***
— Ты считаешь, что я глупа? — скалясь, спрашивает разгневанная императрица. Все приближëнные и главные лица, завтракавшие с ней, начали поднимать интересующиеся взгляды на Романова, что посмел нарушить покой самой Елизаветы. Причëм в достаточно грубой форме: подошëл, как ни в чëм не бывало и начал жаловаться на Петра, что в очередной раз обидел свою супругу, случайно из ружья застрелил гончую, отправил крупную сумму рублей в никуда, взбесил солдат и половину из них посадил в крепость за насмешки. На этой почве и разразилась ссора. Елизавета, до этого раздражëнная действиями своего фаворита, стала злее черта. Ещë чуть-чуть и из еë головы могли вырасти красные дьявольские рожки. Александр лишь удручëнно потирает переносицу, тяжко вздыхая: — Вы не так меня поняли. На деле переспорить императрицу оказалось ещë сложнее. Романов уже час с ней собачиться, но ещë никто не шëл на компромисс. Александр заявлял, что посадить на престол Петра, нахала, взрощëнного за пределами России, объектом обожания которого является Фридрих — гнилая идея. Он только и делает, что поглядывает на запад, играется со своими солдатиками и думает о дружбе со своим кумиром, мечтая когда-то захватить и покорить себе всю Европу. Больше всего Александра возмущало, что Пëтр подумывает поделиться территорией с Пруссией. Ну уж это вверх эгоизма! Этот ублюдыш Берхард ни за что не получит и сантиметр русской земли! В то же время Елизавета терпела все выходки племянника и не заостряла внимания на его страстной любви к Пруссии. «Петрушка ещë мал и глуп, потому и ведëт себя так.» — лениво оправдывалась она. Возможно, еë и вовсе не интересовало будущее империи, которую трепетно строил еë отец. Ну конечно! Не ей же потом всë расхлëбывать! — Я имел в виду, что вам стоит подумать о том, что будет дальше, когда ваш любимый «Петруша» станет императором. — Всë будет так же, как и при мне. Возможно, даже лучше. — фыркнула Елизавета, отворачиваясь от Александра. У неë были дела поважнее: вновь налить себе чашечку утреннего чая и попросить кого-то подать сахару. — Будет только хуже. Я вижу, что вы и сами прекрасно это понимаете. — не унимался Александр, прилипнув к императрице, как банный лист. Она так и замерла с фарфоровым чайничком в руках, пронзая бывшую столицу свирепым взглядом. Бестужев, сидящий недалеко от неë тоже замер, не сводя глаз с Александра. В саду дворца было светло и тепло, на императорский стол падали тени от пушистых и колышущиеся на лëгком ветерке деревьев. В клумбах благоухали цветы, вокруг лепестков которых в воздухе танцевали хрупкие бабочки. Прекрасная атмосфера для завтрака, заряжающая силой и хорошим настроением на оставшийся день. Да вот только не в этот раз. Сейчас в воздухе витало напряжение, казалось из-за него даже смолкли певчие птицы, утихомирился ветер и завяли растения. День выдастся не самым лучшим. — Уйди с глаз с моих, немедля. — прошипела Елизавета. — А может, вам попросту наплевать на будущее страны? — всë ещë не уходил Романов, настроенный серьëзно. — Ну что за нахал! — взбесилась Елизавета, резко и громко стукнув чайником о поверхность стола, заставляя дрожать в испуге остальную посуду и не только еë. — Уведите его! Даже смотреть на него противно! На удивление с места тут же вскочил Бестужев, отважно вызвавшись проводить Александра. Заверив императрицу, что всë будет хорошо, он подошёл к Романову, вальяжно положив свою руку на его плечо, и повëл во дворец. Тот явно был недоволен компанией Бестужева и не стеснялся этого показывать, с тяжким вздохом закатив глаза. Сначала Елизавета, которая вот никак не желала нормально выслушать его, а теперь и Бестужев, продажный пëс. Как он только смеет спать спокойно, закрыв глаза на всю мерзость, что успел натворить? Александр мог найти ещë тысячу причин почему он может ненавидеть канцлера, но, к счастью, он на это время тратить не собирался. Слишком много хочет этот Бестужев. — Слышал у вас разногласия с Елизаветой Юрьевной по поводу Петра. — ступая вверх по ступеням дворца, обратился к Романову канцлер. — Об этом слышали все, Алексей Петрович. — из вежливости ответил Александр, желая как можно скорее добраться до своих покоев, чтобы расслабиться за бокалом вина и порефлексировать, пока Мишка тягается с будущим императором. Возможно, Александр даже сочувствовал ему… Где-то в мечтах у самого Мишки. — Пожалуй так. — согласился мужчина, пожав плечами. — Почему вам так не по душе Пëтр? — А вы ещë не поняли? — скинув с плеча чужую руку, проворчал в ответ Александр. — Он ведëт себя, как пятилетнее дитя. Слишком инфантильный и глупый. Только и может орать, капризничать, канючить и хулиганить. Разве такого правителя заслуживает Россия? Дальше он не стал продолжать свой монолог о том, как ненавидит Петра. Это могло растянуться надолго, ведь минусов у Петра огромное количество. Да и не стоит забывать с кем он общается. — Я абсолютно поддерживаю ваше мнение, Александр. — закивал канцлер. На его лице проскользнуло что-то неясное и таинственное, а в глазах сверкнул недобрый огонëк. Романов это не мог не заметить. Он тут же понял, что Бестужеву что-то нужно. И это «что-то» явно не предвещает добра. Он решил промолчать насчëт этого, отведя взгляд куда-то в сторону. Но следующий вопрос заставил его встать на месте, как статуя. — Вы когда-нибудь задумывали заговор против правителей? В один момент всë стало ясно. Вопрос звучал опасно. Александр с минуту размышлял над ответом. — Позвольте узнать, почему это вас так интересует? — повернулся к канцлеру Романов, прожигая того ледяным взглядом, словно приводя приговор к исполнению. — Мы одинаково не любим Петра. Мы оба не желаем, чтобы он пришëл к власти. И я так же, как и вы волнуюсь за будущее нашей родины. — намекая, тихо проговорил Бестужев, осторожно осматриваясь по сторонам. Он выглядел, как хитрый и старый лис, пытающийся заманить цыплëнка к себе в нору. Но вот только не того цыплëнка выбрал. — Вы за кого меня принимаете? Думаете я не знаю ваших истинных причин? — склонил голову на бок Романов. — Вы волнуетесь только о своëм благополучии. — в его туманных глазах сверкнул неприятный, пробирающий до костей холодок. — Я живу сотни лет, такому человеку, как вы, меня не обмануть. — Ваша правда! — в шутливой форме поднял руки вверх Бестужев. — В любом случае, отсутствие Петра выгодно нам обоим. И не только нам. Только подумайте! — Что бы вы не задумали, не втягивайте в это меня. — угрюмо отмахнулся Александр. — Я никогда не вмешивался в подобного рода дела и не собираюсь. — Неужели вам нравится сидеть, сложа руки, полагаясь на других? — не сдавался Бестужев, продолжая попытки завлечь на свою сторону бывшую столицу. — Вы себя слышите, Алексей Петрович? — округлил глаза Романов. — Нет, нет и ещë раз нет! Кем я буду после подобного? Вас-то за это казнят, а я, не дай Боже, с этим грузом на ближайшие лет сто останусь. Его моральные устои не позволяли пойти на переворот. Он хоть и недолюбливал потомков Юрия Владимировича, но не настолько, чтобы против них поднимать восстание. Они всë же посланы Богом, чтобы спасти Россию и сделать еë лучше. А как на него потом посмотрят в случае неудачи? Как на лживого предателя, готового продать родину. — Но ведь риск того стоит! Мы свергнем Петра, посадим на престол более покладистого человека и дело с концом. Они остановились, дойдя до покоев Александра. — Вы слышали мой ответ. — он закончил диалог и покинул Алексея, громко хлопнув за собой дверью, как бы намекая, что сильно раздражëн присутствием канцлера. Этот разговор вымотал Романова так, что он и слова больше не желал слышать. А уж тем более о Петре и переворотах. Он медленно прошëл к креслу, обшитому шëлком, и с тяжелым мучительным вздохом опустился в него, откинув шею на спинку, а затем расслабленно выдохнул, прикрыв веки. Где там у него завалялась бутылочка итальянского вина? Надо бы отдохнуть, а то со всякими Бестужевыми и Петрами сил не наберëшься. Он лениво потянулся, раскиснув в кресле. Вставать совсем не хотелось. И проснулся он слишком рано от чего и желал вздремнуть часик другой, пока никто не беспокоит. Ну и что, что за окном ещë десять часов? Чтобы встать в шесть утра нужно приложить колоссальные усилия. Видели бы другие, как он страдает, поднимаясь с мягкой и тëплой постели, приводит себя в более менее живой вид, чтобы предстать перед чужими лицами в лучшем виде. Ох, как же тяжко приходится ему жить! — Александр Петрович! — громко и неожиданно вломился в покои Московский. Александр аж подпрыгнул от испуга. Он резко обернулся к вошедшему и тут же нахмурился, стиснув зубы, чтобы не залиться криками. На пороге стоял весь запыхавшийся и красный Миша с вытаращенными глазами, как у бешенного карася. Ему хоть дадут минуту покоя? — Я кому говорил стучаться перед тем, как зайти? — со всей злобой, что скопилась внутри, протянул он. — Да знаю я! — воскликнул Миша, судорожно заправляя за ухо прядь волос, что выбилась из причëски во время бега. Он явно спешил. — Там… Там Пëтр Фëдорович… Александр аж глаза закатил, вновь слыша это проклятое имя. Он уже начинал жалеть, что его основателя тоже Петром именовали. — Ну что опять произошло? Конь убежал? Тогда это уже не мои проблемы! — Не конь убежал, Александр Петрович, а сам Пëтр. — хмыкнул Московский. — Как убежал? — вскочил с насиженного места Александр и уставился на вошедшего. — Ты смотрел в Петерштадте? — Если бы он там был, я бы не пришëл к вам. — поводил плечиком Миша, чуть краснея. Обе столицы замолкли, раздумывая, как следует поступить. Позже Миша пояснил, что зашëл к Петру в покои, чтобы позвать к завтраку, но его там не оказалось. Он тут же побежал искать Александра, но не нашëл и его. Тогда Московский решил искать самостоятельно, никому ничего не говоря. «Я думал сам найду.» — объяснил своë решение тот. Искал он Петра долго, пока не решил наконец-то сообщить императрице, по пути вновь зайдя в покои наставника, чтобы попытать удачу. И тогда уже обнаружил Александра. — Я весь Ораниенбаум оббежал, он как под землю провалился. Мне его по всей Москве искать что ли? — недовольно выдохнул Миша. — Если того потребует императрица — да. — качнул головой Александр, продвигаясь к двери, при этом делая резкие и грозные шаги. Если раньше у него было не самое лучшее настроение, то сейчас его и вовсе не стало. Положение ухудшил Москва, который в очередной раз откинул в сторону манеры и сообщил о пропаже наследника престола. Ему на месте что ли не сидится? В чëм проблема просто быть на своëм месте и не доставлять более умным людям неудобств? И самое обидное, что он никак не может повлиять на этого «Петрушку». Он ещë хуже, чем прошлый Пëтр и Миша, если не всë вместе взятое! — От Петра столько проблем! — поделился своим мнением Миша, поспевая за высокой фигурой наставника. Вот только говорил он весело, смеясь над серьëзной проблемой. Он не считал Петра угрозой для всей России, просто считал его странным и забавным, совсем не видя в это проблемы. Сразу заметно влияние Елизаветы. — Он вчера мне все мозги отымел… — Миша! Следи за словами! — возмущëнно гаркнул Романов, испепеляя своего воспитанника грозным взглядом. — Хотя бы при мне не произноси подобного рода гадости! — А скандал он устроил из-за одного игрушечного солдатика. — продолжил Московский, пропустив замечание наставника мимо ушей. Александр Петрович такой забавный, когда ругается на пустом месте. — Иногда думаю, не подался ли я в няньки. «А у меня-то как часто мелькают подобные мысли.» — промелькнула угрюмая мысль в голове у Романова. Они вышли из дворца, спустились к саду по лестнице, направляясь в его глубь по вымощенным камнем дорожкам. Александр уже и позабыл, что надо пройти зелëный лабиринт, чтобы добраться до нужного места, потому перед входом остановился, задумчиво читая таблички с указателями. Но Миша оказался быстрее. Он схватил наставника под руку и повëл в объятия зеленеющих листьев кустов и навязчивый запах свежескошенной травы. — Я знаю куда идти! — воскликнул он, прервав Романова на полуслове. — Я тут часто с Петром и придворными бываю. Александр не стал противиться. Он даже чуть расслабился под мелодичное пение птиц и спокойные размеренные шаги Миши. Только сейчас Романов заметил, что шли они нога в ногу, словно Московский специально вливается в темп, что на лице столицы подобно первым весенним цветам расцвела беззаботная улыбочка. Настолько беззаботная, что проблемы казались мелкими и несущественными. И касание Мишиных пальцев ощущались по-другому, ощущались, как первые тëплые деньки в году. — Как ты только можешь улыбаться, когда у нас крупные проблемы? — поджав губы, с язвой спросил Александр, словно был недоволен чужим настроением. — А как мне не улыбаться, когда вы рядом? — повернулся к нему Миша, в полной красе демонстрируя свою улыбку. Он сжал чужую руку посильнее, наблюдая в туманных зрачках удивление и смущение. — Что ты сказал? — спустя секунду неловкого молчания резко выдернул свою ладонь из цепких пальцев юной столицы Александр. Сначала он не поверил, что слышит нечто подобное в свой адрес. Тем более от Миши. Потому он почувствовал себя чуть неувереннее, чем обычно. — Я сказал, что мне приятна ваша компания. — невозмутимо повторил Миша, заглядывая прямо в чужие глаза. — А что не так? — Не люблю, когда мне льстят. — сконфуженно фыркнул Романов и, заметив выход из лабиринта, ускорил шаг. Московский понурил голову, так ничего и не ответив. И вновь учитель не оценил его слов. Елизавета, узнав о пропаже племянника, залилась грозными криками на всех, кто был под рукой. Под особым гнëтом был Москва, приставленный к наследнику на постоянной основе. Мол, как ты мог его упустить? Как такое допустил? Плохая из тебя столица, Мишенька! А Миша, спрятав руки за спиной, особо не слушал и не говорил ничего в ответ. Ссориться с императрицей ему невыгодно. Да и не боялся он еë гнева. Он вообще казался бесстрашным, если не брать в счëт Романова с веткой крапивы в руках. Все окружающие императрицу переменивались друг с другом взглядами, мол, а что делать? И только Бестужев был единственным, чьи глаза не отрывались от лица Александра. «Ну что? Не передумал?» — так и говорил с издëвкой и насмешкой взгляд канцелера. Романову хотелось спрятаться от него, закрыть лицо руками, но он был бессилен. Отдали приказ искать Петра до изнеможения. Караулы распределили по всем центральным улицам Москвы, велели стучаться в квартиры и расспрашивать жителей столицы. Отправили искать наследника и Московского с Романовым. Первый был явно против этой идеи, но отказаться права не имел, так и залез на коня с кислой миной. Второй же без лишних пререканий пошëл искать. Он был погружëн в глубокие думы, времени болтать попусту не было.***
День подходил к концу, а Петра так и не нашли. Солдаты по двое караулили улицы, расспрашивая каждого жителя столицы. Но все, как один твердили, что не видели пропавшего наследника. Никто и близко не знал куда может пойти Пëтр. Даже приближëнные лица в негодовании чесали затылок и неловко отводили взгляды, понимая что-то совсем не знают его. Вскоре к поиску начали присоединяться и сами жители. Они помогали чем могли, заглядывали в каждый уголок и кликали. Делали всë что было в силах, чтобы помочь. Наблюдая за всем этим, Александр сильнее и сильнее тосковал. Ну не заслуживает Пëтр Фëдорович такого отношения! Он и в их сторону даже не смотрит, а они, такие добрые и понимающие, отдаются поиску. Была бы воля, он бы по всей столице разнëс весть о том, что за пропавшего наследника не стоит беспокоиться, что не достоин он и титула императора, что псих он, отбитый на голову. Внутри таилась надежда, что Пëтр одумается, увидя, как за него переживают подданные. Вдруг это изменит его? Вдруг он станет более человечным и понимающим? Но в то же время рассудок жестоко душил эти глупые и детские фантазии. Не может человек, как Пëтр изменится. Не первый раз Романов видит таких личностей. Никто из них не менялся, и он не изменится. Когда Александр совсем потерял любое желание искать дальше, направился вдоль тëмной улицы к мелкому и неприметному трактиру, в котором всякий сброд собирался. Он спешился с коня, оглядывая вокруг себя каменные жилые здания и прилавки, и, еле шевеля ногами, пошëл к примеченному трактиру. Раскрыл дверь, зашëл и тут же встал на месте, не веря своим глазам. За одним из столиков сидел Пëтр Фëдорович личной персоной. Он хохотал и пел, запивая свою странную радость крупным количеством алкоголя. Возле него сидело ещë парочку собутыльников, поддерживающих его величественными тостами и поздравлениями. «Что здесь происходит?» — первое что пришло в голову Александру. Затем на место удивлению пришла бурлящая злость и сильное отвращение, от которого хотелось разорвать себя на мелкие кусочки и выблевать собственные внутренности. Он не мог смотреть на пьяную и красную рожу Петра спокойно, она выжигала все позитивные эмоции, как пожар безжалостно жëг засеянные рожью поля. Романов уже стиснул до боли кулаки с целью хорошенько пройтись по чужой морде, но тут же разжал их. Он не может так поступить, даже если бы страстно этого хотел и мечтал об этом моменте ночами. Вместо этого он, сохраняя на лице спокойствие и равнодушие, подошëл к столику и позвал Петра: — Пëтр Фëдорович! Тот даже не повернулся, подумав, что обращаются к кому-то другому. — Пëтр Фëдорович, вам пора возращаться в Ораниенбаум. — уже легонько дотронулся до плеча наследника престола Александр. И Пëтр, рассерженно цокнув, обернулся и застыл, увидя перед собой знакомое лицо. Он явно не ожидал, что его найдут. Об этом говорили поднятые кверху брови и выпученные глаза, бегающие по каждому сантиметру фигуры Романова. Друзья Петра так же обратили своë внимание на незваного гостя, тут же замолкнув. Мало кто из них был доволен прерванной беседой. — А ты что тут делать?! — его бордовое лицо мгновенно исказилось злобой, от чего стало более уродливым. — Идите прочь! — Не уйду. Вас уже все обыскались. — мотнул головой в ответ Александр. — Идëмте-идëмте, Пëтр Фëдорович. — он вновь, скрыв рвотные позывы, дотронулся до него и попытался поднять, придерживая за плечи. Но Пëтр не желал покидать трактир и свою компанию. Он грубо стукнул бывшую столицу по рукам, что тот аж отпрянул от него, потирая ладони. — Не трогать меня, грязный и отвратительный русич! — на ломанном русском проорал Пëтр. — Никуда я не вернусь! Мне противно находиться в этот гнилой и ужасной Россия! Тут люди — невежды и культура дикая! Ничего! Послезавтра ноги моей здесь не будет! Я возвращаюсь в Пруссия! «Ах, в Пруссию он захотел!» — взбесился Александр. Да он только за то, чтобы этот недоумок свалит туда, откуда и приехал, если бы не законы, обязывающие его править огромной империей. Не достоин он России! Она его не заслуживает! — Вы пьяны, Пëтр Фëдорович! — прыснул руками Александр, вновь подходя к Петру. — Прошу вас, не делайте глупостей. Давайте просто уйдëм отсюда? Он хоть и был на грани, чтобы не вцепиться в пудренный парик наследника, но все ещë вëл себя более менее сдержанно, не позволяя себе грубой силы в сторону его высочества. — Ну пожалуйста, Пëтр Фëдорович! Видите, как вас упрашивают? — заржали собутыльники князя, тыча пальцем в Романова, а тот старался не обращать внимания. Неприятно, обидно и омерзительно, словно на него таз с навозом опрокинули. Но ничего не поделаешь, надо терпеть. Он терпел и терпел, пока Пëтр не позволил себе зайти дальше пустых оскорблений. Собрав всю слюну, он показательно плюнул в Александра, попав прямо на дорогущий кафтан. Друзья захохотали пуще прежнего, как стая гиен, с задорностью наблюдающие за жалкими попытками жертвы казаться страшнее, чем оно есть на деле. Вместе с ними заржал и Пëтр, обозвав бывшую столицу «ослом» и «тупицей». Это послужило спусковым крючком для Романова. Наследник наследником, но самоуважение у него есть. Он грубо хватает племянника императрицы и выволакивает из-за стола за ворот прусского мундира. Тот заливается криком пуще прежнего, противиться и мажет по сторонам кулаками, выгибается, как малое дитя. Один раз ему удаëтся попасть в челюсть Романова. От чего тот шумно вздохнул, стиснув зубы, и посильнее впился в чужую одежду, волоча еë хозяина по полу прочь из таверны. Он буквально выкидывает его из заведения к подбегающему караулу, который во время обыскивал улицу. Те даже и не скрыли своего безразличия, увидев пьяного в смерть Петра Фëдоровича, валяющегося на дороге. Не впервые приходится быть свидетелем подобной сцены. Они стали обычной повседневностью, как и чистка зубов. Куда более удивительным было увидеть взбешëнного Александра Петровича, что с отвращением стирал с кафтана липкую слюну непутëвого наследника. — Урод! Я тебя в крепость посадить! — катался по земле Пëтр, словно маленький капризный ребëнок. — Убьëт тебя тëтка! Убьëт гада! — Господа, не обращайте внимания, Пëтр Фёдорович чуток перебрал. — раздражëнно ответил на немой вопрос солдатов Романов, обтирая мокрую от слюны ладонь о стену трактира. — Чего смотрите? Мне и вам пинка для рывка дать? — повысил голос он, заставляя взяться за дело. Парни принялись за работу и, взявшись за Петра покрепче, чтоб не вырвался, потащили его по направлению к дворцу. Рядом с ними верхом плëлся и Романов, перекидываясь с племянником императрицы убийственными взглядами, которые были пропитаны ненавистью друг к другу. Только в отличие от Петра, он не мог обозвать его или начать с ничего угрожать расправой и пытками. Но как жаль, что он ничего нового так и не придумал, всего его угрозы и слова Александр слышал чуть ли не каждый день. Придумал бы что-то пооригинальнее да ума не хватит. Когда Петра вернули, ему вынесла приговор сама Елизавета, уж сильно разозлëнная его задумке сбежать из России прямиком к врагу. Миша, подглядывавший за этой картиной, хихикал над глупым видом виноватого наследника, тыкая в него пальцем, пока Александр утопал в тëмных мыслях о будущем России, потирая челюсть, которая потерпела удар. Пëтр Фëдорович точно разрушит еë, распродаст Европе за даром, отдаст людей в рабство, а их, воплощения, пустит на произвол судьбы. Даже думать об этом неприятно, будто бы на душе что-то рушится, доставляя тупую боль. Александр в тот момент понял, что бездействие приведëт к хаосу. Понял, что нужно срочно что-то предпринять и поскорее. — Ну так что вы решили, Александр Петрович? — ловит у выхода из зала Романова Бестужев. — По прежнему отказываетесь от переворота? На его лице растянулась ехидная и омерзительная ухмылка. Он ласково обманчиво касается до Александра, будто бы пытаясь задобрить: потирает его плечо, плавно массирует кисть руки, соблазняя совершить преступление против царской короны. А его голос до того приторный, что можно и не понять смысл вылетающих из-за рта слов, присыпанных сверху сахарной пудрой. Но тот молчит, не поднимая глаз на канцлера. Отчего-то ему было до жути стыдно. Стыдно до такой степени, что хотелось утопиться в одном из многих каналов столицы. — Да. Отказываюсь. — единственное, что удалось Романову выдавить из онемевших уст, так и не осмелившись поднять взгляд на канцлера. Настрой Бестужева меняется. Его взгляд становится строгим, он отпускает Романова и, не говоря ни слова, уходит вдоль по коридору, где скрывается за углом. Последующие месяца Александр находится в тяжких думах. Практически не ест и не спит. Он верит, что есть способ разрешить проблему законно, не вмешиваясь в сомнительные авантюры. Верит, но вот найти никак не может. Он не может пойти против императрицы. Не может, просто не может! А Бестужев становится всë невыносимее. Он словно преследует Александра по пятам, навязывая свои идеи и планы, прекрасно видит, что бывшая столица на грани безумия и здравого рассудка и бесстыдно пользуется этим, раз за разом ослабляя его и выводя из себя. Это происходит до тех пор, пока Александр не сдаëтся. Пока не соглашается на заговор во имя будущего России. Он вновь стал тем, кем быть не хотел.***
Александр стоит и пристальным взглядом сверлит Мишу, как будто он не собственный ученик и воспитанник, а ужаснейший и злейший враг. В голове всë смешалось: страх с гневом, разочарование и отвращение с грустью. Всë это, как пресс, сдавливает голову до хруста и звенящей боли, от которой хочется пасть в колени и разрыдаться, как маленькое дитя. Романов уже не пытается скрыть своих эмоций. Есть ли в этом смысл? Миша всë узнал, скрывать практически нечего. Вот он, стоит прямо перед ним, в руках куча компромата на него. — Миша, отдай это мне по-хорошему. — цедит сквозь зубы Александр, медленно подступая к Московскому, подобно пуме, выследившей свою цель. — Не разочаровывай меня ещë больше. — Не отдам. — выдавил Миша, отходя назад и отрицательно мотая головой. — Если ты сейчас же не вернëшь, то тебе будет хуже. Миша ничего не отвечает, оперевшись руками о рабочий стол учителя, который был единственным, что их разделяло. Они стояли прямо напротив друг друга, смотрели в глаза, пытаясь предугадать следующее движение. Мишина грудная клетка быстро вздымается и опускается, его взгляд уверенный и напористый. Александр только открывает рот, как Московский сорвался с места, рванул влево, юркнув мимо учителя. Дверь всего в нескольких широких шагах от стола, он за секунду преодолевает это расстояние, предвещая пустоту коридоров и ветер, обдающий его лицо при беге. Но все его планы оказались вмиг перечëркнуты. Его хватает крепкая рука Бестужева, сжав его локоть. Миша в панике дëргает рукой, хочет ударить свободной, но еë уже держит Александр, яростно вырывает из чужой ладони письма. Звук рвущийся в клочья бумаги звучит в ушах Миши, как раскат грома среди ясного неба, а еë более ненужные кривые куски летят в стороны, подобно первому снегу в ноябре. Компромата больше нет. Ему теперь точно не поверят, а преступники останутся на свободе! Что может быть хуже? — Отпусти меня! — кричит Миша и пинает Бестужева в колено, попутно вырывая руку из хватки Романова. Но тот держит крепко, сжимает свои аккуратные пальцы на чужой коже чуть ли не до синяков. — Заткнись, ради Бога! — шипит он и второй рукой затыкает ученику рот, таща на пару с Бестужевым Мишу в неизвестную сторону. А тот вырывался и изгибался, пытаясь ударить хоть кого-то, но безрезультатно. Его жестоко и грубо подавляют, зажав, как капкан раненного зверя. Миша уже начал думать, что его убьют, вырвав конечности и язык, закопают где-то в лесу и больше никто не услышит о такой личности, как Михаил Московский. Даже неясно, что было хуже: его трагичная гибель или смерть от рук человека, которого он любит. Рано он себя похоронил. Мишу еле-еле дотащили к собственным покоям и толкнули внутрь, хлопнув за ним дверьми. Он тут же кинулся к ним, но послышался щелчок дверного замка. Его закрыли, оставив здесь одного. — Эй! — возмущëнно тарабанил, припав к двери, Миша. — Выпустите! Или то…! Или я…! Но с другой стороны не послышалось ответа. Ушли, даже не став слушать. Беспомощность Московского стала ощутимей в тысячу раз. Что-то так и давило на него изнутри неподъëмным грузом. Давило и жгло, медленно подкатывая к глотке, формируясь в огромный давящий ком. Миша тихо всхлипнул, утерев нос рукавом. Нет. Он не может просто так сидеть, ничего не делая. Надо ведь что-то предпринять, попытаться. Он резко и решительно развернулся, внимательно оглядывая свои покои. Сдаться — удел слабых, а он далеко не такой. Его взгляд скользнул по огромному шкафу из красного дерева с одеждой на все случаи жизни, за ширму, стол и комод, пока не зацепился за кровать, а точнее за одеяла и простыни. На губах мелькнула довольная улыбочка. Романову и Бестужеву просто так не избавиться от него.***
Бестужев и Романов разделились у покоев Московского, разбежавшись в разные стороны, каждый в свои покои, чтобы уничтожить остальные улики. Помимо приближения к покоям, шаг Александра ускорялся и ускорялся. Он еле держался, чтобы не сорваться на бег, своей спешкой вызвав подозрение. Спасительные двери становятся ближе и Александру сразу становится легче дышать, а тревога значительно поубавилась, он замедляет шаг, отдышавшись после спешной прогулки по коридорам, и тянется к разными позолоченным ручкам. Широко распахивает двери и, вспоминая все места, где складировал письма, вошëл внутрь. Но тут же замирает. «Не успел.» — запаздало осознаëт Романов, увидев в своих покоях солдат. Он и слова молвить не в состоянии, разглядывая чужие лица и мундиры. — А вот и вы, Александр Петрович. — подходит к нему один из солдатов, отдав честь. — Спешу сообщить, что с этого момента вы временно находитесь под арестом, пока не станет ясно ваше причастие к заговору. А Александр толком не слышит его, из-за паники и резко вскочившей тревоги сложно сосредоточиться на чëм-то одном. Он будто бы забыл, как дышать, небрежно хватая ртом отрывки воздуха. — С вами всë в порядке? — спрашивает тот же парниша, замечая напряжение Александра. Тот медленно кивает, не сводя взгляда с солдата. Он смотрит на него пристально, прямо в глаза, будто бы ищет в них что-то, так же как и второй солдат ищет компромат на него. С каждым шорохом бумажек и прочих письмах сердце бьëтся всë сильнее и сильнее, пальцы рук дрожат, нервно сжимаются, а всë тело то знобит, то кидает в жар. — Нашëл! — звучит резкий и грубый голос второго солдата, напоминая выстрел револьвера в висок. Это конец. Он подходит к своему коллеге, протягивая тайные переписки с Апраксиным, Екатериной и Бестужевым. Оба перечитывают их. Эмоции на их лицах сменяют друг друга. Возможно, они не хотят верить в то, что видят. Александр Петрович не такой. Он был кем угодно: любовником, наглецом, нахалом, эгоистом, но точно не предателем. Никто не ожидал от него такого, но доказательства перед глазами. Сам Романов не верил в то, что сделал. Он не хотел такого исхода, он хотел, как лучше. Но в этот раз потерпел крах, который он будет помнить до конца жизни. — Чтож, Александр Петрович, — покачал головой солдат, невольно жмурясь. — Вы арестованы. Ему заламывают руки за спину, но Александр не оказывает сопротивление. Понимает, что провинился, знает, что обязан понести наказание за свой проступок. — Елизавета Юрьевна, ну как я могу вам врать? — стоял у постели императрицы Миша, нежно и аккуратно поглаживая еë ладонь. — В моих словах нет и грамма лжи! Поверьте мне! — Миша, замолкни хоть на минуту! Голова раскалывается.- лишь тяжко вздыхает, вырывая свою руку из чужих объятий. — Не может твой Александр Петрович совершить подобное! — Может! Я всë своими глазами видел! Я… Я- — Ваше высочество! — прервал его громкий голос солдата. Московский и Елизавета обратили к нему свои взгляды, желая слышать весть. Особенно еë ждал Миша, ждал и одновременно надеялся не услышать имя своего дорогого наставника. — Нам удалось выявить злоумышленников. Комиссия обвинила Бестужева-Рюмина Алексея Петровича, Романова Александра Петровича в клевете на вас, из-за которой появился шанс переворота, и в выдаче тайн. Обоим предписана казнь. Великая княгиня также была уличена в тайной переписке с вышеназванными господами и на данный момент находится под стражей. Ждëм ваших распоряжений. Миша взволнованно зыркнул на императрицу, закрывшую ладонью лицо. Всë очевидно плохо. — Уйдите оба. — лишь тихо простенала она, отмахиваясь от обоих. Солдат тут же покинул императорские покои, а Миша помедлил. Он хотел остаться с ней, поговорить, но та, очевидно, была против его компании. Он и не стал настаивать, покорно вышел, прикрыв за собой двери. Внутри чувствовалась едкое чувство вины, словно он хладнокровно предал кого-то. Но ведь предали его, предали его любовь и императрицу. Да, он не разлюбил Александра, хоть и старался подавить сочувствие к нему и вообще какие-либо чувства. Не выходило, всë внутри ныло и болело за любимого наставника. Он боялся за него, волновался. Почему он так поступил? Чем ему была неугодна Елизавета? Миша не мог найти ответы, когда он в них так катастрофически нуждался. — Эй! — нагнал он того солдата, схватившись за его плечо. — Где сейчас находится Александр Петрович? — В крепости, Михаил Юрьевич, ждëт решения императрицы. — Благодарю. — кивнул ему Миша и тут же бросился в нужном направлении, чуть ли не спотыкаясь на ходу, попутно запросив собрать себе карету. Александра временно поместили в самую, что ни на есть убогую камеру, в которой было до жути сыро и в целом воняло плесенью. Он сидел на худой скамье за железными тонкими прутьями, совсем как дикое животное. Да вот только он хуже животного. Они перевороты не замышляют, чужие тайны не выдают и не сплетничают. Он настолько стал изнеженным за последнее время, что совсем позабыл о существовании плесени и такой хлипкой мебели, которая тут же прогибается под чужим весом и ломается, а Александр был не таким уж и тяжëлым. Не прошло дня, а он уже скучал по дворцам, огромным усадьбам, горячим завтракам в постель. Когда же он сможет это всë вернуть? Хотелось бы в скором времени вернуться к себе в усадьбу, в родной и любимый Санкт-Петербург и жить спокойно, вдали от позора и дворцовых интриг и всех этих избалованных императоров. Но это не так важно и страшно, как самобичевание, которому сейчас сам себя подвергал Романов. Он винил себя во всëм: в попытке переворота, в его провале, в предательстве. Дали бы ему плеть, сам себя б выпорол, сжëг или разорвал на мелкие кусочки, а затем утопил в речке. Ибо нечего поступать, как полный идиот и ввязываться в сомнительные авантюры, при этом доверяя человеку с не лучшей репутацией. Он порой самому себе так не верил, как верил этому проклятому Бестужеву, чëрт бы его побрал. Погружëнный в свои думы, Александр вовсе не услышал, как открываются стальные двери, громко ударяясь о кирпичные стены, как приближаются к нему быстрые и широкие шаги. Он и не услышал чужой голос, звавший его. И не услышал бы, если б Московский небольшой камешек в него не кинул. Романов встрепенулся и тут же обернулся к ученику, встревоженно хлопая глазами. Ему кажется? Нет, не кажется. Сам Московский лично почтил его своим присутствием. А так без него славно было! Теперь Романов чувствует себя ещë более убого и ужасно под пристальным надзором голубых внимательных глаз, которые ну никак не спешили перевести взгляд на что-то другое. Петербург не выдержал его и понурил голову, впиваясь глазами в пол. Казалось тишина между ними длилась долго. Миша некоторое время не решался задать вопрос, что его гложет и травит внутри. Но всë же, набрав в грудную клетку воздуха, тихо и угрюмо протянул: — Почему? Почему вы пошли на это, Александр Петрович? А Романов не реагирует на вопрос, молчит, хоть и прекрасно всë услышал. Почему пошëл на это? Объяснит он Мише и что от этого измениться? Его не поймут, воспримут, как дурачка и ничего более. — Не молчите. — говорил по другую сторону прутьев Московский. — Я хочу знать, почему вы предали меня и мою семью. Вновь молчание. — Почему?! — вцепился в прутья Миша, сжимая их до хруста костяшек. — Хватит молчать! Хватит вести себя, как ребëнок! Прошу, Александр Петрович. — Пëтр не лучший претендет на роль императора. — качает головой Александр, всë же решившись ответить. Не может он больше видеть Мишу. — А Пëтр при чëм? — При том, что свергнуть мы хотели именно его. Но решили не ждать. А тут ещë и Елизавета слегла, что было нам на руку. — медленно перевëл взгляд на воспитанника Романов. — Сам подумай, Пëтр не годится никуда. У него ума не больше, чем у курицы. — Вы неправы. Он ещë не созрел для этого, нужно подождать… — помотал головой Миша, не отводя взгляда от серых и печальных туманов. — Он уже взрослый человек, Миша! Сколько можно играть в солдатиков и грезить о дружбе с Фридрихом?! — Елизавета- — Не смей говорить того же, что и она! Ты не понимаешь, оставлять Россию на такого человека — самая ужаснейшая идея, что я слышал! — Это вы не понимаете! Вы его толком не знаете! Легко говорить, когда вы со стороны смотрите! Он забавный, интересный и очень увлечëнный своим делом! — Да ты дальше своего носа ничего не видишь! Плохо! — Плохо — оставлять вас здесь! Вы дурно влияете и на меня, и на всех остальных! Романов на секунду замолк, пронзая своего ученика убийственным взглядом. Да как столько грязи из него может выливаться? Как столько уместилось в нëм? Уж кто точно промыл ему мозги, так это Елизавета и Пëтр! — Я пытался спасти Россию от очередного безмозглого дурака, хотел помочь, а ты, значит, такое говоришь?! Да как у тебя только совести хватает?! — А как у вас хватило совести совершить подобный грязный поступок? Вам доверяли, я вам доверял! — со слезами на глазах воскликнул Миша, пялясь прямо в наглые и бессовестные глаза наставника, который оказался жалким лгуном и крысой. А тот, ожидаемо, молчал, не находя слов. Он знал, что поступил неверно, но этот переворот мог бы уберечь Россию от Петра. Мог, но всë пошло не по плану. Но это сейчас уже неважно. Сейчас он потерял доверие всего двора, императрицы и столицы. В их глазах он стал вруном и бесстыдным изменником. И как бы он не хотел, хорошего расположения к себе он больше не вернëт. Его сошлют куда подальше, обратно в Петербург, чтобы не мозолил глаза и не учинял сговоры вновь. На восстановление репутации уйдут долгие годы, если не вечность. И в этом виноват он сам. Он своими руками всë испортил. Миша больше ничего не говорил, с минуту смотрел на своего наставника, утирая рукавом слëзы, пока и вовсе не ушëл, оставив того наедине с собственными деструктивными мыслями. С ним бесполезно разговаривать, настаивает на своëм и слушать никого не желает, самоуверенный и гордый… Петух. Предписанная казнь Бестужеву и Романову была отменена, вместо этого обоих сослали прочь из столицы. Им повезло, что императрица сжалилась над ними и просто оставила в покое. Первого оставили с имуществом и сослали в его село Горетово, а второго в Петербург. С тех пор Миша его не видел и даже не хотел.