***
Мин мнётся на крыльце медицинского центра. Будто двоечник, которого вызвали к директору. И как бы не хотелось, идти придётся. Он поджимает губы, словно в знак смирения с неизбежным и резко тянет дверь на себя. К коридорах центра темно и прохладно. Едва занимающийся рассвет остудил пустые палаты. Юнги замечает свет в комнате отдыха для персонала. Негромко чертыхается когда понимает, что там ждут его. Ведь он сам обещал Намджуну встретиться с ним после того, как его отпустят дела. — Входи, — негромко зовёт Джун, замечая мнущегося в проёме двери Мина. — Давай посмотрим твою руку, — добавляет он, указывая подбородком на запёкшуюся кровь на белом бинте. — Надо было идти спать, ты почти двое суток на ногах, — бурчит тот, послушно опускаясь на стул и протягивая руку вперёд. — Это сейчас я работаю в частной косметологической клинике, — хмыкает Намджун, разворачивая ладонь Юнги, — а по молодости трудился в обычной больнице, в экстренной хирургии. Там порой такая вакханалия творилась: то авария в тоннеле, людей привозили с внутренними кровотечениями, обнаружить которые можно было только на операционном столе; то подросток попытался перерезать семью, когда ему в период пубертата не хватило внимания. Я привык. — Неужели нельзя было отложить разговор на завтра, Ким Намджун? — шипит Мин, когда альфа начинает аккуратно обрабатывать раны заживляющей мазью. — С тобой интересно общаться, Мин Юнги, — копируя манеру разговора последнего, улыбается тот и накладывает свежую повязку. Но внезапно хорошее настроение словно ластиком стирается с его лица: — У Хосока температура. — Он умрёт? — резко вскидывает голову Мин. Ему хочется выглядеть равнодушно, но Намджун как заправский телепат безошибочно считывает другие эмоции: страх, неверие, нежелание мириться. — Он стабилен, — заставляя Юнги выдохнуть, отвечает Джун. — Скажем так: я просто слегка обеспокоен. Если тебе так будет легче, воспринимай меня доктором-перфекционистом. Просто не всегда всё идёт по учебнику. Иногда пациент сам не хочет выздоравливать. К сожалению и для него, и для его лечащего врача. — Ты имеешь ввиду, что Чон против? — Я не силён в психосоматике, — пожимает плечами Намджун, поднимаясь на ноги. — Кофе? — спрашивает он и после еле заметного кивка достаёт из шкафчика над раковиной две прозрачные кружки. — Но какой-то период ещё в университете эта тема меня интересовала. Простыми словами — это некий феномен связи нашего тела и души. Например человек, который постоянно повторяет «видеть тебя не могу», скорее всего будет страдать близорукостью. — Там, в подвале особняка, когда я нашёл его, — глядя в пустоту не читаемым взглядом, говорит Мин, — Он просил меня не сомневаться и пристрелить его. А я, — он крепко жмурится, словно слова причиняют физическую боль, — я не смог. — Чёрный? — негромко спрашивает Джун, и Юнги мысленно благодарен ему за то, что тот перевёл тему. — Да, пожалуйста, — отвечает он. Альфа кивает и добавляет в свою чашку три ложки сахара. — Ты пьёшь кофе с тремя ложками сахара? А как же сахарный диабет и всё такое? — хмыкает Мин и сразу же ловит мимолётную улыбку Намджуна. — Я что-то смешное сказал? — Это мне кое-что напомнило, — отвечает тот. — Я не тороплюсь, — бросает Юнги, усаживаясь поудобнее на деревянном табурете. — Ну что ж, раз ты решить скрасить мою ночную смену, так уж и быть — я расскажу, — соглашается альфа, переставляя чашки на столик с колёсиками и подтягивает его ближе к Мину. После чего опускается на свой стул. — Эта история относится ко временам моего обучения в Медицинском, — начинает он, монотонно помешивая белые кристаллики в стеклянной кружке. — Чтобы ты понимал, я не всегда был таким, — указывает себе на грудь, — я был заучкой, студентом который предпочитал вечеринкам учебники по основам хирургии и латинскому языку. Когда на меня бросал взгляд какой-нибудь симпатичный омега, мне сразу же становилось жарко, будто я дамочка в период менопаузы. Я заикался. Нет, у меня не было дефекта речи, как такового, — объясняет он, замечая недоверчивый взгляд напротив, — просто я был страшно не уверен в себе. — Я не понял док, это история из жизни или фантастический триллер, — перебивает его Юнги. — Я вижу перед собой привлекательного альфу. Констатация факта — я по женщинам, — вставляет он, улавливая еле заметное движение бровей вверх. — Профессионала своего дела. Человека который точно знает, чего хочет и многого добился в жизни. И знаешь, — щурится он, складывая руки на груди, — сдаётся мне, что у нас с тобой больше общего, чем кажется на первый взгляд. Тебя что-то изменило. — Не что-то, а кто-то, — глубокомысленно произносит Намджун, вскидывая палец вверх. — Я влюбился. — Всего-то, — наигранно вздыхает Мин. — Я то думал студенческое братство на тебя так повлияло, ну или курсы какие по выработке самоуважения. — Нет, всё намного проще, — улыбается Джун и Юнги чудится, что альфа уже не здесь, а где-то глубоко в своих мыслях. — Его звали Ким Сокджин, — продолжает он после непродолжительной паузы. — Я его увидел и забыл, как дышать. Он был каким-то нереальным, словно светился изнутри. Стоял в компании друзей, о чём то оживлённо рассказывал, активно жестикулируя. Рассмеялся и неожиданно перевёл взгляд на меня. И продолжал смотреть какое-то время. И улыбался. У меня в тот момент сложилось впечатление, что он тогда уже всё знал. Про нас. — Ну просто омега мечты! — громко фыркает Юнги. — Да. Нет. Чёрт, — «путается в показаниях» Намджун и прикрывает глаза. — Не, кхм, не омега. — Как я? — хмурится Мин, словно до него никак не дойдёт, каким же вторичным полом обладал вышеупомянутый похититель сердец. — Альфа, Юнги, — наконец переводит на того взгляд Джун. — Ким Сокджин — альфа, как я. — Прости, — качает головой Мин, — но мне неимоверно сложно понять, как можно возжелать себе подобного. — Я разве сказал, что захотел его? — терпеливо, словно объясняя нерадивому ребёнку что такое хорошо, а что такое плохо, произносит Намджун. — Я говорил о любви. А как по мне — любят не тело, а душу. И у той нет пола. Согласен? Юнги так долго молчит и жуёт свои губы, что Джун начинает переживать, не проглотит ли он их. — Возможно ты прав, — в итоге соглашается Мин. — Возможно. Но я ещё сам не разобрался. — Ты поймёшь, когда наступит время, — глубокомысленно отвечает альфа. — Так что по поводу этого Ким Сокджина? — возвращает к теме разговора Намджуна Юнги, стараясь отвести прицел от своей личной жизни. — Ты слышал что-нибудь про истинность? — Сказки для впечатлительных омег-подростков, — закатывает глаза Юнги. — Мы оба ощущали это, словно наши души неразрывно связаны, — между тем продолжает Джун. — Он был моим светом, моим маяком, моим якорем. Иногда мне казалось что он просто сон, мираж. Что стоит мне открыть глаза и он исчезнет. Мин молчит, погружённый в собственные мысли. Эти чувства, как бы ни хотелось признавать, ему знакомы. Был в его прошлом человек, который привнёс смысл в его однообразную жизнь. Но это было так давно, разве сейчас стоит вспоминать? — Помимо учёбы мы с ним интересовались уймой разных вещей, иногда даже странных, — продолжает рассказ Намджун, замечая, что Юнги снова с интересом слушает его. — На последнем курсе профессионально учились читать по губам. Шутили — чтобы издалека можно было сказать о своей любви, — вставляет он, когда лицо Мина недоверчиво вытягивается. — Мы уже были на пороге выпускных экзаменов, когда с нами решили порепетировать клятву Гиппократа. Обычно такие прогоны не устраивают, ту надо просто вызубрить. Но мы были каким-то юбилейным выпуском, ожидали журналистов и телевидение. Так что ректор решил подстраховаться. И вот мы стоим в двух шеренгах напротив друг друга и монотонно бубним: «Клянусь Аполлоном врачом, Асклепием, Гигией и Панакеей и всеми богами и богинями» и так далее. А Сокджин смотрит мне в глаза и произносит одними губами: «Ты пьёшь кофе с тремя ложками сахара». Я даже растерялся сначала, думал у меня галлюцинации. А потом: «Ты смешно дёргаешь носом, когда о чём-то размышляешь. Ты громко сопишь, когда завязываешь шнурки. Ты самый прекрасный человек на свете. И я никогда не устану благодарить всех этих богов и богинь за то, что мне было позволено стать частью твоей жизни. Я хочу чтобы ты знал — твоя жизнь бесценна для меня. Я буду любить тебя вечно. Клянусь!» — Джун какое-то время молчит, уставившись в одну точку, потом хриплым голосом добавляет: — Я помню всё слово в слово, точно он говорил это не семь лет назад, а только вчера. — Что случилось потом? — Юнги даже не хочет скрыть, как сильно повлиял на него рассказ Джуна. И, возможно договаривать не имеет смысла. Мин уже знает, у истории этой хэппи-энда нет. — После репетиции студентами была организована грандиозная вечеринка. Её назвали «завершающей», — помолчав, отвечает Намджун. — Потом уже экзамены и выпускной. К Сокджину на пару недель приехал двоюродный братишка, омега. Смешной такой, любознательный. Не мог определиться кем хочет стать и постоянно крутился вокруг нас. Словно примерял на себя профессию врача. Не вспомню уже как его звали, да и как он выглядел… Одним словом на той вечеринке мы его потеряли. Думали он вернулся в общежитие и ушли, едва только приличное мероприятие переросло в категорию неприличного. Тэхён кстати, даже не помнит чем оно закончилось, — негромко смеётся Намджун под недовольное цоканье Юнги, потом снова становится серьёзным и каким-то потерянным. — Утром я проснулся, а Сокджина нет. — И куда он делся? — вскидывает голову Мин. — Я звонил ему миллион раз. Он был недоступен. При этом вещи и учебники его были на месте… После бесплодных поисков, на которые я убил почти весь день, у меня хватило ума отправиться в деканат, — Джун кривит губы, словно на языке всё ещё чувствует кислый вкус предательства. — Он забрал документы и накануне экзаменов ушёл из Университета. — Причина? — Я не знаю. — Ты даже не искал его? — Ты можешь назвать меня трусом или малодушным человеком, — обречённо вздыхает Намджун и трёт воспалённые глаза, которым после двух бессонных ночей уже настоятельно требуется отдых, — но я сдался и отступил. Много лет твердил себе, что принимаю его решение. — Но это не так, — заканчивает за него Юнги. — Нет, — соглашается альфа, — не так. Сейчас уже обида изжила себя. Сошла на нет. Мне просто хочется верить, что у него всё хорошо. Что он создал семью и счастлив, — Намджун врёт в первую очередь самому себе, но это чувствуют оба. — Ты всё ещё любишь его? Ни тени сомнения на лице альфы, ни секундного колебания, ничего, что можно было принять за неуверенность, когда тот еле слышно выдыхает: — Сильнее чем в тот день, когда он ушёл… Мин залпом допивает остывший кофе, чтобы стереть горечь от рассказа другой горечью. Болезненно хмурится и прикладывает ладонь к шее под подбородком. — Горло болит? — просыпается в задумавшемся Джуне врач. — Да ерунда, — отмахивается Юнги. На улице почти рассвело, но уходить он не торопится, находя их небольшую компанию по-домашнему комфортной. Как накануне с рукой Намджун даже не слушает его. Он вытаскивает из шкафчика одноразовый шпатель и вскидывает небольшой фонарик. — Открывай, — настойчиво требует он когда видит, что Мин продолжает упираться. — Воспользуйся знакомством с самым симпатичным доктором Южной Кореи! — И не поспорить ведь, — сдаётся Юнги, широко распахивая рот. — Я ничего не вижу, — наконец выносит вердикт Джун, прощупав лимфоузлы на шее. — Сдаётся мне, что проблема твоя в голове. Тебе хочется многое сказать, возможно даже кричать. Но ты молчишь. — Знаешь что, док, — раздражённо цокает Мин. — Ты мне тут полчаса назад говорил, что психосоматика не твоё! Поэтому сделаем вид, что с горлом у меня всё в порядке. И вообще, иди-ка ты спать. — Я не могу, я же сказал… Юнги не знает высоты обрыва, с которого прыгает. Он прекрасно осознаёт, что именно предлагает Намджуну. Но сейчас его ведёт отнюдь не желание остаться с Хосоком наедине — он видит, что альфа уже еле стоит на ногах. И как бы ему не хотелось сопротивляться, он был искренне благодарен тому — ну и Тэхёну, как же без него? — за Чона. — Я остаюсь, — безапелляционно заявляет Мин, — объясни мне, что делать и в каком случае начинать бить тревогу. — Я почему-то уверен, что ты не готов, — пытается вежливо отклонить предложение Джун. Он бы и рад пойти уже отдохнуть, но прекрасно видит как даётся тяжело это решение Юнги. Тот и правда не готов встретиться с Хосоком вот так, лицом к лицу, несмотря на то, что тот без сознания. Понимание, насколько тот находится близко, скручивает его внутренности в тугой узел, что выливается в мелкое подрагивания пальцев на руках. — А я уверен, что если тебя сейчас не отправить в постель, ты уснёшь прямо здесь. И можно будет тебя укладывать на соседнюю с Чоном койку, — упорствует Мин. Намджун долго и красноречиво смотрит в глаза напротив, будто даёт возможность передумать. — Будь по твоему, — в конце концов сдаётся он. — Я измерял ему температуру перед тем, как ты пришёл. Следует делать это примерно раз в полчаса. Если будет больше тридцати девяти — зови. Альфа прощается и окинув напоследок Юнги внимательным взглядом, уходит. Тот снова опускается на стул и зарывается пальцами рук в распущенные волосы, трёт кожу головы. Он действительно не готов. Но если жизнь его чему-то и научила, то в первую очередь держать слово. «Прям, как Чон Хосок завещал», — проносится в его голове. Тот тоже очень серьёзно относился к своим обещаниям. Если сказал что не тронет, старался держаться на расстоянии. Пока сам Мин не пересёк эти границы.***
— Шуга, пожалуйста, зайди под дерево, ты промокнешь и заболеешь, — с досадой вздыхает Хосок, наблюдая за резвящемся под майским дождём парнем. — Если ты, мелкий шаман, не заметил, то осадки уже можно не вызывать. Так что заканчивай свои ритуальные пляски. Ты ведёшь себя как ребёнок! Даром шестнадцать сегодня исполнилось. — А ты не веди себя как старый дед, Сок-а! — звонко смеётся тот в ответ, подставляя лицо под упругие тёплые струи. — Лучше сам выбирайся сюда. А то от вида твоего унылого лица моё настроение портится. И вообще, у меня сегодня день рождения, разве ты не должен исполнять все мои желания? — Я уже исполнил одно, — терпеливо напоминает ему Чон, лихорадочно соображая, чем бы привязать себя к стволу дерева, а то от этого подростка-электровеника станется вытащить-таки его под дождь. — Даааа, — басит в ответ ломающимся голосом тот, — скейтборд — это круто! Хосок широко ухмыляется сверкая искривлённым клыком, который впрочем никогда его не портил. Идея подарить скейтборд зрела давно. Он понимал, что теперь выбираться из интерната и возвращаться незамеченными с доской будет сложнее, что во время обхода воспитателей её придётся тщательно прятать, но ради блеска в чёрных глазах, ради этой чарующей улыбки, он готов на всё. И это начинает пугать. — Пойдём, — тянет маленький искуситель в его сторону руку. И Хосок идёт как под гипнозом. Потому что не может тому ни в чём отказать. Он сам не понял, когда этот чертёнок начал обладать такой властью над ним, когда успел подчинить себе. Но вот он уже вешает их толстовки на острый сучок и выходит под дождь, позволяя тому моментально промочить одежду насквозь. Юнги смотрит с лукавыми смешинками в глазах, словно и не сомневался. Хватает того за руки и начинает неудержимо хохотать. Закрывает глаза и запрокидывает голову. А у Чона внутри стекло. Оно безжалостно вспарывает сердце, заставляя то болезненно щемить и сжиматься. Насколько его ещё хватит? Чувствовать рядом с собой молодое гибкое тело, слышать его запах, стойко сносить его чрезмерную тактильность. Терпеть и запрещать себе касаться. Запрещать стать ближе. Внезапно Мин распахивает глаза и ловит на себе пристальный немигающий взгляд. Природа заглушает посторонние звуки, слышен только шелест воды, а ещё бешеный и неровный пульс в висках. Дышать становится сложно, словно кто-то сдавил лёгкие. От этого дыхание с губ начинает срываться неровными всхлипами. Юнги больше не скачет, пригвождённый тёмными глазами к мокрой земле. Ему больше и не хочется. Он разжимает одну ладонь и ведёт ею вверх по груди альфы, скрытой влажной тканью футболки. Зарывается в тяжёлые пряди на затылке и слегка наклоняет голову Хосока, чтобы упереться в его лоб своим. — Сок-а, — бессвязно шепчет он. Чон не слышит, но дыхание парня опаляет его губы, которые находятся очень близко. Непозволительно близко. — Ты не понимаешь о чём просишь, — хрипит Хосок и жмурится до белых точек под веками. — Не ломай меня окончательно. — Забери обратно скейтборд, я передумал, — хнычет в ответ Юнги, прижимаясь ещё теснее, — хочу другой подарок. Пожалуйста. Чон знает что он совершит непоправимую ошибку, что дороги назад уже не будет. Но ещё он знает что просто умрёт, если не исполнит желание того. Своё собственное желание. С отчаянным стоном он крепче прижимает к себе дрожащее тело и накрывает его губы своими.***
Юнги касается мозолистыми кончиками пальцев губ, но тут же одёргивает руку. Он не может стереть себе память, но игнорировать её за десять лет он научился в совершенстве. С трудом вспоминает, зачем вообще остался здесь. Он уверенно поднимается на ноги и идёт в сторону единственной занятой палаты. Хосок не сильно изменился с тех пор, когда сутки назад Мин привёз его на свой остров. Кожа сухая и бледная, губы все в корочках и кровоподтёках, на шее широкая горизонтальная гематома от ошейника. Его частично обмыли. Теперь волосы так же ярко отсвечивают на заглянувшем в окно солнце. Так, как это помнит Юнги. Больничная сорочка и тонкое покрывало скрывают исхудавшую фигуру, но ему кажется, что и через несколько слоёв ткани на альфе можно пересчитать рёбра. Руки покоятся поверх покрывала, на сгибе одной из них прикреплён катетер, через который в вену поступает назначенный их новыми докторами препарат. Мин хватает с манипуляционного столика электронный градусник и целенаправленно подходит к кровати. Мысленно подсчитывает, что у него уйдёт не больше тридцати секунд, чтобы вставить наконечник в рот Чона, дождаться звукового сигнала, оценить результат и покинуть палату. Он аккуратно сдвигает кислородную маску и невесомо касается подбородка Хосока, вставляет термометр и, стараясь смотреть куда угодно, но только не на альфу, про себя отсчитывает секунды. Тридцать восемь и семь. Бесшумно выдыхает сквозь стиснутые зубы, запоздало понимая, в каком напряжении находился, пока ждал. Быстро отходит от койки и, положив градусник на место, уже делает шаг, чтобы выйти. Но неожиданно и неумолимо его настигает прошлое. Обрушивается как цунами и, сметая с ног, заставляет задохнуться, когда в спину ударяет надтреснутый забытый голос: — Шуга…