Три года спустя
Юнги крутит в руках сигарету, стоя на открытом балконе и наблюдая за нью-йоркцами с высоты двадцатого этажа. В голове мелькает наиглупейшая мысль — Хосок бы не одобрил. Но того нет уже ровно три года. Третий день рождения Мин празднует без него, каждый раз мысленно поднимая бокал за его здоровье, где бы он ни был. Три года жизни — как параллельная вселенная по отношению к Райскому, блять, интернату. Его — восемнадцатилетнего волчонка, глупого и нелюдимого, отправили в настоящие человеческие джунгли. До этого жизнь за стенами богадельни была сосредоточена возле круглосуточного ларька со сладкой ватой в парке аттракционов. Одна жизнь на двоих. Несколько раз в то первое лето «на свободе» он ездил в Рай и подолгу лежал на том самом газоне, разглядывая облака, лениво плывущие по бескрайнему голубому небу. До судороги в горле хотелось, чтобы в эту самую минуту он тоже смотрел в безбрежное небо и думал о нём. Соблюдая условия завещания папы, Юнги поступил в Колумбийский университет на архитектурный факультет. Вряд ли он планировал когда-нибудь всерьёз заняться строительством, просто ткнул пальцем в первый попавшийся. Поначалу притереться к сокурсникам было сложно. Мин постоянно ждал подвоха, постоянно был настороже. Стоило одногруппникам окликнуть его или обратиться к нему по имени, он автоматически готовил кулаки. Оказавшись единственным человеком на потоке, он с удивлением однажды понял, что отсутствие у него вторичного пола никого не волнует, от слова «совсем». Парочка таких же как он парней со старшего курса пытались в своё время завести с ним дружбу, но после того, как были не очень корректно отшиты, больше в товарищи не набивались. Друг у него был только один… — Сок-а, видел бы ты её! — пронеслось у Юнги в голове, когда на одной из студенческих вечеринок, куда он начал ходить только к концу второго курса, Мин встретил девушку-омегу. Ему хотелось похвастаться, с ним хотелось познакомить. Барбра полностью оправдывала своё краткое имя. Барби — она и есть Барби. Красивая, сексуальная, глупая как пробка, блондинка. Она не умела готовить и постоянно морщила свой хорошенький носик при виде разбросанных вещей Юнги. Единственное, в чём ей не было равных — это в постели. И в совокупности этих «достоинств» она, как никто другой, устраивала Мина. После летних каникул ему надоело намекать, что той пора домой, надоело провожать, надоело платить за такси и обещать позвонить. И Юнги предложил ей переехать к нему. Вообще ему было всё равно, согласится она или нет. Со времён интерната мало что изменилось. Ему по-прежнему на всё было плевать. И среди рутины, неинтересной учёбы и слегка приевшегося секса с Барби, оставались только томительно-сладкие воспоминания, приправленные горечью и смирением… — Пупсик, ты не слышишь? Звонят в дверь! — от приторно-ласкового обращения скулы Мина сводит, словно он выпил уксуса. — Ты кого-то ждёшь? — спрашивает Юнги и, выбросив недокуренную сигарету, плетётся в прихожую. — Это, наверное, курьер, — доносится до него из спальни медовый голосок. — Я заказывала сухое шампанское «Вдова Клико»! — И нахуя нам это шампанское?! — бубнит себе под нос Мин, мысленно подсчитывая, сколько «случайно уплыло» с его кредитки, а в том, что Барби за такие вещи платила не из своего кармана, он был уверен. Распахивает дверь и с удивлением обнаруживает за ней двух представителей альфьего пола в тёмных костюмах с кожаными портфелями в руках. — Ну как же, котик, мы же хотели попробовать ту штуку, — откликается девушка из другой комнаты, услышала всё-таки, — ну, когда я сначала набираю полный рот шампанского, а потом беру в рот твои яички, и пузырики так интересно бьют по ним… Ой, — резко замолкает она, когда выглядывает в прихожую. Бровь брюнета в дверях, при том, что он умудряется сохранить каменное выражение лица, одобрительно ползёт вверх. Блондин же, видимо менее эмоциональный из них двоих, просто смотрит в упор на парня, будто даже не знаком с техникой минета. — Это не курьер! — расстроено выдаёт Барби. — Да ладно! — закатывает глаза Юнги. — Это мои одногруппники за лекциями зашли. — Ну тогда не буду мешать, мальчики, — взмахивает тонкой ручкой она и скрывается в спальне. — Без комментариев! — обращается Мин к альфам. — Чем могу служить, господа? — Мин Юнги? — спрашивает блондин. Но у того возникает ощущение, что вопросительной интонации и не было, словно «люди в чёрном» доподлинно знают, кто перед ними. Юнги до ужаса хочется сказать «нет» и он мысленно начинает перебирать в памяти, что мог натворить за последний… двадцать один год. — Я поверенный ваших родителей, — представляется блондин, и Мин слегка теряется. Зачем нужно его присутствие в диалоге, если ответов от него не требуется? — А это — адвокат. — Прошу прощения, — хмурится Юнги, — видимо, вы меня с кем-то перепутали. У меня нет семьи. Мой папа скончался три года назад… — Вы должны проехать с нами, мы опаздываем на самолёт, — отмирает брюнет. И в голове Мина проносится мысль — если его никто не слушает, может эти двое поговорят между собой? — Так, стоп, — поднимает руки вверх Юнги, — я же вам объясняю, мой родитель, единственный, которого я знал, умер, когда мне было семнадцать, — но неожиданно его губы расплываются и лицо искажает самодовольная ухмылка. — Вот черти! — бьёт себя ладонями по коленям и одобрительно кивает. — Это, типа, розыгрыш на день рождения? — Мы должны выезжать немедленно! — бросает брюнет, продолжая «игру». — У нас временное окно в аэропорту Джона Кеннеди. До Непала почти пятнадцать часов. Вас там ждут! — Парни с географического тоже в деле, значит, — хмыкает Мин. И день рождения вдруг в первый раз за последние три года становится более интересным и менее тоскливым. Блондин с брюнетом непонимающе переглядываются и снова возвращают своё внимание на Юнги. — Нет? — пристально смотрит на них Мин, постепенно втягиваясь в забаву. — Мне, наверно, надо переодеться, — оглядывает он свои шорты, футболку и тапочки в виде двух собачек. — Времени нет, — отрывисто произносит блондин. Юнги пожимает плечом. Это его вечеринка, в конце концов! Значит, он может явиться туда и голым! — Бегемотик, ты уходишь? — снова выплывает из спальни Барби. — Но мы же планировали вместе день провести! — Слушай, Барб, — чешет затылок Мин. — Парни предложили выпить по пиву. Я туда и обратно, окей? — Ну, если ненадолго, — меняет гнев на милость девушка, рассматривая идеальный маникюр, — тогда ладно. — Юнги видит, что настроение её испорчено. Но ему плевать, как всегда. — Если бы ты был рядом, ты от души поржал бы сейчас со мной, — еле слышно шепчет он, глядя в пустоту. Тоскливые мысли так и норовят испортить его праздничный настрой и он запихивает их глубоко на дно души, чтобы не испортить розыгрыш однокурсников. Потом, позже, когда останется один, он снова будет вспоминать весёлого альфу и всё-всё «расскажет» ему о необычном подарке. О том, что ситуация перестаёт быть похожа на розыгрыш, Мин начинает подозревать, когда у подъезда небоскрёба, в котором расположена доставшаяся от папы квартира, перед ним открывают заднюю дверь лимузина. — Всем универом что-ли скидывались? — непонимающе мямлит он, резко притормозив возле автомобиля. — Надо торопиться! — выдавливает из себя брюнет, фиксируя нерешительность парня. — Окей, надо, так надо, — безоговорочно соглашается Юнги, ныряя в охлаждённый салон лимузина. — Шампанское нальёте? — вздёргивает бровь он, когда поверенный и адвокат усаживаются следом. Ответом ему служит гробовое молчание. — Ладно, так сойдёт, — сдаётся Мин, с интересом оглядывая строгие физиономии. И на актёров раскошелились! Однокурсникам, наверное, это в копеечку влетело… — Аэропорт Джона Кеннеди, — обращается к водителю блондин и на миллиметр (ей-богу) ослабляет узел галстука. — Предупреди Юкки, чтобы готовился к взлёту. — А, это тот парень с факультета международных отношений? — «понимающе» хмыкает Юнги, складывая руки на груди. — Весь Колумбийский заморочился! Всю дорогу до… видимо, до места проведения вечеринки, брюнет и блондин игнорируют Мина. Один что-то сосредоточено читает в телефоне, другой сидит откинувшись на удобное сидение и прикрыв глаза. Им, походу, мало заплатили. Разве они не должны развлекать его всю дорогу до… — А куда мы всё-таки едем? — разрушает гнетущую тишину Юнги. — Он тупой? Считай, мы все трупы! — не открывая глаз, сквозь зубы рычит блондин. — Мы же сказали, в аэропорт! — поднимает на него хмурый взгляд брюнет. — Летим в Непал. — Ночной клуб что-ли новый? Не слышал о таком… Какого хуя! — громко орёт Мин, замечая в окне лимузина огромное здание аэропорта имени Джона Кеннеди. — По-моему, шутка зашла далеко! Между тем автомобиль через высокие железные ворота выруливает на взлётную полосу и останавливается возле сверкающей на солнце Cessna Citation X+. Перед Юнги снова открывают дверь и он на автомате ставит ноги в смешных тапочках на горячее асфальтовое покрытие. Мин замирает. Никакой это не розыгрыш! Его похищают? Кто эти люди? Паника начинает медленно просачиваться под кожу. Юнги страшно до такой степени, что он чувствуют противную вибрацию в затылке. — Сок-а, что это? — Пошли, — снова командует брюнет, и альфы быстрым шагом идут к трапу самолёта. А ноги Юнги словно приросли к земле. Он сверлит спины мужчин испуганным взглядом, усиленно размышляя, в какой момент может дать дёру. Эх, сейчас бы новые кроссы, которые он купил в прошлом месяце. Блондин неожиданно останавливается. Медленно поворачивается к Мину. Его губы поджимаются, а глаза угрожающе щурятся, будто сканером прошивают страх парня. — Я никуда не иду! — стараясь, чтобы голос не дрожал, громко выкрикивает Юнги. Блондин загорается за минуту. Он швыряет портфель брюнету, выхватывает из-за пояса брюк револьвер и приставляет снизу к подбородку опешившего Мина. — Мы не спали почти двое суток! — шипит он в ошарашенное лицо. — Чонгук еле держится на ногах! Если ты, щенок, сейчас не поднимешь свою задницу в самолёт, я разнесу твои мозги прямо здесь и спокойно пойду вздремну. В наступившей тишине начинает разноситься гул наращивающих скорость вращения турбин. Юнги гулко сглатывает. Во что он вляпался?! — Рой, убери оружие, — подходит к ним брюнет и кладёт руку на плечо блондина. — Мы все на взводе. Но, если ты оставишь на Юнги хотя-бы царапину, босс скормит тебя свои псам. Ты же понимаешь это? Блондин пару раз моргает, приходя в себя, после чего перекладывает пистолет в протянутую руку брюнета, забирает свой портфель и молча идёт к трапу. — Он легко может передумать, — обращается к замершему каменной статуей Мину брюнет, — так что, пожалуйста, иди поднимайся на борт. В жизни бывают ситуации, выпутаться из которых может помочь только глупость. Сейчас Юнги доподлинно понимает — было бы верхом безрассудства последовать за людьми, которые его явно с кем-то перепутали. Он может отказаться идти и получить пулю в лоб. Мгновенная смерть, даже икнуть не успеет. И жалеть не о чем. Был мальчишка Мин Юнги, да вышел весь. Через пару лет о нём даже не вспомнят. Юнги уже готов принять второй вариант развития событий, когда сердце вдруг начинает биться быстрее. Он обещал Хосоку, что не потеряет веры и никогда его не забудет. Сейчас сдаться и смиренно принять смерть означало бы предать память об альфе, который стал когда-то смыслом его жизни. Уже перед трапом блондин снова оборачивается и, поймав решительный взгляд Юнги, коротко кивает. — Юкки, — обращается брюнет к высокому статному пилоту, когда они рассаживаются в удобных креслах. — Пусть принесут Рою выпить, а мне чашку эспрессо. — Мне тоже выпить, — вклинивается Мин. Какое бы решение он ни принял пару минут назад, трезвым он проходить это отказывается. — Господину Мину апельсиновый сок. — Говоришь, ты адвокат моей семьи? — вздёргивает бровь Юнги. Адреналин пирует в его крови не хуже алкоголя. По крайней мере смелости у него прибавилось. — Когда встречусь с отцом, попрошу его уволить тебя! Брюнет пренебрежительно фыркает и сразу же прячет глаза. Нет, его не повеселили слова парня. Они его испугали! Таааак, дыши, Юнги, дыши. Видимо, убивать его не планируют. Он им, действительно, нужен. Вот только для чего? Дом построить? — Мы готовы к взлёту, — произносит пилот, снова появляюсь в салоне пассажиров. На этот раз с молоденькой стюардессой, которая несёт поднос с бокалами. Мин с восхищением оглядывает стройную фигурку, плотно обтянутую ярко-синей униформой. Верхние пуговицы на блузке расстёгнуты, но декольте прикрыто цветастым филигранно повязанным на шее платком. Она молча расставляет перед мужчинами напитки и, слегка поклонившись, скрывается в отсеке для персонала. — Юнги, — обращается к нему брюнет, заставляя перевести взгляд от зданий пригорода, несущихся на большой скорости за иллюминатором. — Думаю, пришло время всё объяснить. — Уж постарайтесь, — выплёвывает Мин, складывая руки на груди, — а то всё это реально попахивает похищением! — Мы не похищаем тебя, — мужчина скидывает на соседнее с Юнги кресло пиджак и начинает закатывать рукава голубой сорочки. — Мы тебя возвращаем! Мин даже давится соком, когда слышит три последних слова. Он медленно вытирает рот запястьем и неотрывно смотрит в глаза брюнету. Это точно не шутка. Шутки кончились. — Почему сейчас? И вообще, — закипает парень, — вы спросили меня, хочу ли я «обратно»?! От меня избавились больше двадцати лет назад! Вышвырнули и забыли! Так что нет, спасибо, вынужден отклонить ваше предложение! — От тебя никто не избавлялся, Юнги, — терпеливо обращается к нему брюнет. — Тебя защищали. Твоё рождение было незапланированным и застало твоих родителей врасплох. К тому же, ты родился простым человеком, без вторичного пола, и было решено спрятать тебя. — От чего? — От мира, в котором они жили тогда. — Насколько? — Навсегда. Если бы в речи брюнета была хоть одна заминка, одна секундная пауза, Мину было бы проще принять правду. Но тот не сомневался. Юнги откидывается на спинку кресла и закрывает глаза, стараясь побороть разрастающуюся обиду. Он думал, что обижаться на папу перестал лет в двенадцать. Думал, научился заменять горькие пилюли равнодушием. Так было проще смириться с мыслью, что родителям на тебя плевать. Но он ошибся. — Что изменилось? — хриплым от невыплаканных слёз голосом спрашивает он. Брюнет долго вдыхает и также долго выдыхает. Но Мин уверен, ему расскажут всё. Ответят на любые вопросы. Это не сомнение со стороны альфы, это затишье перед бурей. К которой Юнги забыли подготовить. — Тридцать девять часов назад, — наконец подаёт голос мужчина, — самолёт твоих родителей пропал с радаров где-то в небе над Гималаями в районе Непала. — Они мертвы? — Мин пытается убедить себя, что ему плевать, но выходит плохо. Что-то начинает ныть в области солнечного сплетения, словно задели тугую струну и она продолжает гулко вибрировать, причиняя боль, на которую, как думал парень, он не способен. — На данный момент они считаются пропавшими без вести. Надежда на то, что кого-то из них найдут живыми, практически равна нулю. Твой отец, папа, старший брат… Грудная клетка Юнги начинает ходить ходуном, он чувствительно щипает себя за голое колено, чтобы сдержаться, но в нём так много эмоций, что они просто не в состоянии оставаться внутри. Он совершенно вульгарно хрюкает и взрывается громким хохотом. Опрокидывая стакан с недопитым соком, падает лицом на столик, которые разделяет его с альфами, сидящими напротив и начинает постукивать ладонью по гладкой поверхности, словно аплодируя словам брюнета. Среди приступов безудержного смеха выдавливает из себя: — Отец, папа, старший брат. А морской свинки с ними не было? Идеальная, блять, семья! Блондин резко наклоняется над ним, хватает за волосы на затылке, слегка приподнимает и снова прикладывает лицом к столику, разбивая нос. Грубо усаживает вертикально и разбрызгивая слюну, шипит в залитое кровью лицо: — Весело тебе, щенок? Смешинка в рот попала?! Ты единственный наследник своего отца, мы сделали на тебя ставку, потому что руководить делами твоей семьи больше некому. Если бы я знал, какой ты непроходимый тупица… — Рой, — рычит брюнет, пытаясь отодрать пальцы блондина от волос Юнги. — Успокойся! Ты считаешь, мальчишка пойдёт нам на встречу, если ты постоянно будешь угрожать ему?! — он нажимает на подлокотнике кнопку, и через пару секунд в салоне появляется стюардесса. — Сука! — выдыхает Мин, когда блондин отпускает его. Зажимает пальцами переносицу и сверлит злыми глазами обоих альф. — Окажите господину Мину первую помощь, пожалуйста, — обращается к девушке блондин. — Турбулентность, — разводит руками он и сверлит взглядом Юнги в ответ. Та молча кивает и уходит, видимо, за аптечкой. — Послушай, парень, — начинает «миротворец», — мы — в сложной ситуации. Нам не до смеха. Наш босс с супругом, со своим наследником, с младшим братом, который одновременно является правой рукой твоего отца, на данный момент, с вероятностью в девяносто девять процентов, мертвы. Ты — оставшийся в живых представитель семьи. Ты должен взять на себя руководство поисковой операцией, — брюнет запинается и только сейчас Мин понимает, что всё это не игра. Это грёбаная жизнь. Его жизнь. Которая двадцать один год назад избавилась от него, а теперь снова пытается засосать в своё болото. — Когда… Если останки будут найдены, опознаны и твои родители признаны мёртвыми, — тебе придётся встать во главе всей организации. — Вы просите меня понять вас. А вы поставьте себя на моё место, — обречённо качает головой Юнги. — Мне только сегодня исполнился двадцать один год… — Не сегодня, — перебивает его брюнет. — Девятого марта, чуть больше двух месяцев назад. — Охренеть! Так может и имя у меня другое? — кривится Мин, подставляя нос под ватный диск с перекисью. — Нет, при рождении тебя назвали Юнги, а фамилия у тебя моя, к сожалению, — не отрывая взгляда от облаков за иллюминатором, равнодушно говорит блондин. — Я старший брат твоего папы. Мин шипит, когда обеззараживающее средство попадает в ранку и стюардесса, откинув за спину концы платка, наклоняется ниже. Складывает губки трубочкой и медленно дует на переносицу. — Мой младший брат, твой папа, как с ума сошёл, когда узнал, что беременный тобой, — начинает блондин, всё также глядя на хмурое небо. — Постоянно плакал, наотрез отказался делать аборт. Всё надеялся… что найдётся какая-нибудь волшебная палочка и однажды он проснётся, а тебя не надо отдавать. — Он какое-то время молчит, пытаясь справиться с эмоциями и Юнги больше не видит перед собой грубого, напичканного тестостероном альфу. Только человека, которому больно и страшно. — Тебя следовало увезти сразу после рождения. Но тот не смог. Постоянно целовал твои ручки и ножки, пел тебе, рассказывал о старшем брате. Тебя отправили в интернат 17 мая. И записали этот день днём твоего рождения. Каждый год огромное количество людей участвовало в его поездках в Нью-Йорк. По легенде он совершал здесь пересадку на самолёт в Канаду, где проходил лечение в косметологической клинике. — Зачем такие сложности? — подаёт голос Мин. — По той же причине, — наконец переводит на него уставший взгляд блондин, — чтобы тебя никто не нашёл. Даже парфюм, которым он пользовался, был частью маскарада. — А если я откажусь? — спрашивает Юнги и, устав бороться с собой, ныряет глазами в декольте стюардессы. — Я не знаю этих людей. По факту, они мне никто. — Ты не можешь просто так отказаться, — отвечает брюнет, допивая остывший кофе. — Когда ты встанешь во главе организации отца, все двери мира откроются перед тобой, — меняет тактику альфа, — люди будут беспрекословно подчиняться тебе… — Зачётные буфера, детка, — еле слышно шепчет Мин. Уголок губ стюардессы ползёт вверх и Мин ловит в её глазах не удовлетворение сомнительным комплиментом. Он отчётливо читает по её глазам радость, оттого, что «сам Мин Юнги обратил на неё внимание». — …стоять перед тобой на коленях! — На коленях? — переводит на брюнета ошарашенный взгляд парень. И это всё опять начинает напоминать розыгрыш. Он возвращает своё внимание на девушку, пару мгновений пристально смотрит в её глаза и, вложив в голос всю брутальность, что бурлили в его теле всё это время, отдаёт приказ: — На колени! Та меняется в лице, словно ей только что сделал предложение принц с Востока, её глаза вспыхивают, щёки окрашиваются радостным румянцем и, не разрывая зрительного контакта с Юнги, она медленно опускается на пол у его ног. Мин в тапочках запрыгивает на кресло. — Блять! Блять! Блять! — девчачьим голосом пищит он. — Я сплю! Ущипните меня кто-нибудь за задницу! Брюнет прикрывает глаза ладонью и смотрит на Мина через растопыренные пальцы. — Ну-ка, полай, — просто, чтобы удостовериться, выдавливает из себя Юнги. — Гав! Гав! — издаёт звук девушка. Или они все что-то курили перед тем, как ехать за Мином, или ему в сок подмешали наркотик. Потому что всё это уже начинает попахивать групповым параноидальным бредом. — А попой можешь покрутить? Как собачка? — ну чтобы удостовериться на сто процентов, добавляет парень. Девушка наклоняется над полом и, уперевшись в него двумя руками, трясёт бёдрами, обтянутыми узкой юбкой. — Давай ты поиграешься потом, — не выдерживает блондин и обращается к девушке: — ты можешь идти. Стюардесса начинает медленно подниматься на ноги. — Я не разрешал! — рявкает Юнги и она снова возвращается на пол. — Ну, пиздец! Почему она так делает? — машет рукой, наконец позволяя девушке уйти, и усаживается в кресло. — Потому что ты обладаешь властью от рождения. А мы должны тебе подчиняться, — как ребёнку объясняет ему брюнет. — И вы тоже? — загорается Мин, ну он сейчас покажет этому блондину, в глазах которого мгновенно проскальзывает нечто, заставляющее Юнги отказаться от эксперимента. — А кто мой отец? Министр? Президент? Король? Чей пост я займу, если соглашусь? Блондин с брюнетом молниеносно переглядываются, и Мин вдруг начинает жалеть, что вообще родился на свет — Ты будешь боссом, — осторожно произносить блондин, словно опасается, что Юнги, узнав правду, выпрыгнет из самолёта без парашюта. — Так, хорошо, я буду боссом, — устало трёт затылок Мин. — Боссом чего? Фирмы? Акционерного общества? Конгломерата? — Северо-западной территории Южной Кореи. — Я буду боссом агрономов? — в конец теряется Юнги. — Ты младший сын босса мафии! — Аааааа, — понимающе кивает Мин. — Ну теперь всё ясно! Мой отец — босс мафии и, если я приму его должность… Альфы синхронно кивают. Юнги резко наклоняется над соседним креслом, и его выворачивает на брендовый пиджак брюнета. Блондин снова нажимает кнопку на подлокотнике. — Милая, приберись здесь, пожалуйста, — указывает пальцем он куда-то в сторону испачканного сидения. — И, пожалуй, господину Мину можно принести выпить.***
Две недели спустя
Юнги не понимает какой сегодня день. Больше десяти дней в Гималаях исказили его представление о пространстве и времени. Блондин и брюнет не шутили. Его, действительно, привезли в горы, чтобы он встал во главе поисково-спасательной операции. И с каждым днём эта операция всё больше становилась просто поисковой. Мин оказался в фантастической фильме. Он похоронил папу три года назад. И там, по ночам, в заснеженной палатке на горном плато, ему приходилось снова свыкаться с мыслью, что того больше нет. Их троих и не было никогда. Словно Юнги сам себе их придумал. Будто это захватывающая история, рассказанная на ночь и оставшаяся на подкорке его сознания. Мин ныряет замёрзшими пальцами в карман кашемирового итальянского пальто и достаёт помятую пачку сигарет. Возможно, он нарушает какие-то там правила на Корейском национальном кладбище. Но ему плевать. Ему никто не указ. Он сам себе закон! И он принял решение сбежать! Начинает моросить. Мелкий противный дождь норовит пробраться за воротник пальто. Юнги не надо суетится или искать укрытие. С мягким щелчком над его головой распахивается чёрный огромный зонт. Охрана подпирает ближе, закрывая его от ветра и чужих глаз. Они не надсмотрщики, а он не узник. Они присматривают. Они оберегают его жизнь. Жизнь… Семнадцатого мая, как он считал, ему исполнился двадцать один год. Но Мин больше не знает сколько ему лет. Словно Земля не один раз успела обернуться вокруг Солнца. Словно он за две недели вырос. Словно окончательно повзрослел. Юнги подносит золотую зажигалку к сигарете, глубоко затягивается мутным дымом и медленно выдыхает. Потом сразу ещё раз и ещё. Будто эта пелена сможет скрыть от него четыре закрытых гроба из красного дерева, украшенные затейливой резьбой. Папа, отец, старший брат и дядя. Мин пытается определить, какие чувства он сейчас испытывает. Боль, тоску, одиночество? — Ты мне так нужен сейчас, Сок-а, — одними губами шепчет он. Его слегка качает вперёд и он опирается влажной ладонью на крышку папиного гроба. — Ты мне так нужен сейчас! — кричит, разрывая голосовые связки. — Я так просил тебя остаться! А ты ушёл! Ушёл! — слёзы текут по искажённому лицу и смешиваются с каплями равнодушного дождя. Кто-то из охраны снова пытается укрыть его зонтом, но он отмахивается и тот покорно отходит в сторону. — Ты сказал, что будешь рядом! — рыдания вырываются из его груди и путаются эхом в улицах пустого кладбища. Он падает на колени и утыкается в гладкую поверхность папиного гроба лбом. Все вокруг молчат, смиренно склонив голову. Каждый из них искренне сочувствует парню, который потерял разом всех родных. — Зачем ты дарил подарки? Зачем эти конфеты? Зачем слова? Чтобы вот так оставить меня?! Ты ушёл… ушёл… Неожиданно на плечо ему ложится тёплая ладонь. Такая горячая, что даже через пальто он чувствует жар, исходящий от неё. — Ты — моя семья, только ты! — как в бреду продолжает шептать Юнги. Рука на его плече с силой сжимается, пытаясь передать силу и выносливость хозяина. Мин поднимает голову. Лицо над ним из-за слёз, затопивших глаза, расплывается. И он даже не видит, он чувствует с какой теплотой и любовью смотрят на него карие глаза. — Ты не один! Я всегда буду рядом! — тот улыбается, но Юнги видит и бледные щёки, и неестественно блестящие глаза. — Гук, ты в порядке? — Мин поднимается на ноги и вытирает ладонью лицо. — Ты плохо выглядишь! С Чон Чонгуком, сыном своего дяди, Мин познакомился в Непале. Тот лично приехал за ним на не функционирующую взлётную полосу в горах. Когда Юнги прилетел, тот словно испытал облегчение, что больше не один, ведь с этой авиакатастрофой он, действительно, потерял всех родных. В огромном полноприводном джипе омега казался миниатюрным, словно автомобиль был ему не по-размеру. — Тебе сколько? Двенадцать? — спросил тогда Юнги, сомневаясь, что тому вообще можно за руль. — Семнадцать. Почти, — смущённо ответил Гук. — Я такой, чтобы на моём фоне все альфы чувствовали себя большими и сильными, — шутил он. — Я не альфа, я — никто! — ответил ему Мин, равнодушно разглядывая негостеприимный пейзаж за окном джипа. — Я знаю, кто ты, Мин Юнги, — добродушно хмыкнул омега. — Мы часто о тебе говорили, особенно когда ты получал свои награды! В тот момент Юнги чуть не вывалился из автомобиля. — Дядя с супругом ни на мгновение не забывали о тебе! — заметив шокированное состояние последнего, добавил Чонгук. — Ты же получал премию за футуристический проект города пятнадцатого мая? Да, был такой проект. Мин толком не интересовался тем, чему его учили профессора в Колумбийском университете и участвовал в конкурсах исключительно ради преференций на экзаменах. Но, оказалось, что его больная фантазия часто тянула на лауреата, а иногда и на призовые места. — Я не понимаю… — По нашим законам, дядя, твой старший брат и мой отец не должны летать вместе на самолётах или ездить в одной машине, чтобы исключить, ну, — замялся омега, чтобы не произносить вслух то, в чём они все уже были уверены. — На твоё награждение они просто сорвались накануне. Я тоже хотел, но… Не смог. — Ты хочешь сказать… — Они были там, когда тебя награждали, — совсем тихо добавил Гук. Юнги закрыл лицо трясущимися ладонями. ОНИ ВСЕ БЫЛИ ТАМ, РЯДОМ! И это из-за него, они все оказались в одном самолёте! — Это не твоя вина, — покачал головой омега, не отрывая взгляда от дороги, словно с лёгкостью читал мысли двоюродного брата. — Они знали, что есть риск. Но твой папа был так счастлив, когда дядя наконец согласился. А теперь… Тогда Мин посчитал новоприобретённого родственника равнодушным к трагедии, что буквально свалилась на их головы. Но ему хватило пары часов, чтобы увидеть в миниатюрном омеге непоколебимую веру. Понять, насколько он в свои годы взрослый и сильный. Это Юнги был на его фоне глупым мальчишкой. Чонгук активно участвовал в поисках. Пробирался через снежные завалы. По ночам наравне с ним и командиром поисково-спасательной службы разрабатывал маршруты на следующие дни. Гук сорвался, когда они в конце концов нашли то, что осталось от дорогого частного самолёта и от их родных. Мин никогда не забудет, как он кричал, упав на колени перед местом крушения. Кричал так долго, что сорвал голос. Силы омегу покинули окончательно и он потерял сознание прямо на залитом топливом снегу. Именно тогда Юнги решил, что не желает жить такой жизнью. И принял решение сбежать. — Всё хорошо, — совсем тихо отвечает омега, возвращая его к четырём гробам, — я просто ел, — он крутит пальцем в воздухе, совсем как Юнги, когда что-то сочиняет, — вчера. — Тогда поехали домой, ты еле на ногах стоишь! — Мин начинает всерьёз переживать. — Всё в порядке, — невнятно выговаривает тот, чувствуя, как деревья на кладбище начинают медленно вращаться перед его глазами. — Я просто устал. Юнги чертыхается и подхватывает омегу на руки, удивляясь, какой тот лёгкий. Надо позаботиться о парне до побега. Многочисленная охрана сразу же берёт Мина в плотное кольцо, когда он с Чонгуком на руках быстро идёт по территории кладбища в сторону выхода. Он уходит, оставляя за спиной четыре гроба из красного дерева — семью, которой у него никогда не было. Уходит, оставляя сладкие и горькие воспоминания. Память о человеке, который был его настоящей семьёй. Выходя из ворот Корейского национального кладбища, Юнги снимает с себя все обязательства верить и помнить. Он заставляет себя забыть…