Хуа Чэн и Се Лянь не спеша шли по пустой улице, пока Вэй Ин удобно сидел на руках своего А-Ди. После поворота перед их глазами открылся прекрасный вид на ослепительный роскошный храм.
В одно мгновение Се Лянь и Вэй Ин задержали дыхание от восхищения.
В Призрачном городе всегда был легкий туман, навевающий загадочность, и вместе с кроваво-красным пейзажем вокруг это придавало храму, украшенному множеством сияющих фонарей, божественный вид. Будто из сказки или древней легенды.
То, что такая важная святыня как храм божества находилась в таком беспорядочном и наполненном хаосом месте, как Призрачный город, вызывало смешанные чувства. Это сильно бросалось в глаза, но все равно вызывало благоговение. При первом же взгляде сооружение оставляло глубокое впечатление.
Вэй Ин воскликнул с искренним изумлением в глазах:
— ВАУУУ!!!
Прошло некоторое время, прежде чем Се Лянь смог заговорить.
— Это…
Они втроём еще некоторое время молча стояли перед храмом. Се Лянь и Вэй Ин с удивлением наблюдали за этим дивным сооружением. Небожитель, конечно, ожидал увидеть грандиозный храм, когда Хуа Чэн говорил, что это его рук дело, но он не ожидал
настолько великолепного зрелища. Сань Лан явно преуменьшил, когда сказал, что это была всего лишь прихоть.
Хуа Чэн тем временем слегка повернул голову в сторону мужчины в белом и улыбнулся:
— Как тебе, гэгэ? Нравится?
— Этот храм восхитительно великолепен, умения создававших его мастеров божественны! Такое не могло быть создано за считанные дни. Сань Лан, его ведь построили давно, верно?
— Да. У гэгэ хороший глаз — этот храм был построен очень давно. Мне нужно поблагодарить гэгэ за то, что он наконец дал этому святилищу цель.
Услышав это, Се Лянь вздохнул с облегчением. Если этот храм был построен много лет назад, но никогда не использовался и имел вначале другое назначение, то это значило, что его просто использовали для сокращения времени и расходов. Если бы Хуа Чэн действительно построил храм специально для Се Ляня, он чувствовал бы себя еще более неловко. Конечно, с характером призрака это вполне могло быть построено из чистого развлечения. Хотя небожителю было действительно любопытно, почему Сань Лан построил здание, которое так сильно отличалось от остальной части Призрачного города. И, несмотря на ужасное любопытство, Се Лянь сдержал порыв спросить об этом. Без спросу совать нос в чужие дела было плохой привычкой. Кто знает, какие секреты другой человек хотел сохранить в тайне…
Вэй Ин же, немного отойдя от шока, пораженно спросил:
— А-Ди построил это?
— Да. Что ты думаешь?
— А-Ди… это действительно потрясающе!
За не такой уж и длинный период времени, который мальчик провел со своими отцами, он успел увидеть столько чудес, сколько ни один другой человек и за тысячу лет не смог бы. И все равно мальчик продолжал восхищаться ими как в первый раз.
Хуа Чэн нежно улыбнулся, смотря на сына.
— Хотите зайти и посмотреть?
— Конечно! — почти одновременно сказали Се Лянь и Вэй Ин, после чего вместе расхохотались.
Идя бок о бок, Хуа Чэн и Се Лянь неторопливо вошли в храм, ступая по дорожке, вымощенной резными каменными плитами. Хуа Чэн все еще держал Вэй Ина на руках, хотя мальчик вертелся во все стороны, стараясь осмотреть каждый угол. Се Лянь огляделся и вновь поразился изысканности храма: пространство внутри было широким и открытым, однако нигде не было видно ни божественной статуи, которой нужно было поклоняться, ни подушек, на которых прихожане могли бы преклонить колени.
Хуа Чэн смущенно заговорил:
— Все внутри было построено в спешке, но я надеюсь, что гэгэ не сильно обидится из-за этого.
Се Лянь в ответ мягко улыбнулся.
— Ну что ты. Я считаю, что это мило. Очень-очень мило. Но где же табличка с именем храма?
Отсутствие таблички не было чем-то ужасным, ведь любой, войдя внутрь, мог понять, что это был за храм. Даже на потускневших камнях была изящно выгравирована надпись «Храм Тысячи Фонарей». Однако, учитывая скрупулезность, с которой воссоздавался интерьер восьмисотлетней давности, отсутствие таблички не могло быть простой оплошностью.
Хуа Чэн тем временем осторожно опустил Вэй Ина на пол, чтобы мальчик мог спокойно поиграть в храме. После этого Король Призраков немного смущенно признался, что это было потому, что никто в Призрачном городе не умел красиво писать. Однако он был бы рад, если бы Се Лянь сам смог подписать храмовую табличку, ведь тогда она сможет соответствовать красоте и изяществу самого храма и его божества.
Се Лянь на секунду задумался и с улыбкой ответил.
— Но почему бы Сань Лану самому не написать ее? Для моего храма будет честью носить имя, написанное твоей рукой.
Услышав это, глаза Хуа Чэна слегка расширились, будто он не ожидал такого услышать.
— Мне?
— Да?
Хуа Чэн немного неловко указал на себя:
— Ты правда хочешь, чтобы я это написал?
Се Лянь заметил его дискомфорт и обеспокоенно спросил:
— Сань Лан, что-то не так?
— Все в порядке. Просто… — Хуа Чэн слегка замялся, но, увидев, что Се Лянь ждал его ответа, сжал кулаки и несколько беспомощно ответил. — Хорошо. Просто мой почерк… не слишком хорош.
Это было что-то новенькое. Се Лянь никак не мог представить себе, что Хуа Чэн мог быть хоть в чем-то плох. Но когда мужчина глубже задумался об этом, то понял, что все это время Сань Лан только наблюдал со стороны и никогда не вмешивался, когда он учил Вэй Ина каллиграфии. Се Лянь улыбнулся:
— О? Правда? Может напишешь что-нибудь и покажешь мне?
— Ты действительно хочешь, чтобы я писал?
Се Лянь вынул из рукавов несколько листов чистой бумаги, которые на всякий случай взял с собой, и, аккуратно разложив их на столе для подношений, разгладил. Потом, недолго думая, достал оттуда же красивую кисть для каллиграфии и чернила и сунул все это Хуа Чэну в руки:
— Давай.
Увидев, что его отцы сидят за столом и что-то делают, Вэй Ин с интересом подбежал к ним. Его А-Ди, Хуа Чэн, сидел на стуле с серьезным видом, пока его руки держали кисть и выводили что-то на чистом листе бумаги. Вэй Ин любопытно посмотрел на него:
— А-Ди, что ты делаешь?
— Я пишу.
— …
Вэй Ин снова посмотрел на бумагу, которая была заполнена непонятными мазками, и поднял на Хуа Чэна растерянный взгляд. Се Лянь, сидевший сбоку от призрака, всеми силами пытался сдерживать смех. Хуа Чэн, рисуя какую-то безумную белиберду на бумаге, полупредупреждающе-полушутливо упрекнул:
— Гэгэ!
Се Лянь тут же попытался взять себя в руки.
— Все не так плохо.
Вэй Ин же, игнорируя предостерегающий взгляд Хуа Чэна, беззастенчиво рассмеялся.
— Хахаха! А-Ди, твой почерк похож на след от куриных лапок! Ха-ха-ха!
Хуа Чэн несильно, но ощутимо щелкнул Вэй Ина по лбу.
— Дети не должны смеяться над своими родителями.
Се Лянь одной рукой взял бедный листок бумаги, наполненный безумием, и сделал беспристрастное лицо. Учитывая, что Вэй Ин только что высмеял Хуа Чэна, он решил немного поддержать друга:
— На самом деле что-то в этом есть. У Сань Лана такая индивидуальность, отличное чувство единства. У тебя есть свой неповторимый… эм… стиль.
— Баба! Это несправедливо! Ты всегда ругаешь меня, когда я плохо пишу. Почему тогда А-Ди хвалят, если он пишет даже хуже, чем я?!
— Где это хуже, чем у тебя? У тебя так же плохо.
Вэй Ин, надув щеки, возразил:
— Ни за что! Я определенно пишу лучше!
— Правда? Тогда давайте устроим соревнование. Пусть гэгэ выберет того, кто пишет лучше.
— Хорошо. Баба, я напишу все, что смогу, чтобы ты не мог выбрать здесь чью-то сторону!
Се Лянь не мог остановить это грандиозное соревнование по каллиграфии, поэтому ему оставалось только стоять и смотреть, как новые листы чистой бумаги наполняются дикостью и безумием. Через некоторое время ему вручили два листа, исписанных Хуа Чэном и Вэй Ином соответственно. Два участника с нетерпением ждали результатов — Вэй Ин сидел прямо с широко раскрытыми глазами, выжидающе глядя на Се Ляня, а Хуа Чэн расслабленно подпер подбородок одной рукой и озорно улыбнулся.
Се Лянь, посмотрев на эти два куска пергамента, больше не был уверен, соревновались ли они за лучшую каллиграфию или за худшую. Он взял один лист и внимательно просмотрел на него, после чего взял другую бумагу и стал пристально рассматривать уже ее. Он долгое время размышлял, столкнувшись с проблемой выбора. Он понятия не имел, кто был лучше!
Хуа Чэн в это время спокойно и привычно потянулся к коробке с благовониями, вынул одну палочку и вставил ее в курильницу, стоящую в храме. Мягкий свежий аромат разлился по воздуху. Хуа Чэн, возможно, сделал это по привычке, но сейчас в глазах Вэй Ина это выглядело как взятка.
Мальчик решительно взял три ароматические палочки и сжег их, самодовольно взглянув на Хуа Чэна.
Хуа Чэн поднял брови, удивленный вызовом, который он только что получил. Он неторопливо достал уже четыре ароматические палочки и вложил их в курильницу.
Вэй Ин надулся:
— Это несправедливо! Почему ты сжигаешь больше благовоний, чем я?
Хуа Чэн на мгновение задумался, прежде чем игриво ответить сыну:
— Потому что я самый преданный верующий Его Высочества.
Се Лянь почувствовал, что его сердце екнуло в груди, а в следующий же миг забилось сильнее. Он знал, что Хуа Чэн просто играл с Вэй Ином, но почему-то не мог не заметить, что Сань Лан был предельно серьезен, говоря это. Ресницы небожителя слегка дрожали, когда он изо всех сил старался не стать свекольно-красным.
Вэй Ин в ответ сердито надулся еще больше.
— Ни за что! Только я могу быть самым преданным верующим бабы!
Вэй Ин взял еще несколько благовоний и резко бросил их в курильницу. Хуа Чэн, усмехнувшись, молча согласился на это соревнование и тоже взял еще. Эти двое, отец и сын, продолжали наполнять курильницу ароматическими палочками, пока весь храм не стал пахнуть как один большой склад с эфирными маслами. Кажется скоро им будет нечем дышать.
— Хорошо. Стоп-стоп. С такой скоростью вы переполните курильницу и напрасно истратите все благовония, — сказал Се Лянь, глядя на глиняный сосуд, почти до краев заполненный горящими ароматическими палочками. Он не мог не улыбнуться своему чересчур ребячливому… другу и игривому сыну. Се Лянь искренне рассмеялся: ему так нравилось проводить время с этими двумя.
— Баба, ты определился с победителем?
— Кхм. Это… я думаю, еще слишком рано для этого.
Вэй Ин надулся.
— Почему?
— Эмм… Я думаю, что и Сань Лан, и А-Ин не слишком много занимались каллиграфией. Но Сань Лан намного старше, чем ты, поэтому сейчас было бы несправедливо судить.
Вэй Ин обиженно надул губы, выглядя неудовлетворенным. То, что он написал для этого конкурса, было одним из лучших, что он вообще когда-либо писал. Глядя на неопознанные мазки, которые делал его A-Ди, Вэй Ин был полностью уверен, что выиграет. Но теперь его уверенность пошатнулась.
Се Лянь, конечно же, знал, о чем думал в этот момент Вэй Ин. На самом деле он сказал это, чтобы дать им мотивацию к изучению каллиграфии.
Хуа Чэн понимающе улыбнулся намерениям Се Ляня.
— Тогда гэгэ может научить меня каллиграфии? Я хочу красиво писать.
Вэй Ин же с энтузиазмом заявил:
— Баба! Я стал твоим учеником раньше. Сначала ты должен научить меня.
Се Лянь тут же достал еще несколько чистых листов и проинструктировал Вэй Ина и Хуа Чэна об их заданиях. Мальчик очень усердно работал над ними, даже не подозревая о том, что попался на хитрость своих отцов. Он также не видел, как Се Лянь неловко накрыл руку Хуа Чэна своей, чтобы показать нужные движения кисти. А-Ин же был слишком поглощен собственным заданием, чтобы это заметить.
— Баба, я закончил.
— Хорошо, давай я посмотрю… Ты хорошо справился. Это выглядит намного чище, чем было.
— Ура!
Вэй Ин никогда раньше не испытывал такого удовольствия от занятий каллиграфией. Се Лянь, видя его настрой, достал еще несколько листов и стал учить мальчика нескольким новым словам, осторожно держа его руку, чтобы показывать всё штрих за штрихом. Хуа Чэн в это время смотрел на Се Ляня и Вэй Ина, наслаждаясь зрелищем. И хотя небожитель учил не его, в груди у призрака все равно было тепло и спокойно. Хуа Чэн мягко улыбнулся, зная, что эта сцена, где Се Лянь обучал Вэй Ина, навсегда останется в его памяти.
***
После того, как Вэй Ин с энтузиазмом попрактиковался в написании около десятка страниц, он мирно заснул, все еще держа в руках кисть для каллиграфии. Се Лянь и Хуа Чэн посмотрели на маленького мальчика, крепко спящего рядом с ними, а затем решительно взглянули друг на друга. Се Лянь мог сказать, что Хуа Чэн что-то задумал, просто глядя на его лицо. Немного поколебавшись, он мягко потянул призрака за рукав.
— Сань Лан… не будь с ними слишком суров. Это не их вина.
Хуа Чэн, казалось, немного расслабился, услышав голос Се Ляня.
— Хорошо, гэгэ. Бери А-Ина и идите спать. Нужно пройти немного вглубь храма, там за красной резной дверью будет спальня. Я вернусь до рассвета.
— Будь осторожен.
Таким образом, Се Лянь взял спящего Вэй Ина и направился в постель, а Хуа Чэн отправился в дом Блаженства.
Столкнувшись с яростью своего господина ранее ночью, все призраки были как на иголках. Хуа Чэн решительно вошел в свое поместье, и перед ним появился человек в черной одежде и маске, почтительно поклонившись.
— Выполняйте мой приказ. Отныне в Призрачном городе не должно быть собак или собачьих монстров. Все подобные личности должны либо скрывать свою собачью внешность, живя в городе, либо съехать отсюда, если они этого не могут.
Хуа Чэн еще некоторое время отдавал приказы Инь Юю, который благодарил небеса, за то что его лицо в этот момент скрывала маска. Падший небожитель, мягко говоря, был сбит с толку таким приказом, но, как говорится, кто мог знать, о чем думал сам Собиратель цветов под кровавым дождем. Инь Юй просто кивнул, чтобы показать свое понимание, и как обычно отправился исполнять указания, однако случилось то, чего он не ожидал. Хуа Чэн пошел вместе с ним.
В прошлом, когда Хуа Чэну приходилось иметь дело с чем-то в Призрачном городе, он всегда оставлял этот вопрос в руках посланника Убывающей Луны. Инь Юй ошеломленно смотрел на Короля Призраков, когда Хуа Чэн нахмурился и сказал ему двигаться дальше.
***
Эта ночь была самой утомительной и выматывающей, с тех пор, как бывший небожитель начал жить и работать в Призрачном городе. Хуа Чэн напрямую объявил свой приказ всем жителям, используя своих призрачных бабочек. В то же время он начал строить новый город в далеком месте, оставив Инь Юя пересчитывать и помогать переселиться всем собачьим монстрам, которые не могли или не хотели скрывать свою внешность. Их были тысячи, и бывшему небожителю сказали составить список и подготовить его, как только Хуа Чэн вернется. Однако это была не вся его работа на эту ночь.
Закончив с этим списком, Инь Юй должен был составить новый: вписать в него всех собачьих монстров, решивших остаться в Призрачном городе, а после собрать их всех в доме Блаженства. Их были десятки тысяч, и Инь Юй чувствовал, как у него начала болеть голова, потому что ему нужно было закончить все как можно быстрее.
Наконец, когда все приготовления были завершены, Хуа Чэн выступил вперед, объявляя всем присутствующим в зале демонам и призракам:
— Отныне в Призрачном городе запрещены собаки. Если кто-либо из вас будет пойман в таком облике на территории города, наказанием будет смерть. И это окончательно. Но не бойтесь. Если вы больше не можете скрывать свою внешность, вы можете жить в другом городе, который я только что основал.
Хуа Чэн сначала подумал об убийстве всех собачьих монстров в Призрачном городе, но это напугало бы всех остальных призраков и вызвало бы некоторые проблемы. К тому же подобные меры были не эффективны, поскольку новые монстры-собаки все равно бы рождались независимо оттого, скольких бы он убил. Хуа Чэн думал о том, как с этим справиться, когда Се Лянь взял его за рукав в храме Тысячи Фонарей. Благодаря словам своего гэгэ, Хуа Чэн пощадил собачьих монстров, но это был предел его доброжелательности. Отныне он не стал бы терпеть ни одной собаки в Призрачном городе.
***
В тот день все собачьи монстры были поражены и напуганы словами Хуа Чэна, но разве они могли пойти против своего господина? За несколько часов все собачьи монстры были расселены, и в Призрачном городе не было видно ни одного такого монстра, однако даже на этом работы для Инь Юя не закончились. Хуа Чэн немного расширил запрет, требуя чтобы его разнесли по всему городу немедля.
Теперь само слово «собака» было запрещено: любой, кто упомянул бы его, должен был быть изгнан прочь. Также в Призрачном городе не допускались маски, игрушки или изображения собак — они все должны были быть сожжены сразу при обнаружении.
Хуа Чэн к тому же приказал увеличить количество патрулей в городе и у ворот, проверять каждого приходящего и строго предупреждать их о правилах, действующих в этом месте.
В Призрачном городе, месте, где раньше не было запретов, теперь было абсолютное правило, которое нельзя было нарушать, — собаки были запрещены. Слова Хуа Чэна были законом в этом месте, и каждый житель или гость должен был следовать им беспрекословно. Король Призраков хотел, чтобы весь город узнал обо всем как можно скорее, и чтобы закон был вбит в умы каждого до рассвета следующего утра. Без сомнения, Инь Юю отлеживаться в постели весь следующий день после такого.
Таким образом, после прибытия друга градоначальника и Молодого принца, Призрачный город за ночь был полностью освобожден от собак, а под властью Хуа Чэна был основан новый город под названием город Гончих. В более позднее время город Гончих также стал известным местом, населенным многочисленными собачьими монстрами, а также другими призраками и демонами.
Первое время призраки были сбиты с толку, но от тех, кто встретил юного принца в тот злополучный день, пошли слухи, что их господин запретил собак в Призрачном городе, потому что какой-то собачий монстр напугал мальчика! Никто на самом деле не знал достоверности этого слуха, но он стал извечной темой для сплетен наряду с «Новой семьей Хуа Чэнчжу» еще на столетие.
