Blame It on My Youth : [ вини нашу юность ]

Нил просыпается весь на нервах по целому ряду причин. Сегодня суббота. Скоро последняя игра сезона. Чемпионат. А завтра воскресенье, и до дня Рождения Эндрю остается две недели. Через пять дней следующий визит Гранта, и это тоже конкретно так капает на нервы. Нил бросает взгляд на часы — у них есть еще полчаса, прежде чем придется хотя бы мысль допустить о том, чтобы подняться. Он мог бы снова уснуть. Но Эндрю, лежащий на нем, просыпается — с резким вдохом и медленным выдохом разжимает и снова сжимает кулаки, хватая его за футболку. — Доброе утро, — шепчет Нил. — Доброе, любимый. У Нила внутри все на миг переворачивается. На мгновение. Он проводит ладонью по волосам Эндрю, берет его за свободную руку. — Я люблю тебя. — Странно, как сильно мне теперь нравится просыпаться, — размышляет Эндрю. — Даже вообразить не могу, почему. Нил ухмыляется, вытягивая собственные пальцы, затем распрямляет пальцы Эндрю и соединяет их ладони как бы сравнивая. — Большие ладони. — Что? — Большие ладони, — повторяет Нил. — У меня или у тебя? — У тебя. — Буквально нет, но по сути — да. — Ты ниже меня, и руки у тебя должны быть меньше. — Мои пальцы короче. — Типа, на полмиллиметра, а еще они толще… — Разве? — Ага… гляди, — Нил снимает кольцо с его пальца, снимает собственное со своего и держит их рядом. — Твое кольцо больше моего. — Ну так… твое кольцо восьмого размера, мое — девятого, разница в семь десятых миллиметра, это же не… тогда какого размера у меня должны быть ладони? — Вот такого и должны, — соглашается Нил, надевая кольцо обратно на палец Эндрю, радуясь этому больше, чем следовало бы, учитывая, что они в браке уже семь лет. — Ты что… ухмыляешься, надевая мое обручальное кольцо обратно? Мы, как бы, не выходим замуж снова. Нил пожимает плечами: — Это делает меня счастливым. Хочешь снова надеть мне мое? Нил наблюдает, как Эндрю спорит сам с собой — придержаться своих же слов и сказать «нет»? Или все-таки ответить «да»? Эндрю проигрывает собственную битву, выхватывает кольцо, а затем с нежностью, противоречащей выражению его лица, надевает Нилу на палец. Нил целует его в макушку. — Спасибо, любовь моя. — Большие ладони. — А ты хочешь маленькие? — Я вообще никогда прежде не задумывался о размере своих рук. — Мне нравятся твои руки. Эндрю бросает на Нила тот самый взгляд. — Да? — Такой ты дурень. Нил прыскает: — Сочту за комплимент. — Это не комплимент. — Ну, не могу же я быть настолько плох. — И с чего ты так решил? — С того, что ты все еще лежишь на мне. Эндрю смеряет его долгим, обвиняющим взглядом, но Нил просто улыбается в ответ. — В один прекрасный день я найду матрац получше тебя, — заявляет Эндрю, — и что ты тогда будешь делать? — Куплю себе утяжеленное одеяло. Эндрю выглядит разбитым. — Хей, Нил? — А? — Зачем мы вообще заморачивались с покупкой постельного белья? — Потому что мне нужен матрац, а тебе одеяло. Эндрю легонько кивает в знак согласия. — Поверить не могу, что ты бы заменил меня утяжеленным одеялом. — А я не могу поверить, что ты бы заменил меня матрацем. Нет, знаешь, все-таки могу — в один прекрасный день я стану старым и костлявым, и что ты тогда будешь делать? Эндрю пожимает плечами. — Это как спать на матраце со сломанными пружинами. Куча людей так живет. И я, скорее всего, в конце концов стану не костлявым, а толстым, так что во мне будет много набивки. — Будешь мягеньким и жмякательным. — Я предпочитаю «набитым». — Буду звать тебя Медвежонок Паддингтон. — Я так сильно тебя ненавижу, — отвечает Эндрю, но все еще держит Нила за руку, не выказывая никакого желания двигаться. — Я плюшевый мишка? — Как и сказала Пейдж: жмякательный, обнимательный и милый. — Она сказала именно так? Не припоминаю. Нил снова целует его в макушку. Приятно иметь возможность это делать. Лежать здесь, держа Эндрю за руку, чмокая везде, куда может дотянуться. Болтать о плюшевых мишках. — Это тебе за то, что жаловался, будто я говорю только об экси. — Теперь ты просто мелешь бессмыслицу. Бред-машина. — Что будешь делать, если я сломаюсь? — Починю тебя. — Починишь, чтобы я продолжил молоть бессмыслицу? Или починишь так, чтобы я начал говорить смыслицу? — Если бы ты говорил смыслицу, то тогда тебя и не нужно было бы чинить, разве нет, — отвечает Эндрю, поворачиваясь так, чтобы их лица были еще ближе друг к другу. — Мне нравится твоя бессмыслица, Нил, никогда не позволяй мне говорить, что не нравится, — он наклоняется для поцелуя. Нил преграждает ему путь. — Мятные леденцы. — Что, слабо поцеловать меня с утренним запахом изо рта? — Чего? Нет, я-то привык к твоему как бы странноватому вкусу, я не хочу, чтобы ты целовал меня с… — Извини? — То есть… типа, слушай, я целую тебя после того, как ты мне отсасываешь, хотя не то чтобы это мой самый любимый вкус в мире. Но все в порядке, я люблю тебя, и мне все равно, я просто не хочу сам быть неприятным на вкус. — Что, думаешь, это мне слабо поцеловать тебя с утренним запахом изо рта? — Нет, наверное, — соглашается Нил, и Эндрю притягивает его для поцелуя. Через мгновение они отрываются друг от друга. — Просто возьми долбанную… — Просто возьму долбанную… да. — А еще можем уже вставать, раз уж ты подвинулся, — говорит Нил. Эндрю не вздыхает, но сейчас выглядит очень близко ко вздоху. Они встают. Начинают двигаться. Нил ненавидит двигаться. По крайней мере, завтра им не придется. Ну… Что ж, ему придется. Ему не нравится мысль оставлять Эндрю, но это нужно сделать. Но пока что они чистят зубы. Готовятся к предстоящему дню. Нил чувствует себя как-то непонятно нехорошо. Будто ему нужно ощущать больше какой-то срочности и важности. Он оглядывает ванную, прежде чем уйти. Макияж? Никакого мейка. Ему нужно что-то еще в ванной? Нет. Он проделывает все те же действия, прежде чем выйти из спальни. Эндрю стоит в коридоре и ждет его, пока он осматривается. Не то чтобы ему нужна специальная одежда для Чемпионата, а форма и так уже на стадионе; в голове у него проносится момент-воспоминание, как он стоит перед залитым кровью шкафчиком и смотрит на свою испорченную форму, — а затем он закрывает дверь, глядит на Эндрю и делает глубокий вдох. — Все хорошо? — Все хорошо. У тебя? — Хорошо. — Хорошо, — Нил следует за ним вниз по лестнице. На кухню. Достает кошачьи миски, и Сэр с Королем появляются словно из воздуха, и Нил поднимает их, чтобы Эндрю мог насыпать им корм. Король воет, Сэр мявкает, Нил безуспешно пытается утихомирить их, а потом кошки набрасываются на еду и сами смолкают. С ними разобрались; Нил поворачивается к Эндрю. — Можем поесть хлопья, — предлагает Эндрю. — Можем, — соглашается Нил. Но Эндрю достает яйца. Нил достает грибы — их все еще можно съесть, но срок годности у них подходит к концу. Завтра придется сходить за покупками. В понедельник, возможно. Но сейчас у них есть грибы, а омлет с грибами и шпинатом — отличное начало дня Чемпионата. И тосты. И желе. И апельсиновый сок. Углеводы. Белок. Нил знает, как правильно питаться перед игрой. Вафли они могут поесть и завтра. Эндрю готовит самый большой омлет, какой только можно вообразить. В конце концов, им нужно накормить четырех человек. Через несколько минут двое других, шаркая, спускаются по лестнице; Натали несет куклу. Почему? Пейдж, казалось, интересовалась куклами гораздо больше Натали, но она не носит своих с собой. А потом Пейдж подхватывает Короля, когда он отворачивается от миски, и через секунду Король устраивается на ней. Начинает мурчать. Пейдж зевает и обнимает его, и он, кажется, нисколько не возражает, и Нил понимает. Пейдж не нужна кукла, пока у нее есть Король. Натали ревнует? Ей, кажется, все равно, но Нил не может сказать наверняка. — Как дела у моих любимых дочек этим утром? — спрашивает он. Вопрос вызывает у обеих легкие улыбки. — Устала, — отвечает Натали. — Поздно легла? — Нет, просто… устала. — Окей. Вы придете на игру сегодня? — Конечно, — кивает Пейдж. — Нат? — Агап, — соглашается Натали. — Обязательно. — Крутяк, — туповато отвечает Нил. Но а что еще ему сказать? «Хорошо»? «Хорошо» подразумевает, что другой ответ мог быть плохим. «Замечательно»? Та же проблема. «Мы рады, что вы будете у нас»? Звучит странно, будто это они с Эндрю владеют стадионом. Нил слишком много думает. В этом и проблема, решает он, в том, что он годами был параноиком в бегах. Чрезмерное мышление перестает быть проблемой и становится всем, что помогает оставаться в живых — и теперь, когда он ни от чего не убегает, ему не нужно быть параноиком, не нужно узнавать каждое лицо вокруг и выслеживать каждую возможную угрозу — или, по крайней мере, его больше в принципе не окружают незнакомые лица и потенциальные угрозы — и он направляет всю растраченную впустую мозговую энергию на размышления о том, было ли оправдано использование слова «крутяк». — Крутяк? — бурчит Эндрю, когда Нил передает ему тарелки. — Да иди ты, я старался. Эндрю, кажется, разрывается между весельем и снисхождением. Он решает поцеловать Нила в щеку, и Нил считает это приемлемым компромиссом. Он двигает первые две тарелки через стол к Натали и Пейдж и минуту спустя передает им вилки. Должны ли они с Эндрю требовать, чтобы дети вставали и сами брали себе приборы? Тарелки? Сами готовили себе завтраки? Хотя бы говорили спасибо? Возможно. Наверное, этот разговор все-таки следует завести в будущем. Но прямо сейчас ему все равно. Он рядом с семьей, и он в стрессе, и вопрос, будут ли его дети любезными и вежливыми, не стоит на первом месте в списке приоритетов. Эндрю протягивает Нилу тарелку, берет собственную, и они присоединяются к детям за завтраком. Завтрак конкретно так действует на нервы. У них остался один матч, и Нил хочет выиграть его — очень, очень сильно хочет выиграть. Доказать, что вся их работа до этого момента была ненапрасной. Убедиться, что у него по-прежнему есть все это. Было бы так глупо рисковать целой жизнью ради игры, только чтобы продуть просто потому, что другая команда подлая. Дети после завтрака поднимаются наверх. Нил играет с кошками. Ему больше нечем заняться, ничего не кажется стоящим. Эндрю читает. В какой-то момент Нил поднимает взгляд и видит, что глаза Эндрю закрыты — он медитирует. До обеда они коротают время. Картофель, курица, овощи, яблоки — еда в день игры. Нил смотрит, как тикают часы. Он ненавидит ждать. Ненавидит, что ему больше нечего подготовить. Что еще ему делать — отправиться на пробежку и рискнуть переутомиться перед финальным матчем сезона? Натали с Пейдж исчезают наверху после того, как помогают прибраться, что решает проблему — Нилу не приходится говорить с ними об этом. Он почти жалеет, что они не поговорили. Это дало бы ему пищу для размышлений. Ему нужно отвлечься. Нужно найти себе какое-нибудь занятие. Но он не может заставить себя читать, или искать принадлежности для рисования, которые, наверное, за лето все потаяли, или… вообще делать хоть что-то. А избиение груши и пробежка его вымотают. — Я одолжу пару твоих ножей, — говорит Нил Эндрю. — Хорошо. Нил поднимается наверх и полчаса метает ножи. Ему приходит в голову, что он рискует переутомить мышцы плеч, и он откладывает ножи и ложится лицом вниз на кровать. Он не умеет ждать. Будучи подростком, ему не приходилось сталкиваться с ожиданием. Либо их никто не догонял, либо кто-то все-таки догонял. В любом случае, он все время был настороже. Спал с пистолетом под подушкой и мамой за спиной. Он привык к неотвратимому стрессу, а не дэдлайнам. Дверь открывается. Без стука — наверное, это Эндрю. Эндрю ничего не говорит, просто ложится перпендикулярно Нилу и кладет голову ему на поясницу. Возможно, Нилу стоит заняться медитацией. В конце концов, Эндрю садится. Тычет Нила в руку. — Пора. Они собирают детей, садятся в машину и едут на стадион. Дети идут к охранникам, чтобы те отвели их в секцию для друзей и семьи на трибунах. Нил с Эндрю встречаются с остальными «Ягуарами» в раздевалке. Его форма не вымазана в крови — она вообще ничем не испачкана. На ней ни пятнышка. Нил чувствует себя лучше, когда одевается. Когда готовится. Возникает чувство, будто он все-таки что-то делает. — Слушайте, — начинает Кларк, — у нас все получится. — У нас в запасе всякая фигня из спортивных аниме, — соглашается Афина. — Никогда не смотрел спортивные аниме, но уверен… — А не-спортивные аниме? — спрашивает Райли. — Нет… а, вообще-то, «Сейлор Мун» считается? Мы отклоняемся от темы. Слушайте, мы тренировались. У всех хорошо с японским? Все кивают. — Нападающие, готовы метиться вслепую? Кивки. — Бэклайнеры, готовы к парочке агрессивных придурков? Кивки. — Вратари, готовы к тем же агрессивным придуркам? Кивки. — Альфи… мы вообще молодцы. — Ага. — Больше нечего добавить. Используйте все, что умеете — не нужно ничего откладывать на следующий раз. Не нужно держать козыри в рукаве. Коммуницируйте друг с другом. Выкладывайтесь на полную. Готовы? — Готовы! — кричат «Ягуары». — На разминку. Погнали. Они разогреваются. Нил наблюдает за Денвером, когда может — надеется, что кто-то будет прихрамывать, или у кого-то гипс, или, возможно, у всей команды будет легкая простуда, — но, насколько он может судить, со всеми все в норме. Печальненько. Они уходят с корта. Денвер выигрывает первую подачу. Все выстраиваются в линию. Нил делает глубокий вдох и выходит вслед за Марией на поле. Без барьера в виде стены между ним и толпой шум становится оглушительным. Последняя игра. Это последняя игра. Будет еще один сезон, если ему повезет, но пока это все. Сердце у него бьется так сильно, что он почти не может дышать. Вот оно. Если они не справятся… Он занимает место на корте. Лицом к лицу со своим опекающим. Это не Фланнери — пока нет, — но Нилу не кажется, что любой другой бэклайнер будет куда приятнее. Он успокаивается. Это экси. Он умеет играть в экси. Он может отыграть этот матч. Он оглядывает ворота. Это его корт, его дом, они не могут скрыть от него собственные же ворота. Он знает, где находится датчик, знает, где находится край области датчика, знает, куда должен попасть мяч. Имеет ли значение возможность видеть ворота? Нил бросает взгляд на Марию. Мария кивает ему. Они готовились к этому. И подготовились. Они знают нужные слова на японском; знают нужные мувы. Они сделали все, что могли, чтобы подготовиться; теперь им просто нужно сделать то, зачем они пришли. Выиграть. Денвер подает, и Нил игнорирует своего бэклайнера. Мяч от него еще очень далеко; бэклайнер сейчас ему вообще ничего не сделает. Они с Марией наблюдают, как летит мяч. По корту, к воротам и Чарли, и они ждут удобного случая. Нил следит, как мяч вылетает из клюшки… Чарли отбивает, Альфи подхватывает, Мария вскидывает клюшку, и Альфи отправляет мяч в ее сторону. Нил движется на полной скорости. Это вызов. Он отталкивается от бэклайнера, бросается вбок, обходит вокруг, не сводя глаз с Марии, когда она, крутанувшись, посылает мяч в его сторону — и он ловит, — поднимая клюшку, пока его опекающий бросается за ним, выставляя руку, слишком медленно, чтобы заблокировать, но не слишком медленно, чтобы закрыть обзор. Ближе, чем Фрэнк когда-либо закрывал. Агрессивнее. Если Нил сделает то, что он делал на тренировке, то ударит этого человека клюшкой по руке и сломает ему кость. Он бросает мяч в нужном направлении, в последний момент отводя руку назад, и понимает, что силы было недостаточно. В толпе раздается ропот, переходящий во что-то похожее на смех, но сигнала датчика нет. Это был удар вслепую, приземлившийся очень далеко от ворот… Нил стискивает зубы. Неважно. Он просто должен попробовать еще раз. — Не раскисай! — кричит Мария. Он протягивает руку в знак благодарности, и они ждут. Он просто должен попробовать еще раз. Просто должен довести дело до конца. Просто должен сделать то, что он делал во время тренировки. Просто должен найти способ провернуть это, не сломав кому-нибудь руку. Чарли бьет ребром клюшки по мячу, и мяч летит прямо к Марии. Она тут же передает Нилу; секундой позже в нее врезается бэклайнер. Нил не прекращает двигаться, уклоняясь в сторону, вращаясь, используя все приемы, которые только знает, чтобы точно попасть, считая шаги, слишком близко к стене, слишком близко к опекающему, слишком далеко от ворот — и, насчитав девять шагов, он смотрит на Марию, видит, что она на ногах и готова. — Мария! Она бросает на него взгляд. Рефлекторно ловит мяч, когда он пасует ей. Говорит что-то, чего Нил не улавливает. Отскакивает назад, подальше от бэклайнера, давая себе больше пространства, и запускает мяч прямо через плечо опекающего. Раздается сигнал. Мария визжит. Нил вскидывает руки в воздух. «Ягуары» колотят в стекло. Толпа визжит. У них может получиться. Нил ухмыляется. Они могут выиграть. Мяч летит обратно в сторону «Ягуаров». Оппонент Фрэнка пасует в ворота со слишком близкого расстояния, и Чарли промахивается. Он ударяет клюшкой о землю и орет на Фрэнка, а Фрэнк голосит в ответ. Нил не может разобрать слов и не может сказать, это они так злятся или просто пытаются перекричать толпу. Как бы там ни было, Фрэнк пригибается, выглядя готовым врезаться прямо в оппонента, а Чарли становится в центре ворот и ждет. Он готов. Нил перехватывает мяч. Передает Марии, которая отбивает от стены, а затем бросает обратно Нилу. — Короткий бросок! — орет она. Он отходит назад, мысленно высчитывая и приспосабливаясь к дополнительному расстоянию, и закрывает глаза. Ему не нужно видеть ворота. Ему вообще ничего не нужно видеть. Он знает, где находится. Знает, где ворота. И он всегда больше играл на чистых инстинктах. Он бросает мяч, даже не крутанувшись. Раздается сигнал, звеня у Нила в ушах громче толпы, громче крови — это наркотик, на который он основательно подсел. Нил открывает глаза и видит бэклайнера в полуметре справа, и бэклайнер теперь прижимает руку к себе. Нил сдерживается, чтобы не ухмыльнуться ему. Вообще воздерживается от любой реакции. Если он что-нибудь скажет, это будет угрозой, а у него нет на это времени. После этого бэклайнер уже не так стремится лезть ему в лицо. Нил, честно говоря, не уверен, вызван ли новообретенный страх этого человека его неслыханным молчанием, или это потому, что он в самом деле думает, будто он — Нил — сломает ему руку, но… ну, на самом-то деле, он может сломать ему руку. Наверное, не следует бросать с закрытыми глазами. Насколько он знает, бэклайнер может прыгнуть перед клюшкой — и хотя этот парень, кажется, не шибко стремится умереть за победу, Фланнери, наоборот, охуенно пизданутый. Чарли блокирует еще одну попытку забить, потом еще одну, а один мяч пропускает. Его просто сносят — они могут забивать голы Эндрю, но не так много, как Чарли, так что чем больше разрыв в очках у Денвера сейчас, тем лучше. Фрэнк и Афина пашут, переговариваются, передают информацию Чарли, но нападающие выглядят так, словно у них появилась какая-то своя новая дорожка шагов. Нилу придется изучить ее позже, но прямо сейчас — прямо сейчас он просто разочарованно наблюдает, как нападающий прорывается через Афину и забрасывает мяч в ворота. Не то чтобы они с Марией не прорывались к воротам противников — просто не так часто. Мария бьет в ворота еще дважды и один раз забивает; ее бэклайнер, похоже, просекает ее технику обратных бросков, и теперь пытается держаться слишком близко, чтобы она вообще не могла маневрировать клюшкой. Она расстраивается, но подходит к делу творчески — делает все, чтобы у нее получилось даже вот в таком положении. Она передает мяч Нилу. Нил бьет по воротам и промахивается. Они отстают — проигрывают со счетом 5:3. — Мария! — зовет он. — Еще нет! Он бросает мяч и сам же его ловит, применяя какое-какую причудливую работу ног. — Мария! — Еще нет! Он отбивает мяч в стену. Убегает от бэклайнера. Он мог бы уже забить, но каждый раз, когда оборачивается, он оказывается в «ловушке» из-за чего-то — стены, вражеского дилера, стоящего на пути к воротам, чего угодно. — Мария! — Давай! Он бросает мяч в точку в нескольких футах от нее, и она ныряет за ним. Перекатывается, прижимая мяч к животу, уверенно уклоняясь от бэклайнера сзади как раз вовремя, чтобы вскочить на ноги и забить. — Гениесса! — кричит ей Нил. Она показывает ему поднятый большой палец, даже когда бежит вперед, приближаясь к воротам. Она не сможет там оставаться, но чем ближе она будет в следующий раз, когда получит мяч, тем лучше. Конечно же, ее быстро догоняет опекающий, но она ближе, чем раньше, и это главное. Таймер приближается к концу четверти. Нил снова забивает. Пасует мяч Марии, и она забивает еще дважды, а Чарли блокирует удар за ударом, но этого недостаточно, и они проигрывают со счетом 9:7, и пусть это небольшой разрыв в очках, но это все равно… далеко от идеала. Нил стукается клюшками с Кевином, когда они проходят друг мимо друга, обмениваясь мрачными взглядами. Райли наклоняется, чтобы коснуться шлемом шлема Марии. Нил заходит в раздевалку, и Эндрю там, и Нил проводит по его руке. Эндрю позволяет их мизинцам на минуту переплестись. Нил начинает расхаживать туда-сюда. Райли такого же роста, как и ее опекающий. Кажется, ей вообще плевать, блокируют ее рукой или нет — она просто приподнимается на носочках. Нил в жизни так не завидовал. А Кевин… А Кевин просто Кевин. И прямо сейчас это значит, что он лучший. Он бросает мяч с той целеустремленной сосредоточенностью, которую тренировал в себе годами. Снова, и снова, и снова. Нил не видит его лица, но практически представляет, как яростно сжимается челюсть Кевина каждый раз, когда он промахивается — надо было быть лучше, надо было быть быстрее, надо было научиться целиться вслепую. Но Кевин бы не достиг того, чего достиг, сдаваясь, и всякий раз, когда ему выпадает шанс, он им пользуется. Они с Райли добавляют к счету еще девять очков. Денвер набирает еще одиннадцать. Каждый раз, заполучая мяч, они бьют по воротам; Чарли отбил двадцать четыре раза, но они все равно проигрывают — 20:16. Нил смотрит на Эндрю, когда заканчивается тайм. Эндрю выглядит спокойным. Глаз бури. Кевин шагает в дверь и направляется прямо к Эндрю, хватая его за рукав. — Сможешь удержать счет? Эндрю стряхивает его руку. — Эндрю, ты сможешь? Нил, попроси его. Нил качает головой. Он не станет просить Эндрю об обещании, которое он, возможно, не сможет сдержать. — Что? Не попросишь меня? — Эндрю спрашивает по-русски. Что ж, это указывает на неплохую такую уверенность. Нил может ему подыграть. — Чего ты хочешь взамен? У тебя уже все есть. — Я должен решить прямо сейчас? — Нет, конечно. — Тогда попроси. — Сможешь удержать счет? — Конечно, — отвечает Эндрю по-английски. Кевин останавливается, наполовину закатив глаза. — Ребят, ну вы всё? — спрашивает Кларк. — Ага, — соглашается Нил. — Чудненько. Эй, не так уж и сильно мы проигрываем. — Необязательно сильно проигрывать, чтобы все равно проиграть, — отвечает Кевин. — Но и сильно выигрывать тоже необязательно. Нам нужно забить всего на пять голов больше них… — А это уже охуенно-невъебенный результат, а ведь прошла всего половина игры, — добавляет Фрэнк. — Тогда мы сможем забить еще пять голов. — Эндрю, они творят какую-то сумасшедшую херню, — говорит Чарли. — Они разобрались, как делать крученые подачи. — И мы в следующем году тоже разберемся, — говорит Кевин. — Но мы не научились в этом. Они припрятали кое-какую хрень в рукаве для этой игры, Эндрю, это плохо. — А ты показал мне, как их блокировать, — говорит Эндрю. — Спасибо. Это заставляет всех замолчать на минуту, а затем Кларк принимается рассказывать о стратегии. А потом перерыв заканчивается. Мария подталкивает Райли в руку, Райли обнимает ее за плечи, и они выстраиваются в линию и направляются к выходу. Эндрю следует за ними. Нил мерит пространство шагами. Шагает, наблюдает и ждет. «Ягуарам» достается первая подача, и мяч летит на поле. Райли против Фланнери, и Нил не спускает с нее глаз, наблюдая, как она справляется с ним. Это ему не сильно полезно; Райли побольше него ростом и телосложением. Тем не менее, наблюдать за ее игрой — хорошее напоминание о том, что экси — это весело. Или, по крайней мере, может быть веселым. Мария забивает, а затем мяч снова в игре, «Ягуары» опять заполучают его, но Денвер играет агрессивно. Куда агрессивнее, чем они были с Чарли. Они пытаются доказать, что Эндрю всего лишь человек — что он тоже может пропустить мяч. И теперь он выглядит нервным. Эндрю выглядит нервничающим. Нил перестает расхаживать. Тревожно подпрыгивает на месте. — Да прекрати ты, — огрызается Кевин. Нил не обижается. Кевин не сказал бы этого, если бы тоже не нервничал. Возможность удерживать счет необязательно означает, что Эндрю не может пропустить раз или два. Или три. Или двадцать. Мысль о том, что Эндрю пропустит двадцать бросков за один тайм, вызывает у Нила чуть ли не рвоту. Это не просто какой-то там вратарь — это Эндрю. Это Эндрю, которому в ворота запустили сто пятьдесят раз, а попали всего тринадцать. Двадцать голов за тайм? Нил бы самолично отнес его на руках в больницу. Нахуй их забавную выдумку о том, что он не сможет нести Эндрю — сможет, если не на руках, то через плечо точно перекинуть сможет прекрасно. Он забегает вперед. Денвер еще даже не нанес ни одного удара. И именно в этот момент они пытаются. Игрок приближается к Эндрю, выпрыгивая вперед, замахиваясь прямо на него… Эндрю швыряет в них мяч. Нет… А потом Нил понимает, и это — выброс адреналина прямо в сердце. Эндрю бросил мяч игроку под ноги, заставив отшатнуться назад, под таким углом, что мяч отскочил прямо в его же сетку, так что он смог передать его Райли. — О боже мой! — вскрикивает Нил, и не только он — Кевин тоже сходит с ума, Афина взмахивает руками в воздухе. Нил колотит по стене в знак поддержки. И сейчас Эндрю выглядит хорошо. Уверенно. Никакого давления. Никакого напряжения. Нил видит, как он переговаривается с бэклайнерами, видит, как они наклоняют головы, чтобы услышать его — Нил не понимает, кричит Эндрю на них или просто разговаривает. — Он меня этому не учил! — орет Чарли. — Вот сволочь, мне он такое не показал! — Он не думал, что это сработает, — взволнованно отвечает Нил. — Вы все видели его — он нервничал, боялся, что не получится, и он просто отдаст им мяч. И идея пришла ему в голову всего пару дней назад, вы видели, как он переживал — не хотел рисковать. Или, по крайней мере, думал, что рискнуть лучше именно ему. Если бы не вышло, он не хотел, чтобы вы приняли удар на себя за попытку провернуть это в первом тайме, прежде чем он сможет сам попробовать. — Нужно было ему попрактиковаться с нами, — говорит Кевин, но в голосе у него нет особой злости. — Это могло не сработать. Заставить мяч отскочить от стены из положения стоя без давления — это не то же самое, что… что бы он там, блять, ни сделал. — Нужно было, — соглашается Нил, ухмыляясь. — Можешь наорать на него за это, когда вернемся на корт. — А я вот, сука, возьму и наору, Нил, не испытывай меня. Райли забивает гол; Денвер пытается, терпит неудачу, и в ту секунду, когда мяч попадает в сетку клюшки Эндрю, он отбивает его, запуская прямо над головой нападающего, заставляя его пригнуться как раз перед тем, как Мария перехватывает мяч, отскакивает назад и целится вслепую. Вратарь Денвера не видит Марию, не может сказать, где она находится, не видит, куда летит мяч, пока не становится слишком поздно и не раздается звуковой сигнал. Теперь, наблюдая за тем, насколько бэклайнеры скорректировали стратегию, Нил понимает, что именно сказал им Эндрю: если они потеряют из поля зрения своих опекаемых, нужно сделать шаг назад. Эндрю не хочет, чтобы нападающие Денвера прыгали на их бэклайнеров. К тому времени, как Нил возвращается на корт, у него звенит в ушах. Он ухмыляется, чуток бешено, потому что денверцы уклоняются. И продолжают уклоняться дальше. Нападающие Денвера нервничают, боясь слишком сильно приближаться к Эндрю — у него хорошее умение целиться, но что, если он промахнется, если действительно попадет мячом в них, а не в пол? Вдруг они не успеют отпрыгнуть? Это принесло бы Денверу пенальти, но собираются ли они жертвовать собой ради этого пенальти? Когда денверские бэклайнеры пытаются закрыть «Ягуарам» обзор, это приводит к обратным результатам — Нилу с Кевином не нужно видеть ворота, чтобы попасть в них, и это усложняет работу денверского вратаря. Фланнери старается, но он не может быть везде одновременно. Нил, на самом деле, нервничает из-за того, что он может не увернуться, и ему не хочется останавливать игру, чтобы разбираться со сломанной рукой, поэтому в итоге большую часть времени он отдает пасы Кевину, но… Фланнери просто огромный, и будет так просто поднырнуть под него… Он смотрит на Эндрю и сдерживает этот порыв. Он дал обещание. Он его не нарушит. — Не делай этого! — кричит Кевин по-японски. — Просто пасуй! Нил уверен, что материться по-японски гораздо сложнее, чем по-английски или по-французски, и это разрушает Кевина изнутри. — Я знаю, — кричит он в ответ. — Я знаю, — он передает мяч. — Может, проверну с Марией. — Короткий бросок? Нил бросает взгляд на Кевина, сомневается и ничего не добивается. — Короткий! Кевин получает два дюйма свободного пространства и передает мяч Нилу. Нил ныряет за ним, не утруждаясь попытками удержаться на ногах — он просто схватит мяч и перекатится. Фланнери прямо за ним. Нил прижимает мяч клюшкой к груди и перекатывается вперед, позволяя клюшке взмахнуть в сторону; он слышит шум, но не встречает сопротивления — Фланнери отступает назад, и Нил едва успевает встать, как уже бросается наутек, у него физически не может быть много времени, и Фланнери не уступит ему, четыре, пять, шесть шагов… — Сзади! — орет Кларк. Время вышло. Нил запускает мяч прямо перед тем, как Фланнери набрасывается на него. Однако Нил знает, как принимать удары, и он ожидает этот удар, готов к нему, и он помнит, как был ребенком. Гэри учился чему-то вроде боевых искусств — ему было почти одиннадцать, и мама перестала оставлять его одного, когда отправлялась на поиски людей, которые их выслеживали. Они были в бегах, да, но стратегия заключалась не только в бегстве — мама надеялась, что за ними придет кто-то важный, кто-то, чья смерть что-то изменит. Позволяла Гэри и себе быть приманкой, надеясь выманить знакомые Гэри лица, имена, вызывающие ужас — Лолу, Ромеро, Джексона. Натана. Она как-то пошла на поиски, а вернулась вся в крови, и после инцидента, ужасного для них обоих, решила, что Гэри должен ходить с ней. Но она не хотела, чтобы он был беззащитным. Она не давала ему ножи — они были не для него, хоть он жаловался, что умеет ими пользоваться. Он научился стрелять из ее пистолета. И изучал боевые искусства. Ничего конкретного — он не был новичком в каратэ, или Муай-тай, или чем-то еще, на самом деле. Он знал, как бить ногами, не травмируя самого себя. Умел драться грязно. Он был ребенком, но все равно слишком маленьким для своего возраста, и, возможно, ему не удалось скрыть голодный затравленный взгляд, подсказавший его инструктору, что он, скроее всего, так и останется маленьким. Так он научился уклоняться, убегать, бить ногой вверх, будто целясь в кишечник, а не только в пах, и выворачиваться из хватки, если его схватили. А затем Фланнери отрывается от Нила, кряхтя и стеная на полу, и Нил забрасывает мяч в ворота. Раздается гудок. Фланнери поднимает руку, и игра приостанавливается. Нил моргает, глядя на него, когда он, прихрамывая, уходит с корта, пока его наполовину тащат на руках. Проводится быстрое совещание — никто не знает, что сделал Нил, да Нил и сам толком не знает, и было ли это нарушением для красной карточки или нет. Эндрю наклоняет голову. Нил пожимает плечами. Ему выдают карточку, но с поля не уводят — не могут понять, что конкретно он сделал, но судьи соглашаются, что что-то точно было. Денверу дают пенальти. Эндрю блокирует его. Они выигрывают со счетом 26:20, остается пять минут, и Нил больше не играет против Фланнери. Он смотрит на Кевина и ухмыляется. Кевин выглядит так, будто уже выиграл. У него весь мир в кармане — игра, команда, вратарь, семья на трибунах. Денвер забивает гол Эндрю, и это даже не имеет значения, у Нила ведь тоже весь мир в руках, и ему почти все равно. Но только почти. Потому что Эндрю не все равно. Он выглядит разъяренным — Нил читает это в линии его плеч, видит по изменению позы. Он обещал удерживать счет. Сколько голов нужно, чтобы это обещание было нарушено? Эндрю не хотел узнавать. Новый опекающий Нила не хочет выяснять, что Нил сделал с Фланнери — он придерживается обычной экси-тактики, и Нила это вполне устраивает. Денверские нападающие держатся позади — не хотят, чтобы их задели, не хотят рисковать. Нил прикладывает еще больше усилий. Забивает еще один гол. Наблюдает за Эндрю, когда выпадает шанс — наблюдает, как Эндрю хорош. В том, что делает. И когда мяч летит к Эндрю, Нил разворачивается и проталкивается мимо своего опекающего. Ныряет ему под руку, когда слышит глухой бумс, означающий, что Эндрю отбил мяч далеко от ворот, чуть не спотыкается о ногу оппонента и линяет, бежит дальше по корту. Он оглядывается назад, всего на долю секунды. Опекающий прямо у него на хвосте — и мяч позади — Нил поднимает клюшку, ловит мяч и бросает его в ворота с расстояния пяти футов. Раздается звуковой сигнал. Ворота загораются красным. Нил врезается плечом в стену, другой гудок оповещает об окончании игры, и Нил отшатывается в сторону, когда его опекающий тоже врезается прямо в то место, где только что был он сам. «Ягуары» выиграли. — Ебать это все, — стонет бэклайнер, отталкиваясь от стены. — Я слишком стар для этого… Они победили. Нил ухмыляется ему, но не утруждает себя ответом. У него есть дела поважнее. Дела — такие как, например, утащить Эндрю с корта и зацеловать до потери пульса. Он снимает шлем и шагает к команде. Они выиграли. Они обыграли Денвер. Они победили. Остальные «Ягуары» тоже высыпают на корт; толпа вопит; Нил практически видит трофей, а его еще даже не вынесли на поле. Они выиграли, они выиграли, они выиграли. Кевин первым делом подбегает к Эндрю, хватает его клюшку и говорит что-то, чего Нил не слышит. Мария на полсекунды приобнимает Эндрю за плечи, что-то ему говорит, а затем на нее бросается Райли, свободной рукой хватая Кевина, Афина прыгает вверх-вниз с такой бешеной энергией, которую Нил может списать только на адреналин; Эндрю стаскивает шлем, и Нил видит его лицо — Эндрю сияет, и за всю половину матча Чемпионата против одной из лучших команд, которые когда-либо видело экси, он пропустил всего два гола; Нил бросает взгляд на табло и обнаруживает, что Денвер пытался тридцать три раза, они сделали тридцать три броска — и только два раза попали в ворота; тот факт, что Денвер смог нанести только тридцать три броска, говорит о мастерстве их бэклайнеров, но… но… Эндрю. Нил добирается до команды, и его втягивают в празднование, чьи-то руки хватают его и притягивают к себе, и Нил льнет к Эндрю, находит его руку, позволяя притянуть себя еще ближе. — Да или нет? — шепчет Эндрю. — Да, — отвечает Нил, ловя губы Эндрю в поцелуе, счастливый, такой счастливый… — Нужно построиться, — говорит Райли, хватая Нила за плечо. — Подождите с этим, типа, минуты две. Нил с Эндрю отрываются друг от друга. Строятся в линию. Пожимают руки денверцам, выглядящим разочарованным — Нил бы за них взгрустнул, но, увы и ах, не взгрустнет. «Ягуары» собираются вместе, чтобы получить трофей. Они держат лицо, профессионально и по-взрослому, достаточно долго, чтобы церемония закончилась, а потом Мария запрыгивает на Райли, Афина с Альфи танцуют киклайн на двоих, а Нил соединяет их с Эндрю мизинцы. Их ждут репортеры; Кларк вещает от имени всей команды, Мария кричит и приукрашивает его слова, когда уместно, и толпа, наконец, начинает расходиться. Нил бросает беглый взгляд на секцию для семьи и друзей и видит, что она пуста — Натали с Пейдж будут ждать их у двери раздевалки, и, что ж, это хорошо, это хорошо, он смотрит на Эндрю, и Эндрю выглядит спокойным, счастливым, и Нил согласился бы на бессмертие прямо сейчас, означай оно именно это — навсегда, навсегда, навсегда. А потом им дают покинуть корт, принять душ и переодеться. Кларк ухмыляется. — Хороший первый сезон, тренер, — хмыкает Афина, и он ухмыляется еще шире. — Не думаю, что он считается, если формально… — Фигня фигневая, — подает голос Райли. — …но спасибо. Не буду вас задерживать, придурки, вы все и так знаете, что проделали хорошую работу — у нас, вон, целый трофей есть в доказательство… — Мы и так уже доказа-а-а-а-а-али, — кричит Мария. — …и вы можете приходить и глазеть на него, когда вам будет грустно. Кевин, Нил, Эндрю, если будете тренироваться зимой, убирайте за собой. То же самое касается всех остальных. Увидимся в марте. Марш по домам. Они разделяются и направляются к двери. Тея поднимает Кевина, а затем появляются Натали с Пейдж, и Пейдж уже делится мыслями об игре и реакцией на нее, будто Нил с Эндрю не стояли там всего десять минут назад; Нил приобнимает Натали, и все идут к машине. — …получается, мы же можем сфоткаться с кубком? — спрашивает Пейдж. — Типа, нам же можно, да? Как, типа, неофициальным детям команды? — Детям команды? — Да, типа, это как маскоты, но мы, вместо маскотов, будем детьми? — Подростками, — поправляет Натали. — Подростки команды. — О-о-о-о, так получше… ты хочешь помешать подросткам команды устроить фотосессию с кубком? — Знаешь, наверное, сегодня — да; мне кажется, они охеренно тщательно драят стадион в конце года, — отвечает Нил, когда Эндрю выезжает с парковки. — Но попозже сможем еще приехать. Обычно мы чуток тренируемся зимой, можете ездить с нами. — Ты научишь меня? А то не хочу вступать в какой-нибудь экси-клуб, типа, вообще без опыта, — просит Пейдж. — Конечно, — отвечает Эндрю. Пейдж улыбается, подпрыгивая на сиденье. — Хотите поужинать где-нибудь? — спрашивает Нил. Эндрю присоединяется к хору согласных угуканий с заднего сиденья и пропускает нужный поворот к дому. Колумбия субботним вечером — не самое простое место в мире, где можно занять столик без предварительного заказа, но это не конец света. Они пропускают сетевые рестораны, крупные рестораны, пропускают любимый ресторанчик Райли — они могут сейчас праздновать там с Марией, и Эндрю с Нилом негласно решают, что не хотят ни прерывать, ни быть прерванными. Вместо этого они направляются в маленькую тайскую кафешку, и двадцать минут стоят снаружи, ожидая, пока не подойдет их очередь. — Короче, мы читаем «В ожидании Годо» на английском, и это очуметь… Нил улыбается, когда Натали разглагольствует о пьесе; они с Пейдж говорят то по очереди, то перебивают друг друга, громко и, кажется, совершенно об этом не волнуясь, целых двадцать минут, не требуя никакого участия, как-то абсолютно естественно придя к выводу, что «Франкенштейн» — о плохом воспитании. Нил не уверен, когда они поменяли книгу, о которой говорят, или почему это, кажется, положило конец дискуссии, но как есть, так есть, и через две минуты они усаживаются за столик. Едят в тишине — Нил с Эндрю умирают с голоду, а дети не собираются упускать возможность съесть все перед собой. — Десертик? — спрашивает Пейдж. — Можем попозже приготовить пломбир, — предлагает Эндрю. — Можно, — соглашается Натали. Эндрю смотрит на Пейдж — она кивает. Эндрю платит, и они едут домой. Нил глядит, проверяя, в зеркало заднего вида, когда через пять минут езды ни одна из детей ничего не произносит, и обнаруживает, что они обе спят. Он сжимает ладонь Эндрю. Кивает подбородком в сторону зеркала заднего вида. Эндрю смотрит в зеркало и просто тает. Нил улыбается. Ему нравится, что дети, которых Эндрю удочеряет, счастливы быть удочеренным им. Что дети, которых он удочеряет, чувствуют себя в безопасности рядом с ним. Что Эндрю радуется этому. Что дети, которых он удочеряет, любят его. Что Эндрю любит их в ответ. Нил тоже подумывает поспать — если он не поспит, усталость съест его заживо уже к девяти, но Эндрю пока не может спать, поэтому Нил решает не спать тоже. Он смотрит на дорогу. — Мы их разбудим? — спрашивает он, когда они заезжают на подъездную дорожку. Эндрю выключает машину. Дети не просыпаются. — Не знаю, — шепчет Эндрю. — Не можем же мы просто оставить их здесь. Три минуты они просто сидят в тишине. На задних сиденьях никакого движения. — Мы не можем их нести, — говорит Нил. Эндрю кивает. Дети уже не груднички. Они с Эндрю не собираются брать их на руки без согласия. И это в любом случае бы их разбудило, так что с тем же успехом можно разбудить их и так. Проходят еще три минуты. — Может, погуглим, — тихо предлагает Нил. — «Как мило разбудить спящих детей». — «Не смущая их», — добавляет Эндрю. — «И не пугая». Дальше по улице сигналит машина, и девочки, вздрогнув, просыпаются. — Идеальный тайминг, — весело говорит Нил, отстегивая ремень. — Когда мы приехали? — спрашивает Пейдж. — Секунды три назад, — лжет Нил. Эндрю не возражает ему. — А. Окей. — Хотите чем-нибудь позаниматься? — интересует Нил. Вопреки всему надеясь на чудо, что ответом будет «съесть мороженое и сразу лечь спать». Ему хочется целовать Эндрю. — У нас еще домашка, — вяло отвечает Пейдж. — Можем сделать завтра, — говорит Эндрю. — О, клево. Мне как-то не хочется ничего смотреть. — Поиграем? — предлагает Натали. — В «Монополию»? — предлагает Пейдж. — Давайте в «Монополию», — соглашается Натали. Они выжидательно смотрят на Нила с Эндрю. Нил может целовать Эндрю и попозже. — Звучит хорошо? — Агап, — соглашается Эндрю. Они достают «Монополию». Игра в этот раз абсолютно отличается от прошлого раза, и Нил настаивает, чтобы они играли каждый месяц, просто чтобы смотреть, как дела у девочек. Натали пытается украсть Парк Плейс прямо из стопки непроданной недвижимости; когда Нил ловит ее за запястье, выгибая бровь, она просто фыркает и бросает кости. Стратегия Пейдж такова: скупать все, на что становится ее фишка, и всякий раз, когда кто-то тоже становится на квадратик с объектом недвижимости и пытается его выкупить, она громко пытается перекупить. — Тут так не работает, — говорит Нил, когда она пробует в третий раз. — Это же капитализм, нет? — возмущается Пейдж. — Деньги рулят! А у меня есть денежки! Я заплачу за эту штуку больше! У тебя нет договора с Эндрю о том, что ты можешь продать Вирджинию Авеню только ему. — У тебя всего четыреста долларов, — замечает Эндрю. — И у тебя заканчиваются наличные. Я все равно могу у тебя перекупить. — А еще у меня нет контракта, в котором говорится, что я продам тому, кто больше заплатит, — возражает Нил. — Тут кто успел — тот и съел. И вообще, я не прям банк, я просто… просто… человеческое воплощение банка. — Ты не банк? — взвизгивает Пейдж. — Ладно. Я не торгуюсь… Натали выкладывает на стол шестьсот баксов. — Я бы хотела сделать ставку на Вирджинию, — говорит она. — У тебя… у тебя даже нет ничего из этого набора! — протестует Пейдж. — А у тебя есть Сент Чарльз, — говорит Натали. — Да! Есть! — Получается, я инвестирую, чтобы не дать тебе получить монополию. Я сейчас еще сверху доплачу, чтобы предотвратить это, вместо того, чтобы платить миллиард баксов каждый раз, когда моя фишка встает на какую-нибудь розовую территорию, потому что ты построила там три отеля и дом… — Тогда какая вообще фича игры, если я не могу получить монополию… — Страдание, — отвечает Натали. — Фича в том, чтобы страдать… Нил подсовывает Эндрю карточку, а Эндрю незаметно передает необходимую сумму наличными, чтобы Нил мог исподтишка ее взять. — Нет, чтобы заставить страдать других людей… — Да, но я для тебя как раз другой человек… — Нет, ты моя сестра, тебе можно дать скидку для друзей и семьи… — Сколько, вполовину? Я куплю за полцены? — Нет, я думала, процента два… — И все? — Слушай, это звучит не так уж много, но сама знаешь, сколько денег я получу, если ты расположишься в Вирджинии, а у меня уже три отеля в… Эй, куда делась карточка? — Она у меня, — отвечает Эндрю, пока Нил бросает кости и передвигает фишку в виде машины на три квадратика. Ему выпадает «шанс». — Когда это ты ее вообще свистнул! — Где-то минут пять назад. Нил выигрывает второй приз на «конкурсе красоты». Получает двадцать долларов. Круто. — Натали, твой ход. И еще: эти шестьсот баксов для меня, или? — Нет, не для тебя, потому что ты плохой банкир. — Я не банкир. Бросай кубик. — Почему у тебя фишка машинки, если ты ничего не смыслишь в машинах, а они нравятся Эндрю? — спрашивает Пейдж. — А какая разница? Натали перемещается на пять квадратиков. Платит Пейдж двадцать долларов. Корчит ей рожицу. Пейдж ангельски улыбается, сортируя наличку. — Потому что, ну, я просто говорю, мне кажется, Эндрю должен быть машинкой. — Я цилиндр, — отвечает Эндрю. — Да, я вижу, но, типа, почему? — А ты почему тележка? — Потому что у меня… ждите шутку… много багажа. А? А? Ни у кого из вас нет чувства юмора. — Эндрю — цилиндр, потому что ему нравится одежда. Я — машина, типа, как ход конем. А в тележках обычно не перевозят багаж. Пейдж, ходи. Пейдж ворчит, попадает на квадратик с «налогом на роскошь», выкладывает деньги и показывает язык Натали, а Натали в ответ дарит ей ангельскую улыбку, которая может посоперничать с самой ангельской улыбкой Пейдж. Два раунда спустя, когда фишка Натали оказывается на «Бесплатной Парковке», она хватает пачку денег и использует ее, чтобы обмахнуть Пейдж. — Спасибочки за налоги, — кричит она. — Да не за что, — отвечает Пейдж. — Рада внести свой вклад. Бросай снова, а то тебе выпал дубль… — о, ты только что приземлилась на Мэдисон? О нет, кажется, ты должна мне бабли-и-и-ишко-о-о-о. — Ой, блять… Три минуты спустя, как только Натали разбирается с деньгами за «Бесплатную Парковку» и платит Пейдж то, что ей причитается, Пейдж ходит и останавливается на квадратике Северной Каролины, сразу же возвращая деньги. Они играют, пока Натали не объявляет, что хочет мороженое. — Эндрю с Натали идут готовить пломбир, а мы с Пейдж приберемся? — предлагает Нил. — Почему я должна убираться? — возражает Пейдж. — Я тоже убираюсь, — говорит Нил. — Нетушки, так нечестно. — Натали с Эндрю могут прибраться после пломбира. Эндрю бросает на Нила взгляд, выглядя абсолютно преданным, но Пейдж уже качает головой: — Недостаточно хорошо. Натали все еще может готовить пломбир. — Окей, вы с Натали можете прибраться, пока мы с Эндрю приготовим пломбир и вымоем кухню. Натали смеряет Пейдж испепеляющими взглядами. На Пейдж не действует. — Хорошо, — соглашается она. Что ж, Нил не собирается спорить. Они с Эндрю встают. — Стойте, почему меня наказывают за то, что Пейдж спорила о справедливости? Хм-м. Нил понимает, в чем может быть проблема. Он бросает взгляд на Эндрю, который пожимает плечами. — Можем прибраться все вместе, — говорит Эндрю, — а потом все приготовим пломбир. Это работает. Нил смотрит на Натали: — Справедливо? — Да, полагаю. Достаточно неплохо. Нил с Эндрю снова садятся. Собирают игру. А потом все отправляются на кухню готовить мороженое. В пломбир они добавляют поптартсы — поджаренные в тостере, а не вареные. Шоколадный сироп. Взбитые сливки. Посыпку. Орео. Карамельный сироп. У Эндрю не было времени приготовить брауни, но это не мешает ему достать маленькие готовые брауни и разогревать их в микроволновке. Крошит одну из печенек «Риз». — Почему ты никогда раньше не готовил нам такой пломбир! — спрашивает Пейдж, наблюдая, как Эндрю собирает всем по чашке. — Хочешь, чтобы я готовил вам мороженое, когда сам не могу его есть? Вот это нечестно. — Почему ты не можешь его есть? — спрашивает Натали. — Обычно на следующий день мне приходится вставать и заниматься спортом. Не могу сначала наесться такого, а потом прыгать за мячом — я просто не поднимусь. — А я могу, — говорит Пейдж. — Круто, — отвечает Эндрю, — но я больше не подросток. — Старик, — обвиняет Натали. — Я только что приготовил тебе пломбир, — возражает Эндрю. — А вот неважно. Твоя старость — это факт, — говорит Натали, прежде чем размешать все внутри мороженого. Эндрю наблюдает за тем, как она это делает, абсолютно бесстрастно, с ложкой, застывшей на полпути ко рту. — В следующий раз я просто кину все в блендер, — говорит он почти скучающе. — О, хорошая идея, — соглашается Натали. — Типа как… нет, не смузи. Шейк. Близзард. Эндрю смотрит на Нила. Нил приподнимает бровь, мол: «я не собираюсь ничего говорить. А ты?» Эндрю молча ест мороженое. После этого они действительно смотрят телевизор — всего одну серию «Разрушителей легенд», к концу которой Нил головой лежит на коленях Эндрю и борется со сном. — Мы идем спать, — объявляет Эндрю, тыча Нила, пока тот не встает. — Сейчас, типа, только девять вечера, — говорит Пейдж. — Вы вздремнули, — говорит Нил. — А я нет. — И мы старые, — добавляет Эндрю. — И просто много занимались спортом. — Почему ты продолжаешь говорить «занимались спортом»? — спрашивает Натали. — Опускаю на тот уровень, который экси заслуживает. Натали смотрит на него с минуту, а затем они с Пейдж обмениваются взглядом, который говорит: «не сегодня». — Спокойной ночи, — кивает Пейдж. — Спокойной ночи, — отвечают Нил с Эндрю. — Ночки, — добавляет Натали. — Не забудьте запереть дверь и выключить свет, — говорит Нил. — Ты слишком много печешься, старикашка, — цокает Натали. — Это помогло мне выжить, — отвечает Нил. — Не все механизмы преодоления полезны вне контекста, — бурчит Эндрю. — Когда это мы вышли из контекста? — возмущенно спрашивает Нил, поднимаясь по лестнице. — Я убил парня у нас в прихожке месяц назад. Ичиро приезжал, может, недели две назад. Эндрю молчит несколько секунд. — Тут не поспорю, — в конце концов соглашается он, закрывая за ними дверь спальни. — Хей, — зовет Нил, переплетая их с Эндрю пальцы. — Ты сегодня был просто охуенно крут. Хей, Дрю? Ты был невероятен. — Оу? — Да, Дрю, да. Мы смотрели всю третью четверть, кричали и прыгали… это было потрясающе. Невероятно круто. Ужасно впечатляюще. — Это ты просто пытаешься заставить меня чувствовать себя лучше после той мысли о том, что Чарли крут. — Ну, как бы, да, но это не значит, что это неправда. Эндрю обхватывает рукой его шею сзади. — Ой ли? — Дрю, это правда было немыслимо. Это было… гениально, и выполнено идеально, мне кажется, Кевин планирует накричать на тебя за то, что ты сначала не обсудил это с нами, но даже он был пиздецки впечатлен… — Да, он сказал мне. — И Кевин не лжец. — Мне он не врет. Но, честно говоря, ты-то теперь тоже. — Спасибо. Но дело не в этом. Дело в том, Дрю, что это было ебать как круто. — Ты мой муж, тебе положено думать, что я крутой. — Неправда, обычно я думаю, что ты долбанный ботаник. — Думаешь, я тут ботаник? Ты математический фанатик. — Ты выучил Шекспира наизусть. Эндрю тычет Нила в живот. — Скажи что-нибудь еще, это плохой аргумент. — Ты выучил Шекспира наизусть — и продолжаешь его читать. — Я пропущу это мимо ушей, — соглашается Эндрю. — На днях ты написал теорему Пифагора у меня на спине. — Ой, блин, так ты догадался? Я пытался сделать это не очевидно. Следует слишком долгая пауза, а потом Эндрю говорит: — Да, я понял. Нил смолкает. «Понял» подразумевает, что Эндрю думал об этом. — Ты думал об этом? — Мне что, нельзя думать? — Нет, тебе можно, — соглашается Нил, прижимаясь лбом к его. — Определенно можно. Хочешь еще один массаж спины? Эндрю хмыкает. — Не прямо сейчас. — Хорошо. — Хотя прямо сейчас я определенно мог бы тебе отсосать. — Я был бы рад тебе подрочить. — Звучит как план. Не хочешь быть первым? — Нет, думаю, я бы хотел сначала подрочить тебе, если ты не возражаешь. — Не возражаю. — Это крайне взрослый разговор, — замечает Нил, снимая футболку. — Почему ты снимаешь футболку? — Обычно все оказывается на моей одежде. Я бы хотел этого избежать. — Мы могли бы взять полотенце? — предлагает Эндрю. — Великолепная идея. — Почему мы так разговариваем? — Как я уже сказал — это взрослый разговор. — Мы старые? — О, почти наверняка. — В конце этого предложения должен был быть «чел». — О, почти наверняка, мой чел… — Я хочу домой. Нил берет полотенце, ухмыляясь. — Ты не хочешь этого делать? Эндрю осматривает его. — Это не то, что я сказал, — отвечает он, стягивая футболку. — Тебе в самом деле следует научиться слушать. — М-м. Мне нужно, чтобы мне все объясняли, помнишь? — спрашивает Нил, протягивая руку, медленно и осторожно, так медленно, словно коснется через несколько лет. Эндрю берет его ладонь и кладет себе на грудь. — Я. Х. О… — Типа, как кошачий корм? Эндрю закрывает глаза. — И я собираюсь позволить тебе подрочить мне после шутки о кошачьем корме. Нил наклоняется и ведет языком по его горлу. — И все еще? — шепчет он Эндрю на ухо. — Да, — отвечает Эндрю, с треском проваливаясь в попытке сохранить голос ровным, положив руку на шею Нила. — Тогда нам, наверное, стоит добраться до кровати, — предлагает Нил, проводя пальцем по поясу его брюк. Эндрю качает головой. — Если мы ляжем — больше не встанем. — Что ж, это не сексуально. — Ну ладно, — отвечает Эндрю, закрывая дверь ванной, чтобы прислониться к ней. Нил пожимает плечами — это достаточно правдиво. Он расстегивает молнию на брюках Эндрю, расстегивает пуговицу, целует линию подбородка Эндрю, прислушиваясь к звуку его дыхания, ведет пальцем по выпуклости в его нижнем белье. Улыбается, когда Эндрю дрожит. — Как ты себя чувствуешь? — он шепчет Эндрю на ухо. — В целом? — напряженным голосом спрашивает Эндрю. — Или прямо сейчас? — Как угодно, — решает Нил, водя пальцами вверх и вниз. Все еще не касаясь кожи. Как далеко он сможет заставить Эндрю зайти? — Блять, Нил… с тобой всегда должна быть целая ебаная викторина… — Ну, здесь нет правильного или неправильного ответа, так что не думаю, что это считается за… — Просто… блять… эй, чем быстрее ты доведешь меня до… — Эндрю прерывается шипением, когда Нил щиплет его за точку пульса. — Что ты говорил? — Пытки — не обязательное условие. — Я могу остановиться, — говорит Нил, убирая руку. Эндрю притягивает его лицо для поцелуя, прижимаясь к его бедру. В конце концов, они отрываются друг от друга. — О да, — произносит Нил, задыхаясь. — Именно этим я и хотел заняться. Целовать тебя до потери пульса. — Да на здоровье, блять, при условии, что будешь держать руку на моем члене, придурок. — Это можно устроить, — отвечает Нил, вытаскивая член Эндрю из белья. Не в последнюю очередь, потому что он совершенно уверен, что те самые слова, которые Эндрю не договорил, были: «чем быстрее ты доведешь меня до оргазма, тем быстрее мы сможем лечь спать». Он хочет, чтобы Эндрю простонал его имя, принял чуток ибупрофена и вырубился. Так что он приступает, лаская Эндрю, используя свободную руку, чтобы касаться всех мест, которые заставляют Эндрю подрагивать — ведет по внутренней стороне его предплечья, оглаживает грудь, прижимает ладонь к животу, целует так, что в голове мыслей не остается, делает все, что в его силах, чтобы самому не потеряться в этом всем, но когда он отстраняется, Эндрю движется за ним, и губы у него зацелованные и приоткрытые, и Нил почти теряет рассудок. Прижимается губами к точке пульса Эндрю, чувствуя, как колотится его сердце, проводит большим пальцем по головке, осторожно, чтобы другой рукой не мешать Эндрю двигаться — осторожно, чтобы Эндрю не почувствовал себя так, будто его сдерживают — и ему это нравится, решает Нил, нравится, когда Эндрю толкается бедрами в его ладонь. Нравится, как задыхающийся, обессиленный Эндрю произносит его имя, произносит снова, и снова, и снова; Нил запускает ладонь в его волосы, целует его, так что, когда Эндрю кончает, запрокидывая голову, об дверь ударяется не его макушка, а ладонь Нила. Нил чувствует, как Эндрю дергается. Наблюдает, как он сглатывает. Наблюдает, как он поворачивает голову в сторону, восстанавливая дыхание, не отстраняясь, не убирая правую руку с его шеи, а левую из кудрей. Просто ждет. Нил убирает его член обратно в белье. Подумывает вытереть руку полотенцем, но, что ж, раковина прямо рядом, так что… Эндрю отпускает его. Нил чмокает его в щеку и моет руки. Намачивает полотенце, выжимает и поворачивается к Эндрю. — Я могу сам помыть себе живот, — говорит Эндрю. — Позволишь мне? — спрашивает Нил. — Ты не обязан отвечать «да», но мне бы хотелось. — Никто никогда, за все времена, не хотел вытирать сперму с чьего-то живота. Нил пожимает плечами: — Я всегда был чуток странным. Эндрю пожимает плечами в ответ: — Конечно. Нил целует его в нос и щеку, вытирает живот. — Как ты? — Все хорошо, любимый, — отвечает Эндрю. — Я чистый? Потому что, мне кажется, нам пора поменяться местами. — К чему такая спешка? — спрашивает Нил, когда Эндрю разворачивает их, прижимая его спиной к двери. — Хочу отсосать тебе, прежде чем ты заснешь. Нил фыркает: — Справедливо… Эндрю притягивает его для поцелуя. — Ты слишком много болтаешь, — он ворчит, когда отстраняется, засовывая руку Нилу в штаны. Нил вздыхает, когда чувствует его ладонь. — Сам виноват, это твоя вина… Эндрю снова целует его. А затем опускается на колени, проводит руками по бокам Нила, расстегивает джинсы, лижет член сбоку и заглатывает целиком. На этот раз Нил старается быть внимательнее, старается обращать внимание именно на то, что Эндрю делает языком, старается изо всех сил — он хочет сделать то же самое для Эндрю, хочет… он запускает пальцы в волосы Эндрю, ловит себя сосредоточенным на том, чтобы не тянуть и не давить, и пару минут спустя полностью теряет себя. Эндрю не дает ему упасть — не позволяет присоединиться к нему на полу, просто кладет голову на его бедро, пока Нил пытается вернуть ногам силу. — Все хорошо, я в норме, я в норме, — удается сказать Нилу несколько секунд спустя. — Порядок. Эндрю встает и льнет к нему, притягивая его ниже для поцелуя. — Однажды, — вздыхает Эндрю, — я проснусь, и у меня будут болеть колени. И тогда тебе придется удалить пару ребер, чтобы смочь сосать самому себе. Нил морщится: — Могу просто купить флешлайт. — Для меня очень странно, что ты знаешь, что это такое. — Почему? — Не знаю, такое чувство, что тебе не следует. — Я, типа, ходил в старшую школу. Просто потому, что я никогда не понимал, о чем кто-то говорил, когда говорил о сексе, или не понимал, что показывали по телеку в то время, не значит, что я не смог догнать, что такое флешлайт. — Собираешься заменить меня флешлайтом. — Ты, кажется, считаешь, что я собираюсь заменить тебя кучей вещей. Утяжеленным одеялом. Флешлайтом. А я вот не думаю, что захотел бы заменить тебя даже точной копией тебя самого. — Что, не выйдешь замуж за Аарона, если я умру? — Нет? Ты… ты хочешь, чтобы я вышел? Потому что я не собираюсь. — Ну он, конечно, женат… Нил тычет Эндрю в ребра. — И, что важно, он — не ты. Эндрю целует его в плечо. — Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю. Они готовятся ко сну, а потом ложатся в постель, и Нил целует Эндрю до тех пор, пока не устает настолько, что больше просто не может.