Рыба в котловане

Мы с Косым поехали в наш город. «На Родину», - мрачно объявил Косой. Он снова превратился в капитана. Только теперь вёл наш корабль по морю тошнотворных воспоминаний. Собираясь в поездку, я обычно врубал Offspring на всю, мотал башкой и ни о чём не думал. Я рассказал об этом Косому и обрадовался, когда он предложил ехать вместе. Мы почти не обсуждали "раньше", и я не знал, захочет ли он вернуться в прошлое сообща. Я тянул до последнего, но мать звонила и звонила, просила забрать новый ключ от домофона, проверить котёл, сходить на кладбище. Проверять котёл я не умел, зачем регулярно навещать мёртвую бабушку не понимал, но хоть ключ заберу без проблем. Косой встречался с риэлтором, чтобы на месте оценили дом и участок. Он сильно нервничал, но молчал, а я делал вид, что не замечаю. Накануне ночью я написал ему. Руслан: Приём. Ты спишь? Косой: Не. Ты чего? Руслан: Ощущение, что в Сайлент Хилл поеду или типа того Косой: Понимаю. Я бы не ехал, но надо. Продать бы скорее. Нахуй всё там Руслан: Я когда подъезжаю, у меня желудок всегда проваливается, как от бухла дешёвого. Вспомнил и блевать захотелось Косой: А я мать вспоминаю. Как она обещала меня забрать Руслан: Ты ничего о ней не знаешь? Не узнавал в смысле? Косой: Она уехала. В Латвию. Или Литву. Мне знакомая её сказала, мать у неё жила, когда стриптизёршей работала. Мужика в баре подцепила и умотала Отец ждал её. Выжрет и материт. И плачет потом Гружу. Извини Руслан: Ты извини. Я не знал Косой: Я сам не знал. Насрать Руслан: Жаль, что всё так. Не их. Что с тобой так Косой: Забей. Спать иди, заеду рано Руслан: Зайдёшь за мной?:) Косой: Спустишься. Там парковаться утром негде у тебя Руслан: Разбуди меня:) Косой: Кофе возьму. Двойной американо Руслан: Косой, ты душнила:( Не люблю американо, бери латте без сахара Косой: Договор!) *** Косой заехал за мной на зелёном джипе с высокими колёсами. - Где ты откопал этого крокодила? С гонок по бездорожью угнал? – я пристегнулся, подышал на заляпанное окно, потёр рукавом. - Как тебе больше нравится? – Косой поднял брови. За рулём и в тёмных очках он выглядел, как гангстер или телохранитель. Я поцеловал его в край губы, он потёрся носом о мой висок и завёл двигатель. Мы слушали радио "Ультра" и спорили не на жизнь, а на смерть, куда бы лучше всего поехать. Я настаивал на сафари, Косой - на лазурном побережье. - Я хочу смотреть зверей, - сказал я. - Бизонов, львов и бегемотов. - Но потом можно двинуть на море, пить ананасовый коктейль и загорать, - Косой перестроился в крайний левый. Июнь стоял прохладный, а Косой – мечтатель не меньше меня. Жизнь его помотала, но не отбила способности нести околесицу. И море опять же, всё ему покоя не даёт. - Неплохо, - похвалил я. Косой сказал, что мне пойдёт рубашка песочного цвета и ботанские очки в чёрной оправе. - И такая круглая пробковая шляпа, как у учёных в фильмах, - он посигналил передней машине. - И буду как полный кретин, - ухмыльнулся я. - Не будешь, - возразил Косой и снова засигналил. Водит Косой как шизофреник. Он не выносит пробок и пользуется любой лазейкой в потоке машин. Если перестроиться не удаётся, Косой страдальчески вздыхает, колотит по рулю и ругается. Если подрезают, Косой пускается в погоню и преследует злосчастную тачку, пока не догонит, не выскочит спереди и не вдавит в тормоз. Я был уверен, что аварии не миновать, но всё обошлось. - Мы никуда не опаздываем. Можем хоть десять минут ехать без вот этого? - я зашатался из стороны в сторону. - Бесит, - Косой сжал челюсти. - Что? – спросил я. - Время просирать, - ответил он. – Тупо. Я не знал, что ответить, и мы замолчали. Примерно через полчаса Косой нащупал мою руку и извинился. Я пожал плечами и решил полистать статьи о психотипах, но вместо этого открыл заметки и начал писать рассказ о человеке, который подрезал фуру, провалился во межпространственную дыру и попал в параллельное измерение. Рядом с Косым во мне что-то пробуждается. Это что-то пересиливает даже мою непоколебимую лень и рождает увесистые, как кирпичи, мысли. Они разбухают, множатся и трансформируются. Мыслей делается чересчур много, они закипают и булькают, как бульон в кастрюле. Когда мысленно-идейная каша убегает через край, у меня не получается думать ни о чём, пока я не открою ноутбук или телефон и не запишу хотя бы часть выдуманного. Временами я просиживаю три часа, скрючившись в пижаме и в неудобной позе и злюсь, если кто-то мешает: звонит мама, пишет Марк или Свисток громко шаркает тапками. Съёмки закончились, на работу я езжу редко и могу завязнуть в писанине, ещё не успев принять душ и позавтракать. Я считаю свои заметки личной психотерапией и баловством, собираюсь стереть их вечером, завтра или послезавтра. Но ничего пока так и не удаляю. Я читаю кривописи Косому. Он внимательно слушает, говорит "круто", "мне нравится", "повесь в интернет". Изредка он дополняет что-то от себя, но твердит: «это херня» и что «не разбирается». Но я всё-всё за ним записываю. На всякий случай. Всю дорогу я поглядывал на Косого и думал, что знаю его лицо лучше своего, но смотреть на него не надоедает. А ещё с Косым никогда не страшно. На одной из прогулок меня окликнули бритоголовые парни. Косой сразу встал передо мной, как щит или стена. Но у меня просто стрельнули сигарету. В другой раз по пути из Останкино мы наткнулись на аварию из пяти машин. Часть проезжей части оцепили, на дороге лежали чёрные мешки. «Не смотри», - Косой повернул мою голову на себя. «Я и похуже видел», - ответил я. «Всё равно. Не надо», - попросил он. Я уставился под ноги и не поднял глаз, пока ДТП не оказалось далеко позади. С Косым я иногда становлюсь странно покладистым. Мы припарковались у нового супермаркета и разошлись каждый по своим делам. По пути до дома я курил одну за другой и воображал, что город захватили киборги, которые прикидываются людьми. Все восемнадцать лет здесь я только и делал, что притворялся, старался не выделяться и подстраивался. Больше я так не хотел. Я не поехал с родителями в Питер, потому что они меня подавляли. И Марк подавлял тоже. С Косым этого ощущения не было, но в то же время мне требовалось чувство края, за который ступить нельзя. И с Косым мне его не хватало. В квартире пахло беляшами и борщом. У нас так никогда не пахло. Мать и отец много работали, я рос на полуфабрикатах, бабушка кормила меня солянкой, но домашнюю еду я не особо люблю до сих пор. Краснощёкая Валентина предложила пообедать, я вежливо отказался и на цыпочках пронёсся по квартире. Две собаки, трое детей и один муж смотрели в большой комнате "Щенячий патруль". Я воровато просунул голову в свою бывшую комнату, заглянул в родительскую спальню. Всё было узнаваемо, но по-другому: занавески в цветочек, плюшевые кресла, диван-книжка, люстра с золотистыми плафонами, разбросанные пазлы и машинки. Я забрал ключ, зачем-то извинился и попрощался. На выходе из подъезда я столкнулся с соседом. Соседи у нас, как две капли воды: старые, угрюмые, недовольные жизнью, правительством, молодёжью, ценами и всем-всем. Я сделал вид, что спешу, но сосед присел на уши с обычными вопросами: где живу и работаю, как родители. Услышав, что я не женат, сосед заявил, что наше поколение безответственное и эгоистичное, мы не хотим создавать семью и улучшать демографию и думаем только о себе. Я ответил, что ничего плохого в заботе о себе не вижу, а люмпены рожают ради маткапитала, и потом младенцев находят в общественных туалетах и мусорных баках. Жирный подбородок соседа затрясся как холодец, я сказал, что спешу, опять извинился и ушёл. Вот что я особенно ненавижу в нашем городе - постоянно охватывающее меня идиотское чувство вины. Я написал Косому и пошёл к нему. Тем маршрутом я не ходил много лет и ждал, что меня накроют воспоминания, но ничего не чувствовал, а настроение испортилось вместе с погодой. Бывшее татарское кладбище я опознал не сразу, его заполонили красные кирпичные здания, на месте гаражей возвели торговый центр, на пустыре возвышался билборд с изображением будущей спортшколы. Дом Косого накренился, крыша с одной стороны почти касалась земли, забор поредел. На сарае кто-то намалевал огромный член с крыльями и на птичьих ножках. Косой стоял во дворе и перебирал какие-то бумаги. Мимо меня прошла женщина средних лет в мятом пиджаке и с кожаной папкой. Она громко разговаривала по телефону, курила тонкую сигарету и одной рукой открывала дверь матиса цвета сиреневый металлик. Колёса зашуршали по гравиевой дорожке, раньше здесь вилась земляная тропа и росли лопухи. - Граница миров, - сказал я. Косой оторвался от бумаг и прищурился. - Старого и нового, - я опять прикурил. - И оба херовые, - заметил Косой. Он затолкал бумаги в файл и убрал в рюкзак. Позади дома по-прежнему чернел овраг, слева строился высокий коттедж из сип-панелей, участок справа обнесли железным забором, из-за него помахивала ветвями старая сосна с рассеченным стволом. - Сколько предлагают? - спросил я, хотя ничего не понимал в ценах. Косой назвал сумму, объяснил, что отец задолжал и долги предстоит загасить. - Так себе наследство, - я запулил в него репьём. - Геморрой один, - Косой оторвал репей от воротника и бросил в меня. Он потоптался на месте, обошёл сарай и скрылся за домом. Я не хотел, но не мог не вспомнить, как мы впервые здесь трахались, и как внаглую запирались в комнате, и учились друг на друге всему-всему, и как играли с Джеком, и болтали чушь, и как я потом сидел на земле у будки, плакал и чувствовал себя осиротевшим и брошенным. - Зырь, чего нашёл! – Косой швырнул в меня какой-то хренью. Я увернулся, хрень приземлилась у моих ног и оказалась чумазой войлочной куклой в красном сарафане и с красными волосами из толстых ниток. Я тронул её мыском. - Волосы как у Редбоя, - Косой подошёл и поднял куклу с земли двумя пальцами. - Кукла-настроение. Мать откуда-то привезла. - Это и есть Редбой в платье, - я отобрал куклу, повертел в руках. – Редбой – кроссдрессер. С одной стороны рот на сером лице растягивался в улыбке, с другой - загибался вниз, круглые глаза глупо таращились. - Чего? – переспросил Косой. - Редбой переоделся для Капитана Прохлады. У них развратная вечеринка, - пояснил я. – Или он проиграл спор. Косой почесал бровь и искоса глянул на меня. - Даже не проси! – я пнул его в лодыжку. - Чего? – растерянно повторил Косой. Я расхохотался, отдал ему куклу и позвал на кладбище. Косой размахнулся, красное пятно перекувырнулось в воздухе и улетело в овраг. Он смотрел кукле вслед, сжимал и разжимал руки, будто держал в них эспандеры. Косой хотел отмазаться и подождать в машине, но я возмутился, что он бросает меня среди покойников на произвол судьбы. Пока шли, я рассказал о встрече с соседом и опять разозлился. Покапал мелкий дождь, и от этого стало ещё тоскливее. - Нужен регламент, сколько раз в год ходить на кладбище, - говорил я. – Ну ладно - раз. Но часто зачем? Бабушке уже без разницы, а мне хреново. Мы бродили среди крестов, памятников и венков. Городское кладбище прилично разрослось, и я никак не мог найти нужный сектор. Косой спросил у смуглых парней с тачкой и лопатами, но те по-русски не умели и ответили на своём что-то, чего мы не поняли. - Мы как в фильме «Жесть». Смотрел? Косой мотнул головой. Дождь зарядил сильнее, он снял куртку с кучей карманов и накинул мне на плечи поверх ветровки. Куртка пахла свежим дезодорантом, джипом на высоких колёсах и Косым. Мы ещё покружили между могилами. Я подумал, что здесь есть своя романтика, хотя наше кладбище мало напоминает Новодевичье или Троекуровское, а из знаменитостей тут похоронен только известный мафиози, застреленный в 90-х. Белый камень с его портретом возвышается как айсберг среди невзрачных монументов. Наконец я увидел знакомую голубую ограду и победоносно вскинул кулак. Косой сказал, что мы ходили мимо раз сто, но я не помнил. - Привет от мамы. Я положил на надгробье четыре искусственных цветка и попытался вспомнить что-то хорошее о бабушке, но в голове гулял ветер. - На кладбище даже мозг мёртв, - я спрятал руки в карманы и посмотрел вверх. Небо цвета валенок сливалось с мокрым гранитом, две эти серости прошивались дождевыми нитками, словно огромная швейная машинка соединяла похожие, но не одинаковые куски ткани. К бате Косой не пошёл. Мы ещё постояли у бабушкиной могилы и двинулись к машине. Мне хотелось сочинять про Редбоя, громко ржать и разговаривать, но приходилось понуро брести и мокнуть под дождём. Мы проголодались и зашли в магазин, где на меня налетела знакомая матери. Она вцепилась мёртвой хваткой, затараторила, а Косого видимо не узнала. Он подал мне знак глазами и встал в очередь за кофе. - Ну и как тебе? Вот это всё, что там понастроили? – я дожёвывал второй сэндвич с индейкой, запивая горьким кофе, жизнь понемногу налаживалась. - Нормально, - Косой включил поворотник, я подал ему сэндвич, он откусил, запил из картонного стаканчика. – И можно быстро свалить по новой развязке. - Большая удача! - Удача удач! – он поцеловал мне запястье, когда я снова протянул ему сэндвич. - Местные жители до сих пор башкой в совке, - сказал я. - Не женился - долбоёб, детей нет - долбоёб. Уехал - долбоёб. Не как все - долбоёб. - Ты никогда не хотел детей? – Косой свернул за перечёркнутым указателем и погнал по трёхполосной трассе. - Я похож на того, кто хочет?! - фыркнул я. - А ты? - Не, у меня генетика хреновая. - Опять ты... А если бы не она? - Вряд ли, - Косой побарабанил по рулю. - Ты расстроился из-за этого? Из-за кладбища и всего?.. - С чего ты взял? - Ты подбородком дёргаешь, когда херово, - он притянул меня за плечи, коротко ткнулся носом в висок и отпустил. - Не знаю, - признался я. – Меня угнетает там. Но больше я сам загоняюсь. У меня вроде всё хорошо. И родители нормальные, и друзья, и работа… Только я просыпаюсь и начинаю психовать без причины. Я это понимаю, но всё равно завожусь и думаю хуйню. А как съезжу сюда, ещё хуже становится. - Но бывает же тебе спокойно и ничего не колышет? - спросил Косой, я угукнул. - Когда? - Когда мы трахаемся, - выпалил я. – Ну не только. Ещё, когда я пишу, но это плохой пример. - Почему? - Потому что идеи в моей голове выглядят охуенно, а потом, - я махнул рукой. – Это как адидас и абибас, понимаешь? - Да. Но ты просто замыкаешься. - Ты о чём? - Твои идеи никто не видит. - Я тебе читаю, - возразил я. - Но я не разбираюсь... – он сказал, а я закатил глаза. - Любому писателю нужна аудитория. - Косой, я в шоке! Откуда такие умозаключения? Ты вроде механик, а не философ. - Это я где-то прочитал. Не ссы, умней тебя не буду. - Очень на это надеюсь. Мы переглянулись и заржали. Заиграл Bring Me the Horizon, я сделал погромче и начал подпевать. Вечером Косой прислал мне картинку с Редбоем, вокруг которого висели восклицательные знаки, сзади торчал штепсель. На следующем рисунке Капитан Прохлада втыкал штепсель в розетку. Руслан: У него провод в заднице? Хочешь мне что-то предложить?)) Косой: ))) Возможно Руслан: Секс втроём - отказать. Хотя… Косой: Не. Стоп.Ты так делал? Руслан: Может быть:)) Косой: С двумя мужиками? Или как? Руслан: Никак. Это давно было. И неправда;) Косой: Так не было? Руслан: Как тебе хочется? Спустя десять минут Руслан: Эй, ты уснул? Или обиделся? Косой: Не. Отходил Твин Пикс идёт по телеку. Там как у нас в городе. Также мутно Руслан: Точно. Я боялся, когда мать этот сериал смотрела. Чёрный вигвам и карлик. И великан Бля, аж мурашки. Наверно, у нас в лесу тоже такое. Надо поискать Косой: Ну нах Руслан: Но вообще наш город похож на немытого мужика Косой: Почему? Руслан: Есть такие, с ними едешь рядом в метро в давке и задыхаешься.Типа он не мылся, но дезиком побрызгался. И воняет вперемешку с потом. В нашем городе всего наделали, создали комфорт и инфраструктуру. Но лучше не стало Ну для нас с тобой, для других ок, может Косой: Запиши это Руслан: История города Потного?:)) Хахаха Косой: Серьёзно Руслан: Ты всегда серьёзно Косой: Это плохо? Руслан: Это ты Косой: Ну тебя бесит? Или что? Я туплю Руслан: Теперь бесишь Косой: Понял Руслан: Гоу со мной на ДР? *** Славка отмечал день рождения на даче у Алии в Дорохово. Её отец не любит Подмосковье, предпочитая Грецию или Эмираты, чем мы активно пользовались все студенческие годы. Устраивали тусовки, напивались, танцевали во дворе, в жару поливались из шланга и прыгали в надувной басик, а однажды чуть не спалили баню. Я написал Нику, что приеду с Косым и спросил, как он на это смотрит. Он перезвонил, и мы долго разговаривали, но не обо мне. Хотя я в кои-то веки не отказался бы от дружеского совета. С Косым мне нравилось буквально всё, но Марк прилетит совсем скоро, и расставаться я не планировал. Марк уравновешивает меня, с ним я чувствую уверенность и зрелость. С Косым мне весело и беззаботно, но мы оба явно застряли во временно́й воронке. Мы придумали историю про Редбоя, как он попал в такую воронку, а Капитан Прохлада рассёк её электромечом и помог выбраться. Но у нас происходило с точностью до наоборот: Косой меня в воронку утягивал. Ник спросил, что ему делать. Они с Алиёй распишутся, родится ребёнок, а дальше он ничего не знал и боялся. - Будешь растить спиногрыза, - ободрил я. - Я не знаю, как это, - вздохнул Ник. - Никто не знает, - сказал я. Я повесил трубку и размышлял о своих родителях. Мне с ними повезло, но счастливым я ощущал себя только в детстве и плохо помню, каково это. Я вспомнил, как Косой спросил меня про детей, и подумал, что понятия не имею, как он жил. Я представил его пьяным в Ташкенте: вот он идёт от магазина до неуютной общаги, не доходит, напивается, падает и не может подняться. Его забирают в отделение, утром отпускают, он плетётся на работу, а после опять глушит горечь неудач дешёвой водкой. Мне стало плохо, я написал Косому и поехал к нему ночевать. Во сне он шумно дышал мне в ухо, а его тяжёлая рука лежала у меня на груди, и моё сердце стучало в его ладонь, но он об этом не знал. На даче собралась уйма народу: наши бывшие однокурсники, Славкины заучки из аспирантуры, его коллеги из галереи, подвалил и кто-то из соседей. Трёхэтажный дом из клеёного бруса стоял на опушке леса, но не так давно все деревья здесь срубили. По официальной версии в позапрошлом году случилось нашествие жука-типографа. По неофициальной - строить в СНТ стало негде, и территорию зачистили под удобным предлогом. Километры километров пеньков производили удручающее впечатление. Славка писал диссер по гравюрам, а потому мы наделали самопальных гравюр с его лицом и развесили их во дворе на кустах и деревьях. Скиппи привела с собой жениха-диджея Пола, похожего на Джесси Пинкмана. Я тут же сказал об этом Славке, он фыркнул, но предупредил, что Скиппи очень ранима, когда Пола задевают. Алия испачкала меня помадой, бухой Ник полез обниматься и протянул бутылку сидра, я отказался. При Косом я никогда не пил. Он сказал, что всё нормально, открыл себе швепс и вызвался починить подсветку на заборе, а после забрался под капот чьей-то мазды и долго там ковырялся. Я скучал по нему и злобно поглядывал на хозяина машины. - Тебе скучно? - спросил я. – С моими друзьями. Мы медленно брели к лесу, соприкасаясь плечами. Славкина днюха была, наверное, самой спокойной вечеринкой за всю мою жизнь. Ни танцев на столе, ни игр на желание, ни пьяных разборок. Я мог бы привести сюда даже Марка. Полгода назад я позвал его к Макене, но позже сам предложил уйти пораньше. Марк не вписывался, а я дёргался. Дома он извинился, сказал: не умеет веселиться, не научился в молодости. Ты не старый, возразил я. Марк ответил: смотря для чего, а потом мы трахнулись на столе, что для него всегда стресс и из ряда вон. Косой долго разговаривал с Алиёй про Ташкент, дал Лёвке контакты какой-то деревянной мастерской, настроил гитару Ника. «Не знал, что ты играешь», - я удивился. «Не, я не умею, чуть-чуть научился в армии и всё», - сказал он. «Чуть-чуть то, чуть-чуть сё!» - я засмеялся и обнял его за пояс. Он напрягся, я убрал руку. Косой не привык демонстрировать наши отношения, а я не настаивал, зная, что это ненадолго. Но теперь я впервые расстроился, подумав: а что, если бы я выбрал его? Своим приятелям он про меня, конечно, не расскажет, будет называть "другом", я взбешусь, начну искать приключений на стороне. Согласится ли Косой на открытые отношения? Что-то мне подсказывало - точно нет. - Не, всё супер. Я не понял, врёт он или нет. Мне самому бывало некомфортно в компании его знакомых. Они смотрели на меня, как на избалованного московского педика. «Ты такой и есть, - сказал Косой, когда я поделился с ним своими наблюдениями. – Избалованный московский педик», - он поцеловал меня и больше ни с кем не знакомил. Косой долго-долго копался в телефоне и наконец включил музыку. Мы шли по полю, где раньше рос лес. Совсем недавно мы бродили по могилам людей, теперь - по могилам деревьев. Я начал перепрыгивать с пенька на пенёк. Пеньки были разной высоты, Косой сказал: пизданешься, я ответил: "ноу" и почти сразу же подвернул ногу. Я захромал и повис у Косого на плече. Рядом никого не было, и смеркалось, он крепко держал меня поперёк груди. Мы добрели до старого зелёного дивана. Его притащили сюда прошлым летом, когда кто-то из жителей СНТ устраивал фотосессию. Алия рассказывала, что вокруг воткнули палки с шёлковыми платками, которые живописно развевались по ветру и надувались, как паруса. Но сейчас остался только диван, на котором периодически все фотографировались: стоя, сидя, лёжа и как угодно. Косой сказал, что на таком же диване в «Под покровом ночи» лежали трупы жены и дочери главного героя. - Там был красный, - я пнул локотник. Косой выбрал какую-то олдовую песню, я спросил, кто это, он ответил: классика и погладил меня по волосам. Я попросил скинуть мне трек, а дома заслушал его до дыр. Я умирал от желания спросить, хотел ли он что-то сказать этой песней, но опасался последствий разговора, а потому так ничего и не спросил.