С другой стороны

       Юрий умирал долго и мучительно в течение нескольких дней. Он громко кричал от боли в своих покоях. Его душераздирающие крики были слышны по всему дворцу. Слуги и медики, маячившие вокруг, не могли никак помочь, как бы не умоляла об этом Екатерина, что сидела около супруга всë время, не отходя ни на минуту. Умирающий Юрий лежал у неë на руках, жалобно стенал и хрипел, пока та ласково поглаживала его своей гладкой ладонью по потному лбу, перебирая светло-русые пряди волнистых волос, прижимала к своей груди, нежно шепча что-то на ухо.        И тут в покои врывается Александр. Весь тревожный и дëрганый. Он в несколько широких шагов уменьшает расстояние между ним и постелью императора, склоняясь над нею. Его обеспокоенный взгляд пронзает влажное от капель пота и бледное тщедушное лицо императора, иссохшие губы, тëмные болезненные мешки под глазами, мученически изогнутые густые светлые брови и дрожащую грудную клетку.       - Насколько всë плохо? - вопрошает Петербург Екатерину, пронзив своим безжизненным и холодным взглядом и еë.       Она в ответ лишь молчит, медленно качая головой. Еë страдальческий взгляд, устремлëнный на супруга, и дрожащие губы говорят всë за себя.       - Так чего все ждут?! Надо составить завещание, пока-       - Миша... Где он? - прерывает бывшую столицу Юрий, из последних сил, повернувшись к нему.       - Какой "Миша", Юрий Владимирович?! Вы не в том положении, чтобы-       - Я... Хочу его видеть... - желал Юрий, игнорируя заметное раздражение на лице Александра.       - Как скажите. - с язвой протянул он, хмуря брови.        У него совсем нет времени, чтобы сюсюкаться с кем-то. Накануне целая огромная держава! От него сейчас зависят многие жизни, а он тут требует с несчастным ребëнком увидеться?! Неужели он этого не понимает? Александр предпочитал "искренне" верить, что желание императора напоследок увидеть своë творение было намного сильнее абсурдной тупости. У Петербурга душа уходит в пятки, трепещет сердце, нервно сжимается глотка. Его прошибает страх перед возможной смутой и дикая животная паника, как у загнанной в угол жертвы. Если Юрий так и не напишет своего наследника... Об этом даже думать жутко! Но Александр всë же оборачивается назад и приказывает впустить Москву, сохраняя маску холодного равнодушия и отстранëнности.        Тот до самих покоев бежал за ним, горя желанием срочно увидеться со своим основателем, но вот только его не пустили, посчитав лишним. И верно думали. Миша по обыкновению шумно вбежал в покои и тут же припал к краю постели, мокрыми от слëз глазками смотря на Юрия.       - Юрий Владимирович! Как вы?       - Говорите быстрее, у нас мало времени. - нагнетает Александр, стоящий рядом с кроватью.       - Мало? - не веря словам учителя, повторил Миша.        Всë внутри в мгновение рухнуло. Неужели так быстро закончит своë существование Юрий Владимирович? Нет, не может быть! Миша отказывается в это верить, он не желает так быстро терять близкого человека, которого он считал чуть ли не отцом. Потому Миша мотает головой, моляще пялится на императора, крепко схватившись за его ладонь своими дрожащими и мокрыми от пота и слëз пальцами. Сердце отбивает свой бешенный ритм, но не смотря на это, кажется, что кровь леденеет, заставляя бледнеть и дрожать под скорбным взглядом Юрия.       - Послушай-ка в кои-то веки Александра. - тяжело кряхтит тот, нежно сжимая руку Московского. - Мишенька, ты моë самое чудесное и великое творение... Я уверен, что ты вырастишь гордым и сильным, уверен, что тебя будет уважать вся Европа, ты будешь лучшей столицей Российской империи... - его рука нежно касается блондинистой макушки, трепетно перебирая волос за волосом. - И пусть я был не самым лучшим родителем для собственных детей, я надеюсь, что был хорошим для тебя. Надеюсь, я останусь у тебя в сердце, и ты меня не забудешь. Ведь я правда дал тебе всë самое лучшее и трепетно взращивал под своим сердцем... - тяжело дышит, сглатывая горький ком в горле. - Как бы я хотел увидеть, каким ты вырастишь... И... Пожалуйста, не ведись на обман своих врагов, будь разумным. Сохрани империю... И знай... Я тебя...        В уголках его глаз появились блестящие хрусталики слëз. Они скупо стекали вниз по скулам и подбородку.        Его рука расслабилась и спала с головы, безжизненно повиснув на краю постели.       Александр понял: надо спешить.       - Выведите его. - замер он, сверяя Мишу холодным и строгим взглядом.       Он подобно статичной мраморной статуи бездвижено и безэмоционален. Глаза будто-бы неживые совсем: лишены всяких чувств. Кажется, что он совсем не дышит, боясь лишний раз трепыхнуться.       Не прошло и секунды, он уже залился криком:       - Выведите, живо!       - Юрий Владимирович... - ничтожно тихо выдыхает Москва, не открывая взгляда от умирающего императора.       Перед глазами всë мутнит, расплывается. Фигуры Екатерины, придерживающую голову и спину супруга, Меншикова, стоящего в сторонке и холодно наблюдавшего за этим, и Александра, пихающего в руки бессильного императора перо и лист бумаги, смешиваются между собой, как и их встревоженные и громкие голоса. Они в мгновение искажаются от низких до высоких тональностей. Кружится голова, слабость своего положения бьëт по вискам и подкашиваются ноги. Миша еле удерживает равновесие, чуть ли не падая на пол. Юрий Владимирович умирает... Умирает! Осознание этого факта резко ударило в голову. Желание ещë раз увидеть императора, пообщаться с ним и проститься, как следует было сильнее той минутной слабости, что поразила всë его тело. Миша вырывается из хватки подчинëнных, громко и со слезами на глазах крича:       - Нет! Подождите! Юрий Владимирович!       Его хватают за плечи крепкие руки, утягивают прочь из покоев. Но Миша не сдаëтся: бьëтся, ревëт и орëт, вырываясь пуще прежнего из грубых объятий. Он безрезультатно тянет руки к постели, махает ими в попытках дотянутся. Но только отдаляется, а умирающая фигура императора скрывается за спинами.       - Ещë минуту!        Его крики словно писк слабого и голодного котëнка: остаются незамеченными. Боль, поселившаясь в грудно клетке мучительно разрывает рëбра и плоть. Она распостраняется по всему телу и отдаëт неясный ритм в висках, вызывая резкие и ослепляющте вспышки перед глазами.       - Юрий Владимирович! - задыхаясь собственными слезами, снова делает попытку обратить на себя внимание Миша. - П-папа! Не уходи!       Собственные слова чувствуются, как кинжал в сердце. Они более пытливы и горестны, более мучительней. Миша готовил себя к смерти Юрия. Отдавал себе отчëт, что он обычный смертный, не способный прожить сотни лет, как он. Но все эти попытки тщетны... Больно. Очень больно и горько, словно он впервые узнает о таком явлении, как "смерть".       - Папа!!! ･ *･ﾟﾟﾟﾟ･*･ﾟﾟﾟﾟ･*☆･*       Романов в дрожащих и мокрых пальцах держит лист с завещанием, уже который раз нервно пробегаясь взглядом по тексту. Хотя, наврядли два жалких слова можно назвать целым текстом. Оттого Александр и замер, бешенными глазами снова и снова читая эти два слова, пока они не отпечатались в памяти подобно гравировке. "Отдайте всë" и кривая линия, проведëнная обессиленной рукой.       - Вот чëрт! - разъярëнно разрывает лист Александр, а затем кидает его остатки на пол.       Романова бросает в дрожь. Ноги подкашиваются, но он стойко держится на поверхности и сохраняет равнодушное выражение на лице. Нет правителя, нет и порядка в стране. Внутри засела тревога, сплетающаяся с животным страхом, в огромный ком. Александр уверен, что следущую смуту он не переживëт. Он просто не сможет стерпеть весь этот ужас снова. Перед глазами бегают, перепрыгивая через друг друга в забавной игре, яркие и ослепляющие круги. В один момент они резко исчезают, сменяясь тëмной занавесой, как в театре.       - Александр Петрович, вам стало дурно? - резко хватает под руку его Екатерина, удерживая на месте.       - Собираемся в зале... - с трудом произносит Петербург, вырывая руку из лëгкой хватки. - Будем выбирать наследника.       Он выходит из покоев, махая перед своим лицом шëлковым платочком. Внутри стало слишком душно и жарко, что совсем не помогает сложившейся ситуации. Жара ещë сильнее тревоги и паники сдавливает глотку Александра, не давая и вздоху сделать. Навязчивые мысли подобно голодному зверю пожирают его плоть изнутри, доводя до безумства. В голове вертелись только слова, неспособные сложится в предложения. "Смута, хаос, голод, война."       - Александр Петрович! Почему вы выгнали меня!?       Стоило Александру сделать несколько шагов из горячих и душных объятий покоев, Миша накинулся на него с многочисленными вопросами, словно хищник на слабую жертву. Он хватается за низ тëмно-синего жестюкора, пристально и печально смотрит в глаза учителю.       - Вы мешаете. - небрежно отвечает Александр, даже не глядя на мальчишку. - Лучше уйдите из под ног и не лезьте.       - Это нечестно, Александр Петрович! Я должен был с ним распрощаться!       - А ну конечно... - резко встал на месте Петербург, наконец-то взглянув на столицу.        Его взгляд вмиг стал угрожающим, плечи напряглись. Миша на секунду поверил, что Романов и вправду вздумал ударить или пнуть его, и уже было сжался в ожидании шлепка и чего-нибудь похуже, но получил лишь слова, язвительную окраску которых Александр решил не скрывать:       - Я же должен был пожертвовать миллионами жизней, чтобы вы могли вдоволь поболтать с Юрием Владимировичем. Поверьте, Михаил Юрьевич, здесь, в этом мире, всем плевать на ваши чувства и желания. Они просто пустое место.        Грубо, но так оно и есть.       - Честно говоря, меня смешат слова вашего "папеньки". Вам никогда не стать таким, каким он вас представлял, пока вы жалеете себя любимого и хнычете после каждого моего слова, как годовалый ребëнок. Повзрослейте уже наконец, иначе в будущем из-за вас нас ждут сплошные проблемы.       Не став дожидаться ответа, Александр вырывает из чужих ручек низ своего кафтана и уходит прочь, исчезая за расписной дверью. А Миша остаëтся стоять на месте. Остаëтся совсем один.       Наследником престола становится Екатерина Алексеевна - супруга Юрия Владимировича.       Александр наконец-то спокойно выдыхает, выходя из зала, где только что проходило собрание. Ещë минута среди грëбаной компании Головкина, Долгорукова, Голицына, Меншикова, яростно борющихся за власть, и Романов точно сойдëт с ума.        Всю напряжëнность и панику, как рукой сняло. Наследник выбран, возможная смута позади, а он слишком переволновался. Только вот слегка кружится голова, перед глазами начинает темнеть, но на это Романов не обращает внимания, идëт дальше в неизвестном направлении, не слышал ничего вокруг себя, словно находясь в вакууме. Шаг. Ещë один. Ноги слабеют, не выдерживая вес хозяина. И Александр в обмороке валится на пол...

***

      Прошëл год с лишним после смерти Юрия Владимировича. Российская империя живëт своим мерным чередом. Крестьяне, как и раньше пашут на полях, сея и собирая урожаи. На оживлëнных центральных улицах торгуют купцы и ремесленники, возле их прилавком толпятся потенциальные покупатели. Неизменными остался и быт дворян, устраивающих в своих вотчинах ассамблеи и приглашая на них своих знатных друзей и знакомых.       Но вот Москва словно была отдельной страной, в которой чуть ли не каждый день императрица Екатерина различные празднества проводила. Ни один вечер не проходил без роскошного бала, шумного застолья и кутежа. В бальных залах до утра под музыкальный оркестр плясали гости и сама Екатерина.       И было бы всë хорошо, если бы не Миша, которому пришëлся по вкусу праздный образ жизни. В три часа дня он только вставал и то с помощью Александра, с пяти до восьми учился, после уроков он обедал, а ночью прогуливался в саду вместе с императрицей или посещал балы, а в девять утра он ложился спать.       Естественно, для Романова это было неприемлемо. Он всеми силами пытался исправить распорядок дня столицы да вот только его старания не ценились. Раньше Миша хотя бы иногда внимал словам наставника, а сейчас совсем не слушается и не подчиняется. Александр уже и спокойно разговаривал, и громко ругался, и даже пару раз отлупил, после чего Екатериной было запрещено и пальцем его трогать, а Московскому хоть бы хны! Стал таким избалованным и нахальным! И никто ему не указ, что ещë сильнее выводит из себя Романова. Если бы он, будучи ребëнком, позволил себе подобное хамаватое отношение к старшим, то сразу бы получил наказание похлеще, чем Миша. И его бы не стали жалеть, не лупили б в неполную силу, а ставили сразу коленями на горох или отхлестали розгой. А такого бы и не произошло, потому что Петербург гораздо разумнее какого-то там Московского. Что очередной раз доказывало, что Москва не достоен звания столицы.        Александр не раз жаловался Камалие на поведение своего ученика. Но она вечно находила оправдания для Миши, мол, пытается забыться после смерти Юрия. Он же просто ребëнок, побалуется и прекратит. Он ещë маленький и ничего не понимает. Романов жаловался и Алексею. Вот он-то прекрасно его понимает! Разделяет его мнение и иногда советы может дать. Они могли часами засиживаться в саду за чашечкой чая, превизëнного с востока, рассуждая о правильном и должном воспитании, новых сплетнях и новостях. Но всему хорошему суждено быстро заканчиваться и Александр вынужден удалиться, чтобы в очередной раз дотащить поддатого Мишу до покоев, помочь раздеться и уложить его в постель.

***

      - Александр Петрович, что вы делаете? - смущëнно выдыхает Миша, ошарашенно уставившись на своего учителя.       Он же нависает над ним, медленно спускаясь руками вниз.       - Не волнуйтесь, Михаил Юрьевич, я сделаю вам приятно. - томно выдыхает прямо в губы своему ученику Александр, игриво заглядывая Мише в глаза из под прикрытых век.       Отчего-то Московского подобный вид учителя заводит, потому он и не сопротивляется, когда тонкие и цепкие пальцы плавно хватаются за кюлоты и с нетерпением спускают их с бëдер, отбрасывая в сторону. Он недолго следит за их полëтом, потому что прямо перед ним, у его раздвинутых бедëр, находится Александр Петрович. Миша чуть ли не любуется таким видом. Бесстыдный румянец на скулах, томный и долгий взгляд двух серых туманов и розовые губы, растянутые в кокетливой ухмылке. Всë это вызывало странные чувства внутри и непонятное тëплое и вяжущее ощущение под пупком.       Александр нежно хватается за чужие стройные бëдра и пристраивается поближе к паху.       Высунув язык, он проводит им по стволу члена, оставляя на тоненькой кожице влажный и скользкий след. Он ощущает кажду выступающую веночку, облизывая его снова и снова, что не могло остаться незамеченным. Миша запрокидывает голову назад, прикрыв веки, и шумно вздыхает, стиснув зубы, а затем судорожно выдыхает, ощущая, как чужой язык касается чувствительной головки.        Романов пускает больше слюны, водя кончиком языка под краям головки, специально задевая уздечку. Рукой он держит пенис у основания, плавно и не спеша надрачивая. Затем он нежно касается его влажными и бархатным губами перед тем, как взять в рот.        Миша весь сжимается, ощущая жар в чужой ротовой полости, хватается за волнистые тëмные волосы и тянет их, заставляя наставника взять поглубже. Александр послушно выполняет безмолвное требование, поднимая возбуждëнный взгляд на своего ученика.        Только от него Москва уже был готов растаять лужицей. Он целиком отдавался воле любимого учителя, от особого глубокого движения щуря глаза и раскрывая рот в громком и сладком стоне, который Александру становится наградой за его усилия. С огромным аппетитом он берëт за щеку, вновь проводя языком по стоящему колом члену. Попутно он себе помогает рукой, массируя яички.       - Ах-А-Александр Петрович! - не выдерживая подобных ласк, стонет Миша. - Я чувствую себя странно!       Слушая приятные слуху стоны, больше походящие на крики утопающего, Александр ускоряет движение рукой и головой, то заглатывая по самое основание, то поднимаясь. Особое внимание он уделяет головке, оставляя на ней многочисленные влажные поцелуи.       Московский весь горит и дрожит, судорогой сводит ноги, а цепкие пальцы хватаются за плечи учителя. Его вновь и вновь окатывает новой волной плотского наслаждения, хочется чувствовать больше и сильнее. Всë происходит слишком быстро и Миша кончает, достигая ранее неизвестного наслаждения.       - Александр! А-       - ААААА! - кричит он, окаченный ледяной водой.        Он моментально вскакивает с постели и запинается о свои же ноги, неуклюже падая лицом в пол. Перед глазами в хороводе кружат овцы, а в висках противно пищит. Что сейчас произошло?! Где он вообще?! Миша, весь дрожащий и продрогший, поднимает голову и, судорожно моргая, видит перед собой... Александра Петровича, возвышающегося над ним, а рядом служанку с ведром, в котором ранее была вода. Исполнив свой долг, девушка покинула покои.       До жути пошлый сон тут же предательски вспыхивает в голове и Миша неловко зарделся алым цветом. Что это было? Как ему вообще могло такое приснится? Он ведь никогда не думал об Александре Петровиче в таком смысле. Никогда не мечтал, чтобы он прижимал его к постеле и... Нет!       - Добрый вечер, Михаил Юрьевич! - раздражëнно восклицает он.       - Что-что? - медленно приподнимается на колени Миша, стараясь не смотреть на учителя. Было очень стыдно даже заглянуть в его глаза.       - Я вас пытаюсь разбудить уже не первый час! - жалуется наставник, сложив руки на груди.       - И? - поднявшись с пола, спросил Миша, оттягивая от тела насковь мокрую сорочку. Так и простудиться можно...        Он быстро отошëл за ширму, чтобы переодеться в сухую одежду, пока Александр Петрович вновь будет находить причины, чтобы упрекнуть его. Что он сделал на этот раз? Наверное, не так поднял взгляд или ответил не так, как хотел учитель, или подумал кое-что очень неприличное. Но без этих замечаний он уже не будет тем Романовым, которого так горячо любил Москва.       - Я могу вас задержать на час за то, что вы так долго спите. - сообщил он.       - Александр Петрович, сегодня же у императорицы банкет. - напомнил учителю Миша, надеясь улизнуть с уроков, чтобы не видеть его лицо. Ещë никогда он так сильно не хотел избежать Александра.       - И что? Какое отношение это имеет к вам?       - Ну я же столица, я обязан там быть, сами понимаете. - выглянула из-за ширмы блондинистая макушка Москвы. - А вы пойдëте?       - К сожалению, да. - выдохнул Петербург.       - Что?! - невольно воскликнул Миша, замерев.       - Вам что-то не нравится? - задал вопрос Александр, явно недовольный такой реакцией.       - То есть, я так удивлëн, что вы изволили явиться на банкет. - обходит риторический вопрос столица. - Но почему?       - Кто-то должен следить за количеством выпитого вами алкоголя. В ваших же интересах не пропускать необходимые уроки.       Больше у Москвы не остаëтся вопросов. Как бы ему не хотелось сейчас видеть Александра Петровича, этому сбыться не суждено. Не так пугал стыд, как возможность того, что учитель будет сидеть рядом и пристально следить за каждой капелькой, попадающей ему в рот. Если "повезëт", он ещë и ограничит его в выборе напитка, предложив вместо вина гранатовый сок. В дальнейшем так же будет?       Одевшись, Миша вышел из ширмы и опять Романов нашëл к чему прикопаться.       - Ну неровно тут, вы чем смотрите? - пробурчал он, подходя к ученику.       Он хватается за брошь и старается зацепить еë за блузку как можно ровнее и аккуратней. Но случайно касается шеи Миши, от чего по его коже пробегается табун мурашек. Прохладные пальцы и их нежные касания напоминают тот самый жаркий сон. Они же трогали бëдра Москвы и... Он резко отпрянул от наставника, судорожно хлопая глазами, надеясь развидеть то, что ему показалось.       - Всë порядке. - отвечает на немой вопрос, возникший в туманных глаза Александра, Миша и быстро покидает свои покои.        Петербург, так и не поняв, что вызвало такую неожиданную реакцию, выходит следом.

***

             - Вам сегодня не здоровится, Михаил Юрьевич?- наклонившись к ученику, с великим презрением шепчет Александр.        Весь день Михаил избегал общение с ним. Во время завтрака практически ничего не съел, желая побыстрее уйти, на уроке смотрел куда-то в окно, но только не на учителя, старающегося объяснить тему. А недавно и вовсе отказался ждать его, аргументируя это тем, что Александр слишком долго собирается. Такой игнор сердил и нервировал Романова. Как от него, столь уважаюмой персоны, смеют нос воротить? Да и тем более такая пискля, как Миша? Он же раньше им восхищался, чуть ли не с Богом сравнивал, что же произошло сейчас? Куда делось то бурное восхищение со стороны Москвы? Уж точно не ему игнорировать своего наставника и учителя, который отдаëтся ему по максимуму. Знал бы он какие усилия прилагает Александр, чтобы подняться с утра с кровати ради того, чтобы в очередной раз терпеть его выходки.       - Вовсе нет. - кратко отвечает Миша, скрывая нижнюю часть лица за бокалом.       - Тогда почему вы так себя ведëте?       - Смотрите, там шуты прыгают друг через друга. - попытался перевести тему Московский, но неудачно.       - Не заговаривайте мне зубы. - сердито прыснул Петербург, грозя пальцем. - Я к вам со всей душой, как к собственному сыну, а вы так со мной обращаетесь! Неблагодарный и бессовестный ребëнок!       - Хорошо, раз вы так настаиваете, я скажу причину моего поведения. Обещайте, что об этом больше никто не узнает. - заговорщицки произнëс Московский, увидев позади наставника приближающуюся императрицу.       Такой тон не сулил ничего хорошего, но Александр, недовольно закатив глаза, согласился сохранить секрет Москвы в тайне.       Миша с тяжëлым и бухающим сердцем чуть приблизился к учителю, нервно поджимая губы, и чуть слышно зашептал на ухо:       - Дело в том, что...       - О, Сашенька! - прервала его Екатерина, резко закидывая руку на плечо Романова.        Москва отпрянул, тут же усевшись ровно, а Петербург аж дëрнулся от неожиданности, прижав голову к плечам.       - Да не боись, это всего лишь-то я. - захохотала женщина прямо на ухо сконфуженному Александру.       - Я тоже очень рад вас видеть, но вы прервали нас. - угрюмо отвечает он, задерживая дыхание.       От Екатерины Алексеевны жутко несëт перегаром и дорогими духами, скрывающие запах пота. Еë тëмные растрëпанные после танца волосы лезут в лицо, неприятно щекотя, а пышная грудь так и просит внимания. Естественно такая смесь запахов и вид отталкивает Романова, от чего тот, чтобы не обидеть, незаметно отодвигается от неë, желая избежать компании. А Миша совсем не помогает! Сидит на месте и тихо хихикает, наблюдая за беспомощным наставником, глаза которого так и молят о спасении. Зачем ему помогать, когда сам Московский сообщил Екатерине, что он явиться на банкет вместе с ним?       - Потом договорите, да Мишка? - с милой улыбочкой спрашивает у Московского.       - Конечно, Екатерина Алексеевна. - кивает в ответ Москва с широкой улыбкой на лице.       - Вот и славно, пойдëмте, Александр. - игриво протянула императрица, хлопая Романова по плечу. - Нам многое предстоит обсудить.       Тот вяло поднялся с насиженного места, напоследок строго заглянув на ученика, мол, я всë вижу, и ушëл с Екатериной под руку. Мише же с облегчением выдохнул, залпом допив остатки алкоголя.       Последующий вечер Москва провëл наедине со своими тараканами в голове. Пока вокруг пестрило разнообразие цветов и разносились громкие и пошлые разговоры, сопровождающиеся хохотом и криками, он сидел и наблюдал за Александром, всë ещë размышляя о сне. Дров в огонь добавляли две дамы, обсуждающие последний слух об очередной любовной интрижке в стенах дворца.       - Ты уверенна, что это точно был он? - неуверенно спрашивала первая. - Он же женат!       - Да, Лиза своими глазами всë видела! - яростно кивала вторая - Он уединился с незнакомкой в Летнем саду! Целовал губы, спускаясь к шее, а потом...        Девушки скромно захихикали, словно обсуждали не измену неверного супруга.        Миша представлял "потом" сам без помощи молодых сплетниц. Вот только не с девушкой. Стоило ему перевести взгляд на Александра, как фантазия тут же бралась за дело. Она лепила до ужаса отвратительные и в то же время возбуждающие картинки, которые Москва старался гнать прочь. Это неправильно и омерзительно! Как он только смеет такое представлять? Как? А вот так просто.        Миша мельком смотрел на чужие глаза и тут же вспоминал, как игриво они смотрели на него во сне, словно приглашая предаться разврату и насладиться плотскими утехами. Взгляд перебегал на губы, и фантазия вновь рисовала, как они, слегка вытягиваясь в трубочку, оставляют лëгкие поцелуи на коже, спускаясь от сосков пониже. Ниже и на губах растягивается кокетливая ухмылочка. Под глаза Москвы попадается и Романовская шея, на которой он уже рисовал последствия жарких и жадных поцелуев. Но Мише этого мало. Он смотрит еще ниже и резко отворачивается. Нет, нельзя так пялить на Александра Петровича. Это неприлично. Знал бы обладатель прекраснейших серых глазок о чëм думает Московский, точно рассердился и разочаровался! Потому Москва, так и не решившись вновь взглянуть на своего учителя, уходит прочь.       Он широким шагом идëт по коридору, желая как можно быстрее оказаться в своих покоях, спрятаться от окружающего мира под одеялом. Там же он надеялся найти укрытие от навязчивых мыслей, заставляющие его чувствовать себя ужасно неловко перед наставником...