***
Сарутоби и Шимуры поддерживали отношения на уровне товарищества, порой они встречались на совете города, порой тренировались вместе или вызывались в отряды друг к другу из-за взаимного уважения к силе их кланов. Шимуры держали подобные отношения и с Учихами — военные генералы часто ставили их вместе из-за потрясающей боевой совместимости воздуха и огня. Ичиро и Кайоши редко виделись с Патриархом Сарутоби, но знали о нём ровно столько, сколько нужно — он слаб на азартные игры и Изаму много лет держит его на коротком поводке из-за значительной суммы долга. Его прямой наследник, старший сын, воин грозный, но человек мягкотелый, как и его отец. Кайоши пригласил их как гостей, с явным намёком на знакомство своих юных наследников. Ещё он упомянул, что Изаму готов дать ещё один шанс отыграться. Патриарх Сарутоби противостоять не мог. Пришли они знакомиться небольшой группой, Патриарх ввалился в имение первым громко вострубив о своём присутствии и следом за ним, неловко шёл сын, держа за руку мальчика и двух омег, матерей юного наследника. Ичиро пытался выгнать Данзо им на встречу и когда это не помогло, заставил Азуми. Юный Шимура вышел с явным недовольством, надув губы и нахмурив брови, даже сгорбился и скрестил руки на груди — как бы матушка не просила его принять подобающий дворянину вид. Данзо в этот раз даже её не послушался. Отцы вечно говорят о его скорой свадьбе с юным наследником, постоянно причитают как бы их подружить, заставляют Данзо с ним познакомиться — как же это надоело! Отцы решились даже пригласить его к ним домой, лишь бы лишить Данзо всякого выбора. Не будет с ним знакомиться, и дружить и играть не будет, он его обидит, тот заплачет, и они уйдут отсюда. Никогда не вернутся, потому что Данзо их выгонит. Он будущий патриарх клана Шимур и его воля тоже станет законом для всех остальных — когда это случится, он уже будет готов всеми командовать. Пора отточить свои командирские умения. Данзо увидел мальчика, ниже его на пол головы и сразу же почувствовал себя важным. Насмешливо приосанился, так и выпячивая разницу их роста. Мальчик шёл позади матери, осматривал двор, хлопал заинтересованно глазами так и любуясь пышным садом и прудиком около стены. Глаза у него большие и ясные, и чёрные острые линии игривыми лучами тянулись вниз от них — не то татуировки, не то подводка. Волосы его густые, взъерошены как у дикого волка, торчали петухами в разные стороны и эта смешная причёска напомнила Данзо волосы его дедушки. В клане Шимур все темноволосые, а Сарутоби все русые, как будто им назло. Данзо сейчас любая мелочь в их образе считалась как «назло». Ичиро подошёл после, крепко сжимая плечо сына, так, что тот скорчился от боли. Это намёк и Данзо его понял — он выпрямляется и расцепляет руки. Семейная пара подошла, заранее спрятав феромон, и представилась. — Я слышал, Вы очень хотели познакомить наших сыновей, — с мягкой улыбкой напомнил наследный патриарх. — Пока наши отцы играют в карты, предлагаю отметить недавнюю победу на Калимском Заливе, — и подмигнул. — Разумеется, — поклонился Ичиро. — Стол накрыт. Проходите. Сказав это, отец снова сжал плечо мальчика и еле слышно пробормотал: — Данзо. Выкажи юному наследнику Сарутоби гостеприимство. Не позорь наш клан. Когда взрослые ушли, дети остались наедине друг с другом. Данзо моментально сгорбился и скрестил руки на груди. Мальчик посмотрел на него и улыбнулся, а Данзо в ответ нахмурился и надул губы. Этот мальчик успел ему надоесть ещё до знакомства, отцы хотят, чтобы он с ним подружился, но Данзо будет дружить только с Кагами. Отцы не заставят его дружить с этим простофилей. Он ещё такой маленький и слабый, а Данзо большой и сильный, этот мальчик ему и в подмётки не годится. И глаза у него глупые, как у малолетки, и ручки тощие, а у Данзо руки крепкие и мускулистые. Он ведь во всём его лучше! — Меня Хирузен зовут, — пропел он тоненьким озорным голосом, — а тебя? Данзо опять нахмурился: — Не скажу, — и высунул язык. — Если хочешь знать, как меня зовут, то догони меня. Только ты меня не догонишь, я очень быстрый, у меня ножки длинные, а тебя ножки короткие. Потому что я тебя старше. — Ха-ха, ты смешной, — широко улыбнулся Хирузен. — Мы с тобой одного возраста. Данзо хмыкнул и побежал от Сару прочь. Хирузен весьма быстро принял правила игры и подорвался с места. Они бежали вокруг поместья несколько раз, Данзо прыгал от него по забору, но тот от него не отставал. Тогда омега снова вёл его вокруг поместья, надеясь на его усталость, но мальчик бежал за ним без передышки. Это Данзо разозлило — никто не может бегать дольше него, он ведь так долго учился выносливости! Юный Шимура прыгнул на крышу поместья, на целых два этажа вверх и посмотрел вниз, с интересом наблюдая за альфой снизу. Хирузен прыгал на мысках и хмурился, будто оценивая высоту здания, был не уверен в своих силах. — Э-эй! — недовольно восклицает он. — Я тоже туда хочу! Данзо подбоченился и грозно усмехнулся: — Бе! Нужно быть сильным и быстрым как я, а ты не такой, ты меня меньше и слабее! Хирузен надул губы и ещё немного поерзав на месте, всё же прыгает на крышу. Данзо снова недовольно цокает — этот коротышка начинает его раздражать, он не отстаёт и не устаёт, и терпение мальчика скоро лопнет. Данзо злится и сбегает с крыши, пытаясь спрятаться дома, Хирузен бежит за ним. Они чуть не сшибают мать в проходе, Азуми удивлённо уворачивается. Данзо обегает обеденный стол и под умилительные взгляды семьи Сарутоби бегал вокруг него от надоедливой альфы. Ичиро внимательно за ними наблюдал, не отрывал взгляда, а Кайоши как обычно ему не помогал и говорил отцу под руку во время его карточной партии с Патриархом. Изаму заинтересованно оглядел юных наследников краем глаза, но никак это не прокомментировал. Опасно сейчас что-либо говорить, он выскажет своим сыновьям об этом позже. Заметив, что Хирузен не отстаёт, Данзо бежит в глубь дома и не думая забегает в свою комнату. Он хотел выпрыгнуть из окна, а Сару запереть внутри, но чувствует руки на своей талии. Данзо вскрикивает, Хирузен валит его на пол. — Поймал! — восторженно кричит альфа и нависает над нерасторопной омегой. — Почему ты не хочешь со мной играть? — Потому что у меня уже есть друг! — хмурится Данзо. — Отцы меня с тобой дружить заставляют, а я не буду ни в чем отцов слушаться. Бе! — и опять высунул язык. — А я хочу с тобой играть, — надул Хирузен губы обиженно. — А я не буду с тобой играть, — грозно щурится Данзо. Данзо наконец увидел альфу вблизи — Хирузен сильно вспотел и глубоко дышал, значит ему тяжело далась эта долгая беготня. Он победоносно и спесиво улыбается, всё-таки этот мальчик ему в подмётки не годится. Горячий пот капает на лицо, от юного тела исходит жар, Данзо ухмылялся недолго, он как-то странно выдохнул и заерзал на полу. Странное ощущение. Ему внезапно стало очень смешно, изнутри поднялся неочевидный, но яркий порыв и этот порыв заставил его ёрзать и прерывисто дышать. Данзо хотел выдохнуть то, что ощущал в животе и груди, но чем глубже он дышал, тем причудливее ему становилось. Он чувствовал запах этого мальчика. Резкие пионы и фрезии, мускус так и проступал росой на их нежных лепестках — невероятно насыщенный запах. Мальчик приятно пахнет, но слишком резко. Данзо ранее не слышал подобного запаха. Кагами пахнет сладкими неуловимыми цветами, матушка пахнет вкусненьким мёдом, отцы пахнут противными табачными листьями, а дедушка горько-свежим папоротником. Однако никто из них не пах настолько резко и не заставлял его испытывать подобное. — Ты пахнешь! М-м, — поджимает недовольно Данзо губы. — Очень сильно пахнешь! — Правда? — Хирузен понюхал свою руку, — ничего не чувствую. Ты меня дуришь, — и хмурится. Данзо зажимает нос и морщится. Голова закружилась. Очень странное чувство в животе, ему смешно и щекотно, всё чешется, из-за этого волнительного зуда ему сталось жарко. Более всего чесались его шея и пах, и ему не хочется это терпеть. Данзо не понимает этого, ведь никогда подобного не ощущал. Он ещё немного ёрзает и наконец не выдерживая этот несносный зуд, толкает Хирузена от себя и резко восседает на нём. Юный альфа испугался и сглотнул — его новый друг выглядит жутко, глаза у него светятся золотом, щёки зардели, он так и горел жаром и смотрел с неким загадочным замыслом. Данзо наклоняется и трётся пахом о выставленную ногу альфы, всё поднимает бёдра вверх, будто хочет ими достать до потолка и ластится головой по дрожащей груди. Хочет тереться только загривком, трётся им о шею Хирузена, о его плечи и руки. Громко мурлычет и тихо порыкивает. От этого только жарче стало, но слишком уж всё чешется. На теле выступила влага, Данзо сильно вспотел и из-за этого зуд только усилился. Мальчик под ним смотрит испуганно, его новый знакомый смешно пахнет и это щекочет ему нос. Хирузен тоже чувствует себя странно, в нём что-то шевелится, и он в ужасе подумал, будто это червячки, ведь ему тоже щекотно и жарко под животиком. Ему бы хотелось, чтобы Данзо тёрся в другом месте, но в каком он не понимает. Его рука тянется к его спине, Хирузен ею не контролирует, и оглаживает лопатки, омега на это мурчит. Клыки зачесались, он хочет их почесать о него, укусить за шею и уже открыл рот, как его прерывает торопливый удар двери. — Даночка, ты что делаешь? — испуганно пролепетала матушка, резко закрывая дверь за собой. Она подлетает к сыну и обеспокоенно осматривает, Данзо увидев её захныкал. — Не зна-а-аю, ма-ама. Тело всё чешется и жарко очень, хочу почесать. М-м-м, — скулит он, — очень всё чешется, надоело мне! Ненавижу это! — Ой! — громко вздыхает Хирузен и содрогается. Он что-то почувствовал, что-то яркое и приятное, но не понял, что это. Он опасался, что обмочился, ведь чувствовал влагу на бедре, а это очень плохо и постыдно, папа разозлится. Щекотное чувство прошло и теперь у него тянет живот. Азуми поджала губы глядя на них. Она обеспокоилась долгим отсутствием юных наследников, ведь осведомлена о поле Хирузена, а также знала, что у сына скоро будет течка. Только не ожидала, что она наступит так скоро. Запах от детей исходит яркий, но невесомый, их феромон только-только пробудился и поэтому ещё не полностью вырабатывается через потовые железы, но даже так его можно почувствовать. Азуми глубоко вздыхает и нервно потирает ладони. — Уже? Из-за его феромона? — удивлённо пробормотала она. — Даночка, ты пустил сок. Это твоя первая течка и сейчас зарождается твой феромон, — она нервно прочистила горло и забормотала. — Я думала будет позже… Дед должен знать. Тебя надо спрятать от отцов. — Ой, штанишки чем-то испачкал, — следом за другом скулит Хирузен. — Мама будет недовольна. — Дети идём со мной скорее, пока вас взрослые не увидели. Вам нельзя таким заниматься, вас же не сосватали. Азуми крепко схватила детей за руки и спешно отвела в ванную, плотно закрыв дверь. Пока детей не сосватали метить друг друга, тереться и «играть» им нельзя, иначе будет скандал. Патриархов могут обвинить в жульничестве и подкупе, а потом и вовсе отказаться от смотрин и венчания. Это всегда позор для кланов. Азуми обязана этого не допустить. Матушка садится на коленки и внимательно осматривает детей, они в ответ так же заинтересованно смотрят. Укусов и царапин на них нет, это хорошо, Азуми успела до того, как они бы «заигрались». Проявление феромона бывает разным, но часто вызывает сексуальную фиксацию. Альфа в первый гон может не только впасть в безумие, но и ещё напасть на омегу, которая пробудила в нём гон. Данзо ещё маленький для такого, к тому же дворянин, ему обязано сохранять девственность до шестнадцати. Такие игры у детей нормальны, Азуми, будучи крепостной, много раз их наблюдала и слышала о них, но так как её выбрали женой клана Шимур, родители не разрешали ей так играть. Разумеется, дети только познают своё тело, тело противоположных полов, их запахи и форму их гениталий. Скоро они научатся распознавать пол по феромону, выражать феромоном настроение и социальные сигналы, метить партнёров и много-много чего ещё. — Ты не вошёл в детородные лета, фаза пока не наладилась. Ты часто будешь такое испытывать, — поясняет она сыну, а потом поворачивается к Хирузену. — А ты Сару-чан, молчи о том, что сейчас произошло, иначе родители тебя накажут. — Хорошо, тётя Азуми, — пролепетал альфа; он ещё немного поерзал и наконец оттянул резинку хакама и посмотрел внутрь. — А что это такое? На сопли похоже. Я снизу чем-то чихнул. Рано. Неужели это из-за феромона её сына? Азуми поджала губы и дёрнула мальчика за край хакама. — Это семя, пока пустое, — поясняет она, а потом торопливо стягивает с мальчика штаны. — Тебе надобно смыть запах моего сына, не то родители учуют. Иди скорее умойся, я дам тебе новые штанишки. Данзо полезай в ванну тоже, — сын нахмурился и закачал головой, Азуми силком тащит его в воду, не снимая одежды. — Скорее. Феромон надобно отмыть, пока родители не спохватились. Азуми усердно отмыла их от запаха и натерла душистыми маслами. Детям она наказала об этом не говорить, но сказать будто они играли и упали в пруд. Хирузен побежал к маме, Данзо хотел пойти за ним, но матушка отвела его за руку в комнату патриарха и приказала ждать здесь, пока она не вернётся. Данзо немного занервничал, ему показалась реакции матушки подозрительной, будто то, что они с Хирузеном делали — плохо и так делать не положено. Он сам не понял, что это было, но чувства у него странные, даже от воспоминаний об этом. Мальчик очень смешно и сильно пахнет, этот запах не похож ни на что ранее им услышанное, и Данзо не знает какие чувства он испытывает от него — будто он хотел снова его понюхать и не хотел. Будто он хотел снова обтереться о него загривком и не хотел. Чесотка была невыносимой, но более его пугала пульсация внутри, под животиком. В комнату заходит дедушка с мрачным видом, матушка следует за ним и запирает за собой дверь. Изаму садится рядом с внуком и испытующе вглядывается в её лицо. — Достопочтенный Патриарх, это случилось. Первая течка из-за юного наследника Сарутоби. И… — Азуми волнительно вздохнула, — первый сок юного наследника тоже произошел из-за нашего сына. Изаму нахмурился и почесал бороду. Внезапная инициатива сыновей кажется теперь более оскорбительной и наглой, чем ранее. — Это плохо. Очень, — он вздыхает и взмахивает ладонью. — Что же, вестимо. Значит, наследник Сарутоби могущественный эпсилон. Занятно, мужья твои поди об этом знали. У наследника рано проявился феромон и на днях будет гон. Дедушка объяснил Данзо что такое высшее, среднее и слабое звено. Могущественный эпсилон действительно может вызвать течку омеги раньше положенного срока. Данзо среднее звено, поэтому его тело отреагировало на феромон Хирузена, который из-за своего высшего звена проявил половое созревание рано. Только Изаму обеспокоило именно то, что Хирузен испытал из-за Данзо. Плохо это потому, что сексуальная фиксация проявляется из-за первого феромона услышанного в самый первый цикл. На ближайшие года, пока происходит половое развитие, омегу или альфу будет тянуть к первому услышанному феромону. Это значит, юный наследник Сарутоби будет интересоваться его внуком, как и внук будет интересоваться им. В планы Изаму это не входило. Будущий патриарх их клана омега, Изаму понимал, что поставлено на карту и какой высокий риск у подобного решения, но отступать он не намерен. Общение Данзо с Хирузеном это первое препятствие на пути величия его внука, на пути не посрамления их клана. Дедушка имеет над внуком непосильную власть, и он вновь воспользуется ей, чтобы Данзо не сломал свою жизнь из-за очередного эпсилона, которые встретятся на его пути ещё ни раз и поэтому так важно именно сейчас закрепить страх внука перед ними. Напомнить о дне, когда он возненавидел своих отцов. — Данзо, — тяжёло насел Изаму. — Тебе нельзя дружить с этим мальчиком. От его запаха тебе всегда будет плохо, и ты будешь так потеть и чесаться. И когда тебе станет плохо, взрослые будут тебя обижать. Даже если ты этого не хочешь. — Сару-чан тоже? — взволнованно лопочет Данзо. — Сару-чан захочет тебя обидеть больше них всех, — строго сощурился дедушка. — Если будешь его нюхать весь вспотеешь, будешь чесаться. И когда это произойдет, он тебя обидит. Азуми вновь молчит, не смея противостоять патриарху. Её сыну страшно, и она это видит, в очередной раз видит, как Изаму ломает её сыну жизнь и вновь бессильна перед этим. Патриарх жесток к своему внуку, прививает ему ужас перед альфами, чтобы Данзо никогда по своему желанию не вступил с ними в отношения. Азуми чувствует свою вину, ведь она позволила сыну увидеть гон его отцов и это ужасающее зрелище сломило мальчика. Данзо каждый раз смотрел на неё с отчаянием в глазах, когда видел, как отцы к ней подходили или как она, пропадала и возвращалась потом усталой и помятой. Она слышала его плач, но не смела успокаивать, ведь не знала, что сказать, стыд и вина мучили её. Этот ужас, какой её сын испытал может вылечить только любовь, но Изаму закрепляет его ужас, вбивает его глубже, в самые недра души, чтобы Данзо никогда не познал любви. Чтобы боялся её, отметал как опасность, чтобы никогда не излечил свою рану. Она видит, как лицо внука омрачилось — ему страшно и тревожно, и сухой, жёсткий голос дедушки усиливает его страх. После случившегося Данзо хотел подружиться с Хирузеном, но услышав наказы дедушки резко перехотел. Более того, он моментально его возненавидел. Азуми поджала губы, она бессильна перед патриархом и перед его отцами, бессильна перед традициями. Эти альфы выкручивают Данзо в разные стороны, разрывают на части, морочат ему голову и лишают выбора. Не дают его сделать, — ни Азуми, ни Данзо. Она хотела отдать сына замуж за самого прелестного и могущественного жениха города, хотела ему счастья и семейного умиротворения, чтобы он познал радость, какую его мать так и не познала. Неужели, Данзо и правда будет счастлив на посту патриарха? Неужели, он будет счастлив скрывать свой пол? Не познать любви, радости от воспитания детей, лишить себя доверия и безвинных жизненных мелочей? Азуми крепко сжимает ткань платья и скорбно наклоняет голову. Данзо слушает дедушку, а не её. Всё бессмысленно. Изаму наказал Азуми натереть сына душистыми маслами, чтобы перебить запах его феромона. Дед попытается уверить его отцов в слабом звене Данзо и тогда они наконец от него отстанут. Матушка исполнила его волю. Она отпустила сына только тогда, когда удостоверилась в полном отсутствии запаха. Отцы не должны догадаться, масла очень похожи на её феромон. У Данзо закружилась голова от этого запаха, и он выходит на улицу проветриться где его моментально заметил юный Сарутоби. Он улыбнулся и подбежал к новоиспечённому другу, но Данзо пятился от него, и чем быстрее Хирузен шагал, тем быстрее Данзо от него пятился. — Куда ты? — щурится мальчик и ускоряется. — Подожди! Данзо не остановился, а только злобно крикнул: — Не буду я с тобой дружить, ты воняешь! — Я не воняю! — возмутился Хирузен — Брыдлый-брыдлый Сарутоби, безпелюха, фу-у! — едко усмехается Данзо, и указывает на него пальцем. — На весь свет воняешь, воздух отравляешь! У Хирузена проступили слёзы от обиды, он топнул ножкой и закричал: — Противный ты, злюка, не буду с тобой разговаривать никогда! Он побежал вглубь дома и что-то обиженно крикнул маме. Данзо моментально услышал яростный вопль отца: — Что он сделал?! Данзо! Немедленно иди сюда, поганая шавка! Я выбью из тебя этот дикий нрав, будешь шелковым ходить! Данзо нахмурился и сбежал за ограду, во двор Учих, к своему дорогому и любимому Кагами.***
Данзо так же пришёл к Кагами на вечер следующего дня. Весь день до этого он прятался от своих отцов по комнатам, а спал он на чердаке под крышей. Даже сегодня утром он не попался им на глаза, похитил из кухни две ватрушки и мамин чай с жасмином, и позавтракал на крыше. Отцы ушли ближе к полднику, и он спустился, когда они ушли. Весь день мальчик провел вместе с дедушкой, он учил его новым воздушным техникам — набирать полные лёгкие воздуха и создавать из них «вакуумные пули». Дедушка рассказывал, что этот приём может разорвать противника изнутри, и показал это на примере, разрушив деревянную тренировочную куклу. Изаму уже удовлетворяли физические показатели Данзо, мальчик разбивал камни и деревья ударами своих ног, не уставал при длительном беге, проходил табату, и теперь готов полноценно и серьёзно осваивать искусство покорения ветра. Изаму рассказывал внуку, как с помощью направления потока воздуха, они умеют сбивать противников с ног и мешать наездникам летающих животных атаковать. Данзо слушал это с придыханием, нетерпеливо ожидая научиться этим техникам. Он так и ждал повода похвастаться перед Кагами и попробовать усилить его огонь ветром, как учил их обоих дедушка. Вместе они станут настолько сильны и не одна альфа не посмеет их обижать. Вечером, когда отцы вернулись с работы, Данзо так же бегал от их глаз и побежал в гости к своему лучшему другу. Кагами принёс ему вишню и Данзо весело ею жевал. Косточки они складывали на бумажку. Они вновь болтали без умолку, Данзо рассказал ему о Хирузене и как храбро он вчера ему противостоял, а Кагами рассказал, как отец отправил его на праздник и всем понравился его танец с лентами. Они поговорили и о том, что произошло между Хирузеном и Данзо. Друг отметил, что от мальчика теперь запах исходит куда ярче, чем раньше, и отец ему рассказывал об этом. Ему понравился запах своего лучшего друга и Данзо игриво парировал тем же — Кагами пахнет как цветущий сад. Наевшись вишни, мальчики заигрались, хохотали и щекотали друг друга, придумывая на ходу всякие глупости. Данзо шутил, как они уйдут жить в лес, будут охотиться за лягушками и пугать ими его отцов, ведь они противные как жабы; а Кагами хотел облить главную площадь города маслом, чтобы люди падали друг на друга, и не смогли бы подняться. Их детскую ерунду прервали соседские мальчишки. Они привлекли их внимание злостными усмешками и кривляньями. Это были выходцы клана Учих, такие же чернявые и бледные, с гербом «веера» на спине, как и все их соклановцы. На Данзо они внимания не обращали, тыкали пальцами и зубоскалили они только на Кагами, и чем дольше они это делали, тем багровее становился Данзо. — Какие противные, — цедит он сквозь зубы. — И чего это они задираются? Кагами пожал плечами: — Я привык, мою семью не любят в клане. Этот Манабу вечно меня донимает. — А почему твою семью в клане не любят? — Папа говорил, он не принял выбор, сосватанной Бароном, омеги, — с улыбкой выдохнул он. — Сказал, вместо долга, выбрал любовь, мою маму, а она крепостной была. Прадедушка Мадара очень на него разозлился. Поэтому его Бароном следующим не сделали. Господин Наоки один из патриархов клана Учих, наследник седьмой ветви, и как каждый патриарх имел право стать следующим бароном. Мадара к нему был неравнодушен, Наоки демонстрировал удивительные навыки дипломатии, своим очаровательным характером и приятным видом, убеждал даже самых упрямых соперников. Его жёсткая логика громила собеседников в пух и прах, Мадара выбрал Наоки одним из претендентов на своё место, но как же сильно тот его разочаровал. Будучи приверженцем консерватизма глубоко почитал традиции страны Огня и традиции своего клана. Мадара не желал менять многовековые устои, держал свой клан в строгости и чистоплотности. Наказания в их клане дело настолько обыденное, что никто не смел даже воспротивится, ведь каждый знал — воля барона закон. Мадара не убрал старинную традицию Учих «убийства младшего брата», какая позволяет старшему наследнику увеличить свою силу и открыть шаринган в раннем возрасте. Мадара так же чтил выбор омег и Наоки, совершив собственный выбор, — плюнул барону в лицо. Такое оскорбление, Мадара не стерпел. Теперь семья Наоки живёт на окраине квартала и сплетни об их кощунстве разнеслись по всему клану. Кагами часто задирали, поэтому и друзей у него не было. — Глупость какая, — Данзо злостно фыркает. — Разве это твоя вина? Кагами скорбно улыбается. Он не желал показывать свою обиду другу, но и терпеть ему уже невыносимо. Отцу и матери он рассказать не мог, не хотел, чтобы они переживали, а у Данзо свои проблемы и Кагами не хотел его угнетать лишний раз. — Я его сыночка, — вздохнул он. — Мне часто говорят, что я родился от оскорбительной связи. Данзо несогласно встал и топнул ножкой: — И ничего не оскорбительной, ты самый-самый лучший! А они все дураки, и дети у них все уродливые и вонючие, — и усмехнулся едко. — Ха, смотри что могу. Он достал из кармашка деревянную дудочку и закинув туда несколько вишнёвых косточек нацелил конец дудки на стоящих напротив Учих. Данзо набрал полные лёгкие воздуха и дунул в небольшое отверстие, косточки стремительно полетели в головы детей. Они заревели и разбежались кто куда и юный Шимура победоносно усмехается — какие жалкие трусы, только и могут, что толпой набрасываться, а чуть что бегут как дворовые шавки. Данзо самый сильный и никто не смеет в этом сомневаться. — Будете знать, как дразниться, глупые выскочки, я за Кагаечку вас всех заплюю! — закричал он злостно. — Пошли отселя! Кагами засмеялся громким гортанным смехом и схватился за живот. Какой же шалун этот Шимуровский выходец! Кагами очень приятно, улыбка не сходила с его лица, Данзо его всегда защищает и юный Учиха обещает себе тоже всегда его защищать. Когда они вместе их никто не обидит, они будут стоять друг за друга горой и навсегда останутся лучшими друзьями.***
Когда Данзо и Кагами исполнилось девять лет, Тобирама Сенджу взошёл на престол. Его старший брат и Мадара умерли на войне. Когда Огонь отвоевал свои границы, утерянные при феодальной раздробленности Камень и Ветер отреагировали не благосклонно. Началась очередная война. Ровно половину своего правления Хаширама воевал с ними. Из-за своего мягкого, в чём-то даже пассивного правления, из-за излишней эмпатии, удивительной для эпсилона, Хаширама не хотел вновь погружать свою страну в очередной военный мрак. Все эти жёсткие решения и ответ на выпады соседей стоят за Мадарой, именно он вёл войско и отвечал за внешнюю политику. Хаширама сделал всё, чтобы его граждане не заметили этого конфликта, растрачивая государственный бюджет. Однако, в период международной напряженности, в годы, предшествовавшие событиям Второй мировой войны, будучи сильнейшими игроками мировой арены — Камень, Ветер и Огонь объединили свои усилия ради преимущества в решении внешнеполитических вопросов. Был создан союз, ставший впоследствии противовесом в этих событиях. Время было неспокойное, кланы устали от войны, патриархи дворянских домов бунтовали, и как бы Хаширама не пытался их усмирить и не предлагал дипломатические решения, каждый из них имел свой интерес и свою выгоду, а бесконечные войны им надоели. Хаширама оставил младшему брату страну, разграбленную войной, с бунтующими дворянскими кланами против прошлого Государя, а из-за мирного договора, снова участвующую в войне. Камень повздорил с Кумой из-за границ и нескончаемых диверсий. Ветер отказался, но Хаширама из-за своего мягкого нрава согласился. И на войне с Кумой он умер вслед за своим военным советником. Траур не утихал много дней, но как не странно Тобирама не отказался от помощи. Дворянские кланы не понимали его решений, но Тобирама уже продумал развитие страны на много лет вперёд. Тобирама готовился к войне ещё до вступления на трон, открыв первую военную школу в городе, не только для дворян, но и для простолюдинов. Он видел в крестьянах огромный потенциал, считал использование только дворян в войне затратно и не выгодно. Новость о военной школе многим понравилась, даже некоторые патриархи удивились столь дерзкому, но продуктивному решению. Изаму так же понравилась эта новость. После очередного военного совета, Изаму возвратился в имение навеселе. Господин Наоки вновь навестил их со своим сыном, играл с Данзо и Кагами в войну. Он построил себе шалаш и оборонял его от маленьких шкодников. Азуми нравилось на это смотреть, и она даже позволила себе улыбаться, пока никто не видит. Когда патриарх подошёл, она вновь сталась холодной и почтительно ему наклонилась. Заметив его поднятое настроение, она с интересом наклонила голову набок. Изаму улыбнулся ей. — Не представляешь, что объявил на сегодняшнем заседании господин Тобирама, — усмехнулся он. — Помнишь здание строили, где парк снесли? Там школу открыли. Он вострубил на всё имение, подзывая мальчиков к себе и ребятишки весело к нему попрыгали. Наоки встал следом за ними. — Государь Сенджу ввел новую образовательную систему, и мой внук примет в ней участие! — грохочет Изаму. — Решение Тобирамы об обучении всех слоев общества мне любо, хоть и Данзо придётся делить стол с крепостными. Открытие пройдёт завтра, вечером начнётся отбор, — он посмотрел на внука пытливо, в ожидании. — Данзо, ты готов к этому. Покажи всё что умеешь, покажи величие нашего клана, ведь именно этому я тебя обучал. Данзо улыбнулся — он пойдёт в школу! Это так волнительно, его могут столькому обучить, и он станет ещё сильнее, самым сильным во всей стране, самым лучшим патриархом и клан его станет ещё более великим, чем был. Он смотрит на Кагами в предвкушении, и друг улыбнулся ему с огоньком в глазах. — А можно Кагами с нами пойдёт туда? — закричал Данзо и запрыгал нетерпеливо на месте. — Если его отец не против, — пожал плечами дедушка. — Если таково желание сына, я не буду запрещать, — усмехнулся Наоки. — Всегда надо следовать зову сердца. Кагами полюбил твоего внука, как я могу мешать такой чистой любви? Матушка его поймёт. Кагами громко, гортанно захохотал и набросился на друга с объятиями: — Тогда я пойду вместе с Даночкой! Хочу-хочу! — Добро. Я Вас обучу как себя на отборе вести. Покажите стать и силу, покажите всё, чему я вас учил. Не позорьте свои кланы. День поступления Данзо и Кагами был невероятно волнительным. Именно тогда он впервые увидел Мадару вживую — статного и прекрасного альфу. Пускай он и стар, но он все так же красив и величественен, как в юности, — грозный и уважаемый воин страны Огня, Данзо тоже таким станет! Он тесно сжал руку Кагами и улыбнулся ему широкой лучезарной улыбкой, Кагами ответил. Они поступили вместе, сплели свои судьбы друг с другом и теперь навсегда останутся друзьями. И стоя позади них, Изаму гордо сжимал плечи внука, глубоко тронутый его достижениями. Его внук, омега, сумеет пробиться в первую десятку на отборе — дед всегда верил в его исключительный талант. Данзо перенял его качества — его благородство, его честь и силу. Он защищает слабых и противостоит сильным, отстаивает справедливость, он трудолюбив и напорист. Данзо станет его приемником, тем кого так страстно желал Изаму столько лет, и он горд этим. После торжественного открытия, на площади остались те, кто желал поступить в новую школу. Тобирама заранее распорядился об отборе лучших учителей и сегодня вечером они предстанут комиссией, оценивающей силу и ловкость будущих воинов. Кагами и Данзо в предвкушении ожидали этот час, прыгали и играли друг с другом, пытаясь бороться. И когда Кагами наконец повалил друга на землю (ведь тот ему поддался!), Данзо увидел знакомое лицо неподалёку, в окружении двух простолюдинов. Дурацкие взъерошенные волосы, глупый взгляд и маленький рост — это он! Тот самый мальчик! Хирузен, увидев его раскрыл глаза от удивления, но вскоре быстро нахмурился и надул губы. Данзо моментально подрывается с земли и громко восклицает: — Фу! Вонючка! — Злюка! — парирует мальчик. — Белоручка противная! — Дикарь, безпелюха, — не унимается Данзо, — ты с простолюдинами дружишь, потому и воняешь! Хирузен ощетинился от обиды и злости: — Я не воняю! Как этот противный юный наследник Сарутоби смеет поступать в эту академию? Он же такой мелкий и слабый, он не пройдёт отбор и обязательно опозорится перед всеми! Данзо будет разочарован и оскорблен, если этот недотёпа поступит вместе с ним. Только Данзо и Кагами могут здесь учиться, но не Хирузен! Кагами его успокаивает, гладит спину и кладёт на его плечи пушистую головку, и мальчик успокаивается. Главное, что это маленькое солнышко с ним, он самый лучший друг на свете, ни у кого нет такого хорошего друга как у Данзо и поэтому все ему завидуют. Даже противный Хирузен не испортит ему настроение от этого радостного дня. В школе их учили множеству интересных предметов помимо драк и техник. Например, маленький Шимура узнал, что такое феромоновый этикет и как следует обращаться с ним при других чинах. Ещё учителя рассказывали им о гендерах. Данзо узнал гораздо больше, чем от своей матушки. Он узнал, что пара может состоять максимум из четырех человек разного пола, ведь метка ставится не более трёх раз. Она объясняла это какими-то «химизами», не позволяющими парам брать себе в связь больше партнёров. Помеченная полностью альфа или омега, не сможет использовать феромон ради привлечения или кокетства. На неё так же не подействуют феромоны остальных. Данзо теперь понял, почему матушка звала Ичиро и Кайоши — двумя его отцами. Две или три альфы в самом деле могут оплодотворить одну омегу, и рождённый ребёнок будет носить ДНК всех четырех родителей. Учитель объяснял, что моно-связи, трио-связи и квадро-связи могут быть любыми и строиться из разных гендеров. Альфа может иметь в распоряжении три омеги, но, чтобы получить единое потомство, а не разных детей от разных дельт, им нужен омикрон. Омикрон являлся «связистом», ведь мог передавать зиготы между тремя гендерами — омикронами, сигмами и дельтами. Всё благодаря увеличению клитора до четырех сантиметров, если омикрон готов к передаче яйцеклеток. Однако для здорового потомства, в связи так же обязана присутствовать дельта или сигма — ведь только они имели развитые молочные железы для кормления ребёнка. Сигма не имела матки и яйцеклеток, её нельзя оплодотворить обычным способом, но сигма имела выводковый мешок — слой полой эластичной кожи, располагающийся над брюшиной. Чтобы она могла выносить ребёнка, ей нужен был омикрон, способный через анус передать ей зиготу. Выводковый мешок сам подготовится к зарождению эмбриона — создавая в мешке «временную матку», она состояла из околоплодных вод, нервных окончаний и кровеносных сосудов. Дельта могла оплодотвориться омикроном благодаря своей способности к партеногенезу — полярное тело дельты объединяется с яйцеклеткой омикрона, но, чтобы потомство родилось не низким звеном из-за генетических заболеваний, для такой связи нужна хоть одна альфа. Данзо даже не думал, как разнообразен и удивителен их мир. Столько разных возможностей выносить ребенка, столько разных функций у каждого гендера, а ведь он не знал, что в зрелом возрасте сможет передавать яйцеклетки своим партнёрам. Что он так важен в квадро-связях. Это его даже вдохновило. Данзо подумал, если станет патриархом и возжелает своих наследников, он бы смог выбрать себе три омеги и весело с ними жить. Он бы их никогда не обижал, он бы с ними танцевал и играл, ведь чем больше друзей, тем лучше. После учебы Данзо и Кагами всегда гуляли вместе. Раньше их не выпускали в город и за его пределы, и теперь юные наследники исполняли желаемое, искренне наслаждаясь обществом друг друга. Данзо научил Кагами воровать яблоки на рынке, чем часто промышлял, когда ходил с матушкой за хлебом, а Кагами научил его плести фенечки и цветочные венки. Они гуляли по центральной площади, мечтали забраться на гору Наследия и купались в речке за городом. С первого дня их обучения Данзо и Хирузен начали свою наивную детскую борьбу. — Кагами, пойдём лягушек ловить! — как-то позвал друга Данзо. Господин Наоки, услышав это, по-доброму прыснул и поскорее спрятался в дом, чтобы не смущать своего сына. Только Кагами всё равно смутился: — Зачем? Они противные и от них бородавки растут. — Хочу Сару-чана испугать! — грозно восклицает Данзо и топает ножками. С первого дня их обучения Данзо постоянно пакостил юному наследнику Сарутоби и Кагами не понимал почему, его даже пугает такая настырность. Он выдохнул и надул губы: — Что ты к нему пристал? Он же тебе ничего не сделал. — Не знаю. Бесит он меня. Хочу его помучить, потому что он дурак. И воняет! — По-моему не воняет, — пожал плечами Кагами. — Ты вроде говоришь, что он вонючка, но он пахнет приятно. Цветочками и горным воздухом. Не правда, он воняет. Слишком сильно и резко пахнет, — мускусом и цветами, у Данзо голова из-за него кружится и тело всё чешется, и под животом будто червяки копошатся. Ненавидит это чувство, поэтому будет над ним издеваться! У Хирузена в друзьях было двое альф — простолюдины, не крепостные, но и не дворяне. Сигму звали Кохару, а эпсилона Митокадо — имена их такие же глупые, как и лица. Хирузен постоянно с ними общался и гулял, и Данзо это раздражало. Во-первых, простолюдинам в таком престижном заведении, основанным лично государем Тобирамой, не место. Во-вторых, простолюдинам не пристало водиться с дворянским наследником. В-третьих, эти двое были такими слабыми и тщедушными, что Данзо поражался как они вообще прошли отбор. Нахождение их в одном классе с Данзо и Кагами — оскорбляет его. Он — попавший в первую десятку молодых воинов, и эти три простофили вообще не должны сидеть в одном классе. Данзо всячески им пакостил: обливал их водой, пачкал их мелом, в котомку для книг он прятал ящериц и жуков. Хирузен не хотел ему отвечать, зато отвечали его друзья и затевали с Кагами и Данзо драку, пока Хирузен стоял в стороне и просил их прекратить заниматься ерундой. Избитые и потрёпанные наследники возвращались домой, и дедушка Изаму хвалил их за это. Больше всех Данзо не любил Кохару, поэтому стриг ей волосы и тыкал в неё спицами на уроках. После это они всегда дрались. Хирузена он так и не вывел из себя. Мальчик никогда не дрался с ним, хотя Данзо очень этого хотел. Ему так и не терпелось показать какой он сильный и великий по сравнению с ним, какой он высокий и быстрый, что все эти придыхания отцов об их свадьбе — чушь и ерунда. Ведь если его заставят жениться, Данзо побьет Хирузена, а тот заплачет как мямля и убежит со свадьбы. Тогда Данзо наконец покажет отцам, как ему плевать на все их указы — он никогда их не послушает. Дедушка обязательно его похвалит за это. Ведь Данзо будущих патриарх и ему должно отстаивать свои слова, чтобы люди знали их цену и полагались на него. Данзо хочет быть сильным, чтобы защищать маму и Кагами. Маму больше не будут обижать отцы, а Кагами больше не обидят дурацкие соседские мальчишки. Он считал своим долгом победить глупого и заносчивого Хирузена — доминантного эпсилона, из-за которого он так плохо себя чувствовал и который так нравился его противным отцам. Как он смеет не отвечать на его пакости? Будто он думает, что лучше Данзо. Чем хладнокровнее Хирузен реагировал, тем более жестокими являлись проделки Данзо. Даже Кагами просил его прекратить, но упрямый друг его не слушал. Он не только злословил на него учителям, но и запускал лягушек в его вещи, побил всех его друзей, пачкал его одежду, крал его туфли и всё равно — противный Хирузен всё равно не обращал на него внимания! Вонючка и заносчивый альфа, как же он раздражал Данзо. Хирузен обязан им восхищаться и обожать, потому что Данзо снизошёл до его ничтожного существа и одаривает его своим вниманием, он должен признать насколько же Данзо его лучше, а он неуклюжий недотёпа и вонючка. Пусть признается в этом и помоется, и тогда Данзо его простит, позволяя с собой играть. Только он его продолжал игнорировать и это злит! На выходных, когда им не нужно учиться в школе Кагами и Данзо играли на улице, но всё вновь заканчивалось дракой, стоило им встретиться с противными альфами-подпевалами Хирузена. Кагами и Данзо сбегали на рынок и бросались в них яблоками и сливами, пока их не прогонят продавцы, а потом убегали в речку, чтобы продолжить бросаться камнями. Хирузен этим доволен не был. Он много раз просил друзей не приставать к ним и не отвечать на провокации Данзо, но они никогда его не слушали. Хирузену приходилось силой оттаскивать их от злобной парочки. Только все четверо вошли в кураж. Теперь они воевали каждые выходные, заставляя Хирузена участвовать в этом. Данзо придумывал хитрые стратегии и планы, а Кагами отвечал за вооружение и скрытность, он учил Данзо красться тихо как кошка. Его научила этому тётя, чтобы он утаскивал для неё с кухни бутылку вина. Дедушка Изаму был очень ими горд и как подворачивалась свободная минутка, помогал им улучшать свои стратегии и оттачивать боевые навыки. Кагами стал значительно сильнее, чем в день, когда Данзо пригласил его тренироваться вместе. В очередной день, двое друзей подкараулили противных альф в городе, заранее запаслись яблоками и косточками вишни, чтобы иметь преимущество. Кагами выведал, что каждую субботу они идут в пруд за городом и собирают груши, Данзо придумал план, как застать их врасплох — они спрячутся в деревьях, на самых верхушках, Кагами будет бросать в них яблоки и груши, а Данзо плевать них косточки, и противные альфы ничего им не сделают. Так они и поступили и в самом деле застали их врасплох. Только не учли, что Хирузен умеет повелевать землёй, и когда Данзо ему надоел, он поднял покров земли вверх и деревья с хрустом наклонились. Данзо и Кагами упали на землю и началась настоящая баталия! Они бросали друг в друга всё, что попадалось им под руку, использовали деревья как укрытия, и бегали друг от друга по всей роще. Данзо, явно оскорблённый проявлением силы Хирузена не воздерживался. Благодаря натренированному долгими и изнурительными тренировками телу, Данзо поднимал камни и стволы деревьев больше себя раза в два. Альфы бежали от него с визгами, а он бежал за ними с воинственными возгласами. Кагами хрюкал от смеха, но потом и он захотел показать свою силу. Он выдохнул ртом две длинные огненные ленты и обвязав ими руки, хлестал вдогонку альф по пяткам. Хирузен бросал в них камнями, Кохару и Митокадо помогали другу обливая соперников водой. С виду, верно, эта драка выглядела потешно, но каждый здесь видел себя грозным воином. Они сражались до тех пор, пока все четверо не выдохлись и смотрели теперь друг на друга потерянным взглядом. Они уже не могут драться, но никто не хотел уходить с пустыми руками, ведь такая великая битва не могла кончиться «ничем». Хирузен вышел навстречу двум друзьям, те напряглись, но он поднял ладони вверх и с прозрачной улыбкой выдохнул. Он первым пошёл навстречу. — Вы сильные, — улыбнулся он и тяжко выдохнул, утирая пот со лба. — Будем дружить? Данзо принюхался, но от альфы более не исходит тот запах, от которого ему подурнело в прошлый раз. Хирузен больше не пахнет и Данзо теперь может с ним дружить. Дед говорил только если он пахнет с ним нельзя общаться, но сперва, Данзо его подразнит. Он остановил, готового согласиться друга, рукой и нахмурился: — Мой дедушка говорит нельзя заключать невыгодные союзы, — он надменно поднял подбородок и сощурил глаза. — Что вы можете нам предложить? Хирузен стушевался: — Эм… — он порыскал в карманах кафтана и достал мешочек. — У меня есть леденцы. — Что скажешь, Даночка, это выгодно? — хлопает глазами Кагами заинтересовано. — Хм… — Данзо задумчиво замычал, слушая звон конфет в мешочке и повернулся к другу. — Я люблю леденцы. А ты? — И я люблю леденцы, — друг повернулся к альфе. — А у тебя есть яблочные? — А вишневые? — повторил Данзо. — Есть. — Добро, — нахохлился Данзо, повторяя за дедом. — Союз. Хирузен сперва улыбнулся, но потом вспомнил все злоключения нового союзника и нахмурился, скрещивая руки на груди: — Только ты извиниться должен, — посмотрел он на Данзо пытливо. — Ты сам виноват, бе, — юный Шимура высунул язык, — с простолюдинами дружишь, не паришься и воняешь, а теперь паришься и не воняешь. — Я и тогда не вонял! — несогласно топчет землю Хирузен. — Злюка! Они высекли на дереве договор об их перемирии и каждый из них подписался под ним. С эти пор, Данзо и Кагами подружились с Хирузеном, и теперь играли втроём в гостях друг друга. Хирузен бывало приходил к Данзо один и сначала омега противился этому, но смирился и предлагал мальчику играть в солдатиков, в догонялки и лепить куличики влажным песком из прудика. Он не понимал почему, но он замечал за собой еле уловимую радость при встрече с ним, он правда хотел его видеть. Хотел, чтобы Хирузен его касался и позволял касаться себя в ответ. Он даже замечал за собой ревность, когда Хирузен гулял только со своими двумя подпевалами, однако Данзо и Кагами к другим ревновал, поэтому он считал себя собственником. Только вот что странно, с Кагами он дружит уже три года, а с Хирузеном подружился недавно и всё равно его ревнует. Он не понимал этого, но потом перестал об этом думать. Изаму со скрипом в зубах принимал это, но противиться не мог, иначе бы вызвал подозрения. Внук подружился с Хирузеном. Это неотвратимо. У Данзо фиксация на феромон юного наследника, он хочет его внимания и общества, но мальчик достаточно запуган, чтобы не сближаться с ним на том уровне, какой ему совершенно некстати. Чего и говорить о внезапно хорошем настроении его старшего сына. Ичиро даже представить не мог, что когда-нибудь удача к ним повернётся, а не только лишь их жестокому отцу. Он внимательно наблюдал за игрой юных наследников и думал, как бы развить их симпатию ещё больше. О том, что их феромон пробудился из-за друг друга он не знал, — Изаму сделал для этого всё. Если бы Ичиро и Кайоши узнали об этом, то моментально представили бы Данзо другим кланам. Отцы же думали или о слабом звене, или о поздней крови. Слабое звено нельзя сватать — это опозорит их клан, поэтому отцам оставалось лишь терпеливо ждать итога этого надоевшего им взросления. У них ещё было время до двенадцати лет. В очередной вечер, юные наследники собрались у Данзо дома. Сначала матушка накормила альфу плюшками с вареньем, Данзо они не достались, отцы запретили, но Хирузен в тайне поделился с ним своей ватрушкой. Они сидели около прудика и полоскали ножки, альфа рассказывал другу о своём клане, а Данзо молча жевал булочкой и слушал. Когда он доел, на губах его осталось варенье и Хирузен наклонил голову. Они молчали некоторое время, но потом он подвинулся к омеге ближе и неловко заломал пальцы. Хирузен хочет подсесть ещё ближе, но боится реакции друга. — Можно я тебя обниму? — смущенно пролепетал мальчик и спрятал взгляд. Юный Шимура ехидно улыбнулся, ему нравится видеть румянец на его щеках, так и хочется подразнить. Он тоже пододвигается ближе и кладет голову ему на плечо, альфа вздрагивает. Еще мгновение они сидели так, пока Хирузен не осмелел. Он наконец обнял его сзади и поднял вверх, крепко ухватив за талию. Мальчик зарылся носом в его затылок и вздохнул. У Данзо мурашки пробежали по шее. — Ты так вкусно пахнешь, — мурчит он. — Мне очень нравится. Больше всех нравится твой запах. Хирузену опять щекотно под животиком, а Данзо опять потеет и чешется, и вновь у него кто-то копошится внутри. Он вырывается из объятий, но Хирузен его не отпускает. Данзо опять не нравится это странное чувство. — М-м-м! Уйди, — злится он. — Ты опять воняешь! — Тебе мой феромон не нравится? — обидчиво проблеял мальчик. — У меня голова от него кружится! Дурак! — он злостно наступил на его ножку и наконец вырвался из цепких рук. — Помойся и тогда только со мной обнимайся, балда! — Я тебя и так обниму! — нахохлился Хирузен. — Сначала догони, — живо прыгнул Шимура и побежал к забору. — Вонючка! Данзо бегал от него по всему городу, но не сумел от него оторваться — Хирузен его догонял и почти наступал на пятки. Ему даётся это с лёгкостью, абсолютное различие с их прошлыми догонялками, Хирузен стал значительно сильнее. Данзо пробудил в нём инстинкты охотника, пробудил в нём истинного эпсилона. Пробудил желание добиваться, желание присвоить себе омегу, любой ценой. Они оба не знали об этих инстинктах, но такова природа — альф биологически тянет к омегам. Тем более к тем, кто пробудил в них альфу. Через пятьдесят лет альфу пробудит он и в Шисуи. Данзо сбегает обратно в имение, и как бы старательно он не наворачивал круги вокруг поместья, ему не удавалось удалить их расстояние. Он вновь бросается к воротам, но Хирузен кидается на него и валит на землю. Он навис над мальчиком и глубоко вдыхал его запах, еле слышно рыча. Сначала Данзо увидел его клыки, блестящие в приоткрытом рту, они большие и влажные, как у волка. Только стоило ему поднять взгляд, он задохнулся. Красные глаза. Красные-красные глаза, совсем как у отцов! Хирузен тяжело дышит и смотрит на него так, будто сейчас съест и папы так на маму смотрели! Он хочет его обидеть, хочет обидеть его, дедушка был прав! Данзо задрожал в ужасе и съёжился, защищая лицо. Слёзы проступили на глазах, и он тихо заплакал: — Н-не обижай меня… П-пожалуйста… Хирузен мгновенно успокоился и сам чуть не заплакал от вида своего друга. Бедный мальчик дрожал и хныкал, пытался закрыть себя руками, будто Хирузен его сейчас ударит, будто видел перед собой страшного монстра. Как же он мог подумать, что друг на такое пойдёт? Он никогда бы его не обидел, они же просто играли, почему Данзо так сильно испугался? Мальчику внезапно стало очень стыдно за своё поведение. Может его испугало, как Хирузен на него набросился? Может он боялся, что Хирузен его сейчас укусит? Но он ведь не со зла, он просто увлёкся догонялками. — Не плачь, я, — он попытался дотронуться до него, но друг съёжился и крупнее задрожал. — Я же… Я не хочу тебя обижать… Раздался грозный и злой крик Изаму: — А ну, слезь с моего внука, альфа! — Хирузен аж вздрогул, патриарх подбежал к ним и за плечи поднял мальчика на ноги. — Полно-полно, заигрались дети, — нервно пробормотал он, — хватит с вас, поздно уже, родители беспокоятся. Юный наследник, тебе пора домой, а не то твой отец мне хвост надерёт. Хирузен живо кивнул: — Хорошо дедушка Изаму! — а потом скорбно посмотрел на друга. — …пока, Дано-чан. Дедушка сел рядом с внуком и ласково погладил по голове, Данзо кинулся к нему в объятия и заплакал. — Тихо-тихо, он ушел, — прошептал Изаму, а потом прочистил горло и прозвучал более строго. — Данзо, тебе нужно защищаться, а не плакать, иначе ты не противостоишь альфам. Вспомни всё, чему я тебя учил, используй это, чтобы дать отпор. Иначе тебя легко обидят, — внук снова задрожал, и дед снова гладит его по голове. — Ну-у. Я с тобой. Тебе ничего не угрожает. — Дедушка, почему Хиру-чан меня быстрее? — обиженно и завистливо воет Данзо. — Он же неумеха, простофиля, разиня! Ничего без меня сделать не может! — Таков закон, Данзо, — удручённо вздохнул Изаму. — Что же поделаешь, омеги слабее альф. Силы меньше. Вот и позади бегаешь. — Я буду бегать много и догоню его! — злится мальчик и утирает слёзы. — Он будет плакать и говорить какой я сильный, а он слабый, потому что это правда. Он больше не будет на меня этими страшными глазищами смотреть. Добрый настрой. Если он продолжит так думать, то во всём его победит. Дед улыбнулся, гордый сильным характером своего внука, и аккуратно обнял его своими сильными руками. Государь Тобирама объявил о мобилизации, когда Данзо исполнилось одиннадцать лет. Созывались все альфы страны, в том числе патриархи и члены великих дворянских домов. Изаму принял это с гордостью, и как бы его не отговаривала Азуми, первым вызвался вести кавалерию. Из Учих вышло достаточно наследников — юных и зрелых альф, будучи одной из главных военных сил Огня, наравне с Шимурами и Сарутоби, ни один из них не дрогнул от этого решения. Тобирама настаивал на участии патриархов в предстоящей битве, и каждый из них подумал, будто он желает, как можно скорее закончить эту войну. В последний раз, государь призывал всех патриархов клана, когда закреплял результат отвоевания границ. Мало кто понимал намерения младшего Сенджу, ведь Государь ещё юн, пускай имел богатый военный опыт, прошедший две войны, но его опыта явно недостаточно для ведения этой войны. Как-будто он надеялся на более зрелых и опытных патриархов в этой битве. Если оно так, Изаму рад помочь государю обуздать искусство войны. Его правление разительно отличалось от Хаширамы и многие желали увидеть, как именно он распорядится полученной властью. Воинам дали на подготовку несколько дней, отряды выступали постепенно, Шимуры наравне с Учихами уходили раньше всех, как главная ударная сила. Азуми долго прощалась с Изаму, плакала и обнимала его, просила быть осторожнее, и дедушка смеялся ей в ответ, уверяя в своей силе. Данзо плакал несколько дней и даже увидев своего величественного дедушку во всей красе — в парадном мундире и начищенных сапогах, с двумя шпагами за поясом, и даже восторгаясь этим видом, всё равно не прекращал плакать. — Дедушка возьми меня с собой, — плачет мальчик и крепко обнимает его за шею. — Не возьму, — усмехает дедушка и наконец обнимает ладонями его пухлые щёчки. — Ты будущий наследник и тебе должно охранять наше родовое поместье и защищать свою маму. Защитишь её к моему возвращению? — Да, защищу! Обязательно защищу! — волнительно закричал Данзо. — Когда я вернусь с войны ты станешь воином, — улыбнулся Изаму. — И тогда, я буду гордиться тобой. Отпразднуем всем кланом. Когда я вернусь, я объявлю тебя наследником дома рода Шимур. Ты станешь патриархом клана и приведёшь нас к ещё большему величию, чем я. Данзо снова заплакал и крепко его обнял: — Дедушка… Я тебя очень-очень люблю. Обязательно вернись. — И я тебя люблю. И маму твою люблю. Я надеюсь, что вернусь и снова вас двоих крепко обниму. Все альфы клана покинули поместье и оставшиеся одни Азуми и Данзо печально махали в след этим грозным и храбрым воинам. Они посмотрели друг на друга и обнялись. Теперь они одни.***
В комнате смердело запахом забродившей водки и гниющей еды. Было темно и холодно. С крана надоедливо капала вода, разбиваясь о груду грязной посуды. Над скопищем тарелок жужжали мухи, в комнате не слышно ничего кроме их мрачного дребезжания крыльев. Призрачный свет пробивался сквозь закрытые окна с неохотой, почти не освещая комнату. Атмосфера здесь затхлая и густая, как в могильном склепе. Ребёнок сидел напротив лежащего тела, укутанного грязным одеялом и не смел двигаться. В своих руках он держал тканевую повязку, с металлическим пластом, на нём выгравирован герб Конохи. Мальчик стал рядовым, прошёл мучительные долгие испытания и получил заветную эмблему, но никому нет до этого дела. Данзо хотел закончить поскорее, ведь на экзамене услышал новость об окончании войны. Его радости предела не было, ему не терпелось встретить дедушку и похвастаться своими учебными достижениями — никто не овладел тайдзюцу лучше, чем он. Дедушка им очень загордится. Данзо побежал домой, как только прошёл церемонию посвящения в рядовые, не остался даже на празднество. Он сжимал влажными потными ладонями эмблему и бежал так, что поднимал за собой клубы пыли. Он весь трясся от предвкушения, казалось если он сейчас же не появится дома, то разорвётся на части. Только дома он никого не нашёл. В поместье холодно. Здесь никого нет. Война же закончилась, но где дедушка? Данзо переборол тревогу и страх, подав волнительный голос: — Я стал воином, мама, — она не реагирует. — Мама, когда вернётся дедушка? — она опять не реагирует и голос мальчика срывается на дрожь. — Мама… Война же закончилась… Почему не вернулся наш клан? Где все? — Твои дерьмовые папаши не вернутся с войны… — захрипела Азуми. — Как и… Твой дедушка. Данзо задрожал, крепко сжимая ткань хакама. Что же мама такое говорит? — Весь наш клан погиб, — сказала она. — М-мамочка… — задохнулся мальчик. — Что ты такое говоришь? Послышался надрывистый стон и всхлип, мать повернулась к нему и Данзо увидел её красные, опухшие от слёз глаза: — Даночка, — заплакала мама. — Теперь ты единственный наследник рода. — Н-нет… Нет! — Будь ты альфой ты бы тоже погиб, но они не взяли тебя. Потому что ты омега. А ты… — она всхлипнула и потянула к нему руку, нежно огладив шрам на подбородке. — Что на тебе надето? Кушак? Даночка, мой маленький ангелочек. Ты так похож на своего дедушку… — Нет… Дедушка… Мама-а-а-а! — он только сейчас осознал её слова и осознав их, сердце его сразила боль; он громко зарыдал, кинувшись в объятия мамы. — Это не правда, скажи, что это не правда! Дедушка сильный и здоровый как бык, его никто не победит! Мама, пожалуйста, скажи, что соврала! Пожалуйста, мама-а-а! Азуми крепко сжала сына в объятиях и заплакала ему в плечо: — Я тоже, сынок… Я тоже… Данзо подавленно сидел на краю стены, сгорбившись. Кагами сел рядом с ним и печально положил голову на его плечо. Они плакали тихо, так, чтобы никто их не слышал. Послевоенные годы были худшими для омег страны Огня. Все патриархи клана, огромное количество альф погибли на войне и Тобирама, желая возродить демографию до приемлемых значений, выпустил множество жестоких законов. Эти законы, обязывали омег рожать детей. Тобирама ввёл налог на бездетность, разрешил альфам обходить сватовство и сразу жениться на желаемых омегах. Им запрещалось покидать границы страны и множество омег, похищенных при разбоях, из восточных и северных стран ввозили в Огонь несколько месяцев после войны. Тобирама выжимал из них столько, сколько они могли дать. Альфы не остались в стороне. Такого быстрого развития промышленности не смогла бы повторить ни одна другая страна. Экономика страны Огня была буквально построена на костях. Его не волновали страдания сегодняшнего дня, он думал только о будущем, ведь все его расчёты, при нынешних условиях, предрекали полное демографическое пополнение через десять лет. Через двадцать лет, Огонь полностью восстановится от нескончаемых войн и выйдет в лидеры мирового рынка. Тобирама не жалел жертвовать ради этого результата всем, что у него было. У одиноких, скорбящих омег не осталось никого, кроме друг друга. Азуми и мать Кагами — Юка, каждый день старались помогать их маленькой общине. Убирались, ухаживали за цветами, готовили еду, делились одеждами и собирались с другими вдовами ради увеличения и структуризации волонтёрской помощи. Некоторые дети и вовсе лишились родителей, и омеги искали им новых воспитателей. Традиции погибали в след за патриархами и омеги теперь не знали, как им жить дальше. Социальный бардак, который Тобирама никак не исправлял. Вместо того, чтобы оставаться дома, омеги вышли на работы, ведь работать было попросту некому, а содержать огромные поместья теперь не имело смысла. Торговые рынки, широкие пшеничные поля, швейные производства, столовые и аптеки — теперь всё это держали омеги. После войны граждане более не могли позволить себе дорогие шелка и сатины, и чтобы дети не ходили в обносках, омеги подшивали военные костюмы. Многие омеги не могли позволить себе даже сарафаны, зимой они облачались в камзолы, под сарафанами носили галифе и хакама, чтобы не было так холодно. Нет смысла придерживаться традиций и устоев, когда в стране дефицит ткани. Медицина после войны развилась стремительно, но из-за отсутствия денег омегам пришлось податься в традиционные методы. Они лечили морфием, кокаином и героином, использовали это для местной анестезии. Активно изучали антибиотики, которые открыли в середине войны. Однако простуды и тяжелые циклы лечили травами и растираниями. Этого всё равно было недостаточно, но Тобирама выделил деньги на их изучения. Он не жалел денег на то, что поможет развитию страны, на социальные метаморфозы ему было плевать. Они происходили, но не осталось тех, кто мог бы их увидеть и у кого было бы на это время. Его правление это тот самый «дворянский раскол» о котором писали в учебниках, и во время которого жил Данзо. Это время оказало на него и на всех его сверстников огромное влияние, отпечаталось на них тяжёлым бременем, воспитало поколение, значительно отличающее от прошлого — они дети остаточного дворянства. Несмотря на законы, Азуми не решилась рожать опять, но Юка решила попробовать. Это решение, стоило ей жизни. Кагами жил теперь с Данзо. Азуми сама предложила ему переехать к ним, не будь это долгое желание исполнено в таких условиях, они бы сильнее обрадовались. Азуми ухаживала за садом и домом Юки два раза в неделю, для того, чтобы по возвращению Кагами домой, он не вернулся в грязный сарай. В конце концов, она делала это чтобы не спиться от скуки и тоски. Как и многие омеги её судьбы. В подростковом возрасте отношения Данзо и Азуми ухудшились. После смерти клана, матушка сломалась, запила, стала слезливой и хмурой. Данзо не сказал, будто его мать всегда отличалась жизнелюбием и радостью, но она не позволяла себе истерики и излишнюю, даже параноидальную, опеку. Данзо не мог её терпеть потому, что из-за сложного, противоречивого воспитания и из-за нужды сдерживать свой пол, жить ему сталось куда тяжелее, чем его сверстникам. Когда его школьные товарищи Кохару, Митокадо и Хирузен встречались со сверстниками и лишались девственности, Данзо был вынужден терпеть естественные позывы, ради сохранения своей тайны. Той тайны, ради которой он всё детство изнурительно тренировался и учился военному искусству со своим дедушкой. Данзо — единственный наследник клана Шимур, его Патриарх, и когда он войдёт в лета, он возьмёт на себя обязанность руководить им, чтобы возродить его величие. Он жил мыслями об этом, желая отдать долг своему дедушке и своему патриарху — Изаму Шимуре. Он станет тем, кем дед желал его видеть, тем, кого он воспитывал. Только чем яростнее Данзо тренировался и брал миссии ради повышения своего чина, тем ярче противилась этому его мама. Данзо устал слушать её, почти каждодневные, горестные вздохи и причитания о её большом желании стать бабушкой. Сначала он держал себя в руках, но чем дольше это продолжалось, голос его становился всё грубее, а взгляд омрачался. Кагами часто успокаивал Данзо после ссор с Азуми, просил его успокоиться и не злиться на неё, ведь она пережила большое горе. Данзо не понимал её. Его мама страдала в этом браке, она ненавидела своих мужей, с ней обращались как с живой куклой, почему она навязывает Данзо такую же жизнь? Почему не обрадовалась смерти тех, кто так истязал её? Пускай Изаму его дедушка, но он всё же Патриарх, и она также подчинялась ему. Почему она навязывает сыну такое же мучительное существование? Дедушка растил его воином, а не кухаркой. Он устал от этих ссор, мать не слушала его, думала только о детях и свадьбе, не желала верно ничего сильнее этого. Она считала его таким же жалким как остальных омег, а Данзо не такой. Он сильный, выносливый, амбициозный и умный. Выходить замуж — значит поганить его уникальный талант и списывать в мусорную корзину. Его желания и стремления выходили за рамки «омежьего предназначения», он шёл к таким целям, о которых ни одна омега страны даже подумать не могла — он желал стать Государем. Разумеется, как единственному «альфе» его клана на службе ему везло меньше, чем тому же Манабу — он Учиха, этот клан из-за своего количества пострадал меньше, поэтому сидевшие в совете чиновники помогли своему Барону быстрее подняться по карьерной лестнице. Данзо злился, Манабу он терпеть не мог ещё до вступления в школу, но его удача на службе злила его ещё больше. Даже больше, чем зазнайство Хирузена. Чем старше Данзо становился, тем очевиднее видел несовершенство этого мира — несправедливость, шаткое положение тех, кто делил один с ним пол. Острое неравенство альф и омег. Он явно видел отношение к себе и к тем, кто не додумался прятать свой пол. Как жестоко Тобирама относился к таким как он, не видел в них ни политического, ни умственного потенциала, он видел в них инкубаторы. Данзо вырвался, да, но не вырвались все остальные. Он не знал, что от этого чувствовать. В очередной раз, наблюдая как обходительны с ним на службе и как эти же самые люди относились к омегам — он не хотел подпускать к голове то, что гнило у него в животе. Мать не помогала ему в этой мучительной борьбе. Всякий раз, когда она напивалась, Данзо сбегал из дома или прятался по комнатам. Всё потому, что, напившись, мама безжалостно давила на него. Данзо с детства разрывался между матерью и дедушкой — омега, альфа, патриарх и жена наследника. И мать давила на это, выворачивала наизнанку, заставляла сомневаться вновь и вновь. Он хочет стать Государём и вернуть клану могущество, престиж, заставить страну содрогнуться от единственного наследника Изаму Шимуры. Только… его сверстники. Красивые, приятно пахнущие, высокие и сильные альфы — как их много вокруг него и как он хотел испытать то, чего так желало его тело. Его течка всегда была мучительной. Она была столь мучительной и каждый цикл переубеждала его всё бросить и стать тем, кем так хотела видеть его матушка. Только природа не учла его упрямства и стойкости — черты, передавшиеся от его деда. Дедушка был бы им горд, он бы поддержал его, но не мать. Мать не видела его храбрости, как он бесстрашно, каждый день выходит в мир жестокости и несправедливости. Его в любой момент могут изобличить, в любой момент могут поймать, но каждый день, Данзо со всей дворянской честью и доблестью, ведёт свою тихую борьбу. В очередной вечер, Данзо вернулся домой после задания. Он обнялся с Кагами, холодно поздоровался с мамой и хотел было принять душ, но матушка взяла его за руку и крепко обняла. Данзо кривится, запах алкоголя и сладкой женской кожи, душистых волос и скорби. Он не обнимает её в ответ, а только терпеливо стоит на месте. Азуми посмотрела на сына со скорбной улыбкой и влажными глазами, и повернула его лицо к зеркалу. Обняв его сзади, она прошелестела в его плечи. — Посмотри, какой ты красивый. Да, сынок? — трепетно выдохнула она. — Посмотри. Какие красивые у тебя бёдра, какие ноги красивые и лицо красивое. Твоя осанка, твои манеры, твои элегантные движения, я так горда тем, что воспитала тебя. Какая же ты у меня славная, прекрасная омега. Достойная самого Государя омега, — а потом всхлипнула и понурила голову. — Если бы ты… родился в нормальной семье…ты бы стал такой хорошей женой, и я наконец… стала бы бабушкой… — Этого никогда не будет, — холодно и жестко ответил Данзо. — Я Патриарх рода Шимур. Альфа, а не омега. Тебе лучше не забывать об этом. — Сынок… — тяжёлое молчание и опустошающий взгляд. — Не поступай так с собой. Путь, что ты себе выбираешь полон страданий. Данзо вырвался из объятий и нахмурился, глядя в её лицо: — А разве ты жила счастливо? Ненавидела своих мужей, не могла ни говорить, ни открывать глаз, тебе даже принимать решения в семейном совете не разрешали. Это счастливая жизнь? — довершив речь криком, он широко плеснул ладонью. — Посмотри до чего она тебя довела! Азуми едва сдержалась от крика, но голос её волнительно повысился: — Не осуждай меня, Данзо! Я делала всё, что в моих силах! — А может не надо было так усердствовать? — презренно кривится он. — Твой дедушка принял меня в семью, хотя меня обесчестили! — слёзно выдавила она. — Он принял меня в семью даже после всего этого! Он не отказался от меня! Я служила ему верой и правдой все эти годы, в благодарность за его великодушие и у меня не было выбора даже думать иначе! Изнасилование, осквернение порочным ребёнком и двенадцать лет страданий — вот её выбор. Её омежья, безмолвная судьба, полная унижения, боли и принудительного подчинения. — А я такой жизни не хочу, — грубо, почти жестоко цедит сын сквозь зубы. Её сын не понимает, она хочет ему добра, она ведь знает какими последствиями обернётся его упрямство. Она хотела выкорчевать влияние деда из него, хотела изменить жестокую судьбу, на какую обрёк его Изаму, но сын не слушает её. Только любовь излечит его страхи, только любовь избавит его от глубоких ран на сердце. Но сын отказывается от любви. — Данзо, ты омега. Зачем ты в это лезешь? — почти взмолилась мама. — Не соревнуйся с альфами, нам до них не добраться. Ты потеряешь себя, если… — Я не хуже альф! — закричал он. — Я докажу это, я стану Хокаге и ты увидишь на что я способен! Они все увидят, никто не посмеет смотреть на меня свысока! Я никогда не буду тем, кем ты и отцы меня хотели видеть! Не бывать этому! — Данзо… — заплакала Азуми. — Я не могу выносить… этого одиночества. Я хочу внуков. Пусть хоть кто-то бегает по этим мрачным коридорам как раньше. Когда все были живы. Я больше не вынесу этого. Я так больше не могу… Да хоть альфа, хоть кто, дай мне любить твоих детей, как меня учили, как я всю жизнь мечтала! Когда выходила замуж за твоих отцов, в отчаянной надежде когда-нибудь стать бабушкой, я жила только мыслями об этом! — чем дольше она говорила, тем громче и отчаяннее плакала, а потом и вовсе упала на колени. — Сынок, мой маленький, пожалуйста! Пожалуйста! Возроди наш клан, не оставляй меня здесь одну!!! Она рыдала так отчаянно и громко, как маленький ребёнок. Будто вся долгая, скрываемая боль, которую она держала в себе, хлынула из её глаз. Данзо никогда не видел, чтобы мама так плакала. Он не знал, как ему поступить, не знал, как успокоить её, и стоял в ступоре, поражённо наблюдая за её истерикой. Его пальцы задрожали, горло свело судорогой и сердце будто пронзили ледяные иглы. На крик прибежал Кагами и увидев это душераздирающее зрелище, он бросился к женщине и крепко обнял за плечи. — Матушка Азуми… Всё будет хорошо, пожалуйста, не плачь, — он посмотрел на юношу с осуждением. — Данзо, ну зачем ты с ней так? Данзо поджимает губы. Нет. Зачем она с ним так? Зачем так безжалостно навязывает ему вину? Зачем так давит на него? Он не хочет, он не может исполнить её желание, ведь этот выбор стоил ему всего. Её слезы прожигают ему душу, оставляют на ней глубокие дыры, полные отчаяния и ненависти к себе. Желчь льётся из них, опаляет его живот, высасывает тепло из пальцев. Он хочет заплакать, но не может. Это бы значило, что он проиграл.***
Данзо старался не пересекаться с мамой после этого разговора. Ведь каждый раз, когда её видел он чувствовал вихрь негативных эмоций. Будто после тех лет, когда он плакал, глядя на неё и в отчаянии думал, как её спасти — ничего не изменилось. Снова вина, снова стыд и отчаяние, снова сомнения. Данзо избрал свой путь, и во чтобы то не стало обязан пройти его с гордо поднятой головой. Когда он и Кагами вернулись с миссии, то обнаружили Азуми лежащей на земле. Рядом с ней разбросаны яблоки, выпавшие из плетёной корзины. Данзо подумал, что она опять напилась до беспамятства и уже хотел её упрекнуть, но когда подошёл, увидел её землистый, бледно-зелёный цвет кожи. Её лицо будто потемнело. Данзо в ужасе бросился к ней. — Мама! Матушка! Кагами, маме плохо! Он обнял её и уложил на колени, убирая с её лица локоны волос. Азуми тяжело дышала, почти невесомо, её пульс еле стучал по коже, а глаза болезненно прикрыты. Однако она улыбнулась, увидев сына и провела холодной ладонью по его щеке. Данзо накрыл её руку своей. — Даночка… — тихо прохрипела она. — Есть кое-что, что я хочу тебе сказать. То, как… — снова тяжёлый вздох. — Нет. Вернее, я ведь… тоже жила скрываясь. Не жила той жизнью, какой хотела. Из-за правил. Традиций. Общества. Подавила в себе желания и надежды. Поэтому… не хотела такой судьбы тебе. Её голос слабел и растворялся с каждым словом и Данзо в отчаянии взмолился, оглаживая её лицо: — Мам… не говори, береги силы. Мы отнесём тебя… — Нет, — перебила Азуми. — Послушай, Даночка. Я… — тяжёлый вдох и хрип лёгких. — Я не хотела, чтобы мой ребёнок родился от непростительной связи. Не хотела, чтобы он родился от ненависти и всю жизнь нёс это клеймо позора. Но ты… родился от любви. — Что? — испугался он. — О чём ты говоришь? — Ты так похож на него, — улыбнулась мама лучезарной и нежной улыбкой. — На своего отца… Юноша сжал её холодную ладонь, капая слезами на её лицо: — …что? Мама, о чём ты? Азуми с улыбкой огладила его щеку, утирая слёзы и выдохнула в последний раз. Кагами бросился к другу, крепко обнимая. Он отчаянно гладил его по голове, сам уже не выдерживая внутренней боли, рыдал и гладил. Данзо взрывается слезами, скорчившись: — Я так плохо с ней поступал! Я так… Господи Боже мой, за что? — громко и отчаянно ревёт он. — Я так жалею, обо всём жалею, матушка! Кагами, что же я наделал? Он гладит матушку по лбу, гладит её плечи и руки, целует в щёки и лоб, целует в макушку и рыдает. Она холодная, но холод этот иной, не из этого мира. Лицо её вовсе потемнело, жизнь ушла из её хрупкого тела и как бы сын не пытался разбудить свою маму, она не просыпалась. Он забылась сном. Раз и навсегда. Данзо не мог это принять и как бы крепко он не обнимал свою мёртвую маму, не мог поверить в её смерть. Если бы поверил, сошёл бы с ума. — Мама, прости! — кричит он надрываясь. — Прости меня! Прошу тебя, прости! Кагами вжался в него всем тело, почти царапая его плечи ногтями, оба они дрожали и задыхались от слёз. Более не вынося этих чувств, более не вынося страданий, где оба они чувствовали то же самое, но чувствовали всё равно в одиночестве — он решился разделить это тяжёлое бремя. И тогда Кагами первый раз укусил Данзо. — Даночка, — рыдает он. — Даночка, я тебя очень люблю, я всегда буду с тобой. Всегда-всегда. Мы вернём всё утерянное вместе. Мы возродим наши кланы вместе. Всё будет хорошо, Даночка, всё будет хорошо, — и говорил так, будто сам не верил в это. Но одно Кагами знал точно, они никогда не бросят друг друга, навеки связав свои души бременем их тяжёлой судьбы. Они разделят горести друг друга, сыновья матерей, потерявших всё. Азуми не была счастлива и Данзо запомнит это — он на всю жизнь запомнит её скорбное, жертвенное существование. Он всегда будет помнить её грустные глаза, её холодное лицо, как она не позволяла себе говорить и смеяться при других, её скованность и её тихий голос. Он навсегда запомнит её отчаянные глаза и двух подонков, каждый месяц насилующих её в гон. Он запомнит её слёзы. Навсегда запомнит её слёзы и отчаянные просьбы подарить ей детей. Тех детей, какие никогда бы её не бросили. В отличие… от её единственного сына.