Чувства без разума

      Для Сукуны настоящее испытание не покончить с подаренным ему чадом. Глухой плач ребенка и суета Ураумэ не умолкают изо дня в день и действуют на нервы уже очень долго. Напоминания самому себе о том, что дитя – будущее оружие против надоедливых магов, не обнадеживали.       Они досаждали.       Вся восточная часть резиденции, где располагались помещения слуг и прилегала территория сада, словно впитывала в себя эту неконтролируемую энергию и детский рёв.       Рёмен единожды встречал Сосуд Звездной плазмы. Вспоминая день встречи, Двуликому кажется, будто он так и не покинул место сгоревшего поселения с его интеллигенцией магов, озверевшей на глазах, как только присутствие Короля Проклятий поглотило все вокруг. Сукуне до сосуда не было никакого дела. Он вообще не помнит девчонку, которую маги вытаскивали оттуда окольными путями у него за спиной. Лишь впечатление от схватки до сих пор вводит его в неудовольствие и скуку. Единственное, что смогло ненадолго привлечь его внимание в простолюдинке – ее глаза в их случайном контакте во время битвы.       Пустота. В испуганном взгляде карие глаза показали блик непробужденных сил – мгновенную «личность», после чего затмились густым цветом. В этот момент Рёмен увидел всё и с этим совсем ничего. Мертвое подчинение чужой воле.       Время шло. До Рёмена еще долетали ерзанье и плач. Пожалуй, его небогатую мимику уже ничто не могло поправить, когда ползки наконец сменил топот, а вопли полились гораздо реже.       Ураумэ, как образцовому толкователю желаний Двуликого, было поручено растить дитя. Со дня подношения слуга выхаживал чадо, старался заложить нужное воспитание и с недавнего времени перешел к обогащению не имеющейся физической базы. Нещадящая зарядка по утрам постепенно превращалась в битву тела и эмоций. Внедрение боевых навыков и медитативных практик шло с особым трудом. Но в отличие от тренировок, последние отнимали и часть досуга, потому что резкие всплески проклятой энергии периодично надоедали Сукуне.       Ураумэ подумать не мог, что вопреки недетским тяготам, ребенок будет отбиваться от рук. Например, игнорировать занятие сидеть с закрытыми глазами и слушать ровный голос слуги. Именно так дитя появилось в поле зрения Двуликого во второй раз, потирая где-то ушибленные коленки.       — Синдзу! — рявкает Ураумэ.       Копна стриженных волос натыкается на мощный силуэт мага и ныряет за угол. Сукуна видит только пальцы, сжимающие стык стен.       — Синдзу? — переспрашивает он.       Ураумэ показывается из галереи. Коротким жестом кисти он подзывает ребенка подойти.       — Все верно, господин.       — Син-дзу, — интонировав по слогам, Рёмен не выглядит впечатленным, но оценивает такой выбор. — Очень хорошо.       Белокурая девочка выглядывает из-за рукава мага. Ладонь Ураумэ ложится на теплую макушку.       Малышка не намного крупнее, но определенно рослее по сравнению с их первой встречей. В руках своей матери она была мало того, что страшной и лысой, так еще с неясной половой принадлежностью. Теперь ее личико отличали сглаженные черты, синие глаза вбирали осознанность, на щеках рассыпáлась пудра карих веснушек, и лишь детская миловидность с низким ростом выдавали в ней ребенка. Бессильного перед миром и совершенно ничтожной перед Двуликим.       Миндалевидные глазки молчат, пристально изучая великана перед собой. Зрачки поднимаются от плетеных варадзи до убранных ото лба темно-розовых вихров. Умышленно избегают взгляда с той частью лица, которой не коснулась метаморфоза. Сукуне мало приятно такое внимание к себе.       Он прищуривается на девочку.       — Синдзу, это грубо, — ребенок крепче сжимает пальцы на одежде слуги, — Синдзу-тти, — Ураумэ наклоняется и цедит: — Ты знаешь, перед кем находишься. Сукуне-сама ты обязана всем, что имеешь сейчас. Сейчас же поклонись.       Умэ пихает ее вперед немного грубо. Синдзу покачивается и застывает, как вкопанная. Они молчат. Сукуна поднимает бровь. Не понимает, почему все еще тратит свое время здесь. Ему почти безразлично, каких манер вырастет девчонка. Куда важнее, будет она размазней, не достойной его внимания, или же наглой сошкой под его заручкой. И да, она определенно многим обязана ему, но в силу своих возможностей пока что Рёмену достаточно нижайшего поклона.       Синдзу возвращается к Ураумэ и тихо затягивается курносым носом. Сукуна знает, что ее белесые ресницы дрожат от собственной беспомощности.       Он более не задерживается здесь. Влекомый тишиной западного павильона, хмыкает про себя и возобновляет путь, обещая себе не взглядывать ниже своего носа.       Может, пока.