Ты готов ебаться с отбросом?

      Они стояли посреди поля боя, тяжело дыша. Банкетный зал был усеян окровавленными телами — живыми, конечно же. Не в политике Агентства было кого-то убивать, хотя бывали и исключения, но смерть от рук членов их организации еще нужно было заслужить. Кто-то из врагов был без сознания, кто-то тихо постанывал, не имея возможности встать, вжимая ладони в кровоточащие раны. Ацуши и Дазай стояли плечом к плечу, ловя ртами пронизанный медным запахом крови воздух. Их тела все еще были напряжены, они осматривались по сторонам, ожидая новую волну противников, но больше никто не нападал, хотя адреналин до сих пор кипел в крови и битву хотелось продолжать.       Накаджима бросил на наставника взгляд, чтобы в очередной раз проверить его состояние. Наверное, сегодня он впервые увидел, как Осаму сражается по-настоящему. Обычно мужчина предпочитал уворачиваться и избегать физического контакта — он был хорош в стрельбе, но вот в боевых искусствах и выносливости он определенно уступал мальчику-тигру, бесконечно носящемуся туда-сюда между противниками, молниеносно обезвреживая их выверенными ударами. Дазай был таким сосредоточенным, злым, слегка даже безумным — такой его вид даже пугал, но Ацуши наблюдал все равно, чтобы, если вдруг что, ринуться на помощь и прикрыть спину.       А потом Осаму посмотрел на него в ответ. Его глаза горели яростью, кровожадностью и... Чем-то еще. Он сделал резкий выпад в сторону Накаджимы, хватая его за ворот порванной окровавленной рубашки...       И притянул к себе, жестко целуя.       Ацуши простонал от неожиданности, когда чужой язык проскользнул в его рот, и не успел даже подумать о том, что нужно что-то с этим сделать, как Дазай продолжил напирать, вынуждая парня сделать несколько шагов назад. Он уперся поясницей в стоящий позади стол, и Осаму подхватил его за ягодицы, усаживая на краю, не разрывая сумасшедшего горячего поцелуя, кружащего налившуюся тяжестью голову.       Накаджима накрыл ладонями грудь Дазая, слабо пытаясь его оттолкнуть, но в итоге сдаваясь — отвечая на поцелуй, плавясь и тая в чужих руках, крепко стискивающих его талию. Языки мокро и приятно скользили в жаркой глубине, Ацуши мычал и постанывал, пока Осаму ласкал каждый чертов сантиметр его рта. Чистейшее безумие. Сладострастное, топкое, невероятное. Накаджима обнял Дазая за шею, зарываясь пальцами меж влажных от пота прядей, и неожиданно чужие руки начали выправлять рубашку из-под его штанов, а после уже взялись за ширинку.       — Дазай-сан... — выдохнул Ацуши, отстранившись на мгновение, и мужчина скользнул губами по его, упираясь лбом в лоб.       — Тише.       Сил сопротивляться чужому ласковому голосу не было. Наверное, не было и желания сопротивляться. Накаджима тупо пялился вниз между их тел, наблюдая, как одной рукой Осаму вытаскивает его член, а второй расстегивает свою ширинку. Ацуши зажмурился и поцеловал мужчину, дрожа всем телом, трясясь от ощущения чужих пальцев на его чувствительной твердой плоти. Они были посреди поля боя. В окружении раненых врагов. Это было так неправильно...       Но почему это так заводило?       Дазай разорвал поцелуй, только чтобы облизать руку, и впился губами в губы снова, сжимая во влажной хватке оба их члена, ведя на пробу вверх и вниз. Накаджима стиснул Осаму между своих ног, потянул за волосы, крепко вцепившись в них пальцами, простонал вымученно и жалобно в чужой рот, хлюпая густой слюной. Дазай лизнул его губы, тяжело дыша и начиная часто двигать рукой, Ацуши крупно задрожал, млея от ощущения чужих тонких пальцев — это было ново, необычно, совсем не так, как он сам трогал себя по ночам, зарывшись лицом в подушку, лишь бы не издавать никаких звуков.       — Дазай-сан... — выдохнул парень рот в рот, то ли пытаясь воззвать к гласу разума, то ли умоляя о большем, и Осаму крепко впился пальцами ему в шкирку, кусая плечо.       Накаджима обомлел, напрягая мышцы тазового дна, стиснул мужчину между бедер крепче, тихо проскулил, впиваясь пальцами в его спину сквозь несколько слоев ткани, двигая тазом навстречу ласкающей его руке. А побитые ими враги продолжали болезненно стонать, не силах оторвать голов от пола, а адреналин до сих пор бурлил в крови, подавляя все рациональные мысли. Остались лишь животные инстинкты. Жажда крови. Жажда секса. Ацуши дернулся, впиваясь в чужие губы своими, разбивая тонкую кожу в кровь, Дазай судорожно вздохнул, ведя языком вдоль ряда его зубов, и парень глубоко толкнулся в рот наставника языком, неожиданно для самого себя кончая. Осаму не остановился. Продолжил двигать рукой по их прижатым друг к другу членам, вынуждая Накаджиму стиснуть зубы, скуля как сука во время течки.       — Ацуши-кун, помурлычь мне на ушко, — хрипло, задушенно проговорил Дазай парню на ухо, и тот громко хрипло застонал, до боли чувствительный после только что прошедшего оргазма, трясущийся и цепляющийся за мужчину в агонии удовольствия. — Да, мой хороший мальчик...       Он заскулил, оттягивая волосы на затылке Осаму, и тот излился тоже, дразня чувствительные головки влажным большим пальцем. Накаджима крепко зажмурился, пытаясь пережить чрезмерное физическое воздействие, но Дазай вскоре убрал руку, вжавшись лбом в лоб Ацуши, лизнул его соленую от пота щеку и поцеловал снова, глубоко, лениво и вязко. Парень простонал, когда поцелуй разорвался.       Осознание произошедшего до него еще не дошло. Осаму сделал шаг назад, застегивая свои брюки, помог Накаджиме слезть со стола и привести себя в порядок тоже.       Осознание не дошло, даже когда Куникида забрал их с миссии и отвез в общежитие.       Но оно дошло, когда Ацуши оказался в собственной квартире в одиночестве. Порадовался, что Кека съехала пару недель назад. Вжал ладонь в губы, внезапно ощутив на них уже прошедший жар чужих губ.       Дазай поцеловал его.       Дазай отдрочил ему. Отдрочил им.       Дазай похвалил его.       Всю ночь Накаджима не мог уснуть. Пытался понять, что нашло на него и на Осаму. Пытался понять, это просто был порыв страсти и всплеск адреналина, или что-то большее? Думал, как он после этого будет смотреть наставнику в глаза. Думал, что преступники на допросе скажут о том вечере и о том, что произошло между ними. Думал, что Дазая нужно было остановить. Думал, что с Дазаем стоило зайти чуть дальше...       На следующий день ему правда было сложно смотреть Осаму в лицо, а усложнялось все тем, что их рабочие места располагались прямо друг рядом с другом и что им нужно было написать отчет по проведенному рейду.       Ацуши краснел. Поджимал губы. Завидовал тому, как Дазай непринужденно себя вел, будто ничего не случилось. Может ему это вообще приснилось, привиделось? Может, спящий внутри него Тигр вновь решил заменить его воспоминания на несуществующие, лишь бы не травмировать его психику? Может, он тогда убил всех преступников, а внутреннее «Я» поставило блок на воспоминание об этом, пока все остальные подыгрывали этому самому внутреннему «Я»?       Кека положила ладонь ему на плечо, и парень подскочил на месте. Весь обеденный перерыв он пытался написать отчет и не написал ни строчки. Она принесла ему черный чай и булочку с мясом. Накаджима обрывисто и нервно поблагодарил девочку, принимаясь за еду. Дазай после обеда не вернулся; что ж, это было вполне в его духе — сбежать, пока никто не видит.       В конце рабочего дня Ацуши откланялся перед оставшимися клерками и детективами и направился в сторону лифта, неожиданно подмечая, как в углу лестничного пролета мелькнули полы бежевого плаща. Зубы стиснулись сами собой, низ живота свело спазмом в тревоге. Лифт прибыл, готовый отвезти его на первый этаж. Закрылся. Накаджима вздохнул и направился по лестнице на пятый этаж.       В пустом темном коридоре призывно была открыта одна дверь. На этом этаже в пустых кабинетах хранились документы, инвентарь и просто хлам организаций, расположенных с первый по четвертый этаж — начиная кафе Узумаки, заканчивая Вооруженным Детективным Агентством. Ацуши тяжело вздохнул, направляясь к открытой двери.       — Дазай-сан, — позвал он так громко, насколько ему позволяли его стеснительность и нежелание привлекать чужое внимание, но наставник не отозвался. Пришлось сделать шаг в неизвестность.       Эта неизвестность закрыла за ним дверь, оставляя их в полной темноте, и припечатала его к ней спиной, горячо дыша в шею. Накаджима скрипнул зубами, перехватил чужие запястья и поменял позиции, вжимая Осаму грудью в закрытую дверь, вжимаясь грудью в его лопатки, заламывая тонкие обернутые бинтами руки за его спиной.       Это определенно был Дазай. Пах так же — Ацуши принюхался, щекоча дыханием его шею и ухо; на вкус был такой же — лизнул загривок, прикусывая, собирая зубами солоноватый себум. Парень тихо рыкнул, будто претендуя на главенствующую роль и пытаясь закрепить за собой доминирующую позицию, но Осаму дернулся, то ли пытаясь вырваться из хватки, то ли пытаясь переиграть зверя — не вышло.       И Накаджиму окатило волной предвкушения. И он чуть ослабил хватку, только чтобы развернуть Дазая, стиснуть оба его запястья в своей руке и припечатать их к двери, впиваясь губами в едва приоткрытый рот мужчины. Тот игриво попытался отвернуть голову — Ацуши схватил его за подбородок и толкнул язык меж его губ, целуя, посасывая то нижнюю губу, то верхнюю, то горячий, крутящийся во рту язык.       — Ацуши-кун... — прошептал Осаму, но парень прошипел в ответ:       — Тихо.       Может, в нем и играла страсть, и жег щеки стыд, и пылало желание в низу живота, но он переждал пару моментов, чтобы убедиться, что Дазай расслабился, подаваясь навстречу, и поцеловал мужчину снова, вжимая бедро меж его ног.       — Ацуши-кун! — проскулил Осаму, и Накаджима заткнул его очередным поцелуем, свободной рукой поглаживая его эрекцию сквозь штаны. Дазай задышал еще чаще через нос.       Наверняка у него был пьяный потерянный в похоти взгляд — Ацуши увидел бы его в такой темноте с помощью тигриного зрения, если бы не действовала обнуляющая способность, но...       Впрочем, какая разница? Ему было достаточно горячих вздохов и влажного горячего языка. Ему было достаточно двигающегося навстречу ему тела, было достаточно ощущать чужой стояк своим бедром. Только прозвучало «а», которое должно было стать «Ацуши-кун», как Накаджима развернул своего наставника, снова вжимая его в дверь грудью, продолжая стискивать пальцами одной руки его запястья, другой же расстегивая его ширинку.       Грудь Дазая судорожно вздымалась, его бедра так и стремились навстречу руке Ацуши, и тот впился зубами в сгиб его шеи, вынуждая мужчину простонать сквозь плотно стиснутые губы.       Хотелось что-то сказать. Хотелось спросить, почему это происходит. Почему это произошло тогда, на миссии... Но, когда Осаму блаженно выдохнул, пытаясь сдержать стон, когда пальцы Накаджимы стиснули его твердую налившуюся кровью плоть, Накаджима вовсе потерял голову, отдавая всего себя, лишь бы унять свое и чужое плотское желание — ведя языком за ухом и по участкам шеи, не скрытым бинтами, дразня рукой подергивающийся от удовольствия член. Дазай тихо провыл, вжимаясь лбом в поверхность закрытой двери, и Ацуши задвигал рукой, на ощупь пытаясь понять, как наставнику будет приятнее.       Когда он вел по плоти самыми кончиками пальцев, Осаму дрожал и пытался вырвать из хватки мальчика-тигра свои трясущиеся запястья. От широких плотных движений кулаком мужчина стремился согнуться, сжаться в комок, и Накаджима кивнул самому себе, убирая руку, облизывая ее, щедро смазывая своей слюной, и вновь обхватил болезненно ноющий член Дазая, водя пальцами от головки до основания часто, но легко, практически не стискивая. Мужчина тяжело задышал, глухо стоная, пытаясь толкаться бедрами навстречу, но Ацуши обвил ногой чужую, лишая возможности двигаться свободно.       — Да, да, да... — и слышать такой сломленный, такой просящий голос Осаму было странно... но это только сильнее возбуждало.       — Тихо, я сказал, — и Дазай вздрогнул, замирая. Накаджима чуть замедлил темп, но усилил хватку пальцев, и наставник жестко врезался лбом в дверь, изливаясь ему в руку, дыша часто и загнанно, буквально обмякая в объятиях Ацуши.       А тот развернул его вновь. Широко лизнул губы, прежде чем кусаче их поцеловать. Запястья из руки так и не отпустил, но вжался промежностью в ногу Осаму, часто двигая бедрами и постыдно кончая прямо в свое белье.       Ацуши ушел первым, на волне страсти готовый убивать. Отпустило его только по пути к общежитию — стыд вновь накрыл его с головой, руки резко захотелось помыть, влага между ног начала холодить. Наверное, об этом стоило поговорить. Это было ненормально. Неестественно.       Они об этом так и не поговорили.       Зажимали друг друга то по углам, то по подворотням, глубоко и затяжно целовались, дергая друг друга на себя, трогая через и одежду и под ней, но не пытаясь снять ее вовсе. Пятый этаж здания, в котором находилось Агентство, вовсе стал их излюбленным местом. Уж в сотню раз лучше серверной, из которой кто угодно, находящийся в офисе, мог их услышать.       Они были будто подростками в пубертате, которые нашли себе друга с привилегиями, решили поэкспериментировать, и эксперименты эти происходили каждый раз, когда у кого-то из них «чесалось». Они ограничивались поцелуями, укусами, петтингом, взаимной мастурбацией, и...       И Дазай был первым, кто перешел грань.       Они вновь были на пятом этаже, вновь, тяжело дыша, цепляясь друг за друга репьем, вжимаясь грудью в грудь, сплетаясь языками. Ацуши принял как данность, что появились у них такие негласные и бесконечно горячие отношения — в конце концов, он не был против. Только наблюдал за тем, чтобы Осаму было хорошо. Молил всех богов о том, чтобы не увидеть на его лице отвращения — и не видел. Лишь страсть, похоть, горящее праведным огнем в глазах желание, и скулить хотелось от того, как Дазай вожделенно на него смотрел, поглощая взглядом каждый сантиметр его не скрытой одеждой кожи.       Осаму отстранился, крепко вцепившись пальцами Накаджиме в волосы на затылке, вынуждая посмотреть ему прямо в лицо.       — Трахни меня, — сказал он тихо, и Ацуши стиснул зубы, тяжело сглатывая.       — Но...       — Я что, зря готовился?       Мальчик-тигр моргнул, ощущая колющее тепло, тронувшее его лицо, но благо румянца не было видно в темноте, а желание было слишком сильным, а искушение терзало, будто не зверь жил внутри него, а он сам был зверем, держащим внутри себя запертого человека.       Дазай сидел на краю стола, и не составило труда стянуть до колен его брюки с бельем, вжимая колени в грудь. Может, Накаджима и был неопытным, но после их с Осаму множественных рандеву он многое узнал, хотя и не многое ему довелось применить на практике.       Теперь такая возможность представилась.       Парень на удивление легко ввел в мужчину палец, а спустя пару толчков, без особых усилий — два. Слюна наполнила рот. Ацуши облизнулся, уголок его губ подрагивал, обнажая острый клык, он по-больному улыбался, упиваясь стонами наставника, распластавшегося на бесхозном столе.       — Ох, вы готовились для меня? — проурчал Накаджима, толкая пальцы глубже, ведя носом и влажными губами по открытым участкам его шеи. Дазай дрожал. Черт его знает, он играл роль или выражал свои истинные чувства...       Ацуши вогнал пальцы глубже, задевая чужую простату, и Осаму крупно затрясся, обхватывая парнишку и руками и спутанными в приспущенных штанах ногами.       Дазай, конечно, был гением, но Накаджима был уверен, что такое физическое возбуждение тот сыграть или сымитировать не смог бы.       И зверь внутри зарычал. И Ацуши схватил мужчину за шкирку, крепко впиваясь пальцами в его кожу с обратной стороны шеи, до боли вдавливая короткие ногти в обнаженную плоть над бинтами. Осаму прерывисто выдохнул, и Накаджима переместил руку, теперь стискивая пальцы прямо на его горле.       — Ацуши... Пожалуйста...       — Пожалуйста, что? — спросил он вожделенно.       — Пожалуйста, трахни меня, — повторил Дазай высоким хриплым голосом, и парень вжал его колени в грудь, заменяя пальцы своим членом.       Осаму был прекрасен. Со спущенными штанами, с нераспущенными бинтами, с болтающимся развязанным боло, с расстегнутой распахнутой рубашкой. Толкаясь в податливое растянутое нутро, Ацуши по-животному голодно смотрел ему прямо в лицо, двигаясь пока медленно и мягко. Изучая реакции.       — Не стесняйся, Ацуши-кун, — мурлыкнул Дазай, и Накаджима заводил бедрами в мучительно медленном темпе, чувствуя всей своей длиной каждый сантиметр горячих поджимающихся мышц наставника. А потом впился пальцами в плечи Осаму, вгоняя член до упора, простонал на чужой отчаянный потерянный стон, ловя его губами.       И от этого стона в Ацуши будто что-то сломалось.       Он вцепился пальцами в прижатые к груди бедра Осаму, толкаясь часто, размашисто и жестко. Пару раз он случайно вытаскивал и тыкался в набухшее растянутое кольцо мышц, помогая себе рукой, чтобы ввести член снова — к такому виду близости он не привык, не удивительно, что что-то шло не так. Горели щеки, горели уши, горела шея, утробный рык рокотал глубоко в груди, хотя казалось, что гулкое частое сердцебиение было намного громче, стуча в голове набатом. Ацуши тяжело дышал через рот, постанывая, Дазай закрывал руками сомкнутые губы, глуша свой голос, и это раздражало.       Одним движением Накаджима схватил его запястья, отводя ладони от раскрасневшегося лица.       — Хочу вас слышать, — выдохнул он, кусая бедро Дазая через ткань не до конца снятых штанов, и мужчина проскулил, крепко стискивая зубы.       — Тогда... Меня услышат на всех этажах... — между вздохами пробормотал Осаму, прогибаясь в спине и закусывая губы.       Ацуши свел брови, жалея, что они постоянно, постоянно выбирали такие места, в которых приходилось быть тихими и трястись то ли от возбуждения, то ли от страха оказаться замеченными. Он едва замедлил темп и посмотрел вниз, пытаясь в полутьме разглядеть, как его плоть проникает в Дазая с тихими хлюпающими звуками. Вид был замечательный. Накаджима закусил губу и чуть изменил угол, продолжая бешеный темп, накрывая пальцами напряженный, истекающий смазкой член Осаму.       Во время своих встреч они узнали друг о друге две вещи.       Ацуши нравилось держать.       Дазаю нравилось, когда его держали.       Мужчина дернул руками, будто пытался вырваться, хотя совсем не хотел, чтобы хватка на его запястьях ослабевала, а Накаджима стиснул пальцы теснее. Под бинтами не было видно синяков, с которыми Осаму ходил уже несколько недель, хотя и не жаловался, позволял оставлять новые поверх старых.       — Ацуши... — Дазай подавился судорожным вздохом, то ли пытаясь стиснуть Накаджиму между своих ног, то ли пытаясь закинуть их ему на плечи, но в любом случае штаны нещадно мешали. — Пожалуйста...       Парень воспринял чужую мольбу как желание продолжать в том же духе — он не изменил темп ни своих бедер, ни своей руки, его собственное удовольствие вдруг перестало иметь значение — он сосредоточился на чужом, внимательно наблюдая, желая, жаждая увидеть, как Осаму кончит, насаженный на его ноющий пульсирующий член.       Дазай излился, жмурясь и скрипя зубами в попытке сдержать стон от сокрушающей разрядки, и Ацуши стиснул его шею, кончая тоже. От того, каким уязвимым Осаму выглядел. От того, как он сжимал его плоть своими часто сокращающимися мышцами, переживая оргазм. От того, как слезы поблескивали в его глазах в полутьме. Почему-то резко захотелось ощутить, как Дазай кончает в него — как бы это было?       И Накаджима скоро об этом узнал.       Раз Осаму сделал шаг в сторону еще более интимных отношений, Ацуши не собирался отставать.       Они никогда не договаривались о том, где и как пройдет их следующая сессия — либо все случалось спонтанно, либо они делали друг другу намеки, понятные только им двоим. В этот раз Накаджима попросил у Куникиды ключи, ссылаясь на то, что он хочет задержаться и доделать работу. Доппо изогнул бровь и предложил взять ноутбук домой, но Ацуши отмахнулся чем-то вроде «дома атмосфера не та», и, на удивление, это было достаточным аргументом, чтобы ключи ему все-таки отдали.       Дазай слышал этот разговор. Глаза Дазая сияли.       Тем не менее этот прохвост сбежал с работы на час раньше, но Ацуши был уверен: он вернется. И застанет его на пятом этаже...       Накаджима яростно краснел, закрывая за собой офис. В здании больше никого не было. Он направился на пятый этаж, оставил дверь приоткрытой, бросил сумку на стол и уперся в него ладонями, тяжело вздыхая, пытаясь морально подготовиться.       Ацуши собирался выйти на новый уровень стыда.       Он дернул галстук и расстегнул рубашку, достал из сумки тюбик с лубрикантом, снял обувь и штаны, откидывая их в сторону впечатываясь в поверхность стола грудью. Начал разрабатывать себя пальцами, едва разводя ноги и тихо постанывая. «А что, если ушли не все? А что, если в комнату войдет не Дазай?» — крутилось в мыслях, и чем больше об этом он думал, тем сильнее он отпускал себя, тем сильнее заводился, толкая в себя пальцы чаще и резче, снова и снова проезжаясь по простате.       Дверь захлопнулась. Накаджима не слышал шагов — слишком был погружен в собственные ощущения, и даже тигриные обоняние и слух его подвели.       Осаму уперся в стол локтями, пристроившись рядом, пытаясь заглянуть Ацуши в глаза.       — Ах, растягиваешь себя для меня? — спросил он дразняще, и парень заскулил, пряча лицо в сгибе руки. — Мой хороший мальчик... Не сдерживайся, кроме нас в здании никого нет. Я проверил.       И Накаджима громко и жалостливо простонал, дразня свою простату так, будто собирался кончить только от ее стимуляции. Осаму загладил его по спине, иногда трепля светлые прядки на затылке, поцеловал в висок, и Ацуши потянулся за поцелуем в губы, продолжая трахать себя.       — Дазай-сан... — прошептал он в чужой рот, и мужчина мягко отвел руку Ацуши, перевернул его на спину, покомфортнее устраивая на столе и влезая между его ног. Штаны с бельем валялись на стоящей рядом тумбочке, на парне была лишь расстегнутая рубашка и ослабленный болтающийся галстук — вид был просто замечательный.       — Осаму, — поправил он Накаджиму, и мальчик-тигр зарделся, раскинув руки по обе стороны от своей головы.       — Осаму, — повторил Ацуши жалобно, просяще, и Дазай облизнулся, бренькая пряжкой ремня.       Член с пальцами не сравним — вот, что Накаджима понял, ощутив, как Осаму заполнил его собой. Парень вцепился ему в плечи, дернул на себя, утягивая в прерывистый, полный сбивчивых громких стонов поцелуй, а Дазай все продолжал возбужденно бормотать:       — Да, мой хороший... Мой умница... — толкаясь снова и снова, не очень аккуратно, местами даже слишком резко, но Ацуши плавился в горячечных ощущениях, принимая мужчину всем собой, скуля и практически крича, подхватывая зубами его губы, стоная отчаянно и высоко.       — Боже... — протянул он, оттягивая шоколадные пряди пальцами. — Д-дазай-сан... Осаму!..       Дазай вжался в него грудью так тесно, не прекращая толкаться внутрь, и зажатый между телами член Накаджимы напрягся от фрикций, истекая предэякулятом от недостаточной, но чертовски приятной стимуляции.       Дразнящие пальцы заскользили по плоти. Ацуши закусил губу, врезавшись затылком в поверхность стола, прогнувшись в спине и крепко стиснув Осаму между своих ног, воя и скуля. Толчки не прекращались, резкие, грубые, Дазай уперся ладонями по обе стороны от его головы, и Накаджима вцепился в его запястья пальцами, кусая губы, стоная на каждом движении чужих бедер.       — Малыш, я так близко... Делаешь мне так приятно... — выдохнул Осаму, и Ацуши буквально затрясся от похвалы, тихо всхлипывая. И Накаджима ощутил разливающееся внутри тепло заполняющей его спермы. Он задрожал от нового ощущения, рука Дазая не переставала двигаться — мужчина прекрасно знал, как довести его до оргазма.       Ацуши кончил, вжав лицо Осаму в свое, горячо сплетаясь с ним языками.       И они замерли, тяжело дыша, устало прихватывая губами искусанные губы друг друга. Дазай двинул бедрами пару раз, дразня ноющую простату прежде чем вытащить, и Накаджима вскрикнул от ощущений, застигнутый врасплох неожиданной сверхстимуляцией. Осаму больше не заполнял его, но по-прежнему нависал сверху между его ног, любуясь едва видным в темноте раскрасневшимся лицом с налипшими на него светлыми прядками.       — Ацуши-кун... — начал он игриво, — у тебя же есть ключи от Агентства?       — Нет, — Накаджима сказал как отрезал, все еще тяжело дыша. И отвечал он не на вопрос Дазая, а на ту похабщину, о которой тот, очевидно, думал.       — Ой, да ладно, почему бы не заняться чем-нибудь грязным на столе Куникиды...       — Я. Не собираюсь. Трахаться в офисе, — отчеканил парень, закатывая глаза, его затылок вновь с глухим стуком рухнул на стол.       И, наверное, в этом плане он немного лицемерил. Они затяжно целовались на пустой закрытой кухне, хотя и быстро разбегались по местам, пока никто не зашел за кофе, они дразнились в серверной, залезая друг другу руками под одежду, черт, они и в самом офисе занимались непотребствами — однажды в обеденный перерыв, когда буквально все ушли в кафе на первом этаже, Дазай и Ацуши ставили друг другу засосы. В местах, скрытых под вещами или бинтами, но все же.       — Или я мог бы разложить тебя на твоем же столе... — продолжал Осаму, склонившись прямо над его ухом. — Представь, каково бы тебе было после этого работать за ним...       Накаджима дрожаще простонал от поцелуя в шею и вздрогнул, ощутив легкое прикосновение чужих пальцев к его опавшему после разрядки члену. Он крепче стиснул волосы Дазая и резко отстранил его от себя на расстояние вытянутой руки.       — Я сказал нет, Осаму, — он пытался звучать угрожающе. Правда пытался. Но член от легкой ласки мужчины уже начинал вновь твердеть.       — Эх... — Дазай вздохнул, все-таки сдаваясь. — Ладно. Тогда можно я тебе отсосу?       Ацуши подавился вздохом и кивнул, закусывая губу и отпуская его волосы. Осаму склонился, вновь накрывая ртом бьющуюся на шее мальчика-тигра жилку, стиснул его бедра обеими руками, чуть разводя, и повел губами вниз. Прикусил тонкую ключицу. Обвел языком напряженный сосок и оставил несколько засосов на груди, прежде чем перейти к животу. Выводящий круги язык сводил с ума, Накаджима напрягся и вновь простонал, позволяя Дазаю вылизать его от спермы, которая не успела даже стянуть живот.       — Такой вкусный, Ацуши-кун... — мурлыкал Осаму, и по нему было видно, что он буквально упивался солоноватой терпкостью, перекатывая ее на языке. — Ты же будешь хорошим мальчиком и дашь мне еще, да? — спросил мужчина, ведя губами вниз по щетинистому лобку, и Накаджима громко проскулил, обеими руками зарываясь в его спутанные каштановые волосы.       Дазай дразнил пальцами его растянутый вход, вдавливал их в промежность под яйцами, ласкал и их тоже, мягко сжимая и перекатывая в ладони. Его горячее дыхание опалило мокрый полувставший член, и Ацуши, поскуливая, потянул Осаму за волосы на себя, стиснув пряди так сильно, будто собирался их выдрать с корнем. Дазай не успел взять в рот — только мазнул губами по головке — как Накаджима дернул его голову назад, приподнявшись, вынудив мужчину посмотреть на него. Пальцы одной руки медленно отпустили волосы Осаму. Провели по его щеке, по припухлым влажным губам. Ацуши смотрел на любовника завороженно, сжимая собственный член и ведя сочащейся головкой по чужим щекам, рту, даже носу, пачкая румяную кожу блестящим во тьме предэякулятом.       — Давай, возьми в рот, шлюха, — и вид у Ацуши был такой воодушевленный, такой возбужденный, такой доминирующий, что даже его подрагивающий от смущения и предвкушения голос не помешал Дазаю ощутить волну трепетного стыда.       Стыда за то, что он заставляет своего мальчика ждать.       И Дазай распахнул свои полные, созданные специально для его члена губы и взял в рот, вбирая плоть наполовину и принимаясь активно работать языком, тихо и жалобно, вожделенно постанывая, будто все, что ему нужно было в жизни — это отсасывать Накаджиме и днем и ночью без перерыва.       Во время своих встреч они узнали друг о друге две вещи.       Дазай любил хвалить. Ацуши любил, когда его хвалили.       Ацуши любил брать под контроль. Дазаю нравилось, когда его контролировали.       Так что не было ничего удивительного в том, что Осаму затяжно удовлетворенно простонал, когда Накаджима резко насадил его ртом до упора, вынудив уткнуться носом в его лобок и так и остаться на пару мгновений. Ох, он бы с удовольствием провел бы в таком положении не час и не два, грея свой член в подрагивающей от спазмов глотке мужчины, лишь иногда позволяя ему судорожно вздохнуть.       Ацуши нравилось душить. Дазаю нравилось, когда его душили.       Как оказалось, членом в горле — в том числе.       Осаму простонал, и Накаджима заскулил тоже, чуть отстраняя его лицо, чтобы посмотреть, как красиво его головка лежит на чужом языке, как часто мужчина дышит через рот, глядя на него расфокусированным, разъебанным взглядом, со слюной и смазкой, стекающими по его подбородку. Ацуши гулко сглотнул, ощущая практически жизненную необходимость в том, чтобы трахать это прекрасное лицо, пока Дазай не начнет рыдать, умоляя его спустить ему в горло. Член дернулся от этой мысли, приподнявшись и мягко хлопнув Осаму по языку. И Ацуши притянул его к себе снова, используя мужчину, как податливую секс-игрушку.       Спустя некоторое время слезы все же брызнули из закатывающихся глаз Дазая. Накаджима тяжело дышал, стонал, не прекращал смотреть, упивался и видом, и хлюпающими глотательными звуками, вырывающимися меж его членом и обхватывающими его губами.       — Боже, Осаму, — Ацуши вновь назвал его по имени, яйца поджались, и ощущений стало слишком, слишком много.       Накаджима кончил, насадив Дазая на плоть до упора, мужчина задергался, задыхаясь и мыча, но парень прекрасно знал, что тот умел задерживать дыхание как минимум на десять минут, так что можно было остаться в его горячем горле еще на пару мгновений. Глотка сжималась, принимая все до последней капли, член яростно пульсировал — и это был один из лучших оргазмов, которые Ацуши переживал.       Парень отпустил Осаму и вновь рухнул спиной на стол, тяжело дыша. Дазай лег рядом, пялясь в потолок своими заполненными слезами глазами.       — Ацуши-кун, ты просто зверь, — усмехнулся мужчина и провел рукой по своему лицу, стирая с него слюну, смазку, слезы и пот.       — П-простите... — запнулся Накаджима, все еще пытаясь перевести дыхание.       — Не извиняйся. Ты хорошо постарался, — и Осаму перевернулся на бок, гладя Ацуши по щеке кончиками пальцев. — Мой хороший мальчик... Накормил своего семпая... Спасибо за еду, — он заулыбался игриво, а Накаджима...       Накаджима закрыл лицо ладонями, умирая со стыда.       Они пролежали так еще пару минут, переводя дух и держась за руки, потому что Ацуши перехватил чужую ладонь, гладящую его лицо, и сплел их пальцы, лаская внутреннюю сторону запястья Дазая большим пальцем.       И было хорошо. Было... прекрасно. Но было странно до чертиков и удушающе тревожно. Накаджима не хотел, чтобы это заканчивалось, но и продолжать так он тоже не мог. Ну, серьезно? Зажимать друг друга по углам и трахаться как кролики, будто так и надо, будто только это имело значение? Они даже в гости никогда друг к другу не ходили, не разделяли одну постель на двоих — были лишь одни столы и стены на пятом этаже, да подворотни.       — Дазай-сан... — начал Ацуши тихо. — Вы доггер?       Он спросил совсем не то, что хотел, а спросить он хотел многое. «Мы просто друзья с привилегиями? Или мы встречаемся? Почему мы постоянно трахаемся в полуобщественных местах? Почему ни разу не сделали это в общежитии или хотя бы в лав-отеле? Почему это вообще началось? Как дальше с этим быть? Просто принимать как данность?» Накаджима просто засунул язык в задницу, начав с самого, казалось бы, очевидного вопроса, на который он уже знал ответ.       — Ох, мой малыш и такие слова знает? — спросил Осаму, стискивая пальцами чужие. — Это разве не очевидно? Мы оба такие.       И Ацуши отвернул голову, краснея так, как не краснел во время секса.       — Это опасно, — неловко продолжил парень ходить вокруг да около, не решаясь перейти к главной проблеме.       — Так в этом и смысл, разве нет? — проурчал Дазай и ткнулся носом Накаджиме в сгиб шеи, вызывая по всему его телу мурашки.       — Дазай-сан... Нам нужно поговорить.       И эти слова сработали на Осаму, как криптонит на Супермена.       Он отпустил руку Ацуши и дернулся, попытавшись встать и убежать с приспущенными штанами, но Накаджима оказался быстрее — соскользнул со стола и оказался между ног Дазая, вжав его запястья в столешницу по обе стороны от его головы. Осаму мучительно зажмурился, вертя головой.       — Нет, нет, все же было так хорошо...       — Осаму, — и серьезное обращение по имени отрезвило мужчину, вынуждая его замереть. — Посмотри на меня, — но Дазай смотрел куда угодно, лишь бы не на Ацуши. — Я сказал посмотри на меня, тварь.       И Осаму вздрогнул, тут же подчиняясь. Парень жалостливо свел брови — он не особо любил использовать уничижительные прозвища, но на Дазае это работало безусловно и моментально. Накаджима тяжело вздохнул, стискивая оба запястья наставника в одной руке, другой принимаясь стягивать его штаны хотя бы до колен. Осаму дергался. Скулил, пытался вырваться, но, ощутив сильные пальцы Ацуши на своем члене, он поумерил свой пыл, лишь слабо дрожа.       — Я жду объяснений, — сказал Накаджима низко, жестко потирая пальцами его обнаженную головку, вынуждая скулить громче, дергаться сильнее — пытая небрежной лаской.       — Боже, Ацуши, мы трахаемся уже больше месяца, и ты только сейчас начал задаваться вопросами? — спросил Дазай вымученно, откидывая голову и ударясь затылком о стол так сильно, будто хотел получить сотрясение.       — Я начал задаваться вопросами еще после самого, самого первого раза, — рыкнул парень, стискивая член Осаму у основания, причиняя больше боли, чем удовольствия, хотя мужчина заметно твердел под его пальцами с каждой проходящей секундой.       — Пожалуйста, давай не будем...       И... Накаджиме стало стыдно. Он буквально тащил Дазая за пределы его зоны комфорта, прекрасно понимая, как сильно тот не любил говорить о чувствах, возможно, даже боялся о них говорить, потому что не умел их интерпретировать ни для самого себя, ни для других. Ацуши не жаждал серьезных отношений и не собирался их требовать, но объяснения ему были нужны. Даже если он не привлекал Осаму в романтическом плане, ему хотелось от него услышать хотя бы: «Да, мне просто нравится трахаться с тобой, и мне не хотелось бы чего-то большего». И он бы это принял. И он был бы на это согласен. Но ему хотелось бы провести некоторые границы и уточнить некоторые моменты, потому что всю свою жизнь он желал только одного — безопасности.       Дазай вновь дернулся, теперь уже из-за того, что ощутил внутри себя чужой палец. Может, Накаджима и не был лучшим детективом, но он не был глупым — и он прекрасно понял, почему Осаму сбежал с работы раньше на час, почему уже два пальца так свободно толкались в его растянутый вход. По крайней мере ласка немного расслабила Дазая. И Ацуши продолжил, пытаясь быть как можно честнее:       — Если вы хотите от меня только секса — хорошо, я не против, — и мужчина задрожал, стоная от жесткой стимуляции простаты, завертел головой, практически закричал и укусил собственное плечо, крепко стискивая талию Накаджимы своими трясущимися ногами. — Я хочу знать, почему это началось и как это будет продолжаться. Я хочу знать, что вы не трахаетесь с кем-то на стороне, пока у вас есть я.       — Ацуши... — задушенно выдохнул Осаму, жмурясь и всхлипывая, и Накаджима лизнул его щеку, вгоняя пальцы до упора и двигая ими внутри так интенсивно, что мужчина заскулил, дергаясь в конвульсиях.       — Отвечайте, — приказным тоном выдохнул парень, задержав пальцы как можно глубже, перестав ими вертеть. Дазай скрипнул зубами, прогнувшись и больно ударившись лопатками о стол, но отозвался:       — Я возбудился! — вымученно скуля. — Захотел ебаться! Рядом был только ты, тоже возбужденный!..       Ацуши этот ответ не устроил, не удовлетворил от слова совсем. Он резко вытащил пальцы и сжал ими горло Осаму, продолжая стискивать его ноющие от такого напора запястья.       — Ах, то есть, если бы на моем месте был Куникида, ты бы отдрочил ему, да? — и жаркое собственничество кипело в его словах. Ревность жгла напряженное хриплое горло.       — Нет!..       — Тогда это не ответ! — Ацуши отпустил его шею, только чтобы шлепнуть по щеке — не слишком сильно, но и не слишком слабо — и направил свой член в Дазая, до боли закусывая его шею через бинты. — Что во мне такого, что ты решил со мной трахаться?! — отчаянно спросил он, оказавшись напротив его уха.       — Ты мне нравишься! — выдавил из себя Осаму, и невольные слезы покатились из уголков его глаз. Он хмурился, он жмурился, он дергался сильнее обычного, и Накаджима замер, осознав, что давит на него слишком, слишком сильно.       Парень ослабил хватку на его запястьях. Замедлил движения бедер, толкаясь размеренно и терпеливо. Занежил шею над полоской бинтов, мягко полизывая кожу языком, зацеловал ухо, щеку, лоб, прерывисто дыша, обхватил рукой голову, поглаживая пальцами висок. Ацуши поверить не мог, что признание Дазая он из него буквально вытрахивал. Не так он этого хотел. Он вообще не знал, чего хотел. Переведя дыхание и простонав на особенно глубоком проникновении, Осаму продолжил:       — Ты мне нравишься... Я всегда боялся предложить тебе что-то такое, — и честность Дазая жгла сердце, жгла душу. — Ты же такой невинный, такой неопытный, я... Ах! Я боялся, что ты подумаешь, будто я пользуюсь тобой... — но мужчина двигал бедрами навстречу, желая ощутить больше, грубее, глубже. — Прости, я самый паршивый семпай в мире...       — Заткнись, — прошипел Накаджима, ощущая себя последним ублюдком, ускоряя темп.       А Осаму заткнулся. Расслабился. Отдался. И это было так больно; Ацуши наконец понял, почему Дазаю так нравилось, когда над ним брали контроль — мужчина сам и так постоянно и много что-то контролировал. Свои чувства. Свое поведение. Свои порывы и позывы, свои, черт возьми, желания. Ему дико не хватало человека, который сказал бы — приказал бы — заткнуться и не думать ни о чем. От отчаяния Накаджима вцепился ему зубами в плечо, подхватывая его под поясницей так, чтобы входить глубже, чтобы выбивать из легких воздух с каждым новым толчком.       — Я... Ах! — он дернул руками в чужой хватке, прогибаясь в спине, пытаясь вжаться в Ацуши членом. — Я не заслуживаю тебя...       — Заткнись! — отчаянно вскрикнул Накаджима и заткнул его поцелуем. Нежным, глубоким. Контрастирующим с резкими частыми толчками. Дазай провыл ему в рот, плавясь в его руках, под его горячим влажным от пота телом.       Осаму в кровь закусил его губы, кончая, плача и хныча, напрягшись всем телом. Он дрожал. Он выглядел таким уязвимым; Ацуши никогда, никогда не видел его таким уязвимым.       Оказалось, Накаджима тоже плакал, роняя на лицо Дазая крупные горячие слезы. Парень замер, наплевав на свою собственную жажду разрядки, все еще болезненно пульсируя глубоко внутри Осаму, и вжался губами ему в щеку, отпустил запястья, крепко обнял, получая в ответ такие же объятия.       — Я... Не умею в отношения... — признался мужчина, стискивая ткань рубашки на спине Ацуши так крепко, будто пытался порвать ее в клочья. — Я не тот человек, который будет водить тебя на свидания... Не тот человек, с которым можно планировать долгую совместную жизнь... Ты заслуживаешь большего, Ацуши.       — Когда же вы уже наконец заткнетесь... — выдохнул Накаджима и всхлипнул, вжимаясь носом в сгиб его шеи.       — Я удивлен, что ты... ха-ха, — усмехнулся Дазай, поглаживая парня по спине. — Позволял этому длиться так долго...       Ацуши зло укусил его в плечо и толкнулся внутрь, вынуждая вскрикнуть и крупно вздрогнуть. И они оба вновь замолчали, тяжело дыша, роняя редкие капли слез. Если Накаджима плакал от переполняющих его эмоций, то Осаму так реагировал на физические воздействия, способные помочь ему отпустить себя только под их давлением, только под чужим контролем. Ацуши приподнялся, заглядывая Дазаю в его необычайно стыдливое лицо.       — Мне не нужны романтические отношения, — выдавил из себя он, и он был искренен. А глаза Осаму расширились в удивлении, все еще заполненные пленкой слез. Накаджима ставил на то, что в более спокойной ситуации мужчина не проявлял бы так много чувств, и видеть сейчас такой спектр было как минимум странно. — Я понимаю, мы... — Ацуши вздохнул. — В первый раз мы были на эмоциях. И мне было стыдно, — и Дазай отвел от него взгляд, хотя и вздрогнул от последующих слов: — Но я ни о чем не жалею.       — Ацуши... — проскулил Осаму слезливо, крепко жмурясь, а Накаджима стиснул его подбородок, дыша ему в рот:       — Хорошо, я понял, почему это началось, — кивнул он будто самому себе. — Как это будет продолжаться?       — Ацуши...       — Меня не устраивает трахаться только в тех местах, где нас могут заметить. — Чуть подумав, Накаджима продолжил, едва отстраняясь: — Я не против. Меня это тоже заводит. Все-таки я тоже доггер, хах? — усмехнулся парень, роняя голову Дазаю на грудь. — Но мне хотелось бы чего-то... более интимного. Даже если не в квартире... то хотя бы в лав-отеле...       — Ацуши! — Осаму стиснул паренька так крепко, будто собирался переломать ему ребра. Ацуши был не против. Две минуты без прикосновений к друг другу — и он все зарастит.       У Накаджимы больше не было сил говорить. Он расслабился, навалившись на Дазая, ожидая, когда тот скажет хоть что-нибудь, кроме его имени. Когда более-менее соберет мысли в кучу и поможет ему разрешить ситуацию, в которой они оба были напряжены и не знали, что делать.       Спустя пару минут Осаму привел дыхание в норму. И начал с самой своей больной темы:       — Если ты хочешь любви, я тебе ее не дам.       Безэмоционально. Отрешенно. Ацуши вздохнул, отвечая:       — Мне достаточно того, что у нас есть.       — Ты...       — Я больше месяца трахался с вами, не задавая никаких вопросов! — вырвалось из него раздраженно, даже зло, когда он заглянул Дазаю в глаза. Вздохнул, поглаживая пальцами его по виску. — Это свободные отношения?       — Нет, — ответил Осаму тут же, будто готовился к такому вопросу. Накаджима кивнул, вновь опуская голову ему на грудь.       — Тогда я ваш. Вы мой. Я... — Ацуши запнулся, стискивая ворот его рубашки. — Я тоже не люблю вас. Я не знаю, что это.       Они оба не знали, что это за чувство. Не привыкшие любить, не привыкшие быть любимыми — они стремились к близости и опасались ее. Дазай понятия не имел, как сильно Накаджима понимал его.       — Не знаю, что такое любовь, — продолжал Ацуши. — Не знаю, как любить. Я просто, вы мне... — он всхлипнул и прикусил шею Осаму вновь, мягко, но ощутимо. — Вы мне тоже нравитесь.       И Накаджима приподнялся, держа Дазая за подбородок, глядя ему прямо в лицо, говоря:       — Мне нравится быть с вами, — и он толкнулся внутрь, вырывая из Осаму сдавленный стон. — Нравится работать с вами, — крепко стискивая зубы. Он ведь еще не кончил, хотя очень хотел, но в приоритет ставил ощущения Дазая. — Нравится трахаться с вами.       — Боже, Ацуши, — проскулил мужчина, прогибаясь под ним.       — Мне больше и не надо ничего... — всхлипнул Накаджима, замирая. Затрясся в беззвучных рыданиях.       Не хотел терять Осаму. Не хотел терять эту близость. Не хотел ничего портить. Просто хотел быть рядом и всегда поддерживать, просто хотел трахать и быть оттраханным...       Просто хотел иметь хоть какое-нибудь значение в его жизни.       — Я не люблю тебя, — и слова Дазая разбили ему сердце. — Я хочу тебя всего. Хочу обладать тобой, — и сердце собралось по кусочкам.       — Тогда я буду обладать тобой тоже, — вздохнул Ацуши с усмешкой, вжимаясь губами в его щеку. — Звучит неплохо, да? — Осаму кивнул, лениво цепляя его губы своими, мягко сминая. — У нас в отношениях ничего не изменится, обещаю. Просто... Мне просто спокойнее от того, что мы об этом поговорили.       — Ты невероятный, ты знаешь? — спросил Дазай с тонкой улыбкой. — Я тебя не за...       — Засуньте свой язык знаете куда? — не дал ему договорить Накаджима, хмурясь и получая в ответ очередную усмешку.       — Может... тогда пойдем домой? — предложил Осаму, и выражение лица Ацуши смягчилось — он уже предвкушал, как комфортно им будет на футоне.       — К тебе или ко мне?