***
- Кирилл Всеволодович, понимаете, я не могу поехать. - И почему же, Ирина Васильевна? Вы никогда не отказывались от командировок. И вы прекрасно знаете, что кроме вас никто не может, это ваша работа и ваша компетенция. - Но…я и правда, не могу. По семейным обстоятельствам. Бедная женщина готова была расплакаться. Она комкала в руках платок и была совсем не похожа на спокойную и уверенную сотрудницу. - Мне не с кем оставить ребенка. - Хм… раньше вы спокойно его оставляли. - Была жива моя мама. Два месяца назад ее не стало. Инсульт. - Мои соболезнования, - по тону Кирилла было ясно, что ему все равно, - тем не менее, летать вам придется, так что следует разобраться с этой проблемой. Наймите няню, что ли. - Няню на круглосуточное проживание? Ирина Васильевна аж задохнулась: - Я не готова к этому. И по Трудовому Кодексу, вы не имеете права меня отправлять против моего желания. Как мать ребенка инвалида, я имею право отказаться от неё. Тем более, сейчас мой сын проходит курс реабилитации. Подробности, полагаю, вам неважны. - Тогда отправьте вашего ребенка в больницу, там им займутся врачи. А вы сможете заняться вашими непосредственными обязанностями. Или вы считаете, что вам платят за то, что вы стали матерью? За это от государства подачки есть. А на работе извольте трудиться и выполнять распоряжения начальства. Заплакав, Ирина Васильевна быстро вышла из кабинета.***
Возможно, это было не так. Или не совсем так. Но то, что Кирилл мог поступить подобным образом, я догадывался. И меня охватила такая злость на него, что кулаки сами собой сжались. Никогда я не злился так сильно на того, кого считал самым любимым на свете человеком, своей «второй половинкой». А сейчас даже горло перехватило. - Значит, ты решил отправить в командировку женщину, которой не на кого оставить ребенка с заболеванием? Инвалидность за красивые глаза не дают, Кир. Это не просто нарушение Трудового Кодекса, это нарушение всех человеческих правил. Просто надо в любом случае оставаться человеком. Я думал, за те годы, что мы живем вместе, ты это поймешь. Ошибался. Мне явно не хватало слов: - И знаешь, если высшие Силы в «ответочку» пришлют тебе неприятности, не надо плакать и спрашивать «За что?» Кир выслушал мой гневный монолог, а затем спросил: - Все? - Тебе еще что-то надо? - Нет, уже ничего. Он быстро покидал в сумку вещи и вышел из квартиры, захлопнув дверь. Я какое-то время продолжал тупо пялиться на нее, будто ждал, что Кир вернется. И мы спокойно поговорим. Мы оба погорячились, такое бывает. Я вспомнил, что когда Кирилл лежал в больнице, его отец спокойно уезжал в командировки, не заботясь о том, что сын будет скучать. А в детстве мог неделями не видеть Кирилла, будучи занятым на работе. Вот Кир и вырос. И твердо уверен, что никаких поблажек никто не заслуживает. Кроме него, конечно. Он не приехал, не позвонил. Я ждал, терзаясь от глупых предчувствий и ненужных мыслей. Его телефон был «вне зоны доступа». Вечером, почти ночью раздался звонок. Я подскочил, растеряв остатки сна. - Кирилл? - Всеволод Егорович, - ответил отец моего любимого, - Кир уехал в командировку, вместо той сотрудницы. Вернется через неделю, когда именно, точно не скажу. И в трубке раздались гудки. Я еще раз набрал номер Кирилла, прослушал сообщение, что «абонент не абонент» и лег в постель. Сон не шел. Заснул я только под утро. Эта неделя казалась самой длинной и самой мрачной в моей жизни. Я ходил на работу, делал то, что полагается, рылся в архивах, чихая от пыли. Кофемашина окончательно доломалась, и я бегал за кофе и шавермой для себя и Игоря. И старался не думать про Кира. Только повторял про себя «С ним все хорошо». А душа болела, и становилось больнее, когда снова и снова «абонент вне зоны доступа». И вот на восьмой день, когда я пришел с работы и стал жарить себе яичницу, дверь открылась. Кирилл вошел, как ни в чем не бывало. Словно не было той ссоры и недельного расставания. - Привет, - просто сказал он, - пустишь домой? Я смог лишь кивнуть. И тогда он прижал меня к себе. На глаза навернулись слезы, и я изо всех сил старался сдержать их. Так мы и стояли, пока с кухни не запахло горелым.