русский рок, спасибо за то, что ты русский

Лера выдыхала морозный воздух, любуясь завитками пара, выходящими из ее рта. Солнце висело еще низко, светило тускло и бессмысленно. Тонкий слой снега дырявой шалью накрывал парк. Справа раздались тявканье и подозрительный льющийся звук.– Блять, Саня! Фу, плохой мальчик! – Лера дернула мопса за поводок, оттаскивая животное от скамейки. – Ты когда-нибудь научишься ссать, где положено? Мопс смотрел влажными глазами и тяжело дышал. Густая слюна капала с ничего не выражающей плоской морды. Алессандро, а в простонародье Саня, был привезен из солнечной Италии и явно охуевал от того, что происходит в Питере. Разумовский в тот вечер нежно покачивал чудовище на руках, не замечая залитый слюной рукав пиджака. – Это что? – Лера косилась на кряхтящий комок кожи. – Это Алессандро. В честь Боттичелли, – Волков говорит глухо и безэмоционально, затаскивая чемоданы в квартиру. Разумовский игнорирует моральную смерть своего партнера. – Дорогуша, ну смотри, какой он классный. Давай, погладь. Гладь, я сказал. Он привитый, не бойся. Породистый до самой жопы. – Серый разосрался со старухой ради этой хрени, – хрень хрюкнула и спрыгнула с рук Разумовского, убегая в глубь квартиры. – Какая-то там графиня, тоже породистая до самой жопы. Ну я ей и говорю, донна, вая линферно*, псина моя. – Он знает итальянский? – Лера тихо шепчет Олегу, стараясь не прерыватьмонолог Разумовского. – Выучил основы по справочнику в самолете. Гулять с ошибкой эволюции заставили Леру. Правильно, днем она студентка меда, ночью – Чумной Доктор, а утром и вечером хозяйка пердящей собаки. Мопс был тупым, слюнявым и на редкость уродливым. При виде этой бегущей тефтели дети с визгом разбегались с площадки, а не просились погладить собачку. Больше Макаровой Саню ненавидел только Волков. Мужчина брал кряхтящую собаку на руки и пристально смотрел ему в глаза, пытаясь отыскать там зачатки разума. Мопс лишь пердел и вырывался. Лера готова поклясться, что однажды услышала тихие всхлипы Олега. Разумовский спал на диване, отрубившись с ноутбуком на животе. Олег нарезал салат, иногда проверяя мясо на сковородке. Лера сидела на барном стуле, вертя Саню в руках. Ну реально ведь уродливая слюнявая тефтеля. – Две тыщи, – Лера удивленно моргнула. Волков методично крошил огурцы. – Я ведь детдомовский, Валер. После выпуска сразу в армейку. Денег никогда толком на руках и не держал. Зарплату контрактную почти всю откладывал, не было в пустынях времени тратить все это. Да и не на что было. В сознании намертво отложилось, чтона всем экономить. А тут две тыщи. Две тыщи евро на умственно отсталую пердящую хрень, Валера, – Саня радостно тяфкнул и спрыгнул с колен девушки. – Я теперь на диване сплю, потому что к Серому в кровать приходит это и ложится на мою подушку. Он жрет как три ребенка и жиреет с каждым днем. Валер, утопи эту срань, Христа ради... – Олеж, ну ты совсем ебанулся? – Разумовский хрипло тянет с дивана. – Деньги у нас еще есть, собаку с подушки можно согнать. Ты сам молча уходишь на диван, когда видишь Алессандро на кровати. Пусть животное жрет, сколько хочет, он милый, когда пухлый. И вообще, он меня радует. Я его даже люблю, – Лера переводит взгляд с сонного Разумовского на заебанного Олега. Эти двое были минимум в два раза драматичнее ее родителей. Волков скрипит зубами и ногой отпихивает мопса от себя. Ну, если Серого радует, то хрен с ним. И ему стерпится-слюбится. Саня скалится и капает слюной на пол.