Спасение мира не задалось.

В чертогах Гекаты царил вечный полумрак, но ей он совершенно не мешал. Человек тяжело дышал, силясь побороть головокружение. Путешествия по теням не предназначались для смертных. Он озирался, но ничего не мог разглядеть в мерном колыхании сумрака, кроме своей спасительницы и обширного невысокого ложа, устланного мягкими даже на вид шкурами. — Сними, — женщина мягко потянула за верхнюю часть одежды. Она не любила явно приказывать, но каждая её просьба по тону, была приказом по сути. Орфей скинул на пол потяжелевшую от крови ткань и она развеялась по воле богини. Геката внимательно оглядывала его. Привлекательный, особенно для смертного. Она невесомо пробежалась пальцами по его плечам. Он вздрогнул, но не пошевелился, смотрит в одну точку. Геката поморщилась. Не так, он нужен ей в ясном разуме. — Ложись. Орфей безропотно подчинился. Геката присела рядом, дотронулась до лба измученного певца, мягко коснулась поцелуем его губ, провела языком, чувствуя металлический привкус, облизнулась. — Спи, спи, — голос богини обволакивал, утягивал за собой в такое желанное забытьё. Сон, навеянный Гекатой, и правда был похож на забвение, будто стирал яркость пережитого. Орфей открыл глаза, прислушался к себе. Саднили руки и губы, в горле пересохло. Произошедшее вспоминалось рвано, то отдалённо, словно было это не с ним, то болезненно ярко. Он заметил стоящий недалеко кувшин, встал. Ноги по щиколотку окунулись а густой туман, босые ступни коснулись гладкого камня. Камень был тёплым, как и воздух в чертогах богини колдовства. В кувшине оказалось очень лёгкое пряное вино, почти вода со специями. Приглушённый свет исходил будто со всех сторон. Орфей вернулся к ложу, сел на край, подобрав под себя ноги, задумался. Там, наверху, он заигрался, поверил, что может чего-то требовать у богов. Но здесь были другие законы и казалось, даже Зевс был не властен над Царством Аида. Эвридика. Воспоминание о жене отдалось болью, но уже не так резко, будто через плотный туман, что стелился по полу. Прав был Харон, здесь не место живым, здесь они лишь редкие и диковинные игрушки в руках скучающих богов. Яркая память приходила неожиданными вспышками, Орфей зажмурился, желая прогнать видение вместе с ощущениями, почувствовал, как женская ладонь гладит его по щеке, резко отшатнулся. Геката сидела напротив него, улыбалась насмешливо, но не обидно. — Чего ты хочешь от меня, Многоликая? — в голосе Орфея почти нельзя было расслышать тщательно скрываемый страх. — Живого тепла, как я и сказала Аиду, — она провела пальцами по наручу, не касаясь кожи, — Не бойся, не в моих правилах мучить того, кто рано или поздно окажется под моей опекой. Скажи, ты и правда думал, что ради тебя Аид пойдёт просить дочерей Никты? То, что оборвала Атропос, слишком сложно соединить, сплести заново и то проще.  — Я думал, что смогу увести её отсюда, — ответил Орфей, уже понимая, что богиня права. — Смертные, — усмехнулась Геката, проводя по тыльной стороне ладони Орфея, мягко перевернула его руку, коснулась легко, не трогая ран, — Вам кажется, что любой бог всесилен, вам невдомек, что у нас тоже свои рамки и свои правила. Я могу залечить твои раны, но только здесь, и не могла этого сделать у трона Аида, — по её воле на запястьях певца не осталось ни следа от верёвок, — Ты хотел увести её. Зачем? Кем бы она вернулась, бесплотным духом? Её тело мертво. — Я не думал об этом, — ответил он, понуро опустив голову. — Не ты первый, Орфей, и не ты последний, — богиня сняла с него мешающие ей наручи, проследила пальцами почти незаметную под кожей вену, — Я могу дать тебе увидеть её. Но ты же видел Души — она не вспомнит тебя. И не пойдёт с тобой. — Не надо, Многоликая, я верю. Я был глуп, и за глупость поплатился. — Недальновиден, — поправила Геката, перетекая ближе. Ей хотелось унять то, что терзало его душу, такова была её природа. Она положила ладони ему на грудь, провела по плечам, приподнялась, чтобы дотянуться до спины. Сильное тело пока не отзывалось, но и не протестовало. Он поднял на неё взгляд, посмотрел с такой искренней надеждой, как путник в пустыне смотрит на мираж. — Подари мне забвение, Сотейра. Я не хочу помнить, — попросил Орфей. — Забвение не лучше смерти, — возразила Геката, легко касаясь его губ, — Память делает нас теми, кто мы есть. Но я помогу. Не противься мне. Она поцеловала его чуть настойчивее — и он ответил, сначала неуверенно, а потом жадно, обхватив руками за талию, притянув к себе, желая забыться хоть так. Геката звонко рассмеялась, когда его губы коснулись шеи, спустились ниже. Резко толкнула, опрокидывая на спину, удержала за плечи, не давая подняться. — Привяжу, — выдохнула богиня на ухо смертному, обозначила укус на мочке уха. Мужчина заставил себя расслабить плечи, подчиняясь её воле. Богиня, не торопясь, изучала его, казалось, она задалась целью коснуться его везде, сначала руками, потом губами или языком. Ткань её хитона приятно холодила кожу, воздух вокруг напротив нагревался, отзываясь на растущее возбуждение между ними. Когда она провела языком в самом низу живота, Орфей невольно запрокинул голову, выгибаясь. С ней было сладко и как-то вязко, будто время замедлилось. Взявшийся ниоткуда порыв холодного ветра заставил певца задохнуться от контраста, задрожать всем телом.  — Ты красив, Орфей, — выдохнула Геката, отбрасывая в сторону своё одеяние, прижимаясь всем телом, будто пытаясь впитать его желание через кожу. Человеческое тело было теплее, хоть и не намного. Отчетливо ощущаемое возбуждение дразнило. Развеять оставшуюся одежду ей ничего не стоило. Орфей судорожно вдохнул, касаясь её живота без преград, все-таки обнял, провёл руками по спине. Она нехотя отстранилась, плавно выпрямилась, шумно выдохнула, вбирая его в себя полностью. Ей было приятно видеть его таким, забывшим свои тревоги и невзгоды, подвластным ей сугубо по доброй воле. Орфей подавался ей навстречу, прядь волос прилипла к вспотевшему лбу. Геката замерла ненадолго, убирая её, и почувствовала, как он пытается навязать свой ритм. Усмехнулась немного шало, провела ногтями по груди, оставляя глубокие красные полосы. Орфей вскрикнул от боли, дёрнулся. Геката мысленно зашипела на себя — забыла, что он не бог, слишком привыкла делить ложе с Гермесом, который только губу закусит и улыбнётся, даже если на глазах слёзы выступят.  Она по очереди зализала ранки, будто извиняясь, шепнула почти в губы: — Забылась, — отвлекла долгим поцелуем, делая так, чтобы возбуждение стёрло боль, продолжила плавно двигаться. Теперь она старалась помнить, кто он, вести себя аккуратнее. Геката откинулась назад, на руки, растворяясь в собственных ощущениях. Все-таки хорошо. Было в Орфее то, чего не было и быть не могло в боге обмана — искренность. И уязвимость, пусть и тщательно скрываемая. Протяжный стон сорвался с её губ, она прильнула к Орфею, позволяя ему привести их к окончанию. Его хриплое, срывающиеся дыхание, сильные руки на её бёдрах, собственные стоны, всё это почти лишало её осознанности. Она приподнялась на вытянутых руках, чтобы не впиться зубами в ключицу в момент наивысшего наслаждения. Финал настиг из одновременно, она тонко, чуть придушенно вскрикнула, он глухо застонал.  Геката так и осталась лежать у него на груди, слушая успокаивающиеся биение сердца..