***
Когда двое Учих вошли внутрь кабинета, от спёртого запаха дыма у них закружилась голова. Хирузен заметил это и открыл окно. Он стряхнул подпаленный табак в табакерку и повернулся к юношам, вставшим посреди комнаты и склонившим колено. У Хокаге странное выражение лица — смесь беспокойства и усталости. Лицо Хирузена было пластичным, и он мог выказывать разнообразный спектр эмоций. Итачи и Шисуи считали, именно на таких лицах всё честно написано, и юношей расстраивало, когда их Хокаге тосковал. Последние пару дней для него и правда прошли невыносимо тяжело. Он уже стар для подобной нервотрёпки. — Вы звали, достопочтенный Хокаге? — претензионно начал Итачи. — Это по поводу прошедшего теракта? Насчёт теракта ему уже присел на уши отец Итачи, с него достаточно разговоров на эту тему. Однако этот разговор будет куда неприятнее. Хирузену надо аккуратно подбирать слова. — Нет, это не из-за теракта. На этот раз моя просьба будет… — он поджал губы и цокнул. — Деликатной. О ней никто не должен узнать, поэтому я и прошу вас двоих. В таком деле я могу полагаться только на вашу скрытность, вы самые незаметные шиноби в городе, а ваша цель необычайно бдительна. Начало помпезное. Двое Учих навострили уши, Хирузен о подобном просил редко. Хокаге удручённо вздохнул и отвернулся к окну. Чиркнув спичкой, он зажёг в трубке табак и глубоко вдохнул горького дыма. Это уже четвёртая трубка, в моменты нервного истощения Хирузен много, очень много курил и диву давался, как ещё не помер от такого. — Наш военный советник… — начал он с неохотой, после долгой паузы. — Данзо-сама? — Шисуи резко поднимает голову. — Позавчера он был неосторожен, его заметили около уезда Орочимару, — Хирузен тяжёло вздыхает и массирует глаза. — Ох, я не говорю, что он виноват, но хочу убедиться в бесплотности своих подозрений. Хоть он долгое время работал на благо города, но все его сотрудничества с Орочимару заканчивались дурно. У нас тут террористы разгуливают по улицам и я не могу быть уверен, что это не его рук дело. Шисуи нахмурился: — Что Вы имеете ввиду? Хокаге хотел говорить аккуратно, но как обычно сказал всё в лоб и слишком честно. Он внутренне чертыхается на реакцию Шисуи и спешит объясниться: — У меня есть подозрения, что именно он провоцирует Та и Юи на террористические акты, чтобы найти повод вторгнуться в них. Хочет вернуть давешнее влияние Огня на эти страны. Вышло хуже, чем он думал. Шисуи в ответ поджал губы и сощурился, и, заметив это, Итачи моментально сменил тему, помогая своему государю. — Я читал об этом, — перебил он уже готового вспыхнуть друга. — Раньше Та и Юи были нашими колониями. — Да, — облегчённо отвечает Хирузен, хватаясь за предложенную Итачи тему. — Господин Тобирама Сенджу лично колонизировал их. Когда я пришёл к правлению, то дал им частичную независимость. Господин Шимура был против. Хирузен промолчит, насколько тот был против. Попросил отряд Корня его убить, а если не получится, доложить, что это было приглашение на разговор от дорогого друга. Насколько тот был зол, Хирузен и представлять не хотел. — Из-за его давления на совет, я так и не дал им полную независимость и они уже много лет пребывают в подвешенном состоянии, — мужчина придаёт голосу деловитый тон. — Теоретически они принадлежат себе, но фактически всё ещё под нашей юрисдикцией. Господин Шимура считает, Кума пользуется этим. Мне сложно предпринимать мирные меры. — А если это Данзо-сама провоцирует? Что Вы будете делать? — аккуратно спрашивает Шисуи. — Смею предположить, достопочтенный Хокаге даст независимость, — вновь переводит тему Итачи. — Я мог бы дать независимость и избежать вторжения, но предположительно это обернётся большими проблемами в будущем. Однако в связи с недавним покушением на барона, сейчас мы на пороге вторжения в Та и Юи, о никакой независимости уже не идёт речи. На последние слова Шисуи внутренне улыбнулся, но внешне сохранил хладность. Данзо-сама захочет это услышать, их диверсия прошла удачно. Фугаку кого угодно до белого каления доведёт. Невыносимый был тип. — Господин Шимура давно настаивал на этом и мне это не нравится. Если он опять прибегнул к помощи Орочимару и это правда, его рук дело… — А разве Орочимару-сан опасен? — невинно хлопает глазами Шисуи. — Орочимару-сан боролся за власть, помнишь? — вбросил Итачи. — У него виды на пост Хокаге. Может он использует методы Данзо-самы, чтобы подорвать влияние Хокаге и занять место государя? Хирузен задумчиво огладил бороду. Итачи не понимает, о ком говорит. Орочимару не интересна политика, он целыми днями следит за своими пробирками и исследованиями, желая победить несовершенство человеческой природы. Он никогда не казался Хирузену многогранным или гибким человеком, скорее, туннельно помешанным на любимом деле, если он за что-то брался, всегда доводил до конца, с пеной у рта, каким бы сложным путь ни был. Хирузен хорошо его знал, желай Орочимару по-настоящему стать Хокаге, он бы добился этого любым способом, даже самым неэтичным. Он исследователь, психолог, хирург глубинных тайн, он не политик, а вот Данзо — политик, с подобным упорством и методом ведения дел. Доступ Орочимару к мериаде запрещённых знаний и сметливость Данзо, их тандем — ядерная смесь. Только для чего был собран этот тандем? — Это сложный вопрос, какая у него личная выгода во всём этом, — задумчиво бормочет Хирузен. — Они были знакомы ещё до того, как я взошёл на пост. Хирузен пытался спросить Данзо, откуда же он привел этого сиротливого мальчика, — внешность у него иностранная, ближневосточная, таких экзотичных омег не найдёшь на Западе, — но друг ответил уклончиво, намекая на событие «истребления крыс». Очередное тёмное пятно в правлении Тобирамы. Данзо явно не хотел говорить, где он нашёл Орочимару, а Кагами просил Хирузена никогда не поднимать эту тему при Данзо. Более Сарутоби никогда о нём не спрашивал. — Предполагаю, они поддерживают связь, только не знаю почему. Единственное, хочу быть уверен, не связано ли их общение с недавними атаками. Ведь его видели прямо перед ними, — он закатил глаза. — Господин Шимура утверждал, у него гон, а сам пошёл к Орочимару и сразу же после этого случился теракт. Это меня очень беспокоит, — устало подытожил Хокаге. — Я слышал, в других странах каждый месяц пропадают люди, — намекающим тоном поделился Итачи. — Это похоже на его методы, он и наших граждан похищал, — кратко кивнул Хокаге. — Всё, что я могу это подозревать, а мне нужна информация, а не подозрения. Итачи невыносимо слушать усталый и тоскливый голос Хирузена и он спешит покинуть комнату. — Мы всё поня… — Достопочтенный Хокаге, — наконец перебил Шисуи, игнорируя злобный взгляд друга. — Я может, сейчас выдвину глупое для Вас предположение, но насколько я помню, Орочимару-сан омега. А Данзо-сама альфа, так ведь? Может он ходит к нему, потому что у них отношения? Если это так, то нам не стоит в это лезть, — довершает Шисуи нахмурившись. Эта мысль была не то чтобы в последнюю очередь, Хирузен вообще о таком не думал. Он бы об этом не подумал, будь это правдой, будь это единственная мысль из возможных. Это кто ещё там в отношениях? Эти двое, что ли? Хирузен даже не думал, что Данзо увлекается омегами, с самого детства он никогда не проявлял подобных интересов. В какой-то момент Хирузен прекратил даже спрашивать его о таком, дразня «евнухом». Ведь такая зацикленность на политике и военном деле наверняка была сублимацией отсутствия достоинства! Этот же даже не пикнул, даже слова вопреки не сказал. Сарутоби казалось, Данзо был по альфам, вспоминая их невнятные отношения с товарищем по оружию — Кагами Учихой. Чтобы две альфы не отлипали друг от друга целыми днями, ребёнка вместе растили, — да такую уникальную связь двух эпсилонов поискать надо. А Орочимару был настолько странной омегой, непохожей на всех остальных, в особенности в этой больной зацикленности на человеческой анатомии, что Хирузен даже в течку его представить не мог. Этот человек не вступил бы в отношения ни с кем и никогда, он мог пользоваться своими подчинёнными или подопытными, но чтобы кому-то доверять, любить кого-то, считаться с кем-то? Эти двое, серьёзно? Эти два угрюмых, скрытных, надменных социопата-эгоиста с вечно недовольными рожами? Да ни в жизни! — С ним?! — смущённо восклицает Хирузен, поперхнувшись дымом. — Не-е-ет! Я даже… — он снова запнулся, — не-е-ет. Такого быть не может. Невозможно, — и резко закачал головой. — Абсолютное нет. Я в такое не могу поверить. Итачи подавил в себе желание улыбнуться на эту невинную реакцию, однако Шисуи остался серьёзен и друга начала раздражать его реакция на этот разговор. Вечно он так, когда дело касается Данзо. — Вы готовы поверить, что Ваш верный советник провоцирует теракты, чем в их отношения? — холодно вопрошает Шисуи. — Эта мысль была, ну, весьма очевидной. Хирузен кривит губы. Эта мысль не была очевидной ни в одной вселенной. Как он мог такое говорить, сам же знал характер Данзо! — Да. В такое мне верится. А в то, что ты сказал… — он поморщился. — Не-е-ет. — Ладно, Шисуи. Посмеялись, и хватит, — угрюмо отрезает Итачи, а после поворачивается к Хокаге и склоняет голову. — Мы Вас поняли, достопочтенный Хокаге. Будет сделано, положитесь на нас. Хирузен благодарно кивнул.***
Выйдя из кабинета Хокаге, двое Учих направились в сторону дома господина Шимуры. Следить за высокопоставленным лицом страны им не в первый раз, Итачи и Шисуи оба состояли в Корне, пускай Итачи более там не работает, все тонкости незаметных миссий были им изучены. Итачи работал где только можно, во многих спецподразделениях, и не любил хвастаться, но везде выходил в лидеры по работоспособности, и, если того хотел, а хотел он всегда и во всём быть первым. Однако подобное отношение к работе, как это бывает, выжимало из него все силы. Итачи редко оставался на одном месте надолго, как правило, работа сменялась при окончании эйфории. Он косится на Шисуи, его эмоции бывало тяжело прочитать, в этом он был схож с Хирузеном — пускай в Корне учат контролировать чувства, Шисуи не проходил стандартный отбор в организацию, его обучением был занят лично господин Шимура. Поэтому искусно прятать эмоции он так и не научился, он вспыхивает как спичка, не контролируя себя, но мгновенно успокаивается. Итачи бы назвал его «слабое сердце», юношу часто поражал стыд из-за своих резких слов и действий, но и держать в себе свой чувственный ураган он не мог. Пускай он сохранял хладнокровие в стрессовых ситуациях, есть не так много тем, из-за которых он не может себя контролировать, и одна из них сейчас задета. — Да ты сейчас сгоришь от злости, — не может скрыть едкой усмешки Итачи, глядя на друга. — Крайне неразумно было говорить такое при тебе. Что поделаешь, наш Хокаге очень честный. Хирузен не знал, но догадывался об участии Шисуи в Корне. Данзо не вёл отчётов о внутренних делах, даже их бухгалтерия велась в чёрную, никому не был известен состав его спецотряда, и он не раскрывал это даже Хокаге. Итачи же знал об этом, потому что сам в своё время работал на Корень, и голос друга детства под маской он способен узнать. То, что сейчас сказал Хокаге, это прямое обвинение лидера организации Шисуи и, соответственно, его самого, а ведь это именно они давеча устранили террористов, и со стороны Хокаге такие подозрения оскорбительны. Только Итачи не знал, что Шисуи был одним из участников недавнего подставного теракта. Какая бы крепкая дружба между ними ни была, Шисуи никогда и ничего не говорил ему о Корне. — Отстань, — отмахивается Шисуи, а потом поджимает губы и встряхивает головой, под натиском пытливого взгляда. — Как он может его подозревать? Они же дружат с самого детства! — Что-то я не заметил в их отношениях никакой дружбы, — ворчит Итачи, и пожимает плечом. — И разве не его политический метод таков, что в политике не должно быть никаких чувств, даже дружеских? — Его метод, — иронично поднял брови Шисуи, — но не Хирузена. — Любишь ты к словам придраться. Как мой брат, честное слово, — угрюмо вздыхает юноша, а потом отмахивается. — Ладно. Ты его хорошо знаешь, где он сейчас может быть? Глупо было надеяться на ответ. Шисуи пожимает плечами с заносчивым видом, от недовольства прикрывая глаза, Итачи угрюмо щурится в ответ. Неловкая ситуация. Очень неловкая. — У нас задание, — напоминает он мрачным тоном. — Найдём, — так же холодно отвечает юноша, не повернувшись. — Меня не заставляй его график поминутно расписывать. Я этого делать не буду, не проси. Верно, он сам не знает, но ему принципиально продемонстрировать свою позицию. Это раздражает. — Ты говорил, что отпустил его, так докажи, — продолжает давить Итачи. Шисуи не ответил и даже не повернулся. Глупо пытаться, он ничего не расскажет, только будет всячески пытаться испортить это задание, Итачи даже не сомневается. На его зловредность Итачи ответит тем же. Не то чтобы он мстительный… Он мстительный. Более того, его раздражало отношение Шисуи к своему начальнику, и причина этого раздражения — излишне запутанная. Итачи считал Данзо альфой весьма тщедушной, не внимая напускной браваде надменности, его гордость было легко уколоть. Имея честь работать с ним, часто навещая дома, узнал о его глупом правиле: «Не впускать внутрь альф» — и крайне негодовал из-за частых споров с охраной. Как это — не впускать альф? Да кем он себя возомнил? Нужно быть исключительно неуверенным в себе, чтобы не выносить феромонов своего собственного пола. До такой степени не выносить, не разрешая входить даже своему подразделению. В охрану он ставил только омег, и это было крайне нерасчётливо для него — из омег выходит не лучшая охрана, а он, как-никак, важное лицо в городе. Это превращало Данзо в глазах Итачи в какого-то излишне самонадеянного невротика. Когда он спросил про это глупое правило Шисуи, не скрывая своего недовольства, тот лишь добродушно отмахнулся: «Данзо-сама — параноик» — и сказал он это с такой улыбкой, какую Итачи не смог прочитать. Будто Шисуи очарован этой паранойей, будто его очаровывала в нём любая мелочь, даже самая невыносимая. Итачи считал священным правом это испортить. Он размышлял так: было три места, где Данзо мог быть — дома, в Корне или на рынке. Ведь где ещё быть старым людям, как не на рынке? Он высказал это предположение другу, но тот только пожал плечами. Тяжёлая будет миссия. Дома они его не увидели, даже используя дар своих глаз. За таким человеком, в принципе, тяжело следить. Вся идеология Корня — это воплощение его лидера: ходячая тень, холодная, скользкая и незримая. Хирузен не прогадал, когда выбрал этих двоих: подобный человек тяжело поддавался слежению, пожалуй, с этим мало кто справится. Господин Шимура мог легко скрыться из виду, искусно сливался с толпой, его присутствие тяжело заметить: поступь у него невесомая, дыхание неслышимое. Он настолько не хотел быть замеченным, что даже никогда не раскрывал феромона: никто не знал, как он пахнет. Итачи думал, весьма эгоцентрично требовать подобного образа жизни от остальных, но верно Данзо давно плюнул на планы создать из разношёрстной группы людей один безликий образ. Шисуи рассказывал, когда Корень только появился, правила были куда строже. Время отточило углы. Через Данзо прошло много людей, и каждый из этих людей оставил свой след. Правила менялись и меняются до сих пор. Они и правда нашли его на рынке. Итачи наслаждался недовольным лицом друга: какая неожиданность, Итачи опять оказался прав. Не привлечь внимание эта эксцентричная парочка не могла: оба обладали исключительной красотой и нестандартной внешностью. Как минимум, Итачи с самого детства привык к толпе воздыхателей, снующих за ним везде. Отгоняй их или игнорируй — всё одно. Однако они бы не проработали в Корне ни дня, не умей они скрываться меж толпы, при этом не вызывая подозрения образом из дешёвых детективов. Найти господина Шимуру — уже удача, ведь сиди он весь день в штабе Корня, они бы даже туда проникнуть не смогли, а Шисуи Итачи не доверял. Ни в чём, что касалось его начальника. Он уже обжигался, более этого не допустит. Они заняли место на крыше, принимая вид патрулирующих джонинов, и аккуратно, не прямо, смотрели за своей целью. Итачи приходилось следить не только за ним, но и за своим другом, чтобы тот не подал сигнал начальнику. Данзо знал, что за ним наблюдают. Он чувствовал это кожей. Такие люди, как он, живущие в состоянии вечного напряжения, не могут такое не почувствовать. Он поворачивается в сторону наблюдающего и некоторое время смотрит прямо. Маленький мальчик стоял рядом с мамой около соседнего прилавка с фруктами. Он смотрел неотрывно, и его не напугало даже внимание объекта его наблюдения. Жуткий господин занял все его мысли, но он не понимал, почему. Данзо наклонил голову набок. Ребёнок повторил и захлопал заинтересованно глазами. Тогда мужчина сел на корточки и достал из рукава кимоно бордовый шарик в блестящей прозрачной обёртке. Он приоткрыл глаз и посмотрел на мальчика странным выражением, какое Итачи так и не смог прочитать, но что-то в этом выражении заставило ребёнка натянуть мамину руку и подойти к мужчине ближе. Тогда Данзо аккуратно положил леденец ему в ладошку. Матушка мальчика, наблюдая это, широко улыбалась, очарованно прикрывая глаза. Сын прислонил конфету ко рту и большими блестящими глазами разглядывал незнакомца, словно видел в нём что-то необычайно интересное, как всегда смотрят дети на тех, кто даёт им конфеты, — восхищённо и пугливо. — Что нужно сказать дедушке? — пролепетала женщина, потрепав сына за руку. — Спясиба, — неуклюже лопочет мальчик следом. Господин Шимура поднимается и плавно клюёт головой, снова закрывая веки. Он забирает бумажный пакет, доверху набитый чаем, и аккуратной поступью уходит прочь. Матушка смущённо ухмыльнулась, глядя ему вслед, но потом её внимание полностью занял сын. Она даже не вспомнит лицо этого господина. — Хм… — мычит Шисуи с каким-то странным и довольным тоном. — Вишнёвые леденцы. Итачи моментально повернулся к другу и насупился: — Ты заколебал, Шисуи. — Хватит так резко на это реагировать, всё в прошлом, — с лица Шисуи не сошла улыбка, но сделалась холодной и отстранённой, взгляд у него снова принял вид оборонительный, будто он смотрел далеко вдаль и высматривал врага; когда это не спасло от натиска Итачи, он нахмурился. — Я просто удивился и всё, нечего так на меня смотреть. — То что он носит конфеты с запахом твоего феромона ничего не значит, — с нажимом отвечает юноша. — Вишнёвые леденцы самые вкусные и только. И на кой чёрт ему конфеты? Зубы свои старческие о них поломает. — В Корне много детей, — широко улыбается Шисуи, моментально изменив настроение. — Ха! Тебе он тоже конфеты давал. Или ты забыл? — лукаво сощурился он и ткнул локтем друга в бок. — Ты люби-ил их, засранец. Всегда жопу рвал за них, ха-ха! — Не помню, — ворчливо отмахнулся Итачи. — Не было такого. Шисуи поднялся с места, высматривая отдаляющийся образ господина, и шагнул вперёд, но друг дёрнул его за рукав: — Подожди, не спеши. Пусть отойдёт метров на пять, тогда и последуем за ним. Шисуи досадно поджимает губы. У него ещё будет возможность.***
Шисуи во всём этом задании не нравились два пункта: прямой приказ Хокаге и объект слежки. У него были причины не принимать это задание, но он не имел права отказаться. Итачи знал об участии Шисуи в Корне и не позволил бы тому действовать в обход приказа, а Шисуи обязан был доложить Данзо-саме о слежке любыми методами, но его напарник необычайно бдителен и серьёзно относился к каждой порученной миссии. Шисуи связан по рукам. Любое неверное движение — и Итачи догадается о действиях товарища. Будь это кто-то другой, Шисуи с лёгкостью бы использовал додзюцу или феромон, да что угодно, лишь бы доложить Данзо-саме о своём присутствии, но с Итачи это не прокатит. Хирузен поступил хитро, поставив их вместе. Пускай он не знал об участии Шисуи в Корне, а только предполагал, но знал одну важную деталь его личности, о которой знал не каждый в городе: Данзо был ему дорог. Хирузен размышлял, что из-за глубокого уважения к нему Шисуи старательно попытается доказать обратное, а если же попытается обмануть, Итачи этого не допустит. В каком-то смысле так и было, но Шисуи также имел интерес своей организации. Он не знал, какие разговоры Данзо вёл с Орочимару, но это никого не должно касаться. Тайны господина Шимуры охраняются Корнем, и как его участник он обязан был их защитить. Они сидели возле резиденции господина Шимуры несколько часов, но он так и не вышел из своего дома. Данзо жил рядом с кварталом Учих, в соседстве от дома Шисуи, их дома были перегорожены высокой каменной стеной. Его задний двор уходил в лес, поэтому свой временный пункт наблюдения два друга заняли в нём. Шисуи из-за напряженной политической ситуации и, следовательно, высокой загруженности на работе не заметил, как задремал. Обычно он не позволял себе такого на работе, но последние несколько дней Данзо выжимал из него все соки, и Шисуи за эти три дня в совокупности спал четыре часа. Его разбудил острый приступ тревоги из-за всё того же дрёма. Он резко приподнялся на руках и огляделся — вокруг тихо, патрульные резиденции советника стояли на тех же местах, ничего не изменилось, только солнце зашло за горизонт, и на улице стояла ночь. Шисуи посмотрел на друга и скривился от его безмятежного сонного вида. Неужели они оба заснули? Это очень халатно с их стороны, Хокаге не понравится. В другой ситуации Шисуи бы застыдился, но ему такое на руку. Он встаёт с места и уже совершает шаг в сторону дома господина, как в спину ему раздаётся смешок: — Я тебя вижу. Так он не спал. Шисуи обернулся и грозно сощурился: — Тебе это доставляет удовольствие, не так ли, Лорд Тьмы? Итачи выглядел излишне довольным своей шуткой, даже слишком, особенно для его дегенеративного эмоционального диапазона. По обычаю, Итачи так широко не улыбается, тем более дольше минуты. Это черта Шисуи — не убирать глупую улыбку с лица днями напролет. Верно, Итачи был единственным, кто видел этого озорливого юношу хмурым. — Ещё какое, — улыбнулся Итачи. — Ты мне обязательно скажи, когда он узнает о слежке, какое наказание тебе придумает. Может, наконец, поебётесь, — он завершает речь хохотом, и эти последние слова заставили Шисуи нахмуриться и приблизиться к своему другу. — Пьяный что-ли? — по запаху итак всё ясно, но Итачи несогласно качает головой, Шисуи строго подбоченился. — Ага, что башкой качаешь? Пока я дремал ты пива себе взял, засранец. — Я и тебе взял, — усмехнулся Учиха и достал из спрятанного за спиной пакета две бутылки. — Как я мог про тебя забыть? Тебе, в первую очередь, и пошёл, а себе по пути решил зайти. Шисуи не сдерживается и громко смеётся. Он садится рядом с другом и открывает бутылку. Пускай он пил недавно, что Шисуи, что Итачи никогда не отказывались выпить ещё. Их не страшили последствия от подобного образа жизни. — Кстати. Ты на совет вчера так и не пошёл? Не боишься, что от такого пренебрежения отец не сделает тебя следующим Бароном? — Итачи небрежно пожимает плечами, Шисуи развивает интересную ему тему. — А ты как вообще, готов к такому? — Не знаю, — Итачи закурил и оглядел двор господина Шимуры, немного помолчав, он как-то раздражённо вздохнул. — Совет самодовольных глухих старпёров с деменцией по обычаю решает кто станет следующим Бароном. Наша семья уже несколько поколений держит этот пост. Только эти старики терпеть меня не могут, а я терпеть не могу все эти устои. Нам давно пора согнать старую кровь и заменить на более сильную и свежую. Алкоголь развязывал Итачи язык. Это становился совершенно другой человек, будто сквозь щели его каменной, вечно угрюмой маски прорывалась волна причины этого вечного недовольства. Стоило Итачи выпить, он мог, не умолкая, злиться на всё, на что возможно злиться. Становился эмоциональным и вспыльчивым, позволял эмоциям руководить собой. Легче в разговоре он не становился, но Шисуи мог получить куда больше информации о своём друге, чем обычно. — Ты сегодня радикальнее привычного, снова не выспался что-ли… — удивлённо бормочет юноша и выпивает пива. — Ну, а если станешь Бароном, что планируешь делать? Итачи готов к этому вопросу: — Сменить совет клана и сотрудничать с Хокаге, — моментально отвечает он. — Не просто так у Барона в сенате место припасено, только он туда не ходит, только кланом занимается. А всё из-за гордости, потому что Данзо ненавидит.; заметив, как Шисуи нахмурился, он закатил глаза и откинулся назад. — И офицеров всех уволю к чертям, только жопу отжирают, ни в одну дверь втиснуться не могут. Зачем нам офицеры без военного опыта? Я был на горячих точках, я знаю, кто из Учих достоин занять этот пост. Но отец только и думает, что о традициях и мнении старых пердунов. Поскорее бы он в отставку ушёл уже. Только хрена лысого он выдвинет мою кандидатуру. — Ты же его сын, тем более гений своего поколения. Выдвинет, куда денется, — улыбается Шисуи. — Ему мнение общества всегда было важнее семьи, — небрежно отмахивается Учиха. — Он только о фасаде думает, а задний дворик у него засран. Сложная метафора для Шисуи, он мог лишь предполагать, что Итачи имел в виду, потому что друг не часто вдавался в детали. Однако у него давно были предположения насчёт отца Итачи. О том, что друг всегда упоминал «помешанность отца на традициях и общественном мнении». — А ты не думал, что… Может, он так строг и зациклен на традициях из-за твоего дедушки? — Шисуи заметил взгляд недопонимания своего коллеги и усмехнулся. — Да ну брось, я ведь его помню. У него характер даже хуже, чем у твоего отца. Пока он дома был, я вообще внутрь не заходил. Твой отец хотя бы в меня не плюется, кхм, — он нервно жуёт челюстью. — Да уж. Какой же был… Неприятный человек. — Старый пердун горит в аду, где ему самое место, — отмахивается Итачи. — Не знаю, может из-за него. Не лезу в это. Я даже не лез, когда он в тебя плюнул, ты помнишь. С ними вообще бессмысленно разговаривать, — юноша немного помолчал и повернулся к другу. — Из-за чего кстати? Я так и не спросил. Не спросил, потому что не лез. Всё, что он мог, — это высказать отцу, и не более, с дедом спорить невозможно, невыносимый-то был человек. Если бы у проклятия гордыни клана Учих было бы лицо, оно несло бы лицо деда Итачи. Юноша не думал о влиянии дедушки на отца, в его интересы никогда не входило кого-либо оправдывать. Он пользовался некоторой своей проницательностью только себе в выгоду, его же куда более эмпатичный друг всегда и всем находил оправдание. Шисуи не рассуждал о людях поверхностно, как Итачи, ему важно было докопаться до сути личности, а Итачи попросту не хотел тратить на это ни силы, ни время. Если была возможность легко выйти из конфликта без энергетических потерь, Итачи ею воспользуется. Он не заступался, ведь Шисуи тоже этого не хотел, тому легче не заходить к другу домой и ждать у ворот, чем слушать ссоры в каждый свой приход. Шисуи не страдал гордостью Учих, он умел уступать другим ради всеобщего комфорта. Итачи в нём это очень уважал. — Он моих бабушек и дедушек знал, — загадочно улыбнулся Шисуи, Итачи любопытно поднял брови, выжидая полного ответа. — Я же на краю квартала Учих не просто так живу. На границах стоят дома неугодных клану семей, нарушивших табу и устои. Позор не смывается много поколений. — «Неугодные»? — ядовито усмехается Итачи. — Ты это серьёзно? Удивлён, не знал об этом. Очередные утерянные традиции, бестолковые. А в чём семья то твоя провинилась? — Не знаю. Отец не рассказал, — беспечно отозвался юноша. — Данзо-сама может знать, но он такое мне не рассказывал никогда. Да и не расскажет, только об отце трещал, ни разу бабушку не упомянул. А из Учих уже все померли, кто помнил, — он повернулся к другу. — Может отец твой знает? Дед-то по-любому ему на уши присел. — Мой отец тебя не любит не поэтому, ты знаешь, — безрадостно бормочет Итачи и отпивает пива. — Не станет он рассказывать. Да и дело большое. За какие нарушенные традиции старые пердуны могут кого-то ненавидеть? Наверное, твои предки на свадьбе не то платье надели, цвета бордового, а не красного, и для клана это был удар. Шисуи загоготал: — Ха! — он задорно хлопнул себя по колену. — Я жопу от смеха порву, если так оно, в самом деле, было. Чёрт, теперь узнать хочется. Может попробовать с Данзо-самой поговорить… — на последних словах у юноши моментально поменялось выражение и друг заметил это. — А Вы помирились? — лицо Шисуи не изменилось, всё такая же холодная улыбка и отстранённый взгляд, он молчал, Итачи вздохнул. — Тогда не надо. Ты же пытался с ним поговорить. Он не идёт на встречу, упрямая скотина, так что не трать нервы в пустую. А то я скоро повешусь от твоего нытья. — Упрямая скотина? — смеётся Шисуи и неловко отворачивается. — Не могу не согласиться. Да, альфа он странный. — И это его глупое правило, — вслух рассуждал Итачи. — Стыдится что-ли? Может он альфа низшего звена? Я уже давно об этом думал. Мы его феромона только шлейф слышали и то в детстве. Может он просто слабый? Это бы многое объяснило. — Не знаю. Честно. Он не говорил об этом, — Шисуи впервые не нахмурился когда речь зашла о советнике. Значит, он сам заинтересован, Итачи схватился за эту возможность и надавил. — Ну я об этом и говорю, — упёрся он. — Определённо низшего звена. Поэтому феромон прячет и с другими альфами не сталкивается. Я такое уже видел, в квартале Учих живёт несколько. Альфы или омеги делились на три звена. Слабые, средние и высшие, последних также называли могущественными или доминантными. Звено зависело от силы феромона. Чем могущественнее феромон, тем большую власть альфа или омега имели над остальными, такие встречались редко, но страна Огня и Молнии славилась их высокой популяцией. Супротив доминантам встречались альфы и омеги низшего звена. Их феромон почти не чувствуется, им тяжело заводить потомство, они часто страдают импотенцией и болезнями. Такое происходило из-за плохой генетики. Чем большим мутациям подвержен определённый род, чем больше хронических заболеваний в себе он имел и чем менее разнообразно ДНК, тем большая вероятность рождения низшего звена. Как правило, низшие альфы и омеги живут скрытно — не выказывают феромона остальным, редко вступают в половую близость из-за отсутствия должного либидо и не заводят детей, потому что либо они бесплодны, либо страдают половой дисфункцией. Итачи считал, господин Шимура подходил под это описание идеально. Господин Шимура не прятал пол, ведь носил кушак, но не жил, как остальные люди. Все альфы почтительного возраста имели семьи, как минимум четырёх детей и внука от каждого из них. Вступали в пары и гордо носили общий феромон, не пытаясь его прятать. Феромон прятали единицы по разным причинам, и одна из самых распространённых — слабость рода. Господин Шимура же проживал один, никого не метил, ни с кем не спал и ничем не пах, даже запрещал альфам поблизости выказывать феромон. Такое поведение подозрительно. Шисуи прячется от этого неловкого разговора в глотке пива. Итачи продолжает смотреть прямо и выпытывающе. Не может быть, чтобы Шисуи не знал об этом, он определенно что-то знает. Заметив взгляд друга, юноша надувает губы. — Да просто… У него проблемы с доверием, — неловко улыбается он и отворачивается; Итачи продолжает щуриться, но юноша моментально меняет тему и отмахивается. — О, это и камень в твой огород. Люди идут в «Корень», потому что это престижная и уважаемая работа, а потом не выдерживают и бегут оттуда, а ему приходится за ними подчищать. Он делает то, что должен, а новички всё равно видят в нём чудовище. Хотя их предупреждали об условиях. Я ведь сам это наблюдал. Он так много работал, вкладывал в людей силы, время. А они просто… — Он отмахивается. — Да, поступали как говнюки. Тему сменить получилось, Итачи возмущенно усмехается и ядовито кривит брови. Шисуи догадывался об этой реакции. — Какой бедняжка, — иронично клокочет Итачи, — Ты его опять идеализируешь, — и пихает друга кулаком в плечо. — Я не работал с Корнем напрямую, потому что он сильно давит на людей. У вас невыносимые условия работы, в любой момент умереть можете, и печать на языке у вас как клеймо, чтоб вы чего не проговорили. Будто рабы. — У меня нет печати, — довольно улыбнулся Шисуи. — Ну у тебя одного её нет, а у других есть, — ворчит юноша. — Так что я про других говорю. Запретов очень много. В другие страны путешествовать запрещено, торговлю свою открывать. Ходишь как по краю лезвия с нацеленным ножом в спину. Буквально живёшь на этой работе. — Да мы бухали недавно с разрешения Данзо-самы. Вот и правда зверские условия работы. С учётом того, что люди живут на этой работе — словосочетание «бухали с разрешения» звучит издевательски. Шисуи было тяжело переубедить, поэтому Итачи решил просто трепать ему нервы — ведь он так пьян и снова не выспался. — Я помню, что случилось с Канако, — твёрдо ответил Итачи на усмешки друга. — Внезапно умерла от остановки дыхания, в другой стране. Интересно, чьих рук дело? Шисуи нахмурился и скривил губы: — А не надо было рассказывать о том, о чём не следует, — каким-то нелюдимым и холодным тоном ответил он. По коже Итачи мурашки прошли от его взгляда. Он мог делаться очень неприятным в некоторые моменты беседы, настроение у него менялось моментально, к такому тяжело было привыкнуть, но Итачи относился к другу легко и понимающе, редко воспринимал близко к сердцу все его приступы эмоциональной неопределенности. — Иногда я забываю, как ты похож на него, — юноша закатил глаза. — О чём я думал. Ты всегда его оправдываешь. — Нет. Твоя проблема в том, что ты непостоянный, — Итачи на эти слова удивлённо поперхнулся пивом, и Шисуи лукаво сощурился. — Ага. Я знаю, ты хочешь на него работать, но не признаёшься в этом, по выбору твоих слов заметно. Тебе надо было просто дать отпор отцу, он бы проглотил, он тебя боится, и ты это тоже знаешь. Но ты этого не сделал, потому что не был уверен в своих желаниях, побежал в АНБУ, а теперь в полиции работаешь. Может, и Хокаге станешь? Этого ты ещё не пробовал. А когда от поста откажешься, обязательно опиши длинный список причин, чтобы уверить и себя, и меня, что отказ был оправдан. — и добавил с лёгкой усмешкой: — Скажи, папаша не разрешил. Итачи отмахнулся: — Может и стану. Может, я вообще пекарню открою, тебе то что? Что начинаешь опять? — Данзо-сама не виноват в твоём непостоянстве, — продолжает давить Шисуи с прищуром, не глядя на друга. — Хочешь, пеки сладости, разве я против, но не обвиняй его в своей неустойчивой позиции и что ты по графику жить не выносишь. У нас хорошая организация. — Ты так говоришь, потому что у тебя на него стоит пятнадцать лет, а не потому что организация хорошая, — осклабился Итачи, — она объективно не такая. Ты тратишь свой непревзойденный талант на подставные убийства и разнос Данзо кофе, а мог защищать страну и быть национальным героем. — Мы защищаем страну, но своими методами, к чему мне овации, я ненавижу быть в центре внимания, — Шисуи отпил пива и усмехнулся. — И кофе я ему не ношу, он не пьет кофе, старенький уже. Они немного помолчали, обдумывая сказанное. Такие разговоры у них двоих нередки, тема о начальнике Шисуи поднималась постоянно, но не по желанию Итачи. Право, он устал от этих разговоров за четыре года, но его друг не унимался. Он говорил обрывками информации, даже если что-то знал, как будто внутренне желая найти у друга ответ, но Итачи знал не больше, если вообще что-то знал. Личность-то была скрытная. Если даже Хирузен ему не доверял — божий одуванчик с добрым сердцем, — и послал двоих Учих на слежку, значит, о нём никто ничего не знал, а знакомы эти двое куда дольше всех остальных. — А чё ты меня постоянно в этом упрекаешь? — хмурится Шисуи. — «Стоит-стоит». У самого, что ли стоит, раз ты вечно это подмечаешь? — О-о-о, а если я соглашусь, ты разозлишься? — широко улыбается Итачи и ядовито щурится. — Если не разозлишься, соглашаться не буду. — Ты уж определись, какую маску сегодня надел, морда пьяная, а то я подстраиваться не успеваю. — Ты первый начал, — Итачи обиженно задирает подбородок. — Нет, это ты первый начал, — повторяет за ним Шисуи. — Нет, я с тобой нормально разговаривал, это ты быка включил. — Не правда. Ты первый. — Ты как всегда на… О, — Итачи вздрогнул и указал пальцем в сторону резиденции, Шисуи повернулся следом, — смотри. Вышел, наконец. А то там сидел как мышь в норке. Проблематично, если он сейчас пойдёт к Орочимару. Шисуи молился, чтобы господин остался в городе. Он напряжённо наблюдал, в какую сторону тот отправится. Господин огляделся, будто высматривал поблизости собственных же подчинённых, и, убедившись в своём полном одиночестве, плавно выходит к лесу. Шисуи чертыхается, Итачи смотрит на него с едкой широкой улыбкой. Не успели они переглянуться, господин рванул с места. Учихи поспешили за ним.