Тихий полумрак птичника поглотил в свои объятия гибкую фигурку юноши. В душной, остро пахнущей птицами, комнате слышалось шевеление и сонные вздохи квочек. Лунный свет пробивался сквозь неплотно подогнанные доски, освещая насест в белых подтëках помёта и грязные гнёздах.
Действуя тихо, как тень, он напихал в мешок красных кур и, на цыпочках, словно юркий кот, выскочил из окна. Его встретила лунная ночь и скользкие от росы коньки черепичных крыш, по которым он перескакивал босыми ногами так ловко, словно акробат.
У него не было особого смысла воровать чьих-то кур. Это был скорее такой своеобразный спорт.
Шалуна Мо Сюаньюя знала вся провинция. Этот парень был слишком энергичный и хулиганистый.
Всё, что касалось его рук или ступней, казалось, горело синим пламенем и летело в тартарары.
Постоянные выходки и шалости приводили к регулярным жалобам. Опекуны парнишки уже выли на Луну, как это всё им надоело.
Кроме явных проделок, парнишка был талантливый охотник. И при желании мог бы получать с этого приличные деньги, но он вообще не хотел ничего слышать о заработках, его заботило лишь баловство. Этот разбойник собрал целую банду подобных себе хулиганов, которые постоянно тиранили маленький городок мелкими, но очень противными проделками. Мирные жители уже не знали, чего ожидать от этой своры засранцев.
В эту ночь задание было — собрать кур. У кого их больше и они красивее, тот и победитель.
Играли на вино. В итоге напьются все, как обычно. А куры свободно побегут по грязным улицам города, под страшные матюки жителей и угрозы в сторону мелких воришек.
В те редкие моменты, когда Мо Сюаньюй не занимался разрушениями, он мог очень ладно играть на бамбуковой флейте. Уже неизвестно, кто его научил и когда, этого парень и сам толком не помнил. Но в моменты покоя или тоски, он мог срезать любую ветку бамбука и соорудить флейту, за каких-то полчаса, и она прилично звучала. Правда не всегда. Бывали удачные экземпляры, бывали и нет.
Когда бамбук высыхал, звук менялся и парень выбрасывал свой инструмент, срезая новый побег, ещё зеленый и податливый.
Солнечный свет немилосердно ударил в закрытые веки Мо Сюаньюя. Это тут же отозвалось режущей болью в висках — опять перебрал местного пойла.
Вчерашний «куриный забег» закончился его победой. На поляне, где они считали количество ворованных птиц, не было ему равных.
Те, кто рассчитывал в этот раз победить, снова кусали локти!
Некоторых ребят поймали хозяева и надавали бамбуковыми палками по пяткам, не разбираясь, кто это был и зачем. Но Сюаньюй, удачливый сукин сын, принес два огромных мешка, полных красных кур элитной породы.
После чествований и проклятий все порядком набрались, рассказывая друг другу истории и подробности ночной вылазки. Смеясь, как стая диких гиен.
Как он оказался дома, уже и не помнил. Но обнаружил себя на полу. Изо рта воняло, волосы всклокоченные, а щеки вымазаны «боевой» краской, которую они наносили друг другу в качестве маскировки перед забегом на курятники.
Сполоснув горящее лицо из таза, он вывалил во двор, дабы справить нужду, и увидел крайне неприятных визитёров.
Он узнал полного человека, стоящего рядом с родным дядей. Это его кур он вчера воровал так ловко. Но ему об этом знать не нужно.
— Это не я, — поднимая руки, сказал Мо Сюаньюй в ответ на подрагивающие кулаки дяди.
— Подойди, мальчик.
На истоптанной траве двора, между толстым мужчиной и его родным дядей, лежали пятнадцать красных мертвых кур элитной породы.
— Это всё!.. Это последнее, что ты сделал, живя у меня в доме. Я взял тебя маленьким из жалости, и только потому, что ты сын моей покойной сестры. Все эти годы ты гадил мне на голову и творил дичь по всему городу. Моё терпение кончилось!
— Дядя!
— Молчи, несчастный! Теперь ты взрослый и я не смею тебя задерживать в моём доме. Ты нам приносишь только горе и разочарование. Бери всё, что хочешь из своих вещей, и к ночи тебя не должно быть в моем доме!
— Дядя, я так больше не буду. Ну, пожалуйста! Мне некуда пойти.
— Да! Ты уходишь из этого дома и из этого города. И даже провинции. Чтобы я не слышал о тебе больше никогда в этой жизни! Ты прекрасный охотник, сможешь выжить и обеспечить себя. Я исчерпал всё терпение и благочестие. Я больше не хочу тебя видеть! Прощай!
На этом дядя достал свой толстый кошелёк и выложил крупную горсть монет толстому соседу, в компенсацию за утраченное имущество.
— Кур можешь забрать с собой, раз тебе так было необходимо воровать их и убивать в нашем же дворе.
— Дядя, я обещаю! Я клянусь! Пожалуйста!
Высокий мужчина только покачал головой. Его лицо потемнело от злобы. Он развернулся и пошёл внутрь дома, оставив племянника наедине с его новой реальностью.
Что примечательно, Мо Сюаньюй не убивал кур и не имел такой потребности. Обычно пропажу потом находили хозяева, бегающую на воле. Неприятно, но не более того. Значит в этот раз кто-то его конкретно подставил.
Но парень не мог долго грустить. В этом доме его ничего практически уже не держало. Частые тычки и побои, да грызня с двоюродным братом. Который был неповоротливый увалень против юркого Сюаньюя. Из-за этого и дядюшка с его женой не любили племянника. Он всегда был на голову впереди их родного сына.
Тот прилежно учился, ему нанимали лучших учителей. Но Мо Сюаньюй, сидя на заборе, пока младший потел, решая задачу, мог крикнуть готовое решение, под лезущие на лоб глаза учителя.
Потом учитель говорил опекунам, что мальчик недюжинного ума и его надо учить. Но парня стабильно били розгами, чтобы не был выскочкой.
Однако эти побои ничему не учили, ведь выскочка — это было его второе имя. Всегда удачливый, всегда ловкий, успешный, и всегда лучше всех.
Как ни опасался парень жизни на свободе, очень скоро она ему стала по душе. Вольный, как ветер, он носился по полям, лесам и городам. Ночевал то в пустых лодках на лотосовых озёрах, то в стойле, под теплым дыханием лошадей и коров, то просто в чистом поле.
Купался в реках и озерах, там же стирал свою одежду. Мог бегать по лесу голышом, распугивая белок, пока сушатся вещи. Ел то, что давал лес, иногда обменивал дичь на хлеб, рисовую похлебку или даже сладкое вино.
Но лето быстро подходило к концу и настало время подумать о зимовке. Возможно, даже какой-то работе. Хотя свободолюбивому Сюаньюю это было, словно серпом по яйцам.
Бывали моменты грусти, когда он вспоминал о своём детстве. О жизни в доме дядюшки и тёти. Там была своя пыльная, но довольно уютная комната, в которую он возвращался холодными зимними вечерами, грея ноги у жаровни. У него была похлебка, и опекуны думали за него. Теперь же он мог считаться взрослым.
Порой он размышлял, что если бы мама и отец были живы, выгнали бы они его за всякие шалости, кои творил их сыночек в изобилии? Может, он, вместо праздного шатания, обучался премудростям у какого-нибудь мастера, а возможно, и стал бы заклинателем.
Что-то подобное о своих родителях он слышал из тихих перешептываний, таких, что даже мыши, живущие под полом, не могли всецело понять, о чëм идёт речь.
От жгучей тоски парень срубал очередной бамбуковый стебель и, острым ножом с кривым кончиком, который он забрал с собой, вырезал очередную флейту, и если она получалась хорошо, то, закрыв глаза, играл всё, что шло на душу в этот момент, под уханье ночных сов. Пока жители, если это происходило в городе или деревне, не начинали кидаться в него разными предметами, дабы он заткнулся и дал людям спать.
В такие моменты, весело рассмеявшись, Мо Сюаньюй вскакивал босыми ловкими ногами на конёк крыши и перепрыгивал на другой, так двигаясь, словно гравитация была над ним не властна, быстрый и счастливый.
Когда же ему приходилось играть на природе, для белок и кабанов, он забывался до такой степени, что глаза начинали слезиться от недосыпа, а желудок ворчать, сворачиваясь в тугой клубок, требуя накормить молодое растущее тело красивого мужчины.
Однажды, путешествуя по лесу, он столкнулся со странным путником, одетым в белые одежды, он выглядел, словно призрак.
Сюаньюй играл на флейте и, будто почувствовав тревожный чужой взгляд, открыл глаза, продолжая игру, увидел крайне любопытную фигуру.
Парень сначала подумал, что кто-то с соседнего кладбища восстал, чтобы не дать ему играть, но мужчина был вполне себе живой. Его широкая грудь часто вздымалась, словно он куда-то бежал, но лицо, как ни странно, выглядело мертвенно-бледным, надменным и … испуганным.
— Что, мешаю? Ну простите. Не знал, что и в лесу кого-то беспокою.
— Кхм. — Отозвался мужчина, внимательно наблюдая за тем, как парень встаёт с пригорка и прячет флейту за широкий пояс.
— Простите великодушно, господин хороший, я, ой! — вдруг этот огномный мужик схватил его поперек тела и бросил уверенным движением себе на плечо, и так понес в неизвестном направлении.
— Эй, эй, эй! Господин! Мы так не договаривались! Отпустите сейчас же! Иначе я! Иначе! — Мо Сюаньюй не знал, что «иначе», и извивался не хуже червяка в клюве стрижа на каменном плече странного путника.
Птицы чирикали свои песни, белки любопытно смотрели на парочку людей, один из которых истошно вопил, и всё было у них прекрасно. А Сюаньюй не знал, чего и ожидать. В жизни на него никто не нападал. Да и не было у сироты ничего, что могло бы представлять хоть какую-то ценность.
— Да куда ты хоть меня тащишь?!
— Поедешь со мной в Гусу. В Облачные Глубины.
— Гусу? Там где «Улыбку императора» варят?
— Именно, — мужчина аж остановился, когда услышал о местном вине. Алкаш, наверное.
— Так что ты меня тащишь, я сам туда шёл! Всю жизнь слышу рассказы об этом вине, хочу наконец сам попробовать!
К тому же, ему необходимо было найти место, где зимовать. А этот странный незнакомец не выглядел, как бездомный.
Взойдя на пригорок, он широким движением достал огромный меч из белых ножен. Тот сверкнул в лучах закатного солнца.
Хулиган поглядел на это с вселенской тоской. Перед его мысленным взором пронеслась вся жизнь, в которой не было ничего такого особенного. Он ещё не вкусил первый поцелуй с девчонкой, не наплавался в озере, не наигрался на флейте, не увидел всех красот природы, не пробовал знаменитое вино Гусу. В его жизни были только тычки от опекунов и крики тех, над кем он шутил. Его несчастная жизнь собирались оборваться, так и не начавшись, от рук какого-то психа! Парню стало жалко себя до слëз, он всхлипнул, шмыгая носом.
Странный белый молодой господин внезапно бросил свой меч на землю, но тот и не подумал падать, зависнув над землей, распространяя какое-то нежное голубое свечение.
Крепко стиснув Сюаньюя так, что кости захрустели, незнакомец шагнул прямо на меч, прижимая незадачливого парнишку к себе. Тот вжался в белые одежды лицом, трясясь от страха. Меч под ногами начал плавное движение и юноше казалось, что его сейчас стошнит от страха. Но ничего не происходило. Меч нёсся как птица, медленно и плавно. Господин крепкими руками держал парня, так сильно, что он начал расслабляться, почувствовав слабый аромат сандала, и его собственный очень свежий запах. Такой странный тип, даже мужчиной не пахнет!
Вскоре, любопытный от природы парень начал крутить головой, поражаясь красотами природы: иссиня-чёрным лесом прямо под ногами, голубыми лентами рек, пробегающими облаками.
— Облачные глубины, — тихо сказал белый.
Мо Сюаньюй открыл рот, он видел по истине завораживающее зрелище. Огромные водопады роняли свои воды, поднимая в воздух мелкий туман водяных брызг, в котором поселилась радуга, переливаясь всеми цветами, в свете закатных лучей солнца. Облака дремали в высоких скалах, которые частично зеленели травой, частично — светили, иссушенными зноем, белыми алебастровыми поверхностями. Опускаясь ниже он разглядел, причудливо выгнувшие свои лапы-ветви, сосны, которые склонялись к зеркальным озёрам.
Приземлились они возле построек из белого камня. Повсюду сновали люди в таких же светлых одеждах. Все мужчины. У каждого была лента, которая стягивала лоб спереди, а сзади опускалась свободными концами вдоль длинных волос.
— Что это, секта какая-то?
— Облачные Глубины, — отозвался его спутник, как будто это должно было что-то значить для парня.
— Братец, приветствую тебя! — вышел им навстречу мужик, который выглядел словно близнец его похитителя, только глаза темные… У его мужика были ярко-голубые.
— Здравствуй, брат. Я нашёл его.
— Вижу, — второй заулыбался так счастливо и открыто, глядя на Сюаньюя, что тот сразу осклабился в ответ.
Лучше вести себя естественно в строю психов. Может так не убьют.
— Добро пожаловать домой, Вэй Ин!
Паренёк замешкался, поняв, что скорее всего произошло недоразумение, и его спутали с кем-то другим. Его открытая улыбка сползла с лица.
— Моё имя Мо Сюаньюй, — честно ответил он.
— Ничего не помнишь?
Гость помотал головой отрицательно.
— Это ошибка. Вы меня с кем-то спутали.
— Ему надо отдохнуть и прийти в себя, — мягко улыбаясь, сказал второй мужик, — зови меня — Лань Сичэнь.
— А тебя как звать? — он уставился на своего похитителя, который убирал меч в ножны с каменным лицом.
— Попробуй вспомнить, — сказал Сичэнь.
Мо Сюаньюй выпучил без того большие глаза, понимая, он влип непонятно во что.
— Для тебя — Лань Чжань. Пойдем, я покажу тебе наш… твой дом.
Мо Сюаньюй заметил, как Сичэнь покачал головой, словно разочарован чем-то. Видимо, понял, что Мо попался случайно.
Все постройки в Гусу были выдержаны в едином стиле, с кокетливо загибающимися коньками белых, вычурно-ажурных крыш.
Живописные мостики и сады камней, красиво кронированные деревья, всё являло собой образчик безупречного вкуса. Но по мнению Сюаньюя выглядело настолько скучно, что аж скулы сводило.
— Слушай, Хань, или как тебя там? Зря ты это всё затеял. Я не тот, кого ты искал! Думаю, если я уйду прямо сейчас, так будет честно и разумно.
— Правда? Я считаю тебе в любом случае нужно помыться с дороги и поужинать. Потом решишь, что будешь делать. Хорошо?
— Ну ладно, — протянул с разочарованием парень. Мыться так, чтобы в горячей бочке, да с мылом, он не любил особо. Другое дело — со всего размаху сигануть в озеро с лотосами. Тогда грязь и пот сами отлетали незаметно.
Дом выглядел небольшим и уютно-скучным. Книжные полки, разделяющие помещение на несколько зон, были от пола до потолка.
Тут была цзинши — спальня с одной широкой кроватью, традиционно на полу. Что-то вроде кабинета, с низким столом и аккуратно развешенными принадлежностями для письма, и каллиграфии. Ещё пара комнат, о назначении которых Мо не задумывался.
— Тебе налили бочку на заднем дворе. Советую поспешить, пока не остыла вода, — Чжань посмотрел на него с такой нежностью, словно мать родная. Парню стало совсем неловко.
— И ты, что… правда думаешь, что я этот парень? За кого вы меня там приняли?
— Мгм. — Он все ещё пялился на Мо.
— С чего вы это взяли? Похож?
— Совсем нет. Ты теперь другой стал. Более хрупкий. Но это всё ещё ты.
— Ничего я не понимаю. Кто я? Он хоть был такой?
— Мой муж.
— Твой кто? Муж? В смысле. Я был женщиной?
— Нет, — он улыбнулся кончиками губ.
— То есть, ты утверждаешь, что я, Мо Сюаньюй, вот прям я — отрезанный рукав? — возмущенно пискнул парень.
— Хочешь проверить? — Лань Чжань сделал шаг вперед и молодой мужчина выполнил такой высокий прыжок назад, что, столкнувшись со столиком, кубарем покатился, едва успев сгруппироваться.
Белый мужик подскочил к нему и мощным рывком поднял на ноги.
— Спокойней. Я не планировал тебя шокировать вот так. Но ты, как и в прошлой жизни, та ещё заноза. Иди, смой дорожную пыль, а я тебе организую трапезу. Тут у нас с этим строго, но я что-нибудь придумаю.
— А ты не будешь смотреть, на то…как я. Буду, это… мыться? — парень понял, что сморозил полнейшую херню и покраснел, как майская роза на расцвете.
Он вообще считал, что супруги делят и стол, и купальню, и спальню. Хотя в данный момент он готов был ускакать на луну, только на энергии своего страха и смятения.
— Ну если ты так желаешь…
— Нет-нет! Я не это имел в виду, я вообще…ммм, я просто пойду. Да! Один.
Хангуан-Цзюнь проводил его мельтешащую фигуру, сшибающую углы, с нечитаемым выражением на лице.
Лань Чжань чувствовал бесконечную печаль от того, что его муж и спутник на пути самосовершенствования потерял память, перерождаясь в другом теле. С другой стороны, радость от того, что он снова рядом, и неважно какой, затапливала собой остальные чувства. Он его так долго ждал… Каждый день своей ничтожной жизни, теряющей весь смысл без любимого.
Вещи Вей Ина уже потеряли запах своего хозяина и, частично, свою суть. Но Лань Чжань так часто находился с ними, пытаясь мысленно воззвать к своему супругу, надеясь, что он слышит его, ощутит даже сквозь тонкие миры, где обретается метущаяся душа.
Заклинатель был уверен, что такая неспокойная душа найдет выход и вернется к нему.
И вот этот день настал.
Он узнал Его в совсем юном мальчишке, который даже не ведал, какая сила хранится у него внутри. Какая душа пришла в это хрупкое гибкое тело.
В прошлой жизни они были равны друг другу по силе и ловкости. Теперь же, его хотелось оберегать и укрывать ото всех невзгод. Спрятать, беречь, лелеять и ласкать.
Лань Чжань так соскучился. Это такая мука, когда нельзя обнять любимого, нельзя до него дотронуться, как ему бы хотелось этого.
Мальчик пугливый как горная серна, юный и такой хрупкий. Однако второй господин ордена знал точно — это Он…
Его муж и Старейшина Илина — Вэй Усянь.
***
Бочка уютно парила, призывая шагнуть в её недра. Наскоро намылившись и, пошкрябав тело специальными скребками, он запрыгнул в воду, вызвав нехилый всплеск. Сам радостно засмеялся от такой мелкой шалости.
Тётя бы его за такое просто изничтожила. Но тот человек, белый муж готов был терпеть. Так о нём думал Мо Сюаньюй.
Переодеться ему предлагалось в белые ученические одежды, размер которых на глаз подобрал сам Лань Чжань. К сожалению, старые вещи были тотально велики теперь и мужчина не мог решить, стоит ли их перешивать под новое тело или оставить их в качестве памяти. Так и не решив ничего, он просто отложил этот вопрос на потом.
— Ты не помыл волосы!
— Ммм, я мылся две недели назад всего! Они ещё чистые.
Проигнорировав негодующий писк Вэй Ина, заклинатель вернул его на задний двор, где трава чавкала от влаги, потому что парень резвился в бочке, как недорезанный дельфин, нагнул его голову и тут же окатил теплой водой. Следом потекла мыльная пена, под вопли парня, которому это хозяйство лезло в глаза. После нескольких ведер воды на многострадальную голову, Лань Чжань удовлетворился результатом.
— Тебе лучше сменить одежду ещё раз. Эта вся вымокла.
— Так и мечтаешь, чтобы я разделся при тебе, — сощурив глаза, под большим белым полотенцем на голове, пробубнил парень.
— Мечтал, очень много лет. Так что подожду ещё немного. Пока ты будешь готов.
— И не надейся! Я не обрезанный рукав!
— И подружка есть?
— Нет! Есть! Да, есть и подружка!
— Так есть или нет?
Мо Сюаньюй засопел обиженно. У него действительно никого не было. Он просто не успел. Был сильно занят, носясь по крышам, воруя финики и ныряя в пруды с лотосами, дабы доставать хозяев и убегать от стражников. А теперь вот появился Муж! Муж, твою мать! Выглядит так, словно боженька, на которого молиться, а не это вот всё… что там обрезанные рукава делают. Хотя парень слабо этот процесс себе представлял.
— Я принесу одежду. А эту сними. Прикрыться можешь полотенцем. Тут их стопка сухих.
Парень отодрал белые нижние одежды, которые мокро прилипли к коже, и кинул их на пол бесформенной грудой. Обвил бедра полотенцем и, от нечего делать, почавкал мокрой травой, словно губкой, под ногами, радуясь приятным ощущениям под пятками.
Белый мужик странно на него посмотрел, протягивая одежду.
— Что? Не нравится?
— Нравится. У тебя были шрамы и огромный ожог — тавро, прямо вот тут. — Он показал место, остановив палец в нескольких миллиметрах от кожи.
Сюаньюй внезапно почувствовал, как по его спине поползли мурашки.
Дëрнув плечами, он принял одежду и постарался побыстрее привести себя в порядок.
— Ужин на столе.
— Тааак, — протянул парень, рассматривая расставленные на маленьком столике яства, красные от перца.
— Я приготовил тебе всё, что ты любил раньше. Уверен, и сейчас придётся по вкусу, — сказал белый, при этом сам он есть не намеревался.
— А ты почему не ешь?
— Не переношу специи.
— Ааа, желудок слабый, — сделал свои выводы парень.
Еда и вправду оказалась божественной. Тут он был всецело солидарен с Вей, как его там, Усянем.
Чжань смотрел на то, как чистенький парнишка набивает щеки, с умилением.
— Давай, доедай и я тебе покажу кроликов!
— Настоящих?
— Самых настоящих, — улыбнулся краешком рта заклинатель. Он не стал говорить в этот раз своему избранному, что тот их ему и подарил в своё время. Мальчика и нак нагрузили сверх меры, и он еле держался, от обрушившейся на него информации.
Парень даже не представлял всей своей внутренней силы и мощи, хранимой теперь внутри этого хрупкого тела, и то, что она перешла вместе с душой, Лань Чжань знал наверняка.
***
— Он такой ребёнок! — поражённо сказал Лань Сичэнь, наблюдая за Вей Ином, который поднимал очередного кролика и целовал его в нос. Глаза парня горели совершенно детским восторгом. Он рассыпал целую горку моркови и салата. Кролики оценили этот пир, собираясь у коленей новенького маленькими пушистыми помпончиками.
— Мне предстоит привыкнуть к нему снова. Это и радостно, и грустно, — ответил всегда серьезный Лань Чжань, который ловил каждое движение Мо Сюаньюя.
— Как думаешь, его сила при нём? Он заклинатель или будда наказал его, и он стал обычным человеком?
— Он — заклинатель. В тот момент, когда я нашёл его, за спиной стояли два мертвеца. Он просто не понял, что призвал их игрой на флейте. Которую сам и смастерил из бамбука. Если бы я там не появился вовремя, всё древнее кладбище восстало бы за каких-то полчаса.
— Откуда он знает «призыв»?
— Видимо, перешло из другой жизни. Научить его не мог никто.
— Тебе следует отдать его на занятия прямо с начального уровня. Мальчишка может нам тут всю Гусу спалить и не осознать. Присматривай за ним. Завтра уже приводи в класс.
— Он это ненавидел тогда.
— Значит такая карма. В классах вы и познакомились.
— Да, теперь я и сам учитель. А он начинает всё снова.
— Благодари Богиню. Великое счастье — обрести его второй раз!
— Да, — Лань Чжань посмотрел на своего суженного с нескрываемой любовью, а Лань Сичэнь, отзеркалив его чувства, улыбнулся открыто. Брат был достоин такого подарка судьбы, как никто другой.
***
— Доброго утра, молодой господин, — противный голос был сейчас особенно мерзким. Мо Сюаньюй открыл глаза и не увидел даже солнечного света.
— Ещё не утро. Какого дьявола?! — он перевернулся на другой бок и натянул одеяло на голову.
— В Гусу общий подъём в пять. Меня предупредили, что вы можете сопротивляться, — покрывало поползло вниз, и как не хватал сонный парнишка его неловкими руками, оно не хотело ловиться. В конце концов он хмуро сел на кровати и, открыв один глаз, посмотрел на юношу в тех же белых траурных одеждах, как и у всех.
— Скажи мне, почтенный, с какой такой целью мне нужно подняться в это жуткое время?
— Тебя ждёт учёба.
— Нет! Я не согласен! Отдай одеяло! Убирайся прочь!
Сильные руки поставили извивающегося Мо Сюаньюя на ноги.
— Без вариантов. Приказ Хангуан-цзюня.
— Я вроде как его муж. Так что отменяю приказ. Отдай мою подушку!
— А он говорил, ты не узнаёшь его. Судя по тому, что и меня не узнаешь-то.
— А должен? Должен узнать? — парень окончательно проснулся, глядя на совершенное лицо мальчика, который явился его будить.
Ни одной мысли, ни одного воспоминания не промелькнули в голове, как ни пытался напрячь извилины переродившийся.
— Как жаль. Как много страдала твоя душа в перевоплощении, что ты растерял всю память.
— Это ошибка… молодой господин Лань, — уже без тени шутливости сказал Мо. — Меня точно с кем-то просто перепутали.
— Это исключено. Если дело касается Лань Чжаня, то процент ошибки сводится к нулю. Тебе надо принять это. Может быть старшие что-то придумают и ты вспомнишь, кем ты был.
— Кем же я был?
— О, это долгая история, а тебе нужно умываться и скорее!
Юноша был очень милый и смешливый. Он помог Мо Сюаньюю привести себя в порядок и правильно надеть этот странный халат, с вышитыми ровным стежком белым по белому узору.
Позже он расскажет новенькому, что это не узоры, а настоящие охранные заклинания.
— Можешь меня звать А-Юань пока никто не слышит.
— Мы родственники? Ну, я имею в виду, вы родственники с этим… за кого вы тут меня все…
— Ага. Долгая история. Но если коротко, то ты и Лань Ванцзи — мои родители.
— То есть, я тебя родил? Судя по тому, что все тут заклинатели, я почти не удивляюсь. Надеюсь, из ребра, а не из…чего-то там…
Лань Сычжуй звонко рассмеялся, тут же прикрывая ладошкой рот.
— В Гусу нельзя громко разговаривать, — пояснил он свои сдавленные булькающие звуки. — Нет. Никто меня из вас не рожал. Мои родители погибли давно, я был ещё младенцем. Вы с Лань Ванцзи стали моими приемными родителями. Сначала ты меня воспитывал, но после… После всего, что произошло с тобой,
отец нашёл меня на дереве, где я спрятался… И принес сюда.
— Ты расскажешь мне обо мне?.. То есть, о том, за кого вы меня принимаете?
— Даже если не расскажу, то ты услышишь от каждого. Твоё имя просто не сходит с языков. Возможно, ты, живя в своей деревне, его слышал.
— Похоже знаменитость.
— О да. Точнее не скажешь.
Занятия начинались с медитации, которая проводилась до завтрака. С конкретно хреновым настроением, путаясь в халате, парень приземлился на жесткую подушку среди таких же юных будущих заклинателей.
— А сейчас, дети, закройте глаза. Примите удобную позу. Посмотрите вглубь себя, словно со стороны. Ощутите ваше внутреннее золотое ядро, дайте ему энергии и оно ответит тем же. Всё, что снаружи — не существует. Ничего нет в этом мире, только вы в мягком потоке Вселенной держите свое ядро, которое только формируется…
Мо Сюаньюй честно попытался отринуть земные мысли, нащупать это ядро, но ничего не вышло. Он тяжело вздохнул, встретившись взглядом с учителем, который ходил взад-вперёд, всматриваясь в одухотворённые лица студентов. Которые выглядели безупречно и канонично, согласно всем сводам и правилам Облачных глубин.
Один лишь новенький, о котором было толком ничего не известно, сидел на подушке для медитации, словно петушок на насесте, переминаясь и бесконечно издавая какие-то звуки. Попеременно открывая глаза и откровенно скучая.
Наконец у него вроде бы получилось войти в себя так, что мозг поплыл в голубые дали.
Очнулся он, валяясь на полу, прямо под жёстким взглядом учителя.
Парень тупо уснул. Потому что пять часов утра, для проказника Мо — это чëртова глубокая ночь!
