Архитектор не оценит страданий

      – До встречи, Франклин.       – Доктор Лектер!       Эрик уже полчаса караулил Ганнибала Лектера в приемной, он ждал, когда Франклин, подозревающий, что его приятель серийный убийца, перестанет ныть и восхищаться им. Эрик все прекрасно слышал через дверь и стену, он радовался, что остальные представители рода человеческого таким чутким слухом не обладают.       – Добрый день, Эрик.       – Доктор Лектер, мне нужно поговорить. За срочность компенсирую. Пожалуйста.       Взгляд у известного Балтиморского психиатра как рентген, глаза темные и смотрят в самую душу.       – В любое удобное для вас время, – добавил Эрик.       – Сейчас у меня окно. Вам повезло. Проходите.       Эрик с облегчением вздохнул, словно он уже поговорил. Он поспешно зашел в офис, доктор Лектер закрыл за ним дверь.       – Мне кажется, она Архитектор.       Эрик застыл посреди кабинета, развернулся, чтобы увидеть лицо собеседника. Ни один мускул не дрогнул на лице-маске Ганнибала Лектера.       – Почему вы так решили?       – Она говорит так, будто знает. Но она не инвариант – иначе я бы ее уже встречал.       – Может, вы просто не помните.       – Нет, с ней все иначе. Она видит меня – меня настоящего. Она говорила – пыталась сказать, – Эрик запнулся, засопел, хотел было сесть в кресло, но затем вновь застыл, – что Архитектор любит каждое свое творение. Я тогда не понял, я орал, у меня была истерика, я спорил, что нет, не любит, что это все проклятье – и тому подобную чушь. Я тогда не знал, я тогда не понимал…       – Эрик, присядьте.       – Она рассказала мне историю про своего друга, она… Вы знаете, о ком я говорю, вы знали еще тогда! Вы не можете не знать, кто она на самом деле!       Эрик плюхнулся в кресло, он смотрел на Ганнибала, не отрываясь, зрачки янтарных глаз были расширены.       – Пожалуйста, не лгите мне.       – Я не знаю этого, Эрик.       – Она не ваш пациент, вы не храните ее тайну. Вы помогли ей встретиться с Фрэнсисом, Драконом, она сказала, что…       – Это вовсе не означает, что она Архитектор.       – Нет, не означает, это не означает. Она рассказала, как работает творчество, как рождается на свет то, что оставалось под поверхностью, что мы делаем видимым, когда это становится важным. Она создала меня, создала вас, создала этот стол, это кресло, этот офис, все вокруг!       Он понимал, что со стороны его слова – настоящий параноидальный бред. Он и пришел с этим бредом к психиатру – потому что доктор Лектер отличит бред от хитро завернутой правды.       – Она вам так сказала?       – Нет, нет, это метафора. Она изъясняется метафорами, все метафоры, ее система символов, как у меня, я понимаю ее с полуслова, у меня ощущение, что я знаю ее всю жизнь – все множества жизней!       – Так, может, она, все-таки, инвариант?       – Не может быть так просто! – воскликнул Эрик. – Я не хочу, чтобы все было так просто!       Он сам себя разоблачил – как каждый раз разоблачал на сеансе у психотерапевта. Он говорил вслух то, что никогда не говорил, слышал со стороны – и ужасался. Доктор Лектер не ужасался, он смотрел, как настоящий ученый через линзу микроскопа, на каждую фразу, каждый жест.       – Вы можете верить во что угодно. Если вы хотите, чтобы она была Архитектором, она им будет.       – Нет, я не хочу выдумывать! Я знаю, чем отличается правда от хорошо упакованной лжи. Я не хочу самообмана – еще одного самообмана.       Доктор Лектер молчал, Эрик тоже молчал. За окном шумела улица, тикала стрелка механических часов.       – Если она Архитектор, зачем ей с вами встречаться?       Он тоже задавал себе этот вопрос. Она любит его. Она пришла к нему, чтобы сказать, что любит его.       – Чтобы любить меня.       – Навсегда?       – Конечно.       – Как бог?       – Да.       – Бог любит всех и он со всеми. Со всеми одновременно?       Эрик проглотил ответ, он затаил дыхание, странная, неуместная, горькая и бурлящая ревность поднялась в груди. Как же так? Он хочет, чтобы она была только с ним.       – Я избранный, – наконец выдавил Эрик.       Прозвучало как-то неуверенно.       – Архитектор создал монстра для Звезды, – продолжил он. – То, что он счел идеальным человеком. Но он создавал его так, словно создавал для себя.       – То есть она создавала вас для себя. Но потом отдала.       – Потому что она не любила себя. Потому что она… Считала, что она не достойна меня.       Это его проекции и перенос – как и ее на него.       – А сейчас она считает иначе?       – Да.       – И она пришла, потому что она готова быть с вами?       – Да.       Пусть он просто скажет, что Эрик прав!       – А как же ваша жена?       – К черту ее!       – А если она вернется?       – Мне плевать, мы уже свободны от нее, у нас другая, новая жизнь!       – То есть она не сможет вам помешать?       – Не сможет.       В этом он тоже был не уверен. Стелла способна на все, если она чего-то очень хочет. Архитектор дал ей не только безграничную власть, но и жестокость, которую Эрик разглядел слишком поздно.       Раньше он считал, что это не жестокость, а очаровательный цинизм.       – Даже если она что-то попытается предпринять, мы все решим, все теперь иначе, все будет иначе…       Он закрыл лицо руками, ему стало страшно. Алекс не просто так здесь – и Стелла не просто так всегда твердила, что Архитектор тупица, оставивший их на произвол судьбы, давно умерший, давно исчезнувший, бесполезный и вовсе не важный.       Стелла лгала – это была ее очередная уловка. Стелла знала, кто Архитектор. Она не могла не знать.       – Почему вы сами не спросите ее обо всем?       – Я боюсь.       – Чего боитесь?       – Что это окажется неправдой, что она обнимет меня и скажет, что нет, она не Архитектор, что она просто человек. Я не хочу, чтобы она умерла, я не хочу, чтобы я застал, как она уходит, я не хочу… Темные Небеса, доктор Лектер, я не понимаю уже ничего! Я просто хочу быть с ней.       – Так будьте.       – Я не хочу на время, я хочу навсегда!       – Если она инвариант, то она навсегда.       – А если нет?       – Зачем вы хотите, чтобы она была Архитектором?       Зачем… Это бы все объяснило, это бы заштопало дыры, вставило бы недостающие лоскуты в его ментальной модели, все бы сошлось, он бы понял, почему влюбился, вопреки правилам Игры, почему он вдруг почувствовал себя живым, свободным, более не связанным этим проклятием.       Он хотел, чтобы она любила его, чтобы ее любовь все починила, чтобы ее любовь была абсолютом, безусловностью, чтобы… Чтобы он поверил в ее любовь.       Если она Архитектор, то ее любовь вечная и настоящая. Если она человек, то и любовь ее человеческая, основанная на проекциях, переносах, когнитивных искажениях, привычке, страхе одиночества…       Он хотел глобально решить проблему. Как все, как обычно, он не хотел.       Он вновь решил выбрать себе в супруги Звезду – только не Расщепленную, а самого бога-создателя.       Придурок.       – Я позарился на самое важное в этой Вселенной, – ответил Эрик после паузы. – Я хочу все и сразу. Только так я поверю, что она любит меня по-настоящему.       – То есть вы верите в любовь создателя к своим творениям?       Конечно же он верит. Он же любит то, что создал. Он любит Виктора – после всего того, что они пережили, он, наконец, понял это – и больше не сопротивляется. Он любит уже и этот чертов город, эту чертову жару, этот чертов кабинет доктора Лектера, его чертовы хитроумные вопросы…       Откуда в нем столько любви и принятия?! Он ненавидел весь свет – за то, что его прокляли, за то, что заперли в теле ярмарочного урода, шута в маске, лживого фокусника, продающего себя и свой талант за гроши.       – Верю.       – Она Архитектор, Эрик.       Кровь отхлынула от лица и тут же ударила в голову. Он будто провалился в кресло, куда-то на дно, к центру земли, потом взлетел обратно.       А что, так можно было?!       Он вскочил с кресла, он хотел уже нестись вон из кабинета и сделал несколько широких, стремительных шагов к двери, но голос психиатра его остановил.       – Эрик, она не планирует оставаться с нами надолго.       Эрик замер, обернулся.       – Что это значит?       – Вы спрашивали, зачем ей парик?       – Нет.       – Спросите.       – Не буду.       – Тогда я скажу.       – Говорите.       – Вы точно хотите это услышать?       – Пожалуйста, солгите, что это гребаный маскарад, и ей просто нравится менять цвет волос.       – Нет, Эрик.       – Тогда солгите, что она сделала это, чтобы показать, что ей все равно, и она может снять передо мной маску.       – Нет, Эрик.       – Нет, я не хочу, чтобы она умирала.       – Скажите это ей сами.       – Как можно?       – Так и скажите.       – Откуда вы это знаете? Она говорила вам? Почему она говорит с вами?       Эрик развернулся, вновь пошел к центру кабинета, где в квадратном кресле сидел Ганнибал Лектер.       – Она выбрала меня доверенным лицом, – ответил он.       – Почему?       – Почему меня? Почему не вас, не кого-то другого?       – Прекратите говорить загадками!       Эрик вспылил, вот так всегда, что-то хорошее – и тут же что-то плохое! Все они одинаковые, эти нарциссы, безучастные, с хитрыми мордами, один интеллект без сердца, робот без души!       – Сядьте.       – Не хочу!       – Все, что происходит – часть сеанса. Сядьте, Эрик. Вы все узнаете, если будете задавать правильные вопросы.       Хладнокровный, всегда невозмутимый. Доверенное лицо… Эрик тоже выбрал его – хотя до сих пор не ответил себе честно, почему.       Эрик демонстративно топал, шагая до кресла, он сел в него, повторяя позу Ганнибала, откидываясь на спинку, закидывая ногу на ногу, уперев локоть в подлокотник.       – Почему вы доверенное лицо, доктор Лектер?       Эрик вдруг представил, что в другом варианте, в параллельной реальности, он откроет свой психотерапевтический кабинет в элитном квартале, будет и доверенным лицом, и духовником, и хранителем секретов. Но, скорее всего, Эрика вскоре начнет рвать от многообразия извращенных фантазий, искалеченных судеб, чужих историй – которые он, так или иначе, бы проецировал на себя – потому что он не обделен эмпатией.       У доктора Лектера эмпатии нет – есть лишь высокий интеллект, наблюдательность и внимательность, профессиональное любопытство и широкий кругозор.       Как у Стеллы.       – Я непредвзят, – ответил Ганнибал. – У меня исключительно профессиональный интерес. В этом варианте Вселенной я ее творение, но есть другие версии меня, от соавтора.       – Соавтора?       Эрик в недоумении скривился.       – Архитектор работает не один. Есть другие Архитекторы. Нам с вами повезло – у нас достижения научного прогресса, вся история искусства, разнообразная флора и фауна, сознание и бессознательное, Эго и Тень, алхимия, мастерство лжи и, конечно же, созидательная способность творца.       Поверить в то, что Архитектор не один, было так же сложно, как если бы Эрику сказали, что он может зачать, выносить и родить ребенка. Кажется, это единственное, что он бы никогда не сумел.       – Вселенные разных Архитекторов редко пересекаются. Нам с вами об этом знать было не положено. Впрочем, мы все равно никак этим знанием воспользоваться не сможем… У нас Архитектор вовсе не неразумное дитя, оставившее после себя груду кубиков и зачаток жизни. Наша Вселенная развивается и эволюционирует, по законам жанра, а то, что творения прокляли собственного бога – это издержки производства.       Эрик поморщился. Как все у него просто!       – Архитектор создает Вселенную, чтобы оставить наследие, – продолжал Ганнибал. – Как алхимик. Чтобы сохранить, передать дальше, рассказать историю и оставить ее на века – потому что в жизни самый действенный способ передать информацию. Творение живет даже после смерти Архитектора.       – Я не хочу жить после ее смерти, – выдавил Эрик.       – В нашем понимании это случится не скоро. Вы успеете прожить еще множество жизней, этот разговор случится еще множество вариантов раз.       – Я не хочу без нее.       – Это упрямство капризного ребенка. Вы знаете правила.       – Она создает правила – и если она пришла ко мне, и если она хочет остаться со мной, она изменит правила.       – Для этой версии вас – да. Для других – невозможно.       – Почему?!       – Вы считали, сколько раз умирал Виктор?       – Это здесь при чем?       – Вселенную невозможно остановить, каждый раз, когда он умирает, запускается новый вариант. Каждый раз создается новая версия вас, новая версия Виктора.       – Он больше не умрет.       – В этой версии – может быть.       Эрик не выдержал и выпрямился в кресле, сел прямо, гневно фыркнул и уставился на Ганнибала.       – Круг насилия можно остановить. На этом варианте. Больше никто не умрет.       – Но остальные варианты об этом знать не будут.       – Все уже произошло. Вы об этом говорили, она об этом говорила, – возразил Эрик. – Мы можем двигаться в обе стороны временной спирали, мы можем смотреть сквозь варианты.       – Вы уже делали так. Вы помните, что случилось в итоге.       – Я был глуп. Я не знал, как надо. Я использовал скрипку неправильно.       Он, наконец, понял. Граф Владан заперся в замке, в единственном месте, где не действуют правила Игры, вдали ото всех, вдали от Стеллы – чтобы не участвовать в проклятом цирке. Владан просил Эрика играть на скрипке, чтобы освободиться – но Владан по-настоящему не освобождался, потому что смерть Владана – инвариант, а не завершение его истории.       Как и смерть Виктора. Виктор ни в чем не виноват – и раз за разом приходит к одному и тому же выбору.       Выбор. Выбор – не смерть и попытка выйти из системы, переродиться в ином варианте, чтобы все было лучше, иначе… Выбор – это выбор полюбить не Стеллу.       Он полюбил не Стеллу. Он спасен. Эрик тоже спасен – потому что он полюбил Алекс.       Наверное.       Алекс пришла, чтобы сказать ему, что любит его – и попрощаться? Но она же может создать ему себя, она оставит ему себя…       Голова разрывалась от мыслей, Эрик закрыл рот руками, он смотрел на статуэтку оленя Мэна, будто олень мог ответить ему, что теперь делать.       Доктор Лектер молча ждал, когда Эрик что-нибудь скажет.       – Что мне делать?       – Жить.       – Я живу.       – Что делает живой человек?       Человек… Эрик был живым – но человеком себя не считал.       – Дышит, ходит, ест, спит… На психотерапию ходит раз в неделю.       – Прекрасно. А еще?       – Трахается.       – Замечательно. А еще?       – Работает.       Как же он мог забыть?       – Уже близко. А еще?       – Творит?       Он сказал это так, будто спрашивал – с вопросительной интонацией. Он не творил уже давно – он только работал, переживал, маялся от невысказанной боли, даже когда можно было перестать беспокоиться за Виктора.       – В яблочко. Сотворите, Эрик.       – Я могу только натворить.       – Архитектор неспроста дал вам дар творца, он счел вас равным.       – Мне что, тоже создать Вселенную – с блекджеком и шлюхами?       – На ваш вкус.       – Я слишком стар для этого дерьма.       – Эрик, все просто. Проще, чем вы думаете. Вся ваша жизнь – система символов Архитектора, вся ваша личность – система символов Архитектора. Вы даже спали с Архитектором.       – Еще не спал.       – Будете спать.       – Я не понимаю.       Он запутался, он уже забыл, с чего начался разговор. Он хотел узнать, Архитектор ли Алекс, он хотел узнать, как он может сделать так, чтобы она осталась – и чтобы в других вариантах она тоже осталась.       – Она умрет?       – Когда-нибудь.       – А я умру?       – Нет.       – А вы?       Доктор Лектер на мгновение задумался – а затем иронично улыбнулся тонкими губами.       – Нет.       Эрик поднялся из кресла, он уже не торопился на выход, он нахмурился, он думал.       – Доктор Лектер.       Эрик обернулся, Ганнибал сидел неподвижно, с видом, что он все на свете знает.       – Да, Эрик.       – Вы солгали.       – В чем именно?       – Что вы не умрете.       – Почему вы так решили?       – Ваш создатель – не Алекс де Блан. Эту версию вас она создала для меня – чтобы вы мне все это рассказали. Вы тоже Расщепленная Звезда – только другой Вселенной, вы такой же, как… – он набрал воздуха в грудь, чтобы выдохнуть вслух имя – с похолодевшими конечностями от страха, что она может услышать и явиться, – Стелла. Я всегда видел это, я просто не понимал, как такое возможно – и теперь понял. Вы вендиго, вы тоже кого-то мучаете и едите в бесконечном цикле, в чертовой карусели. Вы тоже прокляты – как и мы. Вы тоже чей-то отец, чей-то партнер, чей-то кумир…       Ганнибал смотрел на него несколько мгновений, когда он замолк – и затем кивнул.       – Да, вы правы, – молвил он. – Но почему я умру, вы не сказали.       – Я видел это. Во сне. Вы убили свое дитя – потому что вам напророчили, что вас убьет тот, кого вы полюбите – будете думать, что любите. Потом вы вместе с тем, кто полюбит вас настоящего, упадете со скал в океан – потому что он не захочет жить в мире вашей к нему больной любви, в мире, созданном вами для вас двоих.       Эрик отвернулся – он не увидел, как задрожали ресницы доктора Лектера, как тот моргнул, прежде чем обратиться к его удаляющейся спине.       – До встречи, Эрик.       – До встречи, доктор Лектер.       Эрик повернул ручку, толкнул дверь кабинета – и проснулся.