Добро пожаловать в АД/РАЙ - нужное подчеркнуть.

      Намджун и Тэхён лежат на изумрудном газоне, разглядывая темнеющее небо. Вылетевшие на ночную охоту мотыльки бодро отвоёвывают воздушное пространство у светлячков, которые, видимо, решили затмить своей яркостью вспыхивающие на небосклоне звёзды. Запах свежескошенной травы на смену вечной загазованности мегаполиса кажется таким ярким, что его легко ощутить на языке. Джун глубоко вдыхает насыщенный солью и зеленью воздух, стараясь максимально насытить лёгкие кислородом.       После сложной операции выкроить время, чтобы отдохнуть, у альф так и не получилось. Им несложно было догадаться, что их пациент, состояние которого, хоть и не доставляло им беспокойства, но не позволяло надолго отлучаться, — очень важная персона. Для Юнги.       — Я не могу вспомнить, когда в последний раз видел звёзды, — с сожалением произносит Тэ, глядя на жемчужную россыпь над головой.       — Да, в Сеуле их сложно рассмотреть, — соглашается Джун, складывая руки под головой. — Слишком ярко по ночам.       — Нет, дело не в этом, — хмыкает Тэхён, — я не смотрел. Вообще не поднимал голову к небу. Знаешь, — поворачивается в сторону друга, — я только сейчас понял, как сильно устал.       — Сколько лет ты не был в отпуске? — негромко спрашивает Намджун, словно боится нарушить колдовское очарование вечера. — Года три точно.       — Я никогда не был в отпуске, — в голосе Тэ сквозит печаль и неимоверная усталость, — думал, таким образом смогу помочь ещё большему количестве детей.       — Всех не вылечишь, друг!       — Вы друзья? — звонко раздаётся над ними, и они переводят заинтересованные взгляды на Тэён.       — Мы с Тэ...       — Можно мне делать то же, что и вы?       — Да, принцесса, мы с Намджуном,.. — пытается закончить за друга Тэхён, но в девочке столько нетерпения, что она не слышит его.       — А что вы делаете?       — Смотрим на звёзды, — успевает вставить Намджун.       — Я люблю звезды, — таким тоном отвечает Тэён, что у альф создаётся впечатление, она «сделала одолжение» им, «согласившись» присоединиться. Девочка укладывается на траву между мужчинами, долго ищет удобное положение, тщательно поправляет платьице — ни дать, ни взять — принцесса и, наконец, поднимает глазки к небу.       — Это Орион, — подсказывает Тэхён, — указывая рукой на созвездие над их головами.       — Я много звёзд и легенд древней Греции знаю, — закатывает глазки Тэён. — Папа увлекается ими. Кстати, мой отец похож на Ориона, — добавляет она.       — Это чем? — с удивлением спрашивает Тэ.       — Он тоже охотник, — поворачивает к нему голову та, — и рядом с ним всегда Большой пёс — Хаммер и Малый — это мой папа.       — Хаммер? — хмурится Намджун, — машина, ты имеешь ввиду?       — Ну можно и так сказать, — отмахивается от него девочка. — Но папа ещё похож на нимфу Эхо. Он сам про себя так говорит.       — Эхо? — переспрашивает Тэхён, — Это та, которую наказала богиня Гера и заставила повторять всё за другими людьми? Не очень похож, — хмыкает он, вспоминая взрывоопасный характер омеги.       — Папа тоже влюбился много лет назад в одного Нарцисса, а тот кроме себя не любил никого, — тихо объясняет Тэён. Джун с удивлением смотрит на неё, поражаясь, насколько она умная и проницательная для своих лет.       — Он обидел твоего папу, принцесса? — не контролируя себя, закипает альфа, когда до него доходят слова девочки, на что Намджун громко цокает. Его уже начинает тревожить зависимость друга.       — Да, и папа, как в той легенде про Аполлона и смертную женщину. Ну там, где Бог просил подождать его, — объясняет она задумавшемуся Тэхёну. — Женщина ждала, ждала, состарилась и превратилась в цветок, ожидая этого Апполона, — фыркает она, — Это слова отца, а папа всегда отнекивается, мол, это не про него, — с сожалением отвечает девочка. — Но отец всегда говорит, что от самовлюблённого эгоиста осталось самое прекрасное, что можно себе представить!       — Что? — хором восклицают альфы.       — Ну, конечно, я! — закатывает глазки Тэён.       — Ничего не понимаю, — хмурится Тэ, — твой второй родитель не Юнги? Я слышал, как ты называешь его отцом.       — Нет, он мой дядя, папин двоюродный брат, — отвечает девочка, — просто у них с папой ещё двенадцать приёмных сыновей, они называют его отцом, и я иногда путаюсь.       Намджун коротко свистит и сталкивается с ошарашенным взглядом друга. У Мин Юнги, босса мафии, есть сердце. Большое и горячее, раз он в свои годы взял ответственность за чужих детей и, судя по всему, те его очень любят и уважают. Он в который раз убеждается, что Мин, убивший прошлой ночью несколько человек, который похитил их, на самом деле правильный и принципиальный. Мысли уводят его к Чон Хосоку. Одного взгляда достаточно на них, чтобы понять, — эти двое связаны, и альфа не просто узник, которому Юнги решил помочь. Неожиданно в его памяти всплывает разговор в процедурном кабинете, когда Мин сказал, что Намджуну уже говорили, что его жизнь важна. Так когда-то сказал человек, которого альфа безмерно любил. А тот оставил его, даже толком не назвав причину расставания… Навязчивая мысль начинает терзать его уставший мозг, но его отвлекает вопрос друга, адресованный девочке.       — А где сейчас твой настоящий отец?       Джун громко откашливается, чтобы привлечь внимает Тэ и выразить ему взглядом, что это всё ещё не его дело, но тот игнорирует его.       — Он живёт в другом городе, и Юнги-хён говорит, что лучше бы он не возвращался оттуда, — отвечает Тэён, рассматривая травинку, которую выдрала из газона.       — В каком именно? — не сдаётся Тэхён.       — Я забыла, там четыре буквы, а я помню только первую букву А, — вздыхает девочка.       — Агра? — подключается Джун, понимая, что друга уже невозможно отвлечь от дел, которые его не касаются.       — Акко? — подсказывает Тэ.       — Неееееет, там вторая буква Н, — отрицательно машет головой та.       — Анапа? Анкара? — перечисляет Намджун и ловит себя на мысли, что уже давно не чувствовал себя таким расслабленным и умиротворённым, как сейчас, на этом острове. Только, когда Сокджин был рядом…       — Хён, — смеётся девочка, — там больше букв, ты считать не умеешь?       Тэхён неожиданно замирает и резко усаживается прямо.       — Тэён, тихо, — еле слышно произносит он. Мозг с трудом идентифицирует звук, который слышал альфа и, когда мужчина в конце концов понимает, кому он принадлежит, его сковывает первобытный страх. Он отчётливо разобрал рычание большой собаки!       Тэ медленно поднимается на ноги и даёт знак другу и девочке, чтобы те тоже встали с газона.       — Принцесса, спрячься за меня, — шепчет он девочке, пытаясь определить, с какой стороны надвигается опасность.       — Тэхён, ты чего? — чувствуя напряжение друга, с беспокойством спрашивает Джун. Рычание становится отчётливей, а ветки ближайших кустов шевелятся, словно по ним прошёлся порывистый ветер.       Сначала альфы видят глаза, яркие и блестящие. Длинную морду. Когда их взорам предстаёт огромный красный волк, они синхронно гулко сглатывают. Тело Тэ напрягается. Он понимает, что рядом с хищником он просто букашка, но желание защитить девочку пробуждает в нём инстинкты зверя.       — Хаммер! — радостно кричит Тэён и, вынырнув из-за спины альфы, несётся прямо к волку. Звонко целует его в крупный нос и, еле дотянувшись до высокой косматой холки, несколько раз хлопает по ней. Волк, высунув язык, видимо от удовольствия и, кажется, даже улыбнувшись, послушно укладывается на землю, а девочка под ошарашенными взглядами мужчин, забирается на него сверху и цепляется пальчиками за грубую шерсть.       — Это полный пиздец! — еле слышно выдыхает Тэхён.       — Полностью поддерживаю, — крякает Джун. — Я считаю, что это апогей изумлений в моей бренной жизни! Уверен, меня больше ничем не удивить!       Вместе с запахом табачного дыма до них доносится громкое хмыканье:       — Не спеши с выводами, Намджун!       — Это красный гималайский волк! — медленно произносит альфа, поворачиваясь к Юнги. — Откуда он взялся в Корее?       — Тэён, держись крепче, — строго говорит Мин, обращаясь, к визжащей девочке, которую Хаммер на манер лошади, катает по зелёной лужайке. — Это долгая история, — возвращает своё внимание к альфе. — Привёз из Непала семь лет назад.       — Что ты там забыл? — вздёргивает брови Тэхён, который уже пришёл в себя.       — Не забыл, а нашёл, — резко отвечает Юнги. — Обломки самолёта и останки родных. Пойдёмте, нас ждут к ужину, — спешно меняет тему он. Но вдруг замирает и смотрит цепким взглядом в глаза Намджуну. Простой вопрос из двух слов рвётся с его губ, но он молчит, продолжая игнорировать зов сердца.       — Всё хорошо, — еле слышно произносит Намджун, верно разгадав интерес Мина, который тот продолжает прятать под маской равнодушия. — Он спит.       — Я вспомнила, — выдаёт Тэён, когда волк останавливается возле мужчин, — ну, название того города, — добавляет она, когда Тэхён и Намджун поворачиваются в её сторону, и тянет ручки к Тэ, чтобы тот помог ей спуститься. Альфа с долей опаски подходит ближе. — Не бойся его, Хаммер хороший, — успокаивающим голосом произносит она, замечая нерешительность старшего, — поверь, мой папа в гневе страшнее!       — Кто бы сомневался, — бурчит Тэхён, снимая девочку, — особенно со своей японской игрушкой. Так как называется город?       Та долго поправляет одежду, проводит ладошкой по волосам, чтобы пригладить разметавшиеся прядки и с серьёзным видом выдаёт:       — Юнги-хён говорит, что мой отец живёт в анусе!

***

      — Что происходит, Тэ? — строго спрашивает Намджун у друга, когда Юнги с девочкой уходят по зелёному газону в сторону большой беседки, увитой диким виноградом.       — Ты о чём? — непонимающе смотрит на него Тэхён.       — Откуда столько интереса с Чонгуку? Ты забыл, что несмотря ни на что, мы здесь не в гостях. И вряд-ли Мин оценит твоё стремление сблизиться с двоюродным братом!       — Я не знаю, Джун, — обречённо отвечает тот и зажимает переносицу пальцами, чувствуя, как от недосыпа начинает раскалываться голова. — Я хочу его! Нет, не просто желаю, — поясняет он, замечая негативную реакцию. — Хочу быть с ним, заботиться о нём. Хочу, чтобы он принадлежал мне.       — Попрощайся с левым яйцом, которого он постоянно угрожает тебя лишить! — резюмирует Намджун и похлопывает по плечу, будто подтверждает свершившийся факт. — А потом Мин тебя пристрелит! — резко замолкает. — Мы точно не в параллельной вселенной? — медленно произносит он, когда переводит взгляд на шумную веселящуюся на лужайке компанию.       Возле беседки, освещённой яркими гирляндами, танцуют мальчишки разных возрастов под композицию известной корейской поп-группы. Тэён как заморская экзотическая диковинка среди приёмных братьев кружится, удерживая за пухлые ручки малыша лет трёх, а смеющийся Гук, настолько нереально красивый, что Тэ снова слегка зависает, с ещё одним на руках громко подпевает вокалистам. И в центре этого разношёрстного любительского ансамбля — двое престарелых омег. Их скрипучие старческие голоса, перекрывающие оригинал, так громко разносятся по всей округе, что даже Хаммер, устроившийся у входа в беседку, подвывает им. А ещё они умудряются бодро пританцовывать! Песня сменяется на новую и омега-дедушка запевает:       — Smooth like butter, like a criminal undercover. Gon' pop like trouble. Breakin' into your heart. Like that!       — Ух! — звонко вставляет Чонгук.       — Cool shade stunner! Yeah, I owe it all to my mother. Hot like summer! Yeah, I'm makin' you sweat!       — Like that! — кричит Гук. — Браво, бабушка Джин-Хо, браво, дедушка Хван! — и малыш на его руках восторженно хлопает в ладоши, улыбаясь кроличьей улыбкой в четыре зуба.       — Нам обещали плен и пытки, — ошарашенно произносит Тэхён, уверенный, что здесь, на этом острове, его челюсть ещё не раз встретится с полом. — А мы попали в… цирк?       — Разве песни BTS в исполнении бабушки и дедушки не пытки? — громко хмыкает Юнги, подходя сзади. — Это папа моего отца и его сестра-двойняшка.       — Чёрт! — вздрагивает от неожиданности Тэ, — что за привычка незаметно подкрадываться?       — Это ты ещё Чимина, моего секретаря, плохо знаешь! — отвечает Мин, перехватывая у Чонгука ребёнка. — У меня иногда возникает ощущение, что, если я буду дрочить и после этого позову его, чтобы он принёс мне влажную салфетку, Пак уже будет за моей спиной!       — Босс, вы меня звали? — выныривает из-за плеча Намджуна вышеупомянутый омега.       — Я же говорил, — качает головой Юнги, вызывая у альф громкий смех. — Пойдёмте, Лидия, наша кухарка, не расслышала утром, что вы в плену, и приготовила праздничный ужин!       Джун наблюдает за Мином, который входит в беседку и усаживает малыша в детский стульчик. Гук указывает на его распущенные волосы и, вытащив из кармана резинку, собирает тяжёлые пряди в хвост. Юнги хлопает по руке одного из мальчишек, который потянулся над столом, чтобы схватить кусочек сыра. Что-то строго выговаривает ему, а потом сразу же с улыбкой крепко прижимает к себе. Кто этот человек? Как можно быть настолько разным — на работе и в кругу семьи? С высоты своих лет и опыта работы с разными людьми Намджун может уверено сказать, что Юнги настоящий здесь, в окружении близких, а там — необходимость, которая заставляет его бороться против грязи и всяких ублюдков этого мира. Мина кто-то сломал или что-то, раз он однажды взялся за оружие. Но насколько бы Намджун не был гуманистом, он решает для себя, что однозначно уважает дело, которым занимается тот.       Овальный стол, так удачно вписавшийся в крытую вместительную беседку, словно был сделан на заказ, сервирован ровно на девятнадцать человек. Дети усаживаются с одной стороны, взрослые с другой. Намджун с интересом рассматривает аппетитные блюда, которые проворно расставляет вышеупомянутая Лидия, дородная женщина-альфа в джинсах, футболке и цветастом переднике. Её чуть тронутые сединой волосы собраны в тугой пучок. На экономку она явно не тянет, скорее на тётушку солидного возраста, которая живёт с этой большой семьёй, помогая с детьми и по хозяйству.       — А Господин Альцгеймер не присоединиться к нам? — спрашивает престарелый омега, и Намджун готов спорить, что щёки того окрашивает смущённый румянец.       — Альцгеймер? Диагноз? — громче, чем следовало, произносит Тэхён, обращаясь к Гуку.       — Дедушка считает, что Альцгеймер — это его жених, — хихикает Чонгук, прячась за льняной салфеткой.       — Диагноз Альцгеймер, — по слогам произносит омега, словно пробуя слова на вкус. — Мой жених — еврей?       — По папе, — хрюкает Гук, падая лицом на стол и полностью накрывается салфеткой. — Ой, не могу!       — Гук-и, — одёргивает его бабушка, но по её лицу видно, и она уже на грани истерического хохота.       — Всё, всё! — садится ровнее Чонгук и сталкивается взглядом с Тэхёном. Глаза того горят, впитывая манящее очарование омеги. Для Тэ больше не существует мира вокруг, больше никого нет. Только этот, недостижимый как звезда, омега, и ему сейчас отчаянно хочется, чтобы тот всегда улыбался так только ему.       — Ты такой красивый! — шепчет одними губами альфа.       Улыбка Гука становится шире, словно бесхитростный комплемент сделал его день. Он соврёт самому себе, если скажет, что не испытывает удовольствия, купаясь в лучах обожания альфы. Каждый взгляд Тэхёна словно касается тоскующей по мужской ласке кожи. Удерживая пылающий взгляд Тэ и не переставая заразительно улыбаться, Гук поднимает руку с ножом и делает вид, что проводит себе по горлу.       Тэхён моментально ловит недвусмысленный намёк. Его улыбка стремительно меркнет, но глаза продолжают внимательно смотреть. Обжигают, ласкают, раздевают. И Чонгук просто не в состоянии отвести взгляд. И, сдаваясь, позволяет делать с собой всё, что «транслирует» ему альфа. Он ловит себя на мысли, что не прочь остаться с Тэхёном на этом ужине только вдвоём и стать для него основным блюдом.       — У нас гости, — чопорно вытерев губы льняной салфеткой, произносит бабушка Джин-Хо, — а нам их ещё не представили.       — Ким Намджун, Ким Тэхён, — скупо отвечает Юнги, поворачиваясь к престарелой омеге.       — Кто вы, мальчики? — не сдаётся любопытная бабушка.       — Я врач, — слегка кланяясь, отвечает Джун, — пластический хирург.       — А вы? — обращается бабушка к Тэ.       Тэхён снова ловит вызывающий взгляд Чонгука, бровь омеги провокационно скользит вверх, словно Тэ на школьном экзамене и в данный момент в шаге от того, чтобы провалить его.       — Я отец Тэён, — уверенно произносит он, удерживая взгляд Гука. Глаза последнего начинают медленно расширяться, и он давится солёной оливкой, которую секундой ранее закинул в рот. Заходится в громком кашле и бьёт себя кулачком в грудь, чтобы продохнуть. — Будущий отец Тэён, — поправляет себя Тэхён, переводя взгляд на бабушку, — и будущий муж вашего внука.       — Славненько, — хлопает в ладоши омега-дедушка, — мы с господином Альцгеймером с удовольствием посетим ваше с Юнги бракосочетание.       — О, нет, я неправильно выразился, — начинает Тэ.       — Он не про меня говорит, — вставляет Юнги и усиленно хмурится, чтобы сдержать смех, — а про Чонгука. Так ведь? — смотрит изучающим взглядом в глаза альфы. И последний может легко прочесть там предупреждение.       — Да, я хочу Чонгука в мужья, — за столом воцаряется гробовая тишина. Приборы детей замирает где-то на полпути к приоткрытым в шоке ртам. Даже малыш будто слегка привстал с детского стульчика и повернул заинтересованый взгляд в сторону альфы. Мин и Тэхён продолжают мерить друг друга пристальными взглядами. Юнги хищно щурится. Желваки на его лице вздуваются. Но Тэ продолжает отважно смотреть в глаза напротив. Выражение глаз Юнги меняется, он о чём-то сосредоточенно рассуждает, словно взвешивает все «за» и «против».       Гук наконец конвульсивно втягивает через нос воздух и мысленно даёт себе пощёчину. Он ведь обещал Юнги, и в первую очередь себе, что никогда не войдёт в одну реку дважды. Он уже входил, уже любил, уже тонул. Больше он такой ошибки не совершит!       — Так, стоп, — вытирая слёзы, рявкает Чонгук. — На тебя свежий воздух так влияет, Ким? С какого перепугу ты решил, что я когда-нибудь выйду за тебя?!       — Негоже разговаривать так с женихом, — пытается сгладить конфликт бабушка. — Ты должен уважать будущего супруга.       — Я не выхожу замуж за него, — пугая детей, кричит Гук. Но тут же смягчает тон, замечая испуганные мордашки, — не в этой жизни!       Юнги поднимается из-за стола:       — Продолжайте ужин, меня ждёт работа.       — Ты ничего не ел, — хмурится Чонгук, моментально забывая о «предложении руки и сердца».       — Я не голоден, детка, — еле слышно отвечает он, невесомо касаясь шеки омеги, — выпью кофе в кабинете.       Он выходит из беседки. Ему надо сбежать, надо побыть в тишине. Надо подумать, но мозг не желает анализировать. Его мысли как одна сплошная головоломка. Столько вопросов и не одного удовлетворительного ответа. К какому бы решению сейчас ни пришёл Мин, ни одно его не устраивает. Сердце продолжает спорить с разумом.       — Юнги, — окликает его Намджун, — остановись на минуту, мне надо тебя кое о чём спросить.       — У тебя был шанс задать самый важный вопрос, ты его использовал.       — Я всё равно хочу знать…       — Зачем, Намджун? Как эти «знания» помогут тебе засыпать по ночам?       — Один вопрос, — настаивает альфа.       — Ты пробивной, как я посмотрю, — хмыкает Мин. — Хорошо, сейчас мне нужно вернуться к работе, через пару часов поговорим. Если ты ещё не будешь спать, — добавляет он и губы его растягиваются в насмешливой улыбке.       — Я дождусь тебя, — уверенно кивает Джун и возвращается в беседку.       Юнги вытаскивает из кармана помятую пачку и, прикурив сигарету, глубоко затягивается. Сам не замечает, как по изумрудной траве доходит до медицинского центра. Крепко жмурится и яростно трясёт головой. Он должен поговорить с Хосоком! Допросить, мысленно поправляет он себя. Узнать, что тот делал в подвале дома, который принадлежит его покойному отцу. Должен многое узнать. Еще больше должен сказать.       Но стоит Мину коснуться ручки на входной двери, его решимость тут же слабеет и он делает шаг назад.       Не готов…       — Босс, — негромко зовёт Чимин, появившийся как привидение из темноты, — вас ждут в кабинете.       — Иду, — Юнги старается произнести слово твёрдо и без сомнений, но получается не лучшим образом.       — Всё в порядке, Босс? — осторожно спрашивает Пак и, склонив голову к плечу, внимательно смотрит на патрона. Он всегда так смотрит, когда перестаёт узнавать человека, которому служит почти пять лет. Он не сомневается в Мине, нет. Просто ему слегка дико видеть и странное выражение лица, и задумчивый взгляд, и некую нерешительность, которая последние несколько часов проявляется даже в походке.       — Да, — уже уверенней кивает Юнги, — Пойдём.       В кабинете, обшитом тёмным деревом, который больше подошёл бы его отцу, Мина ждут несколько человек. Среди них адвокат и поверенный семьи. Те самые, которые семь лет назад выдернули его из забвения «матрицы» и окунули лицом в зловонное бескрайнее «болото». Блондин Рой и брюнет Брайан. Как оказалось, американцы. Они были в семье ещё до рождения Мина и продолжают служить ему верой и правдой с тех пор, когда ему, двадцатиоднолетнему парню, после смерти родных пришлось взять бразды правления в свои руки. Рой ещё долго глумился над Юнги, постоянно интересуясь, как поживает его нос. Пока Мин однажды не выдержал и не сломал нос на красивом белобрысом лице. После этого Рой остерегался шутить с новым боссом. И только после этого начал искренне уважать.       — Чтобы не было вопросов, — натянуто произносит Юнги, усаживаясь за широкий рабочий стол, — сразу ставлю вас в известность — мы с Чон Хосоком жили три года в одной спальне в интернате. С моего пятнадцатилетия до восемнадцатилетия, пока я не вышел и не начал учиться в Колумбийском университете. Ему было двадцать один, когда он выпустился, — Мин ненадолго замолкает, чтобы перевести дух. Ему сложно рассказывать всё это. Ему неимоверно больно вспоминать. — О его жизни я ничего толком не знал… Он много говорил о девушке, на которой должен был жениться после выпуска. Это всё.       — Как ты считаешь, — обращается к нему Брайан, — он знал, кто ты?       Юнги опирается локтями в гладкую поверхность стола и утыкается лбом в сложенные в замок пальцы. Чувствует, как на плечи наваливается неимоверная усталость. Хороший вопрос. Он задаёт его сам себе почти сутки. Сложно поверить, что судьба случайно свела их вместе. Но как говорит самый важный человек в его жизни: «Даже если ты видишь что-то своими собственными глазами или слышишь собственными ушами, дважды перепроверь информацию».       — Я не знаю, — наконец выдавливает он из себя, — понятия не имею.       — Если он знал, — вклинивается Рой, поймав озабоченный взгляд кэпа, высокого альфы, сидящего в кресле рядом со столом, — значит, мы что-то упустили, пока ты был в интернате. Получается, Чон Хим Чан уже давно был осведомлён, что в нашей семье есть ещё один наследник и что его тщательно прячут.       — Видимо, плохо спрятали, — вклинивается Брайан.       — Это всё предположения, — сдержанно отвечает Мин. Кабинет вдруг становится тесным и душным. Он поднимается и поворачивается лицом к панорамному окну, всеми фибрами души желая оказаться сейчас снаружи, чтобы глотнуть влажный солёный воздух. Этого просто не может быть! Если предположить, что Хосок знал, кем он является на самом деле…       — Почему ты не убил его? — ударяют в спину слова Роя.       Юнги крепко жмурится, чтобы не видеть в прохладном отражении свой обречённый взгляд. Он снова становится тем, кем был десять лет назад. Неожиданное возвращение Хосока делает его таким. Но Мин больше не может себе этого позволить!       Потому что я не могу…       — Как так получилось, что я не знал, как выглядит младший сын Чон Хим Чана? — игнорируя вопрос блондина, отрывисто спрашивает Мин. Разворачивается к альфам и обводит их тяжёлым взглядом.       — Мы тоже не знали, — отводит взгляд Брайан. — Его фото не мелькало с СМИ, о нём ничего не было известно. Мы сами узнали от Чимина.       — Пак? — обращается Юнги к омеге, примостившемуся на краешке кожаного дивана. — Ты откуда знаешь его?       — Минуту, Босс, я сейчас вам покажу, — вскакивает Чимин, какое-то время роется в большой папке и протягивает Мину старый снимок и несколько вырезок из газет. Юнги опускает взгляд, и его дыхание перехватывает.       С пожелтевшей страницы на него смотрит его Сок-а. Молодой, амбициозный веселый альфа, который принадлежал ему три года. Хосок смотрит прямо в камеру, улыбаясь свой обворожительной улыбкой. Юнги знает, верхний левый клык под ней слегка искривлён, он помнит прикосновение языка к острому краю этого зуба…       — Здесь ему восемнадцать. Больше фото Чон Хосока нет, — между тем продолжает омега, вырывая Мина из болезненных воспоминаний. — Тут говорится, что младший сын Чон Хим Чана уезжает заграницу на три года, чтобы закончить обучение. И по возвращению должен вступить в брак с… Так, — Пак что-то сосредоточено ищет в своей необъятной папке и пару раз нетерпеливо вздыхает, — как же её зовут?.. Такое странное имя…       — Тага… Её зовут Тага, — подсказывает Мин, снова пряча взгляд в отражении окна. Но этот взгляд, острый и обречённый, без ножа режет его душу. Он снова не может найти места на огромном острове, в своём собственном теле. — Свадьба состоялась? — устало спрашивает он и усиленно трёт затылок, чтобы кровь прилила к воспалённому мозгу и слегка отрезвила его.       — Да, но толком освещена в СМИ не была, — продолжает доклад Чимин. — Только небольшая заметка в новостях. Ни фото, ни видео. После этого о них ничего не известно. Словно после бракосочетания они перестали существовать. Ни одного упоминания.       — Странно, — задумчиво произносит Рой, постукивая ногтями по подлокотнику кресла. — Их тоже спрятали?       — Или они попали в немилость своему боссу, — выдвигает предположение брюнет.       — Что более вероятней, если учитывать, где и в каком состоянии нашли Чон Хосока, — вклинивается в разговор до этого хранивший молчание кэп.       — Он же не находился в плену семь лет, — качает головой Брайан. — Это просто нереально! Кэп разговаривал с нашими эскулапами. По их предварительному мнению, он был в плену около четырёх месяцев, на коленях стоял дня три-четыре.       Мин прикрывает глаза и конвульсивно сглатывает. От сильного упругого тела остались лишь отголоски. И сейчас ему даже страшно представить, насколько пострадали суставы альфы. Смешно даже, все люди испытывают щекотку, когда кто-то касается кожи под их коленками. А Хосок был особенным. Он как девчонка хихикал и отбивался, когда Юнги касался его коленей спереди…       — Как можно поступить так со своим сыном? — горестно вздыхает сердобольный омега.       Разговор за спиной словно отходит на второй план и, Юнги кажется, что лишь отдельные фразы как через толщу воды доходят до его сознания.       — Невесту не я выбирал. Наши… семьи так решили. Да я и не против. Тага неплохая, добрая, воспитанная, хороший друг. Но у меня сложные отношения со старшим братом — тот считает, что я в итоге «переобуюсь» и откажусь от женитьбы. И, помимо прочего, он имеет большое влияние на моего отца…       — Чон Лиен, — отрывисто произносит Мин, заставляя всех в комнате замолчать.       — Прости, я видимо, упустил нить разговора, — вскидывает голову Рой.       — Его посадил на цепь старший брат — Чон Лиен, — уверенно повторяет Юнги.       — Ты должен поговорить с ним, как можно скорее, — указывает на него пальцем Брайан. — Чем раньше мы всё узнаем, тем больше козырей у нас будет, когда Чон Лиен высунет нос из своей норы.       Должен…       — Юнги, ты слышишь меня? — повышает голос брюнет, замечая нерешительность Мина. — И чтобы ни было между вами в прошлом, ты должен оставить это там. Человек, который лежит сейчас в нашем медицинском центре и тот, который был твоим другом детства, — разные люди!       — Ты считаешь, я не уверен в этом? — шипит Юнги, хватая Брайана за лацканы пиджака и вытаскивая из кресла. — Или ты начал сомневаться в целесообразности моего руководства?!       — Тише, тише, — поднимает руки вверх брюнет, — я просто не хочу, чтобы прошлое влияло на решения, которые ты будешь принимать в будущем.       — Босс, остынь, — хмыкает блондин, вскакивая на ноги и, кладёт ладонь на плечо Мина, пытаясь сгладить назревающий конфликт. — Мы просто беспокоимся о тебе!       — Не надо обо мне беспокоиться! — скидывает ладонь Роя Юнги. — Я сам знаю, что мне делать! — выдавливает он из себя и, громко хлопнув дверью, вылетает из кабинета.       Бежит через зелёный газон на пляж. Кроссовки утопают в мягком песке, он зло стягивает их, наступая себе на пятки, достигает кромки прохладной воды и замирает, поднимая глаза к звёздному небу.       — Звёзд намного больше, на самом деле, — медленно говорит Хосок, лёжа на сочной траве парка аттракционов. — Просто здесь их затмевают огни города…       — Да ладно! — невнятно произносит Юнги, запихивая в рот остатки сладкой ваты. — По-твоему мне сколько лет? Пять? Здесь астрономию преподают с шестого класса!       Чон негромко смеётся, поворачивая голову в сторону Мина и ласково произносит:       — Я помню, что тебе пятнадцать.       — Пятнадцать и семь месяцев!       — Простите, пятнадцать и семь месяцев, — качает головой Хосок. — Но сладости ты любишь словно маленький ребёнок!       — Я вкуснее ничего не пробовал, — хмыкает Юнги, вытирает рот ладонью, а потом под громкое цоканье альфы мажет рукой по яркой футболке в области живота. — Всё, я готов! Что за сюрприз?       — Я просто подумал, что мы можем найти что-то более интересное и более вкусное, чем банальная сахарная вата, — начинает Чон, усаживаясь на траве. — Ты или однажды лопнешь, или заработаешь диабет. Вот, — роется в небольшом рюкзаке и вытаскивает маленькую стеклянную баночку и чайную ложку.       Мин медленно тянется рукой к незнакомому угощению, словно с опаской перехватывает кругляш и даже взвешивает в тонкой ладони.       — Тяжёлая, — резюмирует он. — Что там?       — Это чёрная икра осетровых рыб, — объясняет Хосок, с удовольствием разглядывая заинтересованное личико. — Попробуй, тебе обязательно понравится!       — А вату потом ещё можно? — торгуется парень, в глубине души не разделяя восторг альфы по поводу предложенного угощения.       — Опять вата! — закатывает глаза Хосок.       — Нельзя? — сдувается Юнги.       — Конечно можно, но давай, ты сначала это попробуешь, — протяжно выдыхает Чон. Он живёт в интернате уже больше полугода. Они сбегают в город раза три за неделю. И Мин съедает минимум две ваты. Скорее планета сойдёт с орбиты, но этот мальчишка не разлюбит детское банальное лакомство.       Чон аккуратно откручивает крышку, зачерпывает икринки ложкой и протягивает её в строну брезгливо искривлённых губ.       — Я серьёзно должен это съесть? — сражаясь с рвотным рефлексом, осторожно спрашивает Мин. — Эти штучки выглядят так мерзко!       — Господи, Шуга! Ты можешь просто попробовать?! Это вкусно!       — Ну ладно, если ты так хочешь, — с видом человека, которого ведут на казнь, мямлит тот. — Я попробую! — отважно распахивает рот, и Хосок вкладывает туда ложку.       Юнги пару раз чмокает как профессиональный сомелье, испивший дорогого тосканского вина, томительно долго языком перекатывает икринки во рту, пытается прожевать упругие шарики, после чего громко глотает их.       — Ну как? — Чон даже слегка подпрыгивает от нетерпения на ягодицах. — Вкусно?       Мин несколько раз быстро кивает, после чего высовывает язык и громко выдавливает из себя:       — Бэээээ! В жизни ничего более мерзкого не ел!       — Не может быть! — хохочет Хосок, заваливаясь на спину. — Чёрная икра считается всемирно известным деликатесом! Ты просто не распробовал, давай ещё ложеч…       Чон не успевает договорить, когда Юнги зачерпывает тонкими пальцами, грязными и липкими пальцами, этот самый изысканный экзотический деликатес и размазывает по лицу альфы.       — Сам ешь свою икру! — громко хохочет он, довольный своей шалостью. Молниеносно подскакивает на ноги и пускается наутёк от демонстративно взбешённого друга.       Хосок как нападающий в американском футболе бросается сзади на Мина и вместе они валятся на траву. В последний момент Юнги умудряется вывернуться и приземляется на Чона сверху, крепко прижимая руками его спиной к газону.       — Сам ешь свою икру, — повторяет он совсем тихо и не так играючи, как в первый раз. Потому что Хосок смотрит по-другому. Спокойно лежит на спине и даже не сопротивляется. А Мин надеялся ещё побороться с ним. Ему так нравятся их шутливые поединки.       — Нам пора возвращаться, — со странной и незнакомой Юнги до этого хрипотцой произносит альфа и пытается снять парня с себя.       — Ты обиделся? — сконфуженно спрашивает Мин. — Я думал, это смешно.       — Не спорю, я обхохотался, — сокрушённо вздыхает альфа, когда Юнги начинает подниматься с него, — когда ты залез своими чумазыми ручонками в икру, которая стоит полторы тысячи долларов!       — Сколько-сколько стоит эта хрень?! — с недоверчивым выражением лица переспрашивает Мин и снова жёстко приземляется на Чона, который то ли негромко взвизгивает, то ли протяжно стонет.       — Полторы тысячи долларов, — с трудом выдавливает из себя Хосок. — Ты можешь всё-таки слезть? У меня… Ты мне все яйца отбил!       — О, прости, — губы Юнги складываются уточкой и он усиленно хмурится, чтобы не рассмеяться. — Я не подумал! — он поднимается на ноги и даже не успевает сообразить, когда Чон ставит ему подножку и он с громким писком снова валится на траву. — Ты нечестно играешь! — пыхтит он, упираясь в широкую грудь альфы, когда тот наваливается сверху.       — Я?! — вздёргивает бровь Хосок.       — Ну что мне сейчас прикажешь делать? Слизать с твоего лица эту коричневую икру?! — дерзко спрашивает Мин. Зрачки в глазах Чона молниеносно расширяются, полностью затапливая цвета жжёных каштанов радужку глаз. Он пару мгновений с недоумением смотрит в перепачканное лицо парня под собой, после чего резко вскакивает на ноги.       — Чёрную, — на автомате поправляет его Хосок и вытирает лицо рукой. — Пошли, уже почти двенадцать, скоро обход.       — А вату? — расстроено мямлит Юнги.       — Завтра, — отрывисто отвечает альфа и идёт в сторону выхода из парка.       — Ну завтра, так завтра, — понуро соглашается парень и медленно плетётся следом. — Всё равно эта твоя икра — редкостная гадость. Она такая же противная, как поцелуи!       — Откуда ты знаешь? — не оборачиваясь, отвечает Чон, и Мин вдруг отчётливо слышит в его голосе непонятную ему грусть. — Ты никогда не целовался.       — А с кем мне целоваться-то? — пожимает плечами Юнги и пинает небольшой камушек, поскальзывается и снова плюхается пятой точкой на траву. — Здесь все такие мерзкие! Мне уже скоро шестнадцать, а я ни разу не целовался. Ты думаешь, я не хотел попробовать? — спрашивает он альфу, который, резко обернувшись, протягивает ему руку, чтобы помочь подняться. — Пойти, что-ли, повариху нашу попросить поцеловать меня?       — Я могу поцеловать тебя.       — Сок-а, ты не серьёзно! — истерично заливается Мин, отряхивая шорты и футболку. — Ты — мой друг. А друзья не целуются! — озвучивает «гениальную» мысль он.       — Ну да, ты прав, — поджав губы, отвечает Хосок. — Друзья не целуются.       Юнги делает шаг вперёд, позволяя прохладной воде намочить штанины джинсов. Широкой ладонью крепко обхватывает горло, что сведено болезненной судорогой. Он не хочет. Но больше не может сопротивляться. Все воспоминания о времени, когда он был счастлив, разом поднимаются на поверхность, заставляя сердце неистово биться о рёбра.       Не зря говорят, что память — самый коварный предатель.       Три года он учился жить без Хосока. Семь лет он жил без него. Десять грёбаных лет без человека, без которого в первое время не мог дышать. Но больше не существует весёлого высокого альфы. Теперь только Чон Хосок.       Враг…