозили конкуренции.       — Я давно подписан на твоего кота, — уведомил Артем, который и не догадывался об истинном уровне чудесатости Котакуна и влюбленности Оли, поэтому не собирался сдаваться, даже не поборовшись. — И у меня сейчас никого нет, можешь свободно мне писать в любое время.       Отступив к окну, он выудил из глубин рюкзака пачку сигарет и зажигалку, затем сунул одну палочку между губ и, щелкнув кнопкой, умело поджег. Кончик покрылся пеплом и заалел, когда Артем с упоением затянулся, блаженно прикрыв глаза. Оля тихо выдохнула и промолчала в ответ, но не ушла. В благодарность за футболку, она решила задержаться из соображений вежливости, пока её спаситель не докурит, а вот потом со спокойной совестью валить-валить-валить.       — Знаешь, знавал я таких парней, как твой… — Артем выпустил дымное облачко в окно. — Красавчики вроде него вечно думают, что им позволено то, что другим нельзя. Он скоро наиграется и бросит тебя, ты же понимаешь? Может, ты, канешн, исключение из правил и я ошибаюсь, но… напиши мне, если нет. Мы же с тобой могли бы?..       Оля лишь скептически приподняла брови, сложив руки на груди, и вновь промолчала, ведь ей ничего такого не казалось. Нее… По поводу условных разбалованных всеобщим обожанием «красавчиков» она бы могла согласиться, но насчет остального — очень и очень вряд ли!       Федорова терпеть не могла курящих, пьющих, а еще недолюбливала бритых и татуированных парниш, косящих под подонков… Или даже не косящих, а уже крепко вжившихся в образ. Никотинозависимый завсегдатай любых вечеринок Артем, со своей нарочитой небрежностью в словах и повадках, как раз являлся воплощенным комбо, поэтому шансы имел невысокие при любом раскладе.       — Любопытно, что я тебя нигде в сети раньше не встречал, — продолжил он свой монолог. Глубоко затянувшись, выпустил струйки дыма через нос и блеснул смешинками в хитром взгляде. — Мы рядом находились последние четыре года, а у них программные алгоритмы налажены, но твоя фотка мне ни разу не выпадала.       А вот это точно подмечено! Хоть и совершенно не странно. Оля активно шифровалась, не забывала подкармливать внутреннего конспиролога и периодически ставила себе на аватарку кошачью мордочку Марика, да и в сети проводила не так много времени, предпочитая живое общение.       Мама часто попрекала её тем, что напрасно мучилась-рожала двенадцать часов такую красотулю-дочь, раз она своей внешностью никак не пользуется. С парнями не флиртует, селфи каждый день не постит, а мужики б гроздьями вешались, приложи она хоть щепотку усилий. Оля же спамить однообразными фотками не любила, а себя особо привлекательной не считала, поэтому от мамкиных комплиментов отмахивалась. Они ж мамкины! Да и охапки абстрактных воздыхателей ей были отнюдь не нужны.       Но, возможно, она и правда симпатичная?..       Почему-то столь простая истина пришла ей в голову только сейчас, после прямого подката Артема. А то что пару лет назад ей на сайте знакомств мужики хреналион сообщений понаписали, Оля почему-то в расчет никогда не брала. Наверное, потому, что почти идентичные предложения потрахаться, больше похожие на реплики ботов, а не реальных людей, и вовсе вспоминать не хотелось. После чтения каждой такой белиберды слегка подташнивало, ведь она невольно чувствовала себя мясцом на витрине. Или каким-то пушистым котенком, которого все хотят потискать. Или яблочным пирогом из древнего тупого кинца. Судя по тому, как часто ей писали «Ты горячая», «Милаха» или «Я б те вдул, ты такая вкусная». Как человек может, блять, быть вкусным на вид?! В общем, Оля даже не осуждала себя за взыгравшую сучность и с чистой совестью юзала тотальный игнор этих каннибалов сраных. Снять лишнее напряжение и рукой неплохо получалось.       Бесконечно листая фотки вбок, она все ждала и надеялась отыскать на лице парня нечто особенное, некий знак свыше, транспарант и три мигающих стрелочки, которые точно скажут: «Это он!» Но ничего такого, разумеется, не появлялось. Поэтому в конце концов Федорова напрочь снесла свой акк, чтобы не расстраиваться за зря.       — Меня почти нигде и нет, — хмыкнула в ответ Оля, натужно улыбнувшись. — К тому же Марик не такой, как ты думаешь. Он себя красивым даже не считает.       — Марик? — вскинул брови Артем, выдохнув дым Оле прямо в лицо. — Он что… этот... поляк?       — Н-н-н-да-а-а, — протянула Оля, брезгливо поморщившись, и отступила на шаг. Усиленно обмахиваясь рукой, она на ходу пыталась выдумать очередную легенду: — Не местный. Снимает койкоместо в моей однушке. Мы так и познакомились. А еще я его языку учу, читать и писать.       — Охренеть везение! А я вот в общаге тухну с парой уродливых мудил, клопами и тараканами, — его глаза, горевшие азартом, вмиг потускнели, а уголки губ сползли вниз. — Знал бы, что ты не против парню хату сдать — сам бы у тебя снял.       — Тебе бы я не сдала, — осклабилась вдруг Оля, почувствовав себя свободнее. Приятно было без экивоков потрепаться с тем, кто теперь знает её секрет. Хоть и отчасти.       — А чего так? — вмиг напрягся Артем, резанув пристальным взглядом в ответку. — Я бы нашел деньжат за себя заплатить, я же работаю.       — Ты куришь, бухаешь, — начала было перечислять Оля, а потом передумала и упростила: — Короче… ты не Марик.       — Зашибись ты душнила! — докурив, Артем выверенным движением пальца отправил бычок в полет до мусорки, услужливо стоящей внизу именно для нарушителей.       — Какая есть, — пожала плечами Оля. Подобные обвинения её никогда не задевали. Она и не стремилась прослыть душой компании и зарабатывать себе репутацию, убивая печень или легкие. Нафиг.       — Йоп, и почему теперь я еще больше хочу тебя трахнуть, принцесса? — Артем, судя по смешливому тону голоса, тоже нисколько не обиделся. — И посмотреть на твоего пшека золотого, который во всем лучше меня. Может, все-таки пустишь меня до выпуска пожить? Обещаю, что дымить не буду в квартире. Покажу тебе общажный мастер-класс, как готовить из ничего, как быстро полы мыть. Буду цветы за тебя поливать и кота твоего заглажу до смерти. Как его там… Мяурицио Мартин, кажется?       Лишь мельком представив Артема, чешущего за ушком ее Марика, лапающего ее Марика и гладящего ее Марика за хвост, Оля аж побелела от вспыхнувшей в груди бури негодования и возмущения. Хренасдва!       — Не твое дело, — грубо отрезала она и, круто развернувшись, стремительно направилась к выходу. — Футболку завтра верну. Чистую!       — Точно душнила, — тихо буркнул себе под нос Артем, с легким недоумением уставившись в спину уходящей Федоровой. — Кота зажала, сучка…