Blame It on My Youth : [ вини нашу юность ]

Нил занимает свое место на корте. Слышит, как за спиной у него ворчит Чарли. — Что такое? — Пять очков, — брюзжит Чарли чуть громче. — Кем он себя вообще возомнил? Я старше. Господи. Пять очков. — Так ты сможешь или нет? — спрашивает Афина. — И ты тоже пошла нахрен. Нил ухмыляется. — Мы поможем, — заверяет Афина. — Обещаем. — Лучше бы это было правдой, — возмущается Чарли. Дилер «Рендеров» подает мяч, и игра начинается. Нил рвется вперед, лишь условно понимая, где его опекающий, наблюдая, как «Рендеры» гоняют мяч по кругу — Эллисон научила их приемам Воронов; жаль, что эти техники становятся такими популярными, даже если у «Рендеров» выходит не так технично, как у «Ягуаров», — пока Афина не врезается в своего опекающего, а мяч не падает на землю, и Райли подхватывает его и закручивает, даже не утруждаясь прижать к груди, просто вращает клюшкой как венчиком, пока не добирается до более безопасного места — правда, ей это не удается, и она швыряет мяч Нилу, а бэклайнер Нила стремительно движется на него, так что Нил вытягивает руку вперед, бросается к мячу, ловит в сетку клюшки и прижимает к груди, когда опекающий таранит его. Нил не сопротивляется — это верный способ получить травму — и вместо этого бросается на землю, контролируя падение, перекатывается, прижимая мяч к себе, вскакивает на ноги, подбрасывает мяч и передает его Райли, находящейся в трех метрах от него и в полутора от ее опекающего. Райли забивает гол, «Ягуары» радостно улюлюкают, а затем возвращаются к игре. Еще десять очков. Нил слышит тиканье отсчета в голове. Бэклайнеры «Ягуаров» рвутся вперед, оттесняя нападающих «Рендеров», но один все равно прорывается, и Афина врезается в него уже через полсекунды после того, как мяч покидает его сетку. Чарли возвращает мяч на середину корта, и Нил бежит, мчится, оставляя своего опекающего глотать пыль. Когда он уходит на перерыв в конце четверти, они выигрывают со счетом 5:2. Они с Кевином стукаются клюшками, когда меняются. — Два очка, — говорит Эндрю. — Осталось четыре. А потом Нью-Йорк достигнет лимита. — Думаешь, он сможет придерживаться цифры? — спрашивает Нил. — Лимита в пять мячей? — Еще бы, — отвечает Эндрю. — Только потому, что никто никогда не ставил ему ограничений, не значит, что он не может их придерживаться. Так что они принимаются смотреть. Они наблюдают и ждут, а Нил все мерит пространство шагами, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. Кевин с Марией передают мяч, молниеносно, туда-обратно, Кларку и снова себе — и вот он в воротах, и команда Нью-Йорка застигнута практически стоящими на месте. А потом снова беготня, снова движение, и Нил отслеживает взглядом мяч, пока он летит, когда его несут. «Рендеры» владеют мячом чаще «Ягуаров». Большинство команд в принципе обращаются с мячом лучше, чем «Ягуары». Перейдя к ним, Нил обучил их техникам Воронов; только вот большинство Воронов — ужасные учителя. Они пытались обучить собственным упражнениям и техникам свои же новые команды — и ничего не вышло. В колледже единственным человеком, которого у Кевина была возможность учить, являлся Нил; потребовались угрозы от Рико и якудза, чтобы заставить кого-то еще захотеть научиться. Вороны никогда не учили Кевина, как обучать других. Да и у большинства команд просто не было той мотивации, что у Лисов. Нил наблюдает, как мяч приближается к Чарли. Наблюдает, как он прыгает за ним, ловит в сетку клюшки, крутится на одной ноге, пока не меняет направление к середине корта, когда бросает мяч Кевину. Нил наблюдает. Он и близко не так беспокоится о Кевине и Марии, как о Чарли. А обычно он вообще не беспокоится о Чарли. Чарли хорош в своей работе. Его трудно поставить в ряд с Эндрю, но — что ж поделать. Никто не сравнится с Эндрю. Но ничто так не выбивает человека из колеи, как дополнительное давление из-за наличия лимита. Однако он понимает, что ему не следовало сомневаться. Чарли в ярости из-за установленного кем-то лимита, и он не превысит его. По мере того как игра накаляется, а Кевин с Марией забивают голы под свист толпы, Нью-Йорк становится все напористей. Счет «Ягуаров» растет — семь-восемь-девять — и становится совершенно ясно, что они наберут-таки эти свои одиннадцать очков. Осталось еще больше половины игры. Но Нью-Йорк завершит ее с наименьшим количеством очков, если продолжит в том же духе, и они начнут бегать быстрее, вкладывая больше мощи в броски, с ощутимым отчаянием — по крайней мере — не быть униженными. И Нил видит по движениям Чарли, что он не желает позволить им достичь этой цели. Проигрывать он не намерен. Нил, блять, этого терпеть не может. Тем, что больше поглощен игрой Чарли, нежели Кевина и Марии. Когда «Рендеры» забивают пятый гол, он ахает вслух. — Ты вообще в норме? — интересуется Эндрю. — Помолчи, я смотрю игру, — рассеянно отвечает Нил. — Вот что я получаю, выйдя за типичного спортсмена, — буркает Эндрю. Нил берет его за руку. — А вдруг у него не выйдет? — Все у него прекрасно выйдет, — заверяет Эндрю. Тем не менее, Нил шастает взад-вперед, вне себя от нервов. До конца первой половины остается три минуты. Честно, это вообще не имеет значения; сколько очков смогут набрать «Рендеры» за три минуты? Совсем немного. Но… Но они приближаются к Чарли, передавая мяч на максимальной скорости, а Афина с Альфи не могут достаточно долго оставаться у них на пути, и… Нападающий совершает финт. Нил видит — видит его пятку, куда она направлена, знает, что он делает, но Чарли-то не видит и направляется не в ту сторону, и… Практически падает навзничь, ловя мяч в воздухе в трех дюймах от стены, и отбивает. Кларк подхватывает его и передает Кевину, и Нил снова обретает способность дышать, а Чарли встает, встряхивает рукой и снова ищет взглядом мяч. Нил смотрит на Эндрю и оголтело машет в сторону Чарли. — Это… это было очень круто, — признает Эндрю. — Невероятно! Круто! — Очень впечатляюще. — Твою мать! — Нил подумывает о перерыве. Он им там не нужен. Он может пропустить вторую половину игры, просто чтобы поразмыслить над этим сейвом. Боже, он любит экси, он так сильно любит эту долбанную игру, так сильно. Когда заканчивается тайм, счет уже 10:5, и матч становится игрой с низкими ставками. Всё. Они в финале! Им нужно всего-то еще одно очко, чтобы утереть Калифорнии нос, а «Рендеры» в этой игре себя уже исчерпали. — Ты говорил, что позволишь им забить гол? — спрашивает Нил Эндрю в конце перерыва. — Ага, — отвечает Эндрю со вздохом. — Мне следует придерживаться своих обещаний. Нил наблюдает, как Эндрю идеально размеренным шагом выходит на корт. Эллисон разводит руками, мол: «че, сколько?» Эндрю прикладывает ладони ко рту как бы рупором. — «Рендерам» позволено забить один гол в этом тайме, — объявляет он. Эллисон показывает ему два фака. Толпа громко неодобрительно фукает — звук низко и тяжело вибрирует у Нила прямо в костях. Он ухмыляется. Ничего не может с собой поделать. Кевин выгибает на него бровь, и он пожимает плечами. — Будет весело, — говорит он. Кевин расплывается в оскале. — Думаю, мы можем повеселиться, играя в экси. — Это разрешено, да. Они следят за мячом. Мария забивает, и болельщики «Ягуаров» сходят с ума — вот и все, все одиннадцать очков; Мария с Райли стукаются клюшками, и Райли решает не запрыгивать на нее прямо посреди игры, и мяч летит обратно к Эндрю. Эндрю лениво выходит из ворот под испуганные возгласы толпы, «Рендеров» и пары «Ягуаров». Он взмахивает мячом — один гол. Счет «Рендеров» сейчас пять. А затем возвращается в ворота. Поднимает один палец. Машет им. И в этой четверти «Рендеры» не забивают больше ни одного гола. А потом Нил с Кевином возвращаются в игру, чуть ли не врываясь на корт. Нил уже празднует победу. Они с Кевином могли бы отсидеться до конца игры, и это не имело бы значения — они выигрывают со счетом 14:5, и Эндрю не собирается пропускать ни единого мяча. Нил ухмыляется ему. Он готов поклясться, что, несмотря на шлем Эндрю и расстояние в целые ярды между ними, Эндрю ему подмигивает. Эндрю тоже веселится. И это действительно весело. Нил иногда забывает об этом в порыве попыток победить. Но это весело — испытывать себя, бегать, толкаться, падать и подниматься снова, каждый раз надежно удерживая мяч в клюшке. Подсчет шагов почти медитативен, вплетен в его обычную практику считать, чтобы успокоиться, и где бы он ни был, за его спиной Эндрю, а рядом Кевин, и какой смысл играть по-другому? Они выигрывают со счетом 19:6. Празднуют в воротах, и Эндрю берет Нила за руку, как только получается сорвать шлемы, и Нил прижимается плечом к плечу Эндрю. Мария обнимает Эндрю за свободную руку, хохоча: — Блять, просто взял и вышел из ворот, ты, легенда, — а затем Райли выполняет свой обычный маневр — ныряет головой вперед на Нила, а Нил втягивает Кевина, и Кевин улыбается почти против воли, и они празднуют. — Чемпионат, — кричит Нил Кевину на ухо. — Мы едем. Теперь ты счастлив? — Возможно, — кричит Кевин в ответ. Кларка отправляют общаться с прессой — он объявляет о переводе Эллисон и своем собственном повышении до тренера; Нил оттаскивает Эндрю назад прежде, чем Эндрю успевает пойти за всеми к автобусу. — Нам нужно забрать детей, — напоминает ему Эндрю. — Я знаю, — отвечает Нил. — Я просто хотел… — он целует Эндрю в лоб. — Теперь можем пойти забрать детей. Однако, выйдя на улицу, они находят Рене, которая делает то, что позволено очень немногим — обнимает Эндрю. Нил находит детей — Пейдж заваливает вопросами Чарли, который, кажется, совершенно доволен быть заваленным этими вопросами, а Натали, видимо, готова стоять там до скончания веков. — Боже, Эндрю, это было правда грубо, ты не задумывался? — спрашивает Рене, когда он отпускает ее. — Задумывался, вообще-то, — отвечает Эндрю. — И вообще, Эллисон подтвердила это, показав мне два фака. — И правильно сделала. Не нужно было сыпать им соль на рану, — корит Рене, тыча его в плечо. — А вот и нужно, — голосит Мария. Рене сверкает улыбкой — возможно, от нее и требуется поддерживать свою жену, но она лучшая подруга Эндрю. А потом она успокаивается, берет Эндрю под руку, и они уходят; Эндрю бросает беглый взгляд на Нила, кружа по парковке, пока они ждут, когда Кларк и Альфи вернутся от журналистов. А потом подбегают Мэтт с Дэн, и Нил бросается на Мэтта. — Что за нахуй! — вопит Мэтт Нилу в ухо. — Да что! — Нил кричит в ответ. — Я даже ничего не сделал! — Ты едешь на Чемпионат, этого недостаточно? Что еще тебе нужно сделать? — Ну, типа, обыграть «Денвер», но я просто говорю, что эта игра… я, как бы, окей, Эндрю и Чарли были потрясающими, но я не… — Если не заткнешься, я буду сжимать тебя, пока глаза не вылезут, — весело говорит Мэтт. Нил послушно замолкает. — Так-так, как там поживает ваш сынуля? — спрашивает Дэн, когда Мэтт опускает Нила обратно. — У него все в норме, мне кажется, — отвечает Нил. — Ну и вообще, он не умер — вот и степень моего участия. — Ах, типичный отец, — мудро замечает Дэн. — Ты тоже добытчик? — Ну, типа, я вышел за парня, который любит печь, так что да, иногда я добываю хлеб. — Эндрю и готовит, и растит ваших детей… А ты дармоед. Нил кивает: — Реально, не жизнь, а сказка. — Где ваши дочки? Дважды спрашивать не приходится, потому что Пейдж с Натали как раз направляются к ним. — Приветики! — Дэн улыбается. — Как делишки у моих любимых племяшек? Слова вызывают ответную улыбку у вышеупомянутых племяшек. — У нас все хорошо, — отвечает Пейдж. — А у вас как? — Тоже хорошо. Есть что-то такое, чем вы хотите заняться завтра? — спрашивает Дэн. — А то мы с Эллисон просто будем таскать вас туда-сюда. Можем прошвырнуться по бутикам, можем сходить в музеи — мы не спланировали заранее, так что спектакли и пьесы мимо, да и у нас все равно не так много времени; вам, девчат, нужна одежда? Я уверена, Эндрю с Нилом привезли чемодан… — Привезли, — подтверждает Нил. — Мы знаем, чем люди занимаются в Нью-Йорке. — Покупают целую кучу шоколада, — торжественно произносит Мэтт. Нил кивает. — Так что, девчат, если просто хотите пройтись по магазинам, мы можем пройтись, потому что я уверена — Эндрю понятия не имеет, как сводить вас на шоппинг, а Нилу в жизни не придет в голову спросить, не хотите ли вы новую одежду. — У Эндрю хорошее чувство стиля, — протестует Нил. — А со второй частью предложения спорить не собираешься, ха? — спрашивает Натали. Нил пожимает плечами. — Как бы, это довольно очевидная правда, верно же? Но у Эндрю реально… — А еще у него есть привычка просто, типа, бросать всякую хрень в корзину, а потом заставлять тебя носить эти шмотки, а нормальные люди так одежду не покупают, — говорит Дэн. — И если принимать во внимание тот факт, что размеры женской одежды — это буквально вздор, нельзя просто купить вещи и надеяться на лучшее. Так что в любом случае завтра мы с Эллисон потащим вас везде и сразу. Рене поручено не дать Эндрю спустить все заработанные за жизнь деньги на печеньки «Риз», а Мэтту — мешать Нилу поддерживать Эндрю в этом. Нил открывает рот, чтобы возразить, но затем закрывает. Он не может с этим поспорить. Она не ошибается в том, что должно произойти. Пейдж с Натали советуются, а затем Пейдж поворачивается обратно к Дэн. — Мы можем немножко пошопиться. Нил и Эндрю дают нам карманные. — О, вы абсолютно ни за что не платите, — улыбается Дэн. — О, нет-нет-нет. Какой смысл иметь племянниц, которых мы с Эллисон не можем разбаловать? Все остальные подарили нам племянников — в любом случае, завтра вам нельзя даже вынимать кошельки. Так, присматриваем одежду? Сладости? Игрушки? Пойдем в магазин кукол «Американ Герл»? Девочки так шумно и глубоко вздыхают, что Нил на мгновение беспокоится, не лопнут ли у них легкие. — Звучит прикольно, — говорит Пейдж, пытаясь оставаться непринужденной. — Но это разве не дорого? Дэн отмахивается: — Мы с Эл не то чтобы бедствуем, — отвечает она так же непринужденно, зная, что лучше не заострять на этом внимание. — Ничего такого. Да и детей у нас нет. — Мы всегда можем свозить вас за покупками со следующей недели, — соглашается Нил. — Может, мы и не так хороши в этом, как Эллисон, но сейчас не единственный ваш шанс купить одежду. И, может, Сэнди захочет присоединиться? — Звучит клево, — соглашается Натали. — Я просто… мы почти ничего не взяли, только ручную кладь, потому что прилетели на одну ночь. Нил отмахивается: — Мы с Эндрю привезли большие чемоданы. И оставим достаточно места для всего, что вы купите. — Здорово, — отвечает Пейдж. Нил бросает взгляд на дверь, когда она открывается — Кларк, Кевин, Эллисон и капитан ее команды направляются на парковку, и Эллисон выглядит невероятно довольной собой. Рене с Эндрю возвращаются в удвоенном темпе. Эллисон показывает два средних пальца в их направлении. — Не тебе, жена моя, — кричит она. — А мудаку, который вышел за злоебучие ворота. Эндрю пожимает плечами: — Хотел дать понять, что ты сделала правильный выбор, присоединившись к команде победителей. — Необязательно делать это грубо, — корит Эллисон, понижая голос до нормальной громкости, когда Эндрю оказывается в пределах слышимости. — И необязательно было сыпать соль на рану. — Рене сказала слово в слово, — отвечает ей Эндрю. Эллисон пожимает плечами: — Вот почему я знаю, что говорю умные вещи. Ну ладно. Как там мои племянницы? Пейдж и Натали снова улыбаются. Нил прекрасно знает: это чувство не пройдет в ближайшее время — чувство, что ты часть семьи. — Хорошо, — они отвечают хором. Кларк поднимает руку, и Нил кивает ему. — Нас зовут, — говорит Нил. Эллисон гримасничает: — Отлично. Мы с Дэн все равно украдем их завтра. — Мы в курсе. Тогда до завтра? — Я забронировала столик на обед, — говорит Эллисон. — Вы все равно не вылетаете до самого вечера — мы встретимся за ланчем, пошопимся и приедем в аэропорт с запасом времени. Да? — Да, — послушно отвечает Нил. Он обменивается объятиями, Рене обнимает Эндрю, и они возвращаются в автобус. — Вам до отеля, получается? — спрашивает Кларк. Нил машет девочкам, чтобы они с Эндрю прошли в заднюю часть автобуса, и садится на сиденье позади Кларка. — Где вы остановились? Нил называет ему адрес, Мария садится рядом с ним, Райли садится напротив. — Это по дороге в аэропорт, не очень далеко. — Хорошо, что у нас завтра выходной, хах, — говорит Мария. — И в воскресенье, — добавляет Кларк, вызывая немедленный протест Кевина. — Скажи ему заткнуться, — просит Кларк Нила. — Заткнись, — говорит Нил Кевину. — Мы пытаемся попадать в ворота с завязанными глазами, у нас нет времени, — настаивает Кевин. — И будет еще меньше, если мы заснем на долбанном корте, — цокает Кларк. — Иногда людям нужен перерыв. Иногда нам нужно брать выходные. Иногда тебе нужно возвращаться домой, чтобы повидаться с женой и сыном, Кевин, помнишь их? Кевин крутит обручальное кольцо на пальце. — Ребят, вы должны прекратить использовать их против меня, — ворчит он. — Остальным из нас тоже нравится иметь личную жизнь, — хмыкает Райли. — Кстати об этом, если у нас будет выходной в воскресенье, что думаешь насчет ужина? — спрашивает у нее Мария. Она молчит, не вовлекая в разговор остальных пассажиров автобуса, но поскольку сидит рядом с Нилом, это не имеет большого значения. — Ага, — отвечает Райли, ухмыляясь. — Звучит отлично. Куда хочешь пойти? — Ой-ой, Мария, — перебивает Нил, вытаскивая телефон, игнорируя ярость, с которой Мария на него зыркает. — Извини, извини, но… стой, стой, мне просто нужна твоя помощь с… погляди сюда, — он говорит, открывая заметки, поворачивая телефон в ее сторону и набирая название итальянского ресторанчика, который любит Райли. — Что-то такое, как думаешь, нормально? — Аха, — медленно отвечает Мария. — Да, я думаю, у тебя круто вышло. Можешь просто… скинуть это или типа того. Да и вообще, ну, короче, Ри… эм, тебе нравятся… что думаешь об итальянской кухне? Когда-нибудь слышала о «Страно»? Я говорю о… Райли сияет так, словно проглотила солнце. — Да, мне нравится этот рестик… ты когда-нибудь там была? С опозданием на секунду Мария отвечает: — Нет, не была, но слышала, что там довольно вкусно. — Да там супер-вкусно, — взволнованно тараторит Райли. — Все меню великолепно. Пока Райли продолжает, Мария тянется за спину и вслепую похлопывает Нила по руке, как он предполагает, в знак благодарности. В конце концов, они добираются до отеля, и Нилу больше не нужно сидеть рядом с Марией и Райли, пока они флиртуют — что замечательно — потому что он может только представлять, что без него они действительно смогут просто сидеть, что вполне может привести к тому, что Райли воспламенится прямо на месте. Мария встает, чтобы Нил мог выйти, но, махнув рукой Райли, чтобы та сидела, она выходит из автобуса прямо перед Нилом. А затем поворачивается и обнимает его. — Спасибо, — тихо говорит она. — Я такая лесбиянка. — Да без проблем, — отвечает Нил, поглаживая ее. Люди же так делают? Ей, кажется, как-то без разницы. Эндрю с девочками присоединяются к ним, и Эндрю выгибает на Нила бровь. — Сказал Марии предложить сходить в «Страно» на ужин в воскресенье, — объясняет Нил, когда Мария отпускает его. — Райли была невероятно счастлива. Эндрю понимающе кивает. — Если закажешь сэмплер, она украдет половину еды у тебя с тарелки, — говорит он Марии. — И она обожает их тирамису. — Можно тебя обнять? — спрашивает Мария. — Нет. — Окей. Тогда воздушные обнимашки, — отвечает Мария и посылает воздушные обнимашки. — Я люблю вас двоих. Увидимся через пару дней. О, я принесу… хочешь ту косметику, Нил? Я принесу ее в понедельник, можешь забрать. — Спасибо, — отвечает Нил. — Да, я возьму. Хотя не то чтобы именно к этому я стремился. Мария отмахивается от него: — Я знаю, знаю, но она у меня, а должна быть у тебя, и я вечно забываю об этом. — Спасибо, — повторяет Нил, но она просто отмахивается от него и возвращается в автобус. Нил машет Кларку, который машет в ответ и удаляется. — Какая такая косметика? — тут же спрашивает Пейдж. — Не заморачивайся, — отвечает Нил. — Вам понравилась игра, девчат? — Я хочу научиться играть в экси, — заявляет Пейдж. — О? Присмотрела позицию? — Вратарь. Нил улыбается Эндрю, который решает не выражать никаких эмоций. — Почему он? Не то чтобы это имело значение, мне просто любопытно. — Это круто, — отвечает Пейдж. — Мы можем подыскать тебе… ну, учебный год уже начался… в принципе, ваша школа все равно не предлагает занятий экси, — Нил бросает взгляд на Эндрю, который отказывается отвечать. — На худой конец, если мы опоздаем записать тебя в команду, ты всегда можешь тренироваться с нами этой зимой. — Вы будете продолжать тренироваться? — спрашивает Пейдж. — Не в том объеме, как сейчас, нет, но зимой мы тоже кое-что делаем. Просто чтобы не растерять навык. И потому что Кевин настаивает. — И ты, — добавляет Эндрю. — Ты тоже настаиваешь, — он достает документы, а Нил отыскивает сообщение с информацией о комнате девочек, и они регистрируются. Им выдают ключи. — Встретимся здесь в десять, чтобы пойти поужинать? — предлагает Нил. — Или… закажем доставку в номер? Натали с Пейдж округляют глаза по пять копеек. — Значит — доставка, — весело говорит Нил. Пейдж останавливается на полпути к полноценному визгу. — Стоп. Типа. Мы все вместе? Нил быстро соображает. Он не уверен, хорошо это или нет. — Может так, — медленно произносит он. — Или… может и не так? — кажется, этот ответ у целевой аудитории перед ним откликается получше. — Нам с Эндрю определенно не помешает лечь спать пораньше, — пытается он, и Пейдж с Натали согласно кивают. — Но мы же можем просто… мы все еще можем заказать доставку в номер, да? — спрашивает Пейдж. Нил не обращает внимания на то, как отчаянно Натали избегает смотреть на Пейдж, и пытается на мгновение поставить себя на их место. Как часто они были в отпуске, проводили время без присмотра, имели неограниченный доступ к еде? Для него самого обслуживание в номере — это просто то, что они с Мэри делали, когда нужно было поесть, а рисковать, выходя из номера, было нельзя. Это было пустой тратой денег и времени, а потом еще и немытая посуда оставалась. А для Эндрю… ну, Эндрю нравится обслуживание номеров, Нил знает. Это роскошь. Что-то необычное. — Конечно, — кивает Нил. — Все, что захотите. — Крутяк, спасибочки! — радостно гикает Пейдж, и они с Натали галопом несутся через весь отель к другому лифту, который ближе к их номеру. — Так… и на чью карту оформлен их номер? — спрашивает Эндрю. Нил открывает рот, чтобы ответить, а затем понимает, что не знает. Или, точнее, знает. — Не на мою. Эллисон не спрашивала номер моей кредитки, — он смотрит на Эндрю и видит, что Эндрю забавляется. — Все, что они закажут, оплатится картой Эллисон. — Не говори им, — советует Эндрю. — Вернем ей деньги завтра. А она им никогда не расскажет. — Звучит как план, — соглашается Нил, и они заходят в ближайший лифт. Нил проверяет телефон и находит сообщение от Райли:       это ты рассказал Марии о страно, да ведь. Он хмурится и отвечает утвердительно. — Райли знает, что я помог Марии, — жалобно канючит он. — Ну, уверен, ты не был искусен. — Я… эй! Что это значит! — Это значит, что намеки у тебя такие же незаметные, как три быка в Фольксваген Гольф. — А это большая машина или маленькая? Эндрю смотрит на Нила так, словно впервые видит. — Маленькая, Нил. Маленькая. Как, ради всего святого, тебе вообще удавалось убегать от преследователей, если ты понятия не имел, на какой машине они ехали? — По цвету и размеру, — отвечает Нил. — Большая черная квадратная машина. И вообще, это никогда не помогало, они все равно постоянно меняли машины. Эндрю закрывает глаза. — Слушай. Я знаю, что у меня идеальная память. Но еще знаю, что ты уже видел Гольф на дорогах. Так как ты тогда понятия не имеешь, какого он размера? Лифт звенькает, и они выходят на свой этаж. — Он похож на полицейскую машину? Если нет, то это никак не повлияло на мою жизнь или существование. — Не похож, — соглашается Эндрю. — О, мы живем прямо рядом с лифтом. — Удобство в чистом виде, — соглашается Нил, прикладывая ключ-карту к замку и толкая дверь. Он включает свет и оказывается в тесной комнатке. — И вот это еще считается «славным» номером, — жалуется он, заглядывая в маленькую ванную. — О, ого, я становлюсь избалованным. — Мы в Нью-Йорке, — отвечает Эндрю. — И заселились в «Хайятте», насколько «славно» тут может быть? — Зато мыло приятно пахнет, — говорит Нил. — О-о, дай понюхать, — отвечает Эндрю, и Нил подносит бутылечек к его носу. — Из-за него я теперь жалею, что мы приняли душ не здесь, а на стадионе. — Просто заберем его домой, — решает Нил, стаскивая флакончик. — Хорошие плечики в шкафу, — замечает Эндрю. — Никакой вот этой проволочной херни. — Хочешь тоже заберем? — Нет, тогда там не хватит места для моих восьми пачек печенек «Риз» размером с лицо. — Справедливо. Просто чтоб ты знал, Рене было поручено помешать тебе купить слишком много. — А я поручаю тебе помешать ей помешать мне купить слишком много. — А Мэтту поручили помешать мне помешать ей помешать тебе купить слишком много, и мы должны остановиться на этом, потому что я уже путаюсь, кто кому что мешает. — Мэтта можно отвлечь. — Нет, типа, не то чтобы. — Это не было предположением. — А, понятненько. И какое наказание, если у меня не получится? — Зачем сразу переходить к кнуту, почему бы не начать с пряника? Нил пожимает плечами. — Тогда какая награда, если у меня получится? — Много-много поцелуев-со-вкусом-шоколада-и-арахисовой-пасты. — Впечатляющий пряник. — Не думаю, что ты когда-то хотя бы смотрел на мой пряничек. Нил поворачивается и прижимается лбом к стене. — Я тебя пиздец ненавижу. Эндрю прижимается губами к основанию его шеи, и Нил чувствует, как он улыбается. — Из-за шутки о члене? — недоверчиво произносит Нил, оборачиваясь — он не собирается упускать улыбающегося Эндрю. — Реально? Эндрю пожимает плечами. — Надо было видеть выражение твоего лица, — радостно говорит он. — Ах, садизм. — Конечно, — кивает Эндрю, увлекая Нила дальше в комнату. — Что еще у нас есть? — Ничего такого, вроде, — отвечает Нил, бросая взгляд на телевизор, кровать. Поднимает меню обслуживания номеров, контролирует свою реакцию на цены и растягивается в постели на животе. Эндрю присоединяется к нему. — Что такого особенного в обслуживании номеров? Что за удовольствие быть одной в отеле? Эндрю, взглянув на меню, складывает руки и кладет на них щеку, глядя на Нила. — Независимость. Отсутствие надзора. Отсутствие обязанностей. Анонимность. Свобода. Безопасность. Новизна. С чего ты хочешь, чтобы я начал? Нил пытается сопротивляться, терпит неудачу и наклоняется, чтобы чмокнуть Эндрю в открытую щеку. Он откладывает меню и повторяет позу Эндрю. — С самого начала. Ничего из этого не имеет никакого отношения к моему опыту с гостиничными номерами. — Просто… это не твой дом, это не дом кого-то из твоих знакомых. Тебе не нужно спрашивать разрешения, чтобы принять душ или взять бутылку воды. Все чисто — формально — и тебе не нужно ничего убирать, если только не устраиваешь большой беспорядок. Можно заказывать еду, какую угодно и сколько угодно — это как перерыв, словно не имеющий ничего общего с твоей реальной жизнью. Ты больше никогда никого отсюда не увидишь. Никто не знает, кто ты, и никого это не волнует, и если только ты не ведешь себя как ужаснейший придурок, никто не узнает и не будет беспокоиться. Никто не смотрит, как и что ты ешь. Не нужно есть культурно. Это похоже на… существование в альтернативной реальности, где до тех пор, пока ты не разрушаешь ничего вокруг и даешь хорошие чаевые, ничто не имеет значения. Ты можешь буквально слизать глазурь с пальца своего мужа, и никто никогда не узнает об этом, и даже не придется убирать тарелку, когда закончишь. А для девочек, я бы предположил, невероятная радость от возможности кушать столько, сколько они хотят, во многом похожа на кайф. — Мы же всегда позволяем им есть все, что они хотят, — говорит Нил. А потом переосмысливает. — Хотя, наверное, это не одно и то же. Когда тебе разрешают делать все, что хочешь, — не то же самое, что иметь реальную власть делать все, что хочешь. — И в отеле — особенно в отеле в Нью-Йорке — особенно когда твои родители вообще в другой стороне указанного отеля, они могут делать всю хрень, какая им только взбредет в голову. Что означает «всю хрень, какая им только взбредет в голову»? Какая разница, где находится отель? Они выйдут из отеля? Сейчас октябрь — и уже темнеет, и сейчас холодно, и, конечно, улицы хоть и пронумерованы, но… Эндрю прикладывает палец к его губам. — О чем ты беспокоишься? Нил хочет спросить, откуда Эндрю знает, что он беспокоится, но это глупый вопрос. В настоящем у него что в уме, то и на языке, и Эндрю знает, как выглядит его беспокойство. — О наших детях. Уголок губ Эндрю приподнимается. — И что же с нашими детьми? — Они могут выйти из отеля. Мне стоит им написать? Мне кажется, лучше не говорить им не выходить, потому что тогда первое, что они сделают, это уйдут. Или разозлятся на меня за то, что я думаю, что они уйдут. Но я просто хочу напомнить им, что им лучше сказать нам… Эндрю проводит ладонью по его кудрям. — А я-то думал, что стану тем, кто будет нонстопом волноваться. Натали права, — говорит он с ласково. — Ты правда старик. — Ты старше меня, — отмечает Нил. — Зато я молод душой. — Ты купил кактус и назвал его своим сыном. — Я хотел маленького ребенка. Нил приподнимается на локтях, чтобы посмотреть на Эндрю сверху вниз. — У нас уже была целая тема по этому поводу! Целая тема! Эндрю ухмыляется, извивается, протягивает руку, чтобы взять Нила за футболку, и притягивает его для поцелуя. Нил следует за ним, позволяя принять свой вес, зная, что Эндрю это под силу. — Ты просто пытаешься отвлечь меня, — мурлычет Нил в конце концов. — Это же работает? — Может. — Можно я подкуплю тебя, чтобы работало? Нил хмыкает: — Полагаю, да. — Сколько я тебе должен? Сколько на это уйдет бабок, ха? — Эндрю растягивает слова. — Мои цены довольно высоки, — предупреждает Нил. — И я не торгуюсь. Я тебя до нитки обберу. Эндрю щелкает пальцами. — Просто скажи мне. Просто вывали на меня плохие новости. Каков ущерб? Что я должен сделать, чтобы погасить долг? — Я хочу реально крепкие объятия. Эндрю прищуривается на него. — А у тебя реально нешуточные цены… но я могу рассчитаться, — он обнимает Нила и позволяет ему обнять себя за плечи в ответ. Он переворачивается, перемещая Нила, чтобы он оказался меж его ног — в самом комфортном месте, какое только можно вообразить. Пару минут спустя его мозг устанавливает некоторую связь, и это настолько нелепо, что Нил почти полностью отвергает эту мысль. Но и, как бы, Эндрю, на котором он лежит — грудь к груди, ноги меж его ног — это не тот Эндрю, каким он был десять лет назад. — Дрю? — М-м? — Ты провернул всю ту штуку с выходом из ворот, потому что я сказал, что Чарли сделал крутой сейв? Нил ждет фырканья. Отказа. Отрицания. И ничего не получает. — Ты сказал мне помолчать, — потрясенно отвечает Эндрю. — Ты же смотрел игру. Нил давит ухмылку. — О, моя маленькая капустка, мне так жаль, я ведь пошутил… — И вообще, я лучший вратарь в экси! А ты не ахаешь, когда я делаю крутые сейвы! — Лучший, лучший, — успокаивает Нил, вытягиваясь, чтобы зачмокать его лицо. — И я ахаю! Просто когда ты в воротах, меня либо нет на корте, либо я буквально в середине матча, — Нил осыпает поцелуями все, до чего может дотянуться. — Прости, прости, с этого момента я буду уделять тебе больше внимания, большой ребенок. — Не нужно быть высокомерным, — корит Эндрю, но закрывает глаза и позволяет Нилу чмокать его лоб, щеки, нос, брови, уголки глаз, челюсть. — Ты сказал ему пропустить только пять мячей! Он сделал это, потому что лучший вратарь в экси сказал ему, что он может. Я всегда тобой восхищаюсь, мой единственный и неповторимый Эндрю, прости, что сказал тебе помолчать, больше никогда такого не скажу. Мне жаль. Я так сильно тебя люблю. — Ты надо мной смеешься, — обвиняет Эндрю. — Агап. Хотя все это правда. Я просто думаю, это мило — что тебе нужно было, чтобы я это сказал, потому что меня впечатлил другой вратарь. Боже мой, Дрю, ты приревновал? Это ревность? — Никакой я не милый, — бурчит Эндрю. — Я хладнокровный убийца. — Это неправда, ты всегда убивал сгоряча. И ты миленький убийца. — Ой ли? И с кем ты меня сравниваешь, скольких убийц ты знаешь? Не отвечай. — Не буду. Однако я заметил, что ты не ответил мне, когда я спросил, была ли это ревность. — А что, мне запрещено ревновать? — Я просто никогда не думал, что когда ты впервые в жизни ощутишь ревность, это будет потому, что я подумал, что другой экси-вратарь хорошо выполняет свою работу. — Ну, это недостаток воображения с твоей стороны, а не провал с моей. — О, конечно, конечно. Определенно. Несомненно. Хей, знаешь, мы прямо за углом «Херши». Еще довольно рано, они пока открыты. — Подкуп, — ворчит Эндрю. — Это взятка. Эй, Нил? — Да? — Если я построил всю свою долбанную личность на том, чтобы быть лучшим экси-вратарем в мире, что произойдет, когда я больше им не буду? Нил перестает улыбаться. Прижимается щекой к щеке Эндрю. Хочет извиниться. Эндрю не хотел этого, так усердно работал, чтобы никогда сюда не попасть, пока он не втянул его — но Нил знает, что это неправда, даже если это кажется правдой, прекрасно знает, что Эндрю нравилось экси, почти так же, как ему нравился он — Нил; а сейчас он в ужасе от того, что Эндрю это аукнется. В отличие от Нила, экси непостоянно, у экси есть срок годности — Эндрю может играть, только пока он молод. Эндрю может уйти сейчас, пока он самый лучший, пока он непобедим, но если он продолжит, если продержится достаточно долго, люди будут наблюдать, как он теряет статус, проигрывает лучшим и более молодым игрокам. Они будут говорить о его крахе, о том, что он теряет хватку. Нил целует его в щеку. — Тогда, мне кажется, ты просто… заново себя обретешь. Найдешь новые вещи, которые будешь любить, вместо того, чтобы заниматься одним и тем же, постоянно, вечно. Будешь проводить время с друзьями, со мной, с детьми. Решишь, хочешь ли устроиться на другую работу, или вернуться к образованию, или хочешь просто несколько лет смотреть телек. Я думаю, может, ты перестанешь позволять определять тебя фанатам и репортерам и начнешь позволять определять тебя другим людям. Людям, которые знают тебя лучше, чем знает твоя статистика в играх. Ты можешь решить быть кем-то другим. И, мне кажется, ты можешь быть счастливым. Счастливым, что жизнь достаточно длинная, чтобы быть чем-то большим, нежели чем-то одним. Эндрю молчит с минуту; его грудь равномерно вздымается и опускается под Нилом, а затем он вздыхает и целует Нила в лоб. — Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю. Хочешь сходить в «Херши»? — Ага. Нил приподнимается. — Может, все-таки написать детям? Эндрю встает, и они смотрят друг на друга. Нил видит тот же импульс в его глазах — нет. Свободу. Никому не говорить, где находишься, куда собираешься отправиться, что делаешь. Ни перед кем не отчитываться. — Если мы понадобимся детям, они позвонят, — говорит Эндрю. — Оставим телефоны включенными и сделаем громкость повыше. Нил кивает и отключает вибрацию телефона. В этот момент он видит, что Райли отправила ему сообщение:       спасибо <3<3<3<3 И он отвечает:       Без проблем <3 Они спускаются на лифте, Эндрю достает купюры по пять долларов из бумажника и выходит за дверь. Солнце садится, и в городе холодно — здания загораживают солнце. Эндрю берет Нила за ладонь, и они шагают вперед, вниз по оживленной улице и заворачивают за угол, не обращая внимания на туристов, ведя себя так, будто им самим не по пути в «Херши»; Эндрю раздает наличные, а Нил избегает зрительного контакта и кивает каждому бездомному, мимо которого они проходят. Теперь у них есть деньги на это, поэтому они это делают. Они направляются в «Херши», и Эндрю оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что ничего не изменилось, а затем шагает прямиком к печеньками «Риз», стоя немного в стороне и разглядывая их прищурившись. — Окей. Получается, в чемодане у меня хватит место на восемь штук, — бурчит он. — Если я завтра ни одной не принесу, все заподозрят неладное. Как думаешь, сколько Рене разрешит мне взять? Четыре? — Ничего не слипнется? Это, наверное, перебор, — говорит Нил. — Тем более, если ответственность на Рене возложит Эллисон. А после твоего сегодняшнего выпендрежа она еще как возложит. — Выпендрежа. — Это был крутой выпендреж, — Нил целует Эндрю в щеку. — Но, мне кажется, всё равно мы все понимаем, что это было выпендрежничеством, как ни крути. — Не хотел бы я, чтобы они считали, будто забили мне один разрешенный гол благодаря собственным навыкам. — Боже упаси. Хотя они все равно хорошая команда, да и навык у них есть. Финал просто… не их время. — У них ума не хватит меня обыграть. — Реально опускаем их по полной, аха. — Они используют все те же приемы, что и вы с Кевином, но более старые и худшие их версии. Они почти на том же скилле, какими раньше были Вороны, и это работает против других команд — они относительно наравне с большинством бывших-Воронов и довольно неплохи против не-Воронов. Но они ничего не изменили, не попытались стать лучше, чем были Вороны. Вот и выходит: они проигрывают Калифорнии — бывшему-Ворону Жану и Джереми, достаточно умному, чтобы вытерпеть всю херню Жана и научить его играть нормально, достаточно умному, чтобы периодически проигрывать и совершенствоваться; потом проигрывают Денверу, которые просто охуенно хорошая команда, а потом еще проигрывают нам, потому что раньше мы были ими. Они никогда не смогли бы забить мне, ни разу, если бы я сам не позволил. Нил с усилием опускает брови. Они даже не на стадионе, и тем более сейчас не перерыв ради обмена мнениями. — Это правда. Тебе необязательно говорить об экси, чтобы понравиться мне больше, чем Чарли, знаешь. Ты уже нравишься мне больше. — Я не хочу, чтобы ты думал, что я был с ними груб. Или с Чарли. Я знал, что мы могли победить их, и знал, что это будет легко, потому что они не сделали того, что сделали мы — не приложили усилий, чтобы стать лучше. Нил поднимает руку Эндрю и целует ее. — Я очень счастлив, что ты мой соулмейт, — он держится и не начинает зацеловывать все его лицо. Они на людях. Но он смотрит на Эндрю, а Эндрю смотрит на него, и сейчас чрезвычайно трудно не позволить выражению публичного проявления привязанности стать проблемой для всех вокруг. Нил прекрасно помнит, почему слово «соулмейт» — «родственная душа» — так много значит для Эндрю. Он помнит, как все думали, словно Эндрю бездушен. — Ну, в общем, — произносит Нил, возвращая разговор в нужное русло, — Рене не позволит тебе взять больше трех. — Но позволит ли она мне взять три. Это важно, Нил. Если она остановит меня на двух, мне нужно взять шесть сегодня, иначе останется пустое место. Но если я возьму шесть сейчас, то завтра смогу взять только два, а если она даст мне купить три, а я куплю только два, тогда она что-то заподозрит. — Можем объединить усилия, — предлагает Нил. — Я начну торговаться с ней… с пяти. Позволю ей уговорить меня снизить до трех. А уломать меня уменьшить количество будет слишком энергозатратно. — А вдруг она остановится на пяти? — Если она становится на пяти, то я просто скорчусь от ужаса: «подожди, Рене, ты должна со мной спорить» — и укажу, что в наших чемоданах хватит места только для трех, а тебе все равно не следует есть слишком много, и все, что нужно будет сделать тебе — это поспорить со мной полминуты, а потом посмотреть на меня, наглядно прикусить язык, потрогать свое обручальное кольцо и сказать «окей». Проблема решена. — Ловлю на слове, — кивает Эндрю, делая шаг вперед в толпу и хватая пять упаковок. Он снова материализуется сбоку от Нила. — Нам еще что-нибудь нужно, пока мы здесь, или сходим за M&M’s с флагами гордости? Нил оглядывается по сторонам. — Нет, можем уже идти. Но они все равно слоняются туда-сюда, просто на случай, если Нил что-то забыл. Но он ничего не забыл, и здесь полно народу, так что они встают в очередь, а через две секунды Нил слышит позади: — Нет, подержи… секунду подержи, просто секундочку одну, а потом поменяемся… Они с Эндрю поворачиваются, и Пейдж поднимает глаза, видит их и замирает. Нат присоединяется к ней полсекунды спустя. Нил бросает взгляд на Эндрю и видит, как лицо у него становится как у оленя в свете фар. — Так, — осторожно начинает Нил. — Если мы просто… отвернемся и будем смотреть вперед… тогда, возможно… ничего не случалось, — они медленно поворачиваются лицом вперед. А потом он сдается и поворачивается обратно. — Вы хотите потратить все деньги на шоколад? Нет, ничего подобного, — решает он. — Мы заплатим за все. Вы же не собираетесь обратно в номер? Я переведу больше денег вам на счет. У вас есть наличка на чаевые? Вам все равно понадобится немного наличных, чтобы оставить чаевые в отеле. — Этого никогда не было, — произносит Эндрю. — Вы никому не скажете, что видели нас здесь. Никому. У Натали загораются глаза. — И что ты нам дашь, чтобы мы держали рты на замке? — Не стану спрашивать ни о чем из того, что у вас в руках, — отвечает Эндрю. Натали ахает: — Я думала, мы это уже прошли! Мы не спрашиваем вас, а вы — нас! Эндрю прищуривается на нее. — Ты никому не скажешь, что видела нас здесь, или… я больше никогда не испеку тебе панкейки. Пейдж в ответ на это ахает — гораздо тише, но затем, похоже, берет себя в руки и надменно заявляет: — Мы можем сами приготовить себе панкейки. — Я не передам свой рецепт домашнего пирога. — Мы твои дочери! — задыхается Натали. — Ты должен! — А он у меня не чтобы где-то записан. Я мог просто… забыть его записать. — Ладно, — отвечает Пейдж, сдаваясь. — Мы никому не скажем, что вы были здесь. А что такое? — Эндрю обожает здешние печеньки «Риз» — ну не смотри на меня так, ты их обожаешь, — но если Кевин здесь, он не даст Эндрю купить слишком много. Всем остальным кажется, что это уморительно, а еще они думают, что если оставить Эндрю без присмотра, он заболеет диабетом меньше чем через три месяца, и Дэн, по сути, сестра Кевина, поэтому она поддерживает его большую часть времени, а поскольку Рене — одна из ее лучших подруг, Рене поддержит ее, так что даже хотя Кевина здесь нет, мы по-прежнему чувствуем его влияние. Так что, в сущности, все происходит так — мы приходим сюда, а потом Эндрю набирает столько, сколько хочет, а все остальные просто… забирают сладости у него из рук и кладут обратно. В прошлые годы это приводило к заторам в магазине. — Так, и, ну… почему ты сейчас здесь? — В чемодан ко мне влезает определенное количество, — отвечает Эндрю, шагая вперед по мере продвижения очереди, — так что, как бы там ни было, есть предел. Получается, если я просто приду и возьму сейчас целую кучу, то завтра Рене сможет уговорить меня сократить количество всего до трех и даст добро. — Значит, ты им лжешь. — Слушай, — говорит Эндрю, перекладывая пять упаковок «Риз» в другую руку, — я понимаю, что они делают. Понимаю, что это, по идее, для моего же блага. Я вижу, что они пытаются заботиться обо мне — во многом так же, как они заботятся о Ниле, единственным способом, который они знают, и единственным способом, который действительно могут. Я у них этого не отниму. Но также не упущу возможности прихватить одну-две пачки полуфунтовых печенек с арахисовой пастой. Или три. Или восемь. Так что я на самом деле не вру — скорее, я жульничаю. — Но это же еще хуже, нет? — уточняет Пейдж. — Ты понимаешь, насколько это хуже? Эндрю пожимает плечами. — Насколько милым с ними мне нужно быть? — Ну, типа, они пытаются держать тебя подальше от шоколадок, так что, наверное, не прям сильно милым, — размышляет Натали. — Я просто хочу, чтобы было официально заверено, что у меня нет с этим проблем. — Заверяю, — соглашается Эндрю. — Окей. Так… стойте-ка, — говорит Нил, когда они подходят к кассам. — Девчат, вы не обязаны говорить нам, куда направляетесь, но если собираетесь быть на улице, я хочу, чтобы вы отправляли сообщения примерно раз в час, давая мне знать, что вы живы, и вам нужно написать, когда вернетесь в отель, чтобы я знал, что вы не умерли. Не тратьте наличку, это на чаевые. Не гуляйте сильно допоздна, держись вместе… — Ты беспокоишься, дедуль, — ерничает Натали. — Знаю. Если бы не беспокоился, не стал бы заморачиваться этим всем. Вы должны держаться вместе, хорошо? — Мы будем, — настаивает Пейдж. — Взгляни на нас, думаешь, мы собираемся разделяться? Мы смотрели ужастики, мы не такие глупые. Эндрю кладет «Риз» на прилавок, и Нил жестом подзывает девочек тоже положить свои покупки. Они всеми силами избегают зрительного контакта. — Как только мы уедем, я больше нихрена об этом не скажу, — предупреждает Нил, — но пока вам придется меня потерпеть: весь мусор кидать в корзину, а не прятать куда попало; нужно пылесосить комнату и под кроватями хотя бы раз в неделю и выносить мусор, мы не можем позволить, чтобы завелись тараканы. С муравьями, наверное, мы могли бы справиться, но никто не хочет этим заморачиваться, так что просто… поддерживайте чистоту, ладненько? — Да, па, — хором отвечают они. — Нужно ли нам… оставить это все внизу? — спрашивает Пейдж. — На кухне? Там, типа, три полки не используются. — О, верхние полки? Конечно, я просто не подумал, что вы захотите. — Как бы, вы только что за них заплатили, так что… — Конечно, но сладости ваши, — отвечает Эндрю. — Мы не собираемся их съедать или следить за ними. Мы покупаем их не для себя, мы делаем вам подарок. Безвозмездно. Если хотите держать их у себя в комнате — следите за чистотой, чтобы не завелись насекомые. Если захотите оставить на кухне, мы ничего не съедим — это не наше. — Оу, — отвечает Натали. Эндрю вручает им пакет с шоколадом, берет свои сладости и идет к выходу. — Я бы отдал вам свои ножи, — говорит он, — но я их не взял. — Да все норм, — говорит Натали, идя близко к стене. — С нами все будет в порядке. Куда вы там дальше намылились? Мы туда не пойдем. — В магазин M&M’s, — отвечает Нил. — Класс, а мы пойдем за одеждой. — Окей. Просто… Эндрю берет его за руку и сжимает, и Нил подавляет порыв дать им дополнительные инструкции по безопасности. — Да знаем мы, па, знаем, — успокаивает Пейдж. — Короче. Вы нас не видели — мы вас не видели. Мы растворимся в ночи. Типа как Бэтмен. — Бэтмены. Вас двое. И вы будете держаться вместе, — кричит Нил им вслед, когда они поворачиваются и уходят от него. Эндрю утыкается лбом в его плечо; Нил поворачивается и шагает за ним в магазин M&M’s. — Я так рад, что мы не взяли малыша, — вздыхает Эндрю, когда они идут. — Ты бы чокнулся. — Этот ребенок бы жил в пузыре, — соглашается Нил. — Краткосрочная безопасность важнее долгосрочной. — Что это значит? — Если не дашь ребенку пострадать, он никогда не научится быть в безопасности. — Справедливо. И если никогда не научишь ребенка заботиться о других людях, он превратится в деспотичного родителя. — Никогда раньше такое не слышал, но допускаю. — Дай человеку рыбу — он наестся на один день. Научи человека ловить рыбу, и он будет есть, пока не сломается удочка. Научи человека работать по дереву, и он сможет заменить себе удочку и построить хижину. — Это — хоть как-то — связано с тем, о чем мы говорили? — спрашивает Эндрю. Нил пожимает плечами: — Да просто по ощущению та же структура предложения. — Дай человеку печеньку «Риз» — он узнает, где купить еще. Покажи человеку, что помешаешь ему купить печеньки «Риз», и он научится мошенничать. — Дай человеку нож — он поранит себя. Научи человека пользоваться ножом, и он научит своих детей пользоваться ножами. — Вот тут звучит как-то циклично, — предполагает Эндрю. — А потом его дети увидят, как он убивает члена мафии. — Ты когда-нибудь ловил себя на том, что собираешься сказать что-то обидное, а потом останавливал себя? — Ты спрашиваешь, потому что я никогда не останавливаюсь, или потому что сам только что остановился? — Все вместе. — Бывает иногда, — кивает Нил. — Но редко. Что ты собирался сказать? — Кое-что гадкое. — Я справлюсь, — протестует Нил. — Какой отец, такой и сын. — У-уф, — отвечает Нил, морщась. — Окей, на самом деле, звучит как довольно точное описание. И пусть детям моим никогда не придется убивать члена мафии. — А это звучит как довольно хорошее благословение, чтобы передать его нашим детям. Как думаешь, мы смогли бы найти священника, который бы… хотя знаешь, не думаю, что священники так работают. — Нет, мне кажется, нам стоит найти ведьму или типа того. Или… снадобье? Заклинание? Свечку, что ли, сжечь? — Защитное заклинание? — догадывается Эндрю. — Хотя, может, тогда членам мафии придется сгореть. И пусть я никогда не окажусь в положении, когда меня убьет разъяренный отпрыск рода Миньярд-Джостен. — И пусть наши имена в страхе шепчут те, кто хотел причинить нам боль, пусть мы станем героями жутких историй, которые они будут рассказывать детям на ночь, зная, что если они приблизятся к нам, мы убьем их. Знаешь что? Теперь мы звучим как мафиози. — Кстати, стоит ли мне беспокоиться о Натали? — Хм? Эндрю проталкивается в магазин, и они направляются к лифту. — Натали. Она кажется менее расстроенной убийствами и мафией, чем следовало бы, — говорит он, переходя на русский. — «Зачем ему это делать? Это было мило». Я просто… она была очень рада, что люди умерли. Нил пожимает плечами. — Возможно, ты разговариваешь не с тем человеком. Мне тоже все равно, за исключением факта, что он был вовлечен в это дело. Тебе тоже все равно. И, послушай, у нас обоих все вышло хорошо. И у Рене тоже. На самом деле, надо попросить ее поговорить с Аароном — он, наверное, единственный из нас, кому когда-то удавалось стать хоть немного нормальным. Или, может, с Райли. Ладно, нет, не с Райли, она не знает о мафии. — О, я не жду, что мы изменим ее отношение к убийствам. Мне кажется, она права. Я просто хочу, чтобы ты подтолкнул ее пройти через то, через что прошел ты сам, вырастя от «кому не все равно, что Сет мертв» до «я не хочу, чтобы умирали другие Лисы». — Ах. Понял. Я должен посадить банду ей на хвост, заставить ее несколько лет побыть в бегах… — Нил замолкает с ухмылкой, когда Эндрю смеряет его взглядом. — Конечно, я могу поговорить с ней, но не уверен, что именно я должен сказать, на самом-то деле. Не то чтобы я являюсь образцом для подражания в этой теме. — Разве не являешься? Погляди на нас. Два психа, которые убиваю без задней мысли, и вот мы здесь, счастливые, влюбленные и растим парочку детей, — Эндрю отпускает Нила, чтобы смочь взять пакеты, и они продвигаются вдоль ряда дозаторов M&M’s. — Я бы не назвал нас психами, — замечает Нил, наполняя один пакетик цветами флага асексуалов, другой — цветами флага аромантиков, пока Эндрю пытается насыпать радужный флаг. Он добавляет лазурный и розовый. Самое приятное в том, чтобы быть богатым и покупать M&M’s — то, что Эндрю может сделать полноценный флаг со всеми оригинальными цветами. — Не назвал бы? — спрашивает Эндрю. — А большинство людей бы назвали. — И нам не плевать — ой, нам прям так сильно не наплевать — что большинство людей о нас думают. — Ну, нет, но нашим детям — возможно. — Ага. Ты беспокоишься, — торжествует Нил. — Ладно. Теперь мы на одной волне, мы можем беспокоиться вместе. Беспокойся со мной, Эндрю, беспокойся со мной. — Ну, ты беспокоишься о том, будут ли двое злобных детей в безопасности в «Холлистере»… — Ты зовешь Пейдж злобной? — Пойди пригрози Натали, посмотри, что произойдет; как бы там ни было, я беспокоюсь о способности Натали вырасти любимой в этом мире. — Во-первых, мне кажется, мы можем беспокоиться и о том, и о другом. Я думаю, у нас двоих достаточно беспокойства, чтобы позаботиться как об их физическом, так и о психическом здоровье. Во-вторых, мы, как ты заметил, типичные психи, неспособные быть любимыми в этом мире, и все же ты — солнце и любовь всей моей жизни, и ты тоже любишь меня, и у нас буквально интернациональная семья, так что я не уверен, почему ты думаешь, что быть чуточку странной… — …больше, чем чуточку. — …это значит быть нелюбимой. В-третьих, я могу гарантировать, что она не вырастет нелюбимой, потому что у нее есть сестра, а еще мы с тобой. Так что я поговорю с ней и попытаюсь направить ее в более сострадательное русло, но я также укажу, что причина, по которой она так счастлива из-за смерти этих двух людей, заключается именно в том, до какой степени она заботится о своей сестре. Я не думаю, что ей действительно необходимо решить, что она должна заботиться о каждой жизни, обо всех. Я думаю, это слишком большая просьба. — В открытую дверь ломишься. — Так зачем тогда просить меня поговорить с ней об этом? — Потому что я совершенно уверен, что здоровые, счастливые люди не вырастают такими, как я. Только потому, что я понимаю, что она чувствует — не значит, что это хорошее чувство. Нил легонько толкает его в плечо. — Ты здоров? — Нет, если верить Кевину. — Ты счастлив? Если нет, нам следует поговорить об этом — потому что, если мой муж несчастлив, я хочу знать. — Я достаточно счастлив, за исключением факта, что обязан скрывать свою любовь к печенькам «Риз» от своей семьи. — В чем тогда проблема? Как бы, конечно, я предполагаю, что люди с замечательным, идеальным, здоровым детством не вырастают такими, как ты, но, типа, очевидно, что и люди с ужасным детством могут вырасти здоровыми и счастливыми, так что… так что перестань приписывать Натали свои проблемы, когда у нее их нет. Эндрю морщится: — Господи. Ты реально знаешь, как добраться до сути дела, а? — Всегда знал. «Короче, я понял…» Эндрю фыркает и целует тыльную сторону ладони Нила, когда он заливается смехом. — Окей. Хорошо. Но ты же все равно поговоришь с ней? — Конечно, — легко соглашается Нил. — А ты немножко побеспокоишься со мной об их безопасности? — Конечно, — соглашается Эндрю, и они встают в очередь. А потом платят, выходят на улицу и удовольствия ради пару раз обходят квартал, движась быстрым шагом, чтобы никому не мешать, огибая строительные площадки и мусорные баки. А затем поднимаются в свой номер, где Эндрю очень тщательно раскладывает контрабанду, прикрывая ее одеждой, чтобы, когда он доложит остальные три, никто не увидел, что у него есть еще. Туда же запихивает M&M’s. — Оставь свой чемодан пустым, — говорит он. — Чтобы дети могли наполнить. Может, надо просто… купить еще один чемодан. — Вот я тоже подумывал, — соглашается Нил. — Если они покупают одежду и кукол — сколько всяких хернюшек прилагается к куклам? Нам понадобится больше места, чем один мой чемодан. — Честно говоря, это наша вина, что не подумали заранее и не взяли с собой еще один чемодан, — говорит Эндрю. — Правда, — соглашается Нил. Они смотрят друг на друга и вздыхают. — Девочки хотели поехать с нами на интервью утром? Нил пожимает плечами. — Я предполагал, что они захотят — мы все равно выезжаем примерно в расчетный час. И не думаю, что им есть куда пойти. Теперь, когда я это говорю, — он поправляет себя, — я понимаю, что мы на Таймс-сквер. Но. Эндрю целует его, застегивает молнию на чемодане и встает. — Если бы я попросил, ты бы сделал мне массаж спины? Нил смотрит на него в полном изумлении. — Конечно. Ты просишь? Или это на будущее? Эндрю на мгновение задумывается. — Мне кажется, я прошу. — В самом деле? — Да, — решает Эндрю, а затем снимает футболку. — В самом деле. — Типа, у меня нет опыта в массаже, — произносит Нил, когда Эндрю ложится лицом вниз на кровать. — Наверное, получится не очень хорошо. Ты уверен? — Я же сказал, что уверен, разве нет? Нил делает глубокий вдох, задерживает дыхание на пару секунд, а затем выдыхает. Садится рядом с Эндрю, открывает Ютуб на телефоне, ищет «Техники массажа для начинающих» и нажимает «воспроизвести». Плечи Эндрю слегка подрагивают. — Урок решил взять? — А вдруг я сделаю тебе больно? — Не сделаешь. — Ты не можешь говорить наверняка, а я не хочу рисковать. Нил делает все возможное, чтобы скопировать движения с видео, хотя и с гораздо меньшим давлением. Он не хочет давить — ни на кожу, ни на границы — и не хочет причинить Эндрю боль. Не может причинить боль Эндрю. Только сегодня утром он спрашивал, доверяет ли Эндрю ему — теперь Эндрю доказывает, что доверяет. Ну, что ж… это не шибко сложно. Это не настоящий массаж, да и он не массажист, но основная концепция — он может это сделать. Может сделать так, чтобы получилось. И ему это нравится. Нравится чувствовать свои руки на коже Эндрю, нравится чувствовать, как Эндрю расслабляется, по мышце за раз, нравится наблюдать, как Эндрю слегка подергивается, чтобы смахнуть волосы с глаз, нравится наблюдать, как его веки закрываются. Нил продолжает, даже когда десятиминутное видео заканчивается. Это странно гипнотизирует — наблюдать, как его руки двигаются по спине Эндрю. И дыхание Эндрю ровное, умиротворяющее. Нил чувствует спокойствие. Чувствует себя в настоящем. Заземлено. Он продолжает, пока его не отвлекает сообщение. — Нат и Джидж вернулись в отель, — сообщает он Эндрю, который лениво моргает на него. Нил проводит рукой по его волосам. — Дрю? — Да? — Ты солнце и любовь всей моей жизни. — Я люблю тебя. Нил встает, потягивается, а затем поворачивается обратно к Эндрю, который протягивает ему руку. Нил берет его за ладонь и поднимает с кровати на ноги, чтобы они могли заказать еду в номер. Они трапезничают, тихо, в комфорте. Эндрю не надевает футболку, поэтому, как только приносят еду, Нил снимает и свою — в знак солидарности. Еда вкусная. Не настолько вкусная, какую предполагает цена, но, тем не менее, все равно хороша. А потом они готовятся ко сну. Это облегчение — как и всегда в конце долгого дня — упасть в постель, с Эндрю, обнимающим его руками и ногами. Нил переплетает их ладони. Эндрю сжимает его руку, и, как им всегда удавалось, они заканчивают еще один день вместе, и счастливы этому.