Memories

      Ирука на лестнице замерцал, а тело его заколебалось, словно насквозь пронизанное порывом сильного ветра. Какаши с нарастающим напряжением наблюдал, как то же самое происходит со всей обстановкой в воспоминании, а затем оба они оказались среди чёрной пустоты и гораздо ближе друг к другу.       На Ируку, босого и в пижаме, лился неестественный белый свет, как от прожектора. Его голос звучал в точности как из уст мужчины, которого Какаши любил последние двадцать лет.       Он скучал по нему и хотел слышать, но только не с этими болезненными нотками страха и паники:       — Ты сопротивлялся… Ты вмешался в гендзюцу, пока находился внутри него? Какаши, да о чём ты думал вообще?!       Какаши пристыженно поморщился. Этот тон был ему знаком — не единожды приходилось сталкиваться за всё то время, что они провели вместе. Однако ещё никогда ранее в нём не слышался столь отчаянный упрёк. Должно быть, на сей раз он бесповоротно облажался… Машинально пожав плечами и подняв раскрытые ладони в знак капитуляции, Какаши тут же себя одёрнул: это ведь всего лишь гендзюцу.       Это… Это даже не настоящий Ирука, так?       Или настоящий?       Определённо. Только Умино Ирука может так быстро соображать в критической ситуации, так что перед Какаши, похоже, предстала какая-то часть его души, которая сейчас быстро складывала печати — видимо, для отмены Дзюцу Памяти.       Когда после этого ничего не произошло, Ирука хмуро посмотрел на свои пальцы, после чего его глаза расширились в ужасе:       — Ты направил дзюцу на меня, пока я использовал его на тебе.       Их взгляды встретились, и Какаши ощутил горечь желчи на языке снова. Он впервые видел такое выражение на Ирукином лице, но оно было ему странно знакомо. Напоминало о временах службы в АНБУ — подобные эмоции порой возникали как у врагов, так и у союзников в разгаре боевых действий…       — Реальность смешалась с воспоминаниями, потому что я больше не управляю дзюцу…       «Он боится, что убивает меня», — понял Какаши, и в подтверждение этой страшной мысли прекрасная смуглая кожа Ируки стремительно побледнела — весь цвет словно схлынул в окружающую черноту. Он задрожал, и это могло остаться незамеченным в общем абсурде происходящего, но Какаши не понаслышке знал о стойкости характера своего мужа, — двадцать лет рука об руку, — а сейчас его просто трясло.       — Моя любовь к тебе продолжает дзюцу без моего контроля, — виновато и печально объяснил Ирука. — И оно будет действовать, пока я не умру, но к тому времени ты тоже…       Эхо слов растворились в пустоте. Грудная клетка Ируки поднялась на болезненном вдохе, когда сам он начал тускнеть и исчезать. У Какаши не было даже секунды на то, чтобы прийти в себя, а на место черноты уже пришло буйство красок других материй.       Он оказался в кабинете Хокаге, но не в своём и даже не в кабинете Наруто — со стены безмолвно смотрели всего четыре портрета. Какаши стоял лицом к двери, и поэтому развернулся на пятках, чтобы понять, что здесь происходит:       …Ирука неподвижен — плечи расправлены, но заметно скованы.       — Не хочешь лгать ему — понимаю. — Хирузен Сарутоби смотрит прямо на него. Испещрённое глубокими морщинами лицо кажется обеспокоенным. — Но все мы, шиноби, храним какие-то секреты от близких. Ему тоже наверняка есть, что от тебя скрывать, и ещё появится со временем. У тебя же будет всего одна тайна, Ирука. — Третий поджимает губы, его глаза сурово сверкают. — Я даю тебе отставку, но никто не должен узнать, что ты служил ниндзя-охотником. Даже твой любовник.       Ситуация уже предельно ясна, однако Какаши всё равно подошёл ближе к Ируке из воспоминания. Он выглядел недовольным, расстроенным, готовым возражать, и смотрел на лидера деревни так, словно тот был в лучшем случае упёртым ребёнком из его класса. Какаши и сам частенько получал такой взгляд в наказание, когда валял дурака сверх меры. Но тут — Хокаге!       — Какаши — не какой-то там любовник, Хокаге-сама. — Из позы Ируки пропадает напряжение, он поднимает голову и заявляет со всей гордостью: — Он — хороший человек. И я не прощу вас за то, что заставили меня солгать ему…       От такой простосердечности у Какаши защемило за рёбрами слева. Он инстинктивно потянулся к Ируке, желая утешить, и тогда тот резко дёрнулся в его сторону — только что заметил, что он всё это время был здесь.       В его глазах тревога, смятение, и…       …Куноичи-отступник рассекает остриём куная щёку Ируки, когда разворачивается на месте. Она пытается противостоять четырём АНБУ, которые только что выбили входную дверь, но поздно. Они быстрее. Её тело уже сжимают и раздавливают древесные змеи.       Тензо отшвыривает тело преступницы в сторону и бросается к Ируке. Без лишних слов разрывает нить чакры, удерживающую его за руки навесу, и помогает спуститься на пол.       — Простите, что так поздно, Ирука-сенсей. — В голосе Тензо ужасное раскаяние.       Ирука лишь прижимает ладонь к окровавленной щеке — нож прошёл поперёк его старого шрама. Его глаза красные, припухшие. Заплаканные.       — Мне нужен ирьёнин, — надтреснутым голосом просит он.       Ниндзя-медик выходит вперёд, опускается на колени рядом с Ирукой и молча окутывает место ранения зелёным свечением.       — Только не говори Какаши об этом, — Ирука смотрит на Тензо с мольбой, — он так расстроится…       За фарфоровой маской прятаться очень удобно, но сказать что-то надо, ведь выполнить эту просьбу невозможно:        — Он Хокаге, Ирука-сенсей. И это он послал нас сюда.       На искажённом усталостью и слезами лице Ируки отражается недоумение. Он мотает головой и отодвигается от медика, глядя прямо в прорези для глаз на маске Тензо:       — Нет. Не говори ему, что я плакал.       Тензо медленно кивает и Ирука заметно расслабляется. Он размазывает кровь по щеке и старому шраму, тяжело вздыхает — от боли или облегчения — и улыбается.       — Хочу уже увидеть его поскорее, — никому и вникуда говорит он, а потом поднимает глаза, и Какаши может поклясться, что Ирука посмотрел прямо на него, стоящего в углу и наблюдающего за его воспоминаниями.       Внезапно из тёмной хижины, где отступница удерживала Ируку, они снова переместились в кабинете Хокаге. Всё вокруг, каждый мелкий штришок говорил Какаши о том, что сейчас это его кабинет, его первый год на должности — почти сразу после Четвёртой мировой войны шиноби, незадолго до их с Ирукой свадьбы.       За столом его тогдашняя версия. Слишком бледная, изнурённая. Слабая. Всем своим видом демонстрирующая раздражение из-за несметного количества работы. Глаза бегают по строкам на бумаге в руках.       — Зайди ты домой ненадолго — поешь как следует, чуточку поспи, ничего за это время не случится.       Какаши стреляет колким взглядом вправо — туда, где стоит, улыбаясь с надеждой, Ирука.       Настоящий Какаши слишком хорошо помнил этот случай и готов был сквозь землю провалиться от стыда и жалости. Хотелось отвернуться, заткнуть уши — что угодно, лишь бы не переживать это снова, но Дзюцу Памяти немилостиво продолжало проигрывать прошлое:       Какаши за столом вновь уткнулся в свой свиток:       — Хватит нянчиться со мной. Всё нормально.       Ирука и бровью не ведёт — на первый взгляд кажется, что он пропустил комментарий мимо ушей.       Но Какаши из настоящего уже знал, что это далеко не так, и весь съежился, бессильно принимая предстоящее.       А его более молодая и глупая версия так и не смотрела дальше своего зарытого в документы носа.       — Что ж, вполне возможно, мои родители не успели достаточно понянчиться со мной до своей cмерти, и это комплекс неполноценности говорит во мне. — Язвительные слова Ируки подобно кислоте разъедают воздух в кабинете, и вот тогда-то Хокаге-Какаши и подмечает: что-то явно идёт не так. — Но твои слова я ещё вспомню. Прочитаю с надгробного камня на твоих же похоронах, рядом с надписью «Шестой Хокаге умер от физического и эмоционального истощения, потому что у него не нашлось времени быть человеком…»       Какаши из прошлого роняет свиток на стол, смотря на Ируку недоверчиво, и пытается вставить в монолог что-то от себя, но не тут-то было:       — А с другой стороны — кто мы друг другу вообще? Раз я не твой муж, с чего бы мне заботиться о тебе? Так ты рассуждаешь, да? Знаешь, может, и правильно. Я хорошенько об этом подумаю, пока буду ночевать у друзей...       Ирука, не оглядываясь, пролетел мимо Какаши из настоящего. Тот успел увидеть слёзы в карих глазах и сразу сделал то, что стоило сделать его занятой государственными делами версии, — бросился следом.       Он продвигался по коридору, поспевая за воспоминанием Ируки, но в один момент как-то упустил его и стал растерянно оглядываться по сторонам, думая, куда он мог пойти. В ночь их ссоры в здании точно не было никого, кроме АНБУ. А Хокаге-Какаши после ухода Ируки тупо сидел на месте, подвергая сомнению каждое своё действие за тридцать с лишним лет жизни и раздумывая: не забраться ли ему на крышу и не сброситься ли оттуда, раз всё так?..       Но нет. Какаши из настоящего не станет хандрить и жалеть себя, вместо этого он…       Он остановился у маленького гардероба рядом с главным офисом. Комнатка была совсем маленькой и чаще всего использовалась не по назначению: то чунины закинут туда коробки с канцелярией, то парочка какая зажмётся в порыве страсти… Ирука нашёл там укрытие. Какаши видел его сквозь маленькую щёлку в двери: он накрыл глаза ладонью и бесшумно плакал, при этом сильно сжимая другую руку в кулаке.       Смотреть на это было просто невыносимо, и Какаши ворвался в гардероб, с ходу хватая его за плечи.       — Я люблю тебя! Прости меня. Пожалуйста, прости, я идиот.       Ирука открыл глаза и, когда его перестали трясти, настороженно присмотрелся:       — Мы в моём Дзюцу Памяти, верно? Что случилось, как так вышло? Что я сделал не так?..       Какаши испытал неуместное облегчение по поводу того, что этот Ирука так быстро всё понял:       — Это я! Я направил дзюцу на тебя внутри твоего дзюцу и всё смешалось… — затараторил он. — Твоя любовь продолжает технику, потому что настоящий ты уверен, что настоящий я — мёртв, а он допрашивает самозванца, но я не самозванец — я люблю тебя, и я должен был выйти за тебя сразу после того, как впервые поцеловал, но я просто никчёмный трус и зачем-то ждал так долго… Просто… Просто прости меня.       Ирука быстро и уверенно накрыл ладонями дрожащие руки Какаши на своих плечах.       — Так-так, постой-ка.       Нет, Какаши не хотел останавливаться. Он хотел зацеловать его прямо сейчас, хотел быть с ним всегда…       Усилив хватку, Ирука посмотрел на него со всей серьёзностью:       — Ты должен выбраться из гендзюцу, — он опустил чужие руки на уровень груди, — но сперва вытащим тебя из моих воспоминаний. Вот, повторяй. — Его пальцы задвигались, образуя последовательность печатей. — Я знаю, у тебя получится.       Получится ли? Какаши мог бы усомниться, что удержит в памяти что-то мимолетно увиденное, пока его мозг буквально истекает кровью, но раз Ирука верит в него, о сомнениях не может идти и речи.       Сложив последнюю печать, он легонько коснулся щеки Какаши, и глаза последнего тут же неконтролируемо застелило солёной влагой.       — Я люблю тебя, — затихающим шепотом сказал Ирука. Из уголка его глаза тоже побежала слеза, когда он напоследок произнёс: — Я так счастлив, что ты жив…