***
— Там кто-то есть. — заметив неясное движение вдали, протягивает подзорную трубу Александру Кутузов. После поражения под Аустерлицем прошло около 2х недель. И всë это время было потрачено на поиски Михаила, что потерялся после того, как спас императора. Это задание поручили выполнить небольшому отряду из парочки солдатов и генерала Кутузова во главе с Александром Петровичем. Сам же император тоже хотел присоединиться к поискам, но посчитал, что будет мешаться, потому остался в столице, пребывая в расстроенных чувствах после позорного поражения (на самом деле он побоялся компании Петербурга). Ему было безумно стыдно перед всеми погибшими, коих было немалое число, и пострадавшими из-за его самолюбия и халатности. И ведь если бы он не недооценивал Бонапарта и послушал Михаила и остальных, то вполне мог бы избежать данного исхода… Хотел ли отправляться искать Михаила Александр? Ну, когда его попросили, вернее, поставили перед фактом, в очередной раз спихнув все заботы на него, он был явно не рад. Ему не хотелось зря тревожиться и отрываться от своих «важных» дел. Посещать ассамблеи, развлекаться с пышногрудыми симпатичными дамами и разгуливать по царскому саду тоже непростые занятия, знаете ли. Нужно ещë уметь расслабиться и на несколько часиков забыть о всякой дряни и ужасе, который только и вгоняет в хандру, что совсем не хорошо для такой чувственной персоны, как Александр. Но деваться ему некуда, обязан был отправиться в поход. Кто же ещë пойдëт за Михаилом, если не он? Кто всë сделает, если не он? Ну вот ничего не могут сделать самостоятельно! Московский, в любом случае, не помер бы и как-нибудь дошëл б сам, не маленький ведь. Отделается несколькими ранениями и дело с концом. Но, честно признать, когда Михаил не нашëлся и на седьмой день похода, при том, что Александр с Кутузовым уже прошли довольно приличное расстояние, Романов чувствовал неслабое напряжение. Нет, не подумайте, конечно же он не волновался за своего воспитанника, как за друга, собственного ребëнка или что-то там ещë. Уж слишком много хочет этот Московский. Александр переживал по другому поводу, из личных соображений, о Михаиле он в принципе редко думал. Вдруг столицу империи в плен взяли? В этом случае, он разболтает все тайны и секреты, сделав империю уязвимой перед врагом. Возможно, переродился непонятно где. Было бы хорошо, если б из двух вариантов произошëл второй, иначе беды не миновать. Но разум Александра устроен так, что первая вариация уже была реальностью и бывшая столица совсем поникла, зарываясь в свои смутные и мрачные мысли всë больше и больше, утопая в них, как в сыпучих песках. Его уже ничего не радовало. Он устал, разочаровался совсем и уже представлял, как сообщает императору об очередной неудаче. Александр поспешно хватает подзорную трубу и всматривается вдаль. — Ничего не вижу. — жалуется он, сидя не на коне, а словно на иголках. Кутузов в ответ чуть смещает его руку, держащую трубу, чуть в сторону. В этот момент на горизонте проявляется еле заметная фигурка в военной форме и с белобрысой растрëпанной макушкой. Она шатается из стороны в сторону, еле бредëт, совсем не ведая куда направляется. — Чего ждëм? — приметив фигуру, вопрошает и отдаëт подзорную трубу обратно Романов. — Вперëд. Он трогается с места спешной рысью, направляясь прямо к возможному пропавшему, не дожидаясь остальных. По мере приближения фигурка становилась более отчëтливой и узнаваемой. Уже виден потрëпанный тëмной-зелëный мундир, изорванные и грязные лосины и многострадальное лицо Московского. Александр чуть ли не на ходу слезает с коня и спешным шагом направляется к Михаилу, уже успевая подметить некоторые детали, такие как неопрятный внешний вид и потухший взгляд, как у больного холерой. — Ах! Неужели! Нашëлся! — громко восклицает Александр, хватает пропавшего за плечи, осматривая нанесëнный ущерб. Московский выглядит, мягко говоря, отвратительно. Растрëпанные волосы закрывают добрую часть лица, но не смотря на это, на щеке ярко виднеется глубокий порез, начинавший уже гнить и болеть ещë хуже из-за отсутствия чистоты и должного лечения. Плоть около него, красна, словно накалена от огня, едва покрыта слоем струпа, болит невыносимо. На нëм Романов внимание не заостряет, спускается взглядом ниже, от шеи к плечам, напарываясь на ещë один след от лезвия сабли. Оно прорубило ткань мундира, блузы, кожи и плоти. Эта рана выглядела более ужасающе по сравнению с прошлой: в недрах подгнивающей и смрадно пахнущей плоти копошились белые и пузатые пирующие личинки, доставляя боль и дискомфорт своей жертве. Но казалось, что Московский совсем не чувствует этого, лишь смотрит сквозь Романова и молчит, не показывая ни радости, ни счастья. Возможно, спрашивать у него что-то сейчас глупо. — Мать моя родная… — тихо зароптали сзади солдаты, тут же привлекая внимание Александра. Стоило ему повернуться к ним, отвлекаясь от Михаила, так тот тут же свалился с ног от дикой усталости. Последнее, что он успел увидеть — это размытая и плавная фигура наставника. Его нашли. О нëм не забыли. 25 июля 1807 год Миша уже надеялся никогда не встречать Пьера, который жестоко унизил его, заставляя позорно бежать прочь. Лучше бы убил, ей богу. Возможно, тогда бы Московского не так сильно съедало чувство стыда и ненависти к своей слабости и беспомощности. Он бы погиб, защищая жизнь императора, погиб храбро и бесстрашно в бою с французами. По крайней мере, это звучит более мужественно и смело. После ряда сокрушительных поражений в Пруссии Александр Павлович решился пойти на мир с Наполеоном, наплевав на свою гордость. Россия уже порядком устала от бесконечных войн с французским войсками, помимо этого близились морозы. Уже всë за себя говорило, что пора заканчивать эти кровопролитные сражения. Да хотя бы на время. Нужно взять перерыв. Московский сильно жалел, что не был слишком настойчивым в беседах с императором. Ему нужно было быть более жëстким. Но его, как обычно, слушать не желали. Александр Павлович был намерен продолжать войну, хоть и вмешиваться в битвы более не горел желанием после сокрушительного провала. Но как оказалось после, неудача под Аустерлицем ещë цветочки по сравнению со сражением при Фридланде. И вот к чему это всë привело: они, бросавшие вызов французским полкам, сами же и предложили заключить мир, когда практически не осталось сил продолжать и дальше. Тем не менее, надежды Михаила более никогда не видеть французов с треском разлетаются в стороны, когда он с Александром Павловичем добирается до плота, в котором и должно было произойти свидание императоров. Естественно, возле Бонапарта Московский замечает и Пьера. Того, кто не так уж и давно втоптал его гордость в грязь, а ещë хуже: оставил униженным, выставив в глупом и слабом виде. Тогда Миша немало наглотался пыли, земли и слëз уже во дворце, каждую ночь вспоминая сражение под Аустерлицем, Наполеона и, чëрт его побрал, Пьера. Ему б Московский врезал без доли сожаления, каким бы хорошим и мироволюбимым не желал показаться. Радует, что в своей ненависти к французу он был не один. Александр Петрович тоже не любил его от слова совсем. Вечно подозревал во всëм, сильно не доверял и открыто показывал своë отношение, так что огромной тайной это не было. Пьер тут же замечает Московского, улыбается ему так гадко, что у второго ком в глотке встаëт. Глаза его хитры и веселы, а истинные намерения скрыты за коварной синевой зрачков, направленных прямо на Михаила. Он без раздумий протягивает Мише руку и приторным тоном молвит: — Bonjour, мой друг! Рад тебя видеть! В этот момент Миша понял, что переговоры должны быть удачными. Радостный настрой французов говорил за них многое. И как бы ему не хотелось дотрагиваться до Парижа, выбора у него не было. Московский покорно и несколько сконфуженно, еле заставив себя растянуть на лице максимально дружелюбную улыбку, протягивает руку в ответ и жмëт чужую ладонь. А Пьер лишь шире улыбается, наблюдая такую реакцию на своë присутствие. Последовав примеру императоров, что во всю уже, крепко обнимаясь, радостно болтали, обсуждая проблемы насущные, он закидывает руку на плечи Московского, прижимая к себе, и ведëт его в павильон вслед за правителями. Михаил не пытается скинуть чужую руку с плеч, наоборот давит более задорную лыбу, заглядывая в чужие глаза. В воздухе так и царила атмосфера двуличия и лицемерия. И совсем неясно кто на самом деле хотел мира, а кто хотел им воспользоваться. Мише самому было не в радость говорить всë, что желает слышать Пьер, делать дружелюбные и ласковые действия, лишь бы Париж был счастлив и уверен в своëм союзнике без пяти минут. И как жаль, что без этого кошмарного двуличия никуда не деться. Ему необходимо врать прямо в лицо французам, сдавливая глотку собственной гордости, если, конечно, хоть какая-то еë доля ещë осталась. — Я с Александром Павловичем так же, как и вы ненавидем англичан. — уверенно заявил Михаил, ловя на себе заинтересованный взгляд Пьера. — Даже к континентальной блокаде Англии готовы присоединиться? — хмыкнул тот, с интересом приподнимая бровь. Блокада для него была важна. Уильям неплохо действовал на нервы и досаждал своим морским флотом Пьеру, который только и мог, что наблюдать, как его собственные корабли топят и уничтожают. Безоговорочно нужно было ограничить Лондон в том, в чëм он хорош. С присоединением России к континентальной блокаде Пьер свяжет руки Уильяму, а после настанет уже его очередь смеяться и язвить. — Конечно. — кивает Михаил. — Мы готовы поддержать вас во всëм, что вы предпримете против них. Конечно, отказ от торговли с Англией может неплохо ударить по экономике России, но эта проблема решаема. Московский лишь будет более аккуратен. — В таком случае, — говорит Париж, поглядывая на императоров. — мы сможем договориться и заключить мир.***
Тильзитский мирный договор был успешно подписан, а Московский благополучно оставил своего друга наедине с французами, обязываясь держать с Пьером дружбу и выполнять его требования, тем самым предав Берхарда. Россия-то вышла из коалиции без особых потерь, если не считать крупные потери войск и средств, а вот для Пруссии условия договора была достаточно унизительны. Это не могло не давить на Берхарда, что считал Михаила другом, но как тот говорил, это лишь временные меры и рано или поздно все потерянные прусские территории вернутся обратно. Оставалось только надеяться на это. Франция и Россия уже союзничают два года. Императоры и естественно столицы ездят друг к другу на балы, вместе танцуют, веселятся, обедают. Легче было сказать, что они не делают вместе, ибо таких случаев практически не было. Но Михаил знал одно точно — союз окончится войной. Когда-нибудь Александру Павловичу надоест это лицемерие, и он непременно ввяжется в конфликт с Наполеоном. А пока Михаилу нужно было просто поддерживать хорошие отношения с Пьером. Ничего сложного, если бы Михаил не желал размозжить его голову увесистым камнем. Каждая их встреча была мучительна, как пытка и длительна, как сотни лет. Если бы Московский рос в том же темпе, что и обычный человек, то непременно покрылся б глубокими старческими морщинами, сединой и порос бы мхом. Но на деле встречи длились едва ли неделю. Михаил часто мог уехать пораньше под предлогом срочных дел, коих у него было взаправду много. Он бы уезжал ещë раньше, но вот Пьер будет явно недоволен и что-то заподозрит. Кроме того каждую встречу Париж становился всë более невыносимее и противнее. Он будто бы специально лез на рожон: бросал двухсмысленные намëки, фривольничал и всячески жантильничал, как бы чего-то ожидая, и выводя Московского из себя больше, до такой степени, что тот чуть ли не скрежетал зубами, терпя чужие издëвки. Замечал ли это Пьер? Нет, по крайней мере Михаил на это надеялся. Не зря же он строит из себя дурачка, отшучивается и во время увиливает от вопросов. Нагрубить, значит потерять ценное время, значит устроить конфликт, который сейчас совсем некстати. — Знаете что, Михаил, — вкрадчиво начал Париж. — я понял, что не знаю о вас ровным счетом ничего! — изумлëнно воскликнул он, продвинувшись к Московскому поближе. — Это нельзя оставлять просто так! Мы же союзники в конце концов! Михаил дëрнулся от резкого голоса Пьера, что моментально выбил его из задумчивости. Он совсем забыл, что находится не где-то в облаках, а у себя во дворце, в гостевых покоях вместе с Пьером. Похоже, тот сильно заболтался о себе и о любимых Франции и Наполеоне, раз у Михаила было время глубоко задуматься. — И как вы собираетесь исправить это? — косится на «союзника» Михаил, тут же откидывая все свои мысли на задний план. Сейчас они ни к чему. — Для начала задам парочку вопросов. Чем вы занимаетесь в свободное от работы время? — Ну… — замялся Московский, отводя взгляд в сторону, на кровать с блестящим при свечах балдахином. — У меня его не так уж и много. В редкие часы я прогуливаюсь по саду, читаю… И. — Ну это же скука смертная! Как вы вообще дожили до сегодняшнего дня? — Простите? — Я имею виду, что в ваши годы можно было заняться чем-то более интересным. Вы молоды, красивы, горячи и резвы! У вас ещë столько сил, а вы их используете не там, где стоило б. — К примеру? — У вас сексуальный партнëр? — Что за вопросы, мой друг? — скривился Михаил. Да он бы ни за что и никогда не дотронулся б до кого-нибудь, пока жив Александр Петрович! Пусть он и, возможно, никогда не ответит взаимностью, плевать. Московский желает и мечтает только о нëм единственном. И больше ни в ком не нуждается. — Да не тушуйтесь. Я не стану вас укорять, если у вас и вовсе таковых личностей не было. Попал прямо в яблочко. — У меня есть один человек, который мне безумно нравится. — отчего-то решил честно признаться Михаил. Ничего же из этого не будет? — И? Как успехи? — потягивая вино из бокала, поинтересовался Пьер. — Никак. — тяжко выдыхает Михаил. — он совсем не догадывается о моих чувствах к нему. Но я верю, что… — Бла-бла-бла. Михаил, это всë так по-детски! На что вы тратите своë драгоценное время? — возмущëнно воскликнул француз, с громким стуком ставя бокал на столик у софы, на которой он расположился. — Но я… — Какая разница? К вам-то ничего не испытывают. Толку от этих «отношений»? Забудьте. Эта такая глупость! — Но… — Михаил, я гораздо старше вас, я знаю о чëм говорю. Советую прислушаться. И Московский замолк, решив, что спорить невыгодно в его-то положении. Один лишь скандал и ссора между ними может быть катализатором к началу войны. Конечно, Михаил знал, что этот союз в конце концов закончится конфликтом. Он не гнался за хорошими партнëрскими отношениями с Францией. Его задача заключалась лишь в контроле времени. Нужно тянуть до последнего, чтобы успеть отойти от прошлых сражений и приготовиться к новым. — Лучше поинтересуйтесь мной. Неужели вы совсем не хотите знать кто я такой? — смело с широкой лыбой заявил Пьер, проводя кончиками пальцев по шëлковым светлым волосам. — Нет-нет, хочу. — тут же протороторил Михаил, сконфуженно переводя взгляд на Пьера. — Тогда вперëд.— хмыкает француз, продолжая играть с чужими локонами. Ему бесспорно нравилось наблюдать за реакцией столицы Российской империи. Как глупо и одновременно забавно он пытался скрыть смущение, что заметно расцветало на щеках яркими красными цветами. Не скрыть Михаилу поджатых губ, беглый взгляд и несильное покалывание в животе. — А чем вы занимаетесь в свободное время? — начал с банального Михаил. Возможно, он догадывался чем занимается Пьер, но это не важно. Его особо не волновало, как живëт француз, что делает и в течение какого времени этим занимается. Пьер в ответ загадочно улыбается, медленно моргая, и пристально смотрит на Московского, долгое время не отвечая. А тот заметно напрягся, не сводя глаз с подозрительно тихого француза. Сердце громко бухало в груди, как бы ненавязчиво о чëм-то предупреждая, а конечности охватил озноб, как у мертвеца. Наверняка что-то замыслил, гад. — Я занимаюсь этим. — незамысловато отвечает француз и с этими словами моментально валит Михаила на мягкую и бархатную поверхность софы, вдавливая и спину плечи в неë. Московский даже ответить не успел, как Пьер тут же примкнул губами к его шее, в быстром темпе судорожно расстегивая ворот бордового и позолоченного мундира. Он нежно оставляет на коже влажный поцелуй, тоненькой, едва ощутимой дорожкой спускаясь ниже к ключицам, так и не отпуская Михаила из своей хватки. Он резко и громко ахает от неожиданности, хватается за чужие плечи, крепко сжимает на них свои пальцы, угрожая вонзить их в кожу, и через немалые усилия грубо подминает наглеца под себя, усаживаясь сверху, вжимает теперь уже его лицо в поверхность софы. — Что это бы… Михаил хочет договорить, но, случайно подняв взгляд перед собой, замечает в дверном проëме ошарашенного Петербурга, которому он зачем-то понадобился именно в этот момент. Его холодные глаза пристально смотрят прямо на него и на Пьера, лежащего снизу, а брови удивлëнно вскинуты вверх. Его губы вздрогнули произнося следующие слова настолько едко, что от одного звучания всë тело разъедает: — Дайте знать, когда закончите. После Александр громко хлопает дверью, а за ней уже слышны быстрые отдаляющиеся шаги. Михаил тут же сорвался с места и вылетел из покоев за наставником, под хохот Пьера из-за абсурдности этой ситуации, в спешке дрожащими пальцами застëгивая ворот обратно. — Александр Петрович, постойте! — просит Михаил, догоняя Романова. Он крепко хватает того за руку, останавливая на месте, и в глаза заглядывает, жаждя оправдаться. А Александр смотрит на него сурово и холодно, даже видны проблески отвращения в его серых омутах, словно виня ученика во всех смертных грехах. — Это не то, о чëм вы подумали! — оправдывается Московский. Но, очевидно, Александр ему не верит. Вырывает руку из его хватки и отряхивает, словно в грязи испачкался. — Михаил, мне глубоко плевать. Зажимайтесь с кем хотите. Но скажу лишь одно. — его голос звучит грозно и опасно, Московский перечить не решается. — Будьте аккуратнее с выбором партнëра.