По шею в воде

Когда по-осеннему холодный проливной дождь разошёлся не на шутку, непросветной стеной застелив дорогу и разбив её в месиво, Тэну не оставалось ничего делать, как попроситься в первый попавшийся дом на ночлег. Из-за туч уже давно стемнело, а от ледяных капель и промокшей одежды кожа покрылась крупными мурашками; каждый шаг давался всё тяжелее и тяжелее, утопая в глинистой земле и скользя по ней, а скованные напряжением мышцы колотились частой дрожью. Нужно было остановиться, и Тэн, поняв это, с огромным нежеланием свернул в сторону деревни, выискивая в темноте слабые огоньки. Первый дом, встретившийся ему на пути, оказался одинокой лачугой охотника, живущего на окраине села, которое Тэн почти миновал, когда небо разразилось ливнем. Хозяин, крепкий мужчина с широкими плечами и рыжей бородой, поблёскивающей в тусклом мерцании свечки, которую тот держал, встретил незнакомца хмурым взглядом и суровым голосом, полным вопросов. Тэн, чувствуя чужое напряжение, был готов сразу же уйти, но мужчина, то ли удовлетворённый искренними ответами, то ли разжалобленный стучащими друг о друга зубами и промокшей насквозь субтильностью, приглашающе отступил внутрь. Тепло дома и приятная сухость воздуха от растопленной печи окончательно разморили Тэна, и усталость, до этого копившаяся во всём его теле, навалилась огромной промокшей тяжестью. Он тихо приземлился на скамейку у самого порога, не решаясь пройти дальше, и облегчённо выдохнул, когда капли, до этого нещадно лупившие в спину, безобидно затрещали по крыше. Хозяин-охотник, словно сразу же позабыв о чужаке, пересёк комнату размашистыми тяжёлым шагами и скрылся в закутке за печью. Его низкий хрипловатый голос едва слышно гудел, когда он говорил что-то – Тэн не мог разобрать и слова – а в ответ ему раздавался лишь сиплый угасающий шёпот, похожий на шорох опавших листьев. Скрипнули доски, послышались вздох и новый молодой щебет, так же приглушённый, но тем не менее слишком живой, чтобы быть скрытым царившей здесь траурностью – и хозяева – сам охотник и, судя по всему, его дочь –появились перед Тэном. Девушка – девочка? – при слабо скрываемом любопытстве стояла за спиной своего отца, тайком бросая короткие взгляды на гостя, и перебирала в пальцах белую ткань с яркой вышивкой на концах. Она сдвинулась с места только тогда, когда мужчина, прокашлявшись, кивнул в её сторону, и до этого сминаемое полотенце дрожащими руками было передано Тэну. Взволнованная появлению в доме новых людей, девушка так же быстро, как и её отец, пронеслась по комнате и снова скрылась в том же занавешенном углу, в котором до этого находилась. Охотник, проводив её взглядом, повернулся к Тэну и, приосанившись для храбрости, подозвал к столу. – Чем богаты, – как-то огорчённо сказал он со вздохом и, скрипнув скамьёй, сел. Его грузная спина, до этого казавшаяся Тэну прочной стеной, прогнулась от тяжести навалившихся на неё бед, и такой – сгорбленный и поникший – мужчина выглядел, словно смирившийся со смертью утопающий, по шею застрявший в болоте. Поблагодарив за еду, парень молча сел напротив, и их тихий ужин лишь иногда прерывался шорохом, доносившимся из закутка. Тэн старался не обращать на него внимания, ощущая особую неуместность своего любопытства, но внутреннее предчувствие, липкое и нагнетающее, подсказывало, что всё не так просто, как кажется на первый взгляд.

***

После ужина Тэну расстелили на широкой лавке в сенях. Отец семейства, сославшись на поздний час и усыпляющую дождливую погоду, скоро скрылся в тёмном углу у печи, повернувшись к стене лицом. Его спина медленно раздувалась, вторя размеренному дыханию, и довольно быстро тихую лачугу заполнило громкое сопение. Стало совсем пусто, и Тэн, спасаясь от неловкости, поспешил скрыться в сенях. Дочь охотника, до этого прявшая под слабым светом лучины, проводила его долгим взглядом, полным любопытства, но всё же осталась на своём месте. Тэн спешно расположился на лавке, положив под голову дорожный мешок, и, через щель под дверью наблюдая за трепещущим в доме светом, не заметил, как провалился в крепкий сон. Сначала, обессиленный и уставший, он не видел ничего – только пустота, заполнившая сознание, и редкие звуки, раздающиеся наяву и вкрадывающиеся в это полотно. Затем темнота начала расслаиваться серым туманом, густым дымом стелясь по редко пробегающим мыслям, и, растворившись, она явила чудовищ, так обыкновенно пробравшихся в Тэновы сны. Они скалились, жадно облизываясь и истекая ядовитой слюной, но, вопреки всему, не нападали, предпочтя излюбленному терзанию кровавыми образами напряжённое выжидание. Чудовища бродили вокруг, замыкая Тэна в зловещее кольцо и сдавливая, но всё равно не бросались, держа под неподъёмным гнётом, от которого с каждым мгновеньем становилось тяжелее дышать. Наконец, подобравшись совсем близко, они начали шептать, и от этих голосов, таких же острых, как их когти и зубы, кровь стыла в жилах. Убей. Сожри. Поглоти. Зловещий шорох стал походить на гул пчелиного улья, проникая через уши в голову, и это непрекращающееся гуденье в конце концов должно было свести Тэна с ума. В обретающем плотность шуме он заметил яркий всполох виденья: охотничий дом, занавеска в углу, высокая лавка и тянущиеся от пола чёрные когтистые лапы, больно впивающиеся в обречённо сброшенную с постели бледную руку. Образ мелькнул перед глазами ослепительной вспышкой, а затем, взорвавшись хлопком, исчез, как и чудовища, как и их смертельный гул. Тэн резко раскрыл глаза, проснувшись, и перед ним в страхе дёрнулось чьё-то лицо. – Напугал, – тревожно дыша, прошипели рядом. Тэн, сощурившись, рассмотрел в темноте большие испуганные глаза, поблёскивающий кончик носа и светлые волосы, затянутые в слабую косу. «Как у Ёнхо», – зачем-то подумал Тэн, отмечая в памяти похожесть тёплых пшеничных оттенков, но быстро отринул эту мысль, перебиваемый девичьим шёпотом. – Я вышла, чтобы воды попить, а ты сжался весь и скулишь. Я хотела разбудить, но ты уже сам… Тэн поднялся в постели и, проведя ладонями по лицу, окончательно проснулся. Со вздохом он распрямился, мимолётно бросив взгляд на дверь, отделявшую его от основной части дома, и столкнувшись с любопытными глазами, прошептал: – Извини. Девушка, словно только и ждавшая этих слов, беззаботно отмахнулась, и, поднявшись с пола, на который в испуге присела, отряхнулась. – Ничего, я привычная, – мягко сказала она, а в её голосе сквозила печальная улыбка. – Мама тоже плохие сны каждую ночь видит. Иногда бывает, как вскрикнет не своим голосом, что страшно становится. Я раньше пугалась, не вставала с постели и жмурилась, а потом поняла, что ей тоже тяжело, стала будить. Жалко маму, конечно… – А что с ней? – спрашивает Тэн прежде, чем успевает подумать, и сразу же прикусывает язык. Ему бы лучше не лезть не в своё дело, но девушка в ответ лишь неоднозначно пожимает плечом. – Никто не знает, – говорит она слишком беззаботно, видимо, окончательно огрубев к подобным разговорам. – Однажды просто не смогла встать с постели, и с тех пор не ходит. Не чувствует ног, а в последнее время говорит, что у неё немеют руки. Скорее всего, она скоро умрёт. Мы с отцом заботимся о ней, как можем, но… – девушка, словно опомнившись, ахнула, и, подхватив кончик растрепавшейся косы, замолчала. – Что это я? Ночь на дворе, а я тут болтаю. Кивнув, она скрылась в доме и оставила Тэна наедине с недоумением. Услышанное странным образом накладывалось на увиденное во сне, и предчувствие тихо забурлило внутри, подстёгивая сделать хоть что-то. В нестихающей нервозности парень пролежал с открытыми глазами до самого рассвета, а когда дверь в дом снова открылась, являя заспанного, но уже хмурого охотника, Тэн был готов предупредить возникшие у того вопросы и предложить свою помощь. «Человек с добрым сердцем», так ведь? Весь следующий день прошёл в нервном ожидании. Недоверчиво настроенный, но слишком отчаявшийся, чтобы быть разборчивым, охотник высокой стеной стоял над душой у Тэна каждый раз, когда тот оказывался к чахнущей женщине ближе, чем на пару шагов. Он молчал, не спрашивая, что чужак делает и зачем так необходимо обкуривать весь дом, но одного его тяжёлого присутствия было достаточно, чтобы постоянно сбивать с толку. Не намного легче было с охотниковой дочкой. Девушка хоть и не путалась под ногами, её восхищённый взгляд, направленный на Тэна каждый раз, когда она приходила, чтобы выполнить мелкое поручение, возлагал на ведьмака слишком большие надежды и тем самым медленно подтачивал его уверенность в собственных силах. В целом – было непросто. Непросто справиться с человеческим давлением, неожиданно обрушившимся на плечи, с надеждами и отчаянием. Непросто смотреть в глаза умирающей и ещё сложнее – говорить, что всё будет в порядке, хотя сам в этом не уверен. Непросто побороть собственных чертей, рвущихся наружу при виде лёгкой добычи, а затем, обессиленно рухнув на завалинку, убедить себя, что ты не чудовище. Солнце, скрытое тучами, опускалось всё ниже и ниже, погружая мир в сумерки, а Тэн, устало ловя его последние блики, настраивал себя на очередное сражение. Он измотан и на грани того, чтобы всё бросить, и лишь глупое растаявшее сердце удерживает его от побега. Тэн встаёт и тяжело вздыхает, возвращаясь в дом; радостный плач, раздающийся за дверью, служит ему лучшей наградой. Женщина, ещё только недавно прикованная к постели, сидит на лавке у стола, сжатая в крепких в объятьях дочери и мужа, а её ещё слабо открытые, но искрящиеся жизнью глаза благодарно моргают застывшему в пороге гостю. Что же, видимо, в этот раз, Тэн поступил правильно.

***

Было решено, что Тэн останется на ещё одну ночь, чтобы проследить за пока хилым состоянием чудесно исцелившейся, зато на следующий день охотник в благодарность за спасение жены поможет ему добраться до дома. Ведьмак, конечно, отнекивался, обременённый излишней признательностью и вниманием к себе, но усталость и разочарованное предвкушение долгого пути обратно в конце концов убедили его согласиться. Остаток вечера быстро пролетел за ужином, более оживлённым, чем предыдущий, а отход ко сну сопровождался чувствами облегчения и тёплой надежды. Проверив – скорее по настоянию, чем из надобности – здоровье хозяйки, Тэн юрко скрылся в сенях, освободив дом для долгожданного семейного единения, и, вопреки самому себе, спокойно уснул. Очередная вереница кошмаров, впрочем, не преминула вновь посетить его этой ночью. Терзая и мучая, они почти было сопроводили Тэна до первых петухов, если бы не дочь охотника, сердобольно растолкавшая жалобно скулящего в плечо. Девушка смотрела на него с сожалением, и её мягкий взгляд и светлые волосы странным образом заставляли тоскливо скучать по дому. – Теперь я понимаю, отчего тебе плохие сны снятся, – прошептала она, усевшись на пол перед скамейкой и подтянув колени к груди. – Должно быть, многого навидался за всю жизнь. Ещё бы кошмарам не быть. Тэн неоднозначно кивнул на эти слова, хотя, видимо, его ответ не требовался, и, неловко пожавшись, сел на скамейке, освободив место с краю. Отчего-то ему казалось, что девушка не собирается так скоро возвращаться в дом, и заставлять сидеть её на полу было бы слишком. Тэновы движения остались незамеченными, а дочь охотника, подхватив болтавшуюся по спине косу, перекинула её через плечо, сразу же цепляясь пальцами за кончик и перебирая его. – А ты не хочешь остаться у нас?.. В селе. Как раз лекаря нет. Жил бы тут, помогал людям. Не пришлось бы ходить по деревням в поисках работы, ноги зазря бить. У тебя ведь явно дар, чего пропадать? Мятные глаза смотрели на него с надеждой и зарождающейся привязанностью, и именного этого Тэн не смог вынести. Было столько причин, почему он не должен остаться в этой деревне (и в особенности – в этом определённом доме), и попытка выбрать самую убедительную напоминала безнадёжное блуждание в дремучей чаще незнакомого леса без единого лучика света. Ну, откуда ему стоит начать? С того, что он одержим чертями из пруда, которые сжирают его изнутри? Или, может, с того, что убийство для него – вопрос времени? А, может, с неизбежного удара в спину, который Тэн получит, стоит только ему перестать хотя бы казаться полезным? Все эти причины разом заполонили его разум, неуверенным смятением отражаясь на бледном лице, но даже это замешательство не оттолкнуло девушку, и она, терпеливо сохраняя искренность во взгляде, молча ждала ответа. Тэн был разочарован тем, что ему приходится что-то объяснять и со вздохом, спрятав руки между колен, произнёс самое незамысловатое и очевидное основание из длинного-длинного списка: – У меня есть свой дом, – сказал он, сжалившись. Девушка понимающе кивнула, враз прекратив нервно теребить прядь волос, и следом за этим наступила тишина. Они сидели друг напротив друга: Тэн – не зная, что ещё добавить, хозяйская дочь – раздумывая о обрушившихся мечтах, и когда ведьмак раскрыл было рот, чтобы произнести нечто отдалённо утешительное, девушка резко поднялась с пола и, загородив собой проникающие через дверную щель предрассветные сумерки, протянула руку. – Ну, хоть погадай тогда что ли, – усмехнувшись, попросила она и села рядом. Тэн нерешительно обхватил её ладонь, щурясь в полумраке, чтобы разглядеть хоть что-то, и, накрыв пальцами суховатую кожу, осторожно повёл по неглубоким линиям, вызывая щекотку. Девушка приглушённо хихикнула, и вся эта нелепая картина тягучим воспоминанием отразилась в сознании Тэна.