Глава 4. Лед тронулся
29 мая 2023 г. в 20:49
Внять словам Берсеркера и оставить того в покое Оно не пожелало.
Вот еще! Наоборот, его поведение и мысли вызывали огромный интерес. Как и его заметные отличия от обычных людей. Он пах иначе, вел себя иначе, реагировал иначе. А еще не боялся и смел ставить себя так, словно с Оно они были равными. Да и та странная искра света в его душе не давала покоя…
В свое время Неудачники заставили Оно ощутить, что такое боль, страх и гнев, показали как это — чувствовать по-настоящему, а не просто имитировать эмоции. Признаться, подобные откровения вовсе не пришлись Оно по душе.
Просыпаться, чтобы поесть, и засыпать, чтобы видеть сны было прекрасно, ничего иного не требовалось.
Чем проще, тем лучше. Идеально удобная жизнь, в которой попросту не было нужды в сильных чувствах.
Но теперь все изменилось, и обернуть время вспять Оно не могло, как бы ни раздражал этот прискорбный факт.
И Берсеркер, сам того не зная, заставил Оно испытать еще одно неизведанное доселе чувство — любопытство. И, в отличие от всех прочих, это ощущение не вызвало внутреннего протеста и даже было отчасти приятным.
Приятным ровно до тех пор, пока эта бешеная махина не начинала с рычанием переть на в очередной раз доставшего ее Пеннивайза. А уж по части доведения до белого каления тому точно равных не было.
Довольно быстро Оно уяснило, что Берсеркер, пусть и не стремился к чьей-либо компании, но вел себя довольно мирно, если начинать с ним общение аккуратно, издалека и не говорить ничего провокационного.
Например, он не протестовал, если Пеннивайз просто тихо находился неподалеку и наблюдал, при этом держа язык за зубами.
Впрочем, подобное редко устраивало самого клоуна, которому быстро становилось скучно сидеть на одном месте и строить из себя паиньку. Посему, поначалу их общение заканчивалось приблизительно в тот же момент, когда начиналось — Оно грубо шутило или поддевало Берсеркера, после чего тот либо молча уходил, либо нападал, либо начинал язвить в ответ, да так, что нападал уже сам клоун.
Но даже такая откровенная наглость и вопиющее неуважение не сумело отвратить Пеннивайза от периодических визитов к Слуге. И пусть Берсеркер часто злил Оно, но в то же время и подогревал внутри некий азарт.
С удивлением Пеннивайз признал, что подобное общение его веселит, и это разнообразие, возникшее в его жизни, ему по нраву.
Оно злилось, когда Слуга мешал охоте, что происходило не слишком часто. Оно раздражалось, когда тот начинал грубить и выдумывать различные обидные прозвища в адрес Пеннивайза. Оно замирало в предвкушении за секунду до того, как материализовать прямо перед носом Берсеркера зеркало, что неизменно приводило его в неистовство. Оно с интересом следило, как воин охотится и изредка сражается с другими Слугами — стычки эти были короткими и заканчивались, как правило, позорным бегством противника Берсеркера с поля боя. Оно с любопытством гадало, как начнется и чем закончиться их следующая встреча.
И вот так, постепенно, само того не замечая, Оно начинало испытывать и училось управлять все новыми и новыми эмоциями.
Со временем они начали привыкать друг к другу, с каждым разом это становилось все очевиднее.
Пеннивайз обратил внимание, что с легкостью подавляет раздражение от очередной грубости в свой адрес, а то и вовсе пропускает оскорбления мимо ушей.
Однажды Пеннивайз больше от скуки, чем от голода, повис на хвосте Берсеркера, впившись в тот зубами. Слуге это не понравилось, однако он не поспешил проломить обнаглевшей клоунской тушкой ближайшую стену, а лишь с негромкими ругательствами себе под нос стряхнул наглеца с хвоста в кусты и невозмутимо продолжил прерванные наблюдения за птицами в купальне.
Говорили мирно они не слишком часто. Берсеркер, как правило, пребывал в настроении где-то между терпеливо-нейтральным и скверным, отчего к болтовне расположен не был и особого интереса к личности Оно не проявлял. Сам Пеннивайз не видел смысла расспрашивать Слугу о его жизни, так как мог попросту выудить всю интересующую информацию из его мыслей.
И, как показала практика, это была одна из причин, по которой Слуга так долго терпел компанию клоуна. Другой немаловажной причиной оказалась нечеловеческая природа и образ мыслей Оно – то воспринимало наличие необычного магического существа под боком, как нечто само собой разумеющееся и общалось с ним без брезгливости и отвращения.
Посему, несмотря на суровый нрав, Берсеркер не испытывал по отношению к Пеннивайзу враждебности, а порой ощущал себя в его обществе намного спокойнее, чем, как ни парадоксально, с собственным Мастером.
А Оно, в свою очередь, все чаще ловило себя на мысли, что проводить мирно время рядом со Слугой ничуть не хуже, чем провоцировать его и раз за разом испытывать его терпение на прочность.
Изредка, когда Берсеркер находился в относительно нейтральном настроении, удавалось поболтать с ним подольше.
В этот раз Пеннивайз отыскал Слугу в лесу, который начинался сразу за окраиной Дерри. Проводить время в чаще, подальше от людских глаз, тот любил, пожалуй, больше всего. Денек выдался ясный и жаркий, но в тени раскидистых деревьев сохранялась приятная прохлада.
Берсеркер удобно сидел прямо на земле рядом с костром, на котором жарились части оленьей туши. Оно с интересом принюхалось, а затем без лишних прелюдий появилось напротив настороженно замершего Слуги, приветливо помахало тому рукой, после чего нагло потянулось к мясу.
— Куда лапы тянешь? — Берсеркер моментально оказался на лапах и оскалил клыки.
— Неужели тебе жалко маленького кусочка мяса для старого, больного, голодного клоуна? — Пеннивайз состроил самое жалобное выражение лица на свете.
— Потрудись сам себе поймать, думаю не развалишься, — ехидно осклабился Слуга.
— Ах! Как жестоко! — клоун театрально приложил обе руки к груди и закатил глаза. — А если бы я умирал от голода и именно это мясо могло спасти мою жизнь?
— Если бы ты реально подыхал, то вместо того, чтобы доставать меня, давно уже носился бы с горящей задницей в поисках жратвы, — Берсеркер снисходительно заулыбался.
— Бессердечный! — Оно драматично завалилось назад себя, имитируя голодный обморок.
Слуга оставил развернувшееся перед ним представление без комментариев, продолжая сверлить развалившегося перед ним и дергающего ногой якобы в предсмертной судороге клоуна суровым взглядом.
— Вот нет в тебе ни капли сострадания. Фу таким быть, — недовольно проворчал Пеннивайз после того, как ему надоело кривляться, и он вновь уселся. — Серьезно, ну угости мясом, ну пожа-а-а-а-алуйста! Хотя бы маленький кусочек…
Всегда оставался еще один последний вариант — сцапать мясо и попытаться удрать с ним куда подальше… Но сегодня Оно было не в настроении нарываться на драку, а потому отбросило его.
Берсеркер несколько секунд неотрывно смотрел на Пеннивайза, потом перевел хмурый взгляд на мясо, затем снова на клоуна. После с тяжелым вздохом отвернулся и уселся обратно на свое место.
Действия его говорили красноречивее слов, а потому Пеннивайз, не теряя времени, протянул руку и сцапал оленью ногу, бросил, на всякий случай, настороженный взгляд на Слугу и не увидев агрессии с аппетитом вгрызся в мясо.
— Фот срафу пы так, — довольно прочавкало Оно.
— Прожуй сначала, чучело, нехер с набитой пастью говорить, — буркнул Берсеркер и раздраженно махнул хвостом. — Тебя что, маменька манерам не учила в детстве?
— Не-а, — Пеннивайз спешно заглотил все, что было в пасти, следя глазами за кончиком хвоста. — Чтобы мать меня чему-то научила для начала надо, чтобы она в принципе была. И детство тоже.
— Без мамочки рос? — в алых глазах мелькнуло недоумение.
— Не-а.
— Не понял, — Берсеркер оскалился и нервно дернул хвостом. — За дурака меня держишь, умник?
— Ты не поверишь, но я всего лишь говорю тебе чистую правду, — Пеннивайз замер, не донеся надкусанную оленью ногу до пасти на пару сантиметров. — Я имею в виду, что не было у меня детства. Просто однажды я появился — и все.
Он сделал неопределенный пасс недоеденной ногой, словно бы пытаясь показать, как это произошло.
— Где появился? Здесь, в городе? — в глазах Берсеркера возникла неподдельная заинтересованность.
— О, нет. Не тут. Совсем не тут, — Пеннивайз усмехнулся, в один укус заглотил оставшуюся ногу вместе с костями и довольно облизнулся. — Если ты убьешь и зажаришь для меня еще одного оленя, я тебе все расскажу по порядку. Это займет много времени.
— Ты жрешь обычную еду. Жаренное мясо, — Берсеркер ткнул когтем в еще одну оленью ногу, к которой в этот момент потянулся клоун.
— Ну да. Я жру все, — Пеннивайз гордо сверкнул глазами, — абсолютно.
— Зачем тогда охотишься на детей, если можешь есть что-то другое? — удивленно рыкнул Слуга.
— Люди — самые питательные, а дети — ярче всех боятся. У них простые страхи, которые легко воплотить, а мясо сочное, нежное и почти без токсинов, — заявил Пеннивайз, назидательно подняв указательный палец вверх. — Без них рацион будет несбалансированным, можно ослабеть или даже заболеть. Сейчас, по крайней мере. Да и детеныши могут развиться неполноценно.
— Ясно, в этой местности завелся монстр-гурман, — фыркнул Берсеркер и лениво махнул кончиком хвоста из стороны в сторону. Затем неожиданно вздрогнул и уставился на Пеннивайза едва ли не квадратными глазами. — Чего-чего? Какие такие детеныши?
— Мои, само собой. Ты же пару раз добегал до логова. Сам видел мою истинную форму.
— Да, точно, — Слуга недовольно покосился в сторону. — Значит ты не просто нажрал себе пузо?
— Не просто, — Пеннивайз пожал плечами и с аппетитом вгрызся в оленью ногу.
— Так ты на самом деле беременная баба! — Берсеркер ткнул когтем в жующего клоуна и ехидно осклабился. — Понятно теперь чего ты такой на всю башку ушибленный и тебя догнать легко.
Пеннивайз, не прекращая жевать, приложил свободную руку к лицу. Он сейчас разрывался между двумя одинаково сильными желаниями: напасть на посмевшего насмехаться над ним, пусть и беззлобно, наглеца или проигнорировать все выпады, чтобы не провоцировать вспыльчивого воина на агрессию и спокойно дожевать мясо.
— Так ты собираешься добывать мне оленя или нет? — наконец произнес Пеннивайз, решив, что набить живот сочной олениной куда заманчивее очередной разборки, да к тому же по такому незначительному, по мнению самого Оно, поводу. — Или ты передумал узнавать ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого в лице одного восхитительного меня?
— Смотри не лопни от самомнения, восхитительный ты наш, — Берсеркер смерил Пеннивайза хмурым взглядом и нехотя поднялся на лапы, после чего стремительно скрылся в лесной чаще под довольное урчание предвкушающего сытную трапезу клоуна.