С другой стороны

      — Давай, догоняй! — обгоняя Мишу, кричит Пëтр.        Он пинает своего коня в брюхо, ускоряя бег, и вырывается вперëд, оставляя позади себя огромные вихри из снега. Они летят Мише в лицо, ослепляя и затормаживая, из-за чего замедляется и отстаëт от юного императора.       — Догоню и мало не покажется! — обтирая румяное от мороза и мокрое от снега лицо рукавом, кричит в след Московский. — Пошла!        Он повторяет за императором, пинает лошадь, желая увеличить скорость. Она с визгом встала на дыбы и в ту же секунду рванула вперëд, взбивая снег в стороны. У Миши аж слетела с головы треуголка, утонув в крупных сугробах. Но он не обратил внимания. От снега жгло лицо и слезились глаза. Сердце с каждой секундой бухало всë сильнее и сильнее, разгоняя горячую кровь по всему телу. Волосы давно взлохмачены ледяным ветерком. Пальцы до дрожи в костяшках сжимали поводья, а ноги вцепились в стремя, сжимая бока животного, чтобы не выпасть из седла. И всë это до безумия радовало Мишу. Эта опасная играя в догонялки возбуждала ещë сильнее от чего остановиться было невозможно.        И вот, наконец-то виднеется спина Петра. Москве это придаëт больше сил, ускоряется и посильнее вжимается в седло, практически нагоняя соперника, ещë чуть-чуть и равняется с ним.       — Догнал! — с широкой улыбкой на лице кричит Московский.       — А где твоя треуголка? — замедляя ход коня, спрашивает император.       — Кажется, потерял. — потрогав голову в поиске слетевшей шляпы, пожал плечами Миша.        Он примерно представлял, что ему устроят взрослые за еë отсутствие. «Московский — дурак, вечно всë теряет, нелепый и неуклюжий!» — уже слышал упрëки от братьев Долгоруких Миша. После опалы Меншикова они стали настырнее и противнее. Ни один день не обходился без них. Они всë мельтешили и мельтешили перед глазами, всячески угождая своему императору, аж тошно становилось. Александр Петрович из-за этого не мог терпеть их компанию?       — Как тебе идея после прогулки поохотиться? Если тебя конечно отпустят! — хохотнул император, вспомнив красное недовольное лицо Московского, когда ему строго запретили охотиться после отважного, но глупого похода на шатуна. — Ничего, я сегодня добрый, прикажу тебя отпустить! — продолжает давить лыбу, дружески похлопывая столицу по спине.       — Да кто мне запретит? — закатил глаза Московский. Он в любом случае не станет слушаться каких-то людишек и устроит побег. — Иван Алексеевич? Да он же шут! Он мне не указ!       — Что за подлец тебя науськал против него, Миша?       — Никто меня не науськивал! И Александр Петрович не подлец! — тут же возмутился Москва, чуть ли не поперхнувшись от услышанного.       — Хорошо, тогда он мерзавец. Такой вредный и злой! Тебе ли не знать! — выпучил глаза, закусив губу и угрожающе опустил брови, изображая Александра, Пëтр.       — Ты не можешь так о нëм отзываться! Для тебя он «Александр Петрович»! — возмущëнно воскликнул Миша, сжав кулаки.       — Я — император! Я всë могу!       — Не можешь! — яростно пнул коня Петра Московский.        Животное взвизгнуло, затоптав копытами на месте и дëргая головой так, что парниша верхом еле удержал поводья.       — Эй! — воскликнул юный император, вцепившись в седло покрепче. — Сумашедший!       — Извинись! — не унимался Московский.       Он, задыхаясь от злости, разъярëнно пялил на императора, что посмел так грубо и бессовестно оскорбить любимого наставника. Александр Петрович — прекраснейший и наимудрейший! Образованный и манерный, не то что какой-то Пëтр, которому повезло родиться внуком великого императора. Как вообще ему на ум пришли такие омерзительные слова? Протест и гнев так и жгли изнутри. Ещë чуть-чуть и в брюхе у Московского образуется сквозная дыра. Миша был готов защитить честь своего учителя любой ценой. Потому посильнее сжимает кулаки, стискивает зубы и силиться, чтобы не ударить.       — А что ты его так защищаешь? Влюбился? Как в девочку? — пролепетал первое, что пришло на ум Пëтр. — А Миша грешен в мужеложстве! А Миша своего учителя любит! — он заорал во всë горло, чтобы слышал каждый человек и зверь, каждая веточка и снежинка. — Подари ему ещë букет и пригласи на вальс!       Эти слова стала спусковым крючком к последующим действиям Миши. Не помня себя от злости, он бьëт императора прямо в лицо, чего тот не ожидает. Не удержавшись в седле, он падает в снег. За ним пулей выскакивает с лошади и Московский, налетая, словно хищная птица. Только вместо острого клюва и когтей- кулаки. Он ещë сильнее вдавливает обидчика в снег, будто желая погребить его заживо.       — Ай! — кричит от меткого удара в губы Пëтр, отпинываясь от зачинщика драки. — Я же пошутил!       — Извинись! — яростно шипит, как потревоженная гадюка, Москва, нанося удар в нос, пачкая рукава и костяшки в чужой крови.       Юноша под ним визжит, закрываясь предплечьем левой руки, второй судорожно ищет хоть что-то в мокром и липком снегу, который будто засасывал в самую глубь, желая его мучительной смерти. Ищет хоть что-то, что поможет отбиться от соперника. Попытки увенчаются успехом, и он нащупывает кое-что крепкое и твëрдое. Под воздействием страха и адреналина, бегающего в крови, он, не глядя, ударяет Мишу. Как оказалось позже, камнем прямо в висок.        Московский, шумно вздохнув, резко отстраняется, беспомощно барахтаясь в снегу, подобно рыбе, которую волны выбросили на песчаный берег. Он не сразу осознаëт, что по лицу горячей струëй бежит не пот, а кровь. Не сразу понимает, что крупные и бордовые капли на белоснежной земле принадлежат ему. Он чувствует резкий и тошнотворный запах железа и только спустя минуту ощущает сильнейшую пульсирующую боль в висках. Миша, тихо хныча, валиться на землю, крепко схватившись за голову. А Пëтр сидит в метре на него, испуганно таращась на лицо, с каждой секундой окрашивающиесе в бордовый. Вдруг он резко вскакивает на ноги, поспешно садится на коня и убегает прочь, оставляя стонущего от боли и тяжести в голове Московского лежать в снегу. Он даже не в силах повернуть голову в сорону отдаляющегося друга, жмуря глаза от слепящего хоровода снежинок над ним. Где-то одиноко шагала его лошадь, ожидая, что наездник поднимется и продолжит свой путь…

***

      — Миша, зачем ты это сделал?! — хлопнув дверью, входит в покои Московского Александр.       Он одним из первых узнал о драке, произошедшей у окраины леса между Москвой и императором. Но подробности практически неизвестны, ясно лишь то, что потасовку начал Михаил. Большего Александру выпытать не удалось. Подобное поведение для него было недопустимым. Тем более от своего же ученика. Он ожидал всë, что угодно, но не точно разбитые в кровь нос и губы императора. А потому намеревался серьëзно и строго поговорить со своим ненаглядным воспитанником. Как так-то? Он его всегда учил, что драка его статусу непозволительна, что это стыд и позор, а Мишенька кивал и уверенно отвечал: «Да, Александр Петрович, я всë понял!».       Сказать, что Петербург был разочарован — ничего не сказать. Он надеялся, что Михаил разумный и не станет влипать в неприятности. Но, очевидно, ошибался. Романов доверился ему, а он подвëл его, выставив в не самом лучшем свете. Это безумно огорчало Александра, от чего сердце в груди сжималось и болело, а в глазах щипало и жгло от горечи. Он уже представлял, какие слова скажет своему ученику, что с ним сделает и как.       Миша сидел в своей постели, плотно укрывшись мягким и согретым одеялом. И разглядывал свои костяшки, которыми он смело и без страха бил императора. Он очнулся совсем недавно, но чувствовал себя гораздо лучше, чем мгновение назад. Хоть и ранение, полученное в тяжëлом и опасном бою, ещë саднило, не давая о себе забыть, Миша не обращал на него внимание. Теперь разбитые колени казались десткой и нелепой игрой на фоне болючего виска.       — О, Александр Петрович, здравствуйте! — сразу же поприветствовал учителя Миша, отвлëкшись от своих «важных» дел.- Что «это»?       — Ты прекрасно понимаешь о чëм я. — присел на край постели Александр, прожигая Московского рассерженными туманами, сквозь которых сверкали раскаты молний.       — Я не виноват! Он первый начал! Ну Александр Петрович! — откинулся спиной на подушку Миша, корча недовольную рожицу.       — Цыц! Меня не волнует, кто начал, меня волнует причина такого ужасного поведения.       — Петя сам меня спровоцировал! — воскликнул Московский, отбросив в сторону одеяло, яро показывая недовольство. — Нечего было ересь морозить!       — Миша, мне не нужны оправдания! — повысил тон Романов. — Сколько раз я тебе говорил, что нельзя распускать кулаки? Сколько, а?! Ты меня очень сильно расстроил! Как мне в глаза смотреть Тайному совету и Петру Алексеевичу?        Москва замолк под гнëтом наставника, жалостливо заглядывая в его глаза, совсем как щенок погрызший дорогущую мебель. Опять он во всëм виноват. Это нечестно! Ему даже слово ни дают смолвить! Александр желает только слышать то, что хочет. Миша сдерживает слëзы, сжав губы и прищурив нос. Перед глазами всë плывëт, смешивась в одно неразборчивое и мутное пятно. Он смаргивает солëные капли и изображение вновь становится ярким и резким.       — Петя вас обзывал. А я всего лишь защищал вас. — насупившись, всхлипывая, пролепетал он.        Возможно, он и правда сделал всë неверно? Неужели, нельзя заступиться за человека, которого сильно любишь? Если так оно и есть, то Московский отказывался жить в этом мире.        Александр так и замер, услышав слова Миши. Он даже подумал, что ему показалось, ведь такого от Москвы не ждал. Романов знал его как нахала и эгоиста, как непослушного и шумного мальчишку, что на месте не может спокойно усидеть, он явно не тот человек, который полезет в драку, защищая кого-то, тем более его. Кажется, Романов ошибался насчëт последнего.       — А ну повтори. — решил убедиться он.        Миша неуверенно поднял взгляд на наставника. Он ждал, что Александр вновь прервëт его, закричит ещë громче и вообще накажет. Но такого не произошло. Могло ли это что-то значить?       — Петя обозвал вас подлецом и мерзавцем. А я заступился за вас.        Александр шумно выдохнул, медленно качая головой. Больше в его глазах не было того гнева и сильной обиды. Что-то грустное и одновременно радостное промелькнуло в них. И Миша это заметил. Хотел бы он вновь увидеть эту секундную искорку.       — Миша, я конечно очень польщëн твоим поступком, но. — он сделал недолгую паузу, натянув слабую и неловкую улыбку. — это того не стоит. Ты теперь с каждым человеком, сказавшим что-то нехорошее про меня, будешь драться? Тогда тебе придëтся приложить огромные силы, чтобы избить хотя бы один процент таких людей.       — Но ведь это неправильно и обидно! — заявил Миша, всплеснув руками.       — Неправильно — это бить людей без разбору. Юрий Владимирович тоже меня не жаловал и при тебе, я уверен, оскорблял не раз. Неужели, ты и его поколотить желаешь?       Миша отрицательно мотнул головой. Он бы ни за что не ударил своего основателя всерьëз хотя бы потому, что он покойник.        — А за меня волноваться не стоит.       — Вам совсем необидно? — не веря, спросил Миша.       -Прожил бы я сотни лет, заостряя внимание на тех, кто шепчет гадости у меня за спиной? Нет.       — А если я вас оскорблю прямо сейчас? — хихикнул Московский.       — Попробуешь — я тебе язык вырву. — нахмурив брови, пригрозил Александр. — Тебе всë понятно?       — Ясно, Александр Петрович. Я так больше не буду честно-честно. — уверено заявил Москва, широко улыбаясь. Больше он не посмеет огорчить наставника. По крайней мере, такими мелочами.       — Тебе ещë повезло, что Пëтр не обладает острым умом и не додумался… — он тут же замолк, поняв кому это всë говорит. Идиот. — это только между нами. — Секрет? — заинтересовано пододвинулся к наставнику юноша, горящими глазами заглядывая в лицо. — Да, именно. — кивнул Александр с незаметной улыбкой на губах.