Феншуй и прочие прелести жизни

Сережа возит вилкой по тарелке, игнорируя душераздирающий скрип. Он резонировал с состоянием его души и даже по-своему успокаивал. Макароны лежали в желудке противным липким и противоестественно холодным комом. Сережа внимательно смотрел на доедающего свою порцию Олега, и его тревожность лишь больше росла. В груди разливалась марианская впадина, и где-то в кишках по ощущениям сдох кит. Сдохи гниёт, допевая свою последнюю песню. Глаза заслезились, и Сережа моргнул. Волков настолько невероятный, что он готов плакать просто смотря на него. Олег был воплощением всего, что он искал и когда-либо хотел. То, как Олег жарит картошку, по-дедовски ругается, ворчит, но смотрит вместе с ним Великолепный век. Целует его в макушку, пишет смски, помогает с кроссвордами, когда особенно ебливые издательства не печатают ответы на последней странице. Такой человек просто не мог выбрать его, пидарковатого Сергея Разумовского, которого даже гопники жалеют трогать: настолько он сирый и убогий. Чувство ирреальности и хитрожопо скрытого в счастливой бытовухе подвоха не покидало. Его ведь не за что любить: шутки тупые, шмотки стремные, жопа костлявая, морда вечно брезгливая или вредная. Его никогда не выбирали и не выберут, как бы сильно не хотелось. Значит, все как он и думал: Волков просто зачем-то нагло ссыт ему в уши про любовь. Ему врут, его не любят, а значит, скоро бросят. Может быть, прямо после этого ужина. Олег встанет и скажет: "Было очень весело, но я уже устал. Проваливай". Сережа сжал вилку до побелевших костяшек и умолял себя не плакать. – Серый, ты чего так мало съел? –Волков внимательно вглядывается в тарелку. Обычно Серый съедал половину кухни и просил что-нибудь к чаю. Чудилка ещё всегда пиздел без умолку, рассказывая сплетни со всего подъезда. – Нет почему-то аппетита. – Расскажи тогда хоть, как там Игорь этот, который тебя бабой дразнит и овчаркой пугает. – Игорь? Не знаю, нормально, наверное. – А Дагбаев? Который над тобой тоже ржёт всегда. – Алташа? Алташе сестра вроде пиздюлей дала, я не вникал, – Волков осторожно отложил свою вилку. Серый никогда не упустит возможность обосрать Грома и Дагбаева и пожелать им смерти от поноса. Значит, происходит что-то страшное. – Хороший мой, ну что случилось? – Скажи честно, ты врёшь мне? – Олег поджал губы и опустил голову. Пиздец, он догадался. Наверное, он недостаточно сильно изображал вчера восторг, когда они весь день смотрели этот проклятый марафон по СТС. Парень тяжело вздохнул прежде чем ответить. – Я надеялся, что мы никогда не дойдём до этого разговора, но ладно. Признаю, я не люблю Гарри Поттера. В свою защиту могу сказать... – Да какой в жопу Гарри Поттер! Тыменя не любишь! – Сережа подскочил на стуле и замер, уперевшись руками в стол. – Во-первых, Гарри Поттера вроде никто не в жопу, если мы вчера, конечно, все фильмы посмотрели. Во-вторых, с чего такие радикальные выводы? – Волков пытался говорить тихо и осторожно, как это делают с душевнобольными. Не зря Сережа был из детского дома "Кукушка". Вот эта самая кукушка и полетела... – Потому что не можешь. – Ну ахуеть, конечно. А я-то сам в курсе, что не могу любить тебя? – Просто ты такой замечательный и не мог выбрать меня. Я ведь хуйло! – Олег немного расслабился и сделал мысленную пометку записать Разумовского на терапию. Главное, что ничего страшного не случилось, просто кто-то дебил. – Взял и выбрал. Ещё вопросы? – Почему? – Потому что. Ты ногой во сне смешно дергаешь. Про картины интересно рассказываешь. Когда работаешь за ноутом увлеченный такой. Ты очень умный, просто думать не любишь. Вот ты мне говорил, как у всех художников была муза, которая вдохновляла их. И ты меня вдохновляешь. Я когда думаю, что жарю картошку не просто так, а для тебя, то сразу такой душевный подъем. Ты красивый, волосы у тебя вообще пипец, в жизни таких рыжих не видел. Заканчивай хренью голову забивать, пойдём лучше попросим пенсионерок у подъезда рассказать, как Юма Алтана пиздила. Сережа вытер рукавом уже потекший к этому моменту нос и кивнул. – Сейчас оденусь и пойдём.