* * *
Пропадать на тренировках где-то в рассвете – глубоко укоренившаяся традиция и результат строгого воспитания духа «восходящего солнца» в жизни Синдзу. Приступать к делам до завтрака давно превратилось в привычку, которая имеет особенное значение в магической общности. Гоку забавно, но удивительно точно сравнил закалку магов с принципам в сумо, якобы у них всех корни явно оттуда. Например, борцы сумо тоже тренируются до завтрака. Более того, основные тренировки тоже проходят именно по утрам. Днем борцы отдыхают, спят или придаются маленьким удовольствиям в повседневных делах. Само собой происходит это после щедрого застолья, в котором итамяэ Ураумэ дивный мастер и художник. Синдзу возвращается в резиденцию и сразу встречает слугу с утренним наказом от Сукуны: разделить с ним завтрак. Непроизвольное «что?» стало первым, что слетело с языка. Голод, конечно, ответил за нее, так что через несколько минут Синдзу с наслаждением раскусывала румяные кубики ямса в сладком соусе, смаковала морской привкус нори в рисе и поражалась двум вещам: тому, какой уникальный и качественный выбор еды Умэ сделал в Этидзене и тому, какой лакомый десерт он преподнес к завтраку. Безусловно, всю еду, которую готовит Ураумэ, окружает почти мистическая атмосфера. В основе его кулинарного мастерства вполне практические приемы и находки современности, но вкус и подача напоминают изысканную церемонию или ритуал, которые ничуть не уступают блюдам двора в Хэйан-ке. Весь утренний перекус Синдзу поглядывает на сильнейший дуэт Сукуны и Ураумэ. Учитывая увлечения каждого, ей казалось, что они идеально дополняют друг друга, и не только в бою. У них совершенно спокойные, понимающие отношения. Общие интересы, цели. Сукуна треплет Умэ по волосам, а последнему большего не нужно. Идея занять место рядом с ними бессознательно греет Синдзу. Ушами и глазами она невольно прислушивается к постукиваниям их палочек, общему дыханию, следит за уютным жужжанием пчел за сёдзи, за молчаливыми взглядами в пиалках. Она чувствует себя внутри еще одного особенного, маленького мира, в котором единственные гости Ураумэ, она и Сукуна. В нем удивительно хорошо. Просто, легко, искренне. Наверное, эти мгновения можно было бы назвать семейными. С каждым из них она понимала, что ей не хочется покидать это время. — Кажется, вчера ты не захотела огорчать Ураумэ? Синдзу отвлекается от созерцания сада и прячет непроизвольную улыбку за кулаком. Умэ уже оставил их наедине, забрав с собой опустевшую посуду. — Я не хочу, чтобы он переживал обо мне, — в конце концов, официально ее место здесь не стоит ничьих волнений. — Ты лучше всех знаешь о работе проклятых энергии и техник. Сукуна продрог смешком. Дворик был заполнен ярким светом. В ближайшее время снаружи станет еще жарче. — Я… Видела несколько раз, как ты использовал свою технику. Режущую атаку. Но не видела ничего, кроме ее мгновенного результата. Как она работает? Синдзу даже не посмотрела на него. Почему-то она была полна уверенности в том, что получит ответ. Но эта убежденность неторопливо шла на спад, уступая пониманию, что доверие от Сукуны дорого стоит. К тому же с какой стати ему рассказывать о своей технике? Хотя тут не столько в доверии дело, сколько в дохлом желании Рёмена все ей разжевывать. — Пока тебе достаточно знать только то, что некоторые проклятые техники работают не только с обозримой нами действительностью, — говорит он со сложным намеком. — Мир по-разному изгибается вокруг каждой из них. Не раскрывается. Синдзу обхватывает челюсть ладонью. «Не исключено, что будучи осведомленным о сути своей техники, он может использовать связывание, жертвуя внешней демонстрацией техники для усиления ее действия. Или это все-таки особенность его техники? Сукуна как и все использует жесты, чтобы повысить силу атаки… Может быть, слова тоже. Как он выбирает, куда нанести порез? Видит ли он траекторию своей атаки? Возможно, он визуализирует ее в голове. Так или иначе…» — Ураумэ упомянул о проверке моих навыков на оружии. Я готова. Глаза Синдзу ярко вспыхивают, попадая под свет солнца, когда она оборачивается к Сукуне уже с энгавы. Он облокачивается о колено рукой, пристально взглядываясь в синюю глубь и каплю зрачка. — Вечером. Подготовься как следует.* * *
Синдзу отмеряет шаги, проделанные от резиденции до чащи, сквозь которую она пробирается, с сомнением посматривая на мужскую спину перед собой. В очередной раз из-за мощных рук в нее прилетает разлапистая ветвь с листвой и она перехватывает ее у лица, косясь на светлый затылок чуть выше острых татуировок на шее. Вокруг нее и Сукуны не просто по-летнему теплый вечер. Затерянность в мире пахучей листвы, смеркающееся небо и покойная фауна, смущающая предчувствие мага больше молчаливости Рёмена на этот счет. Проклятая энергия помогает чуять жизнь, как бы хорошо она ни была запрятана, и Синдзу ощущает ее размазанность чуть ли не под носом, но одновременно так же далеко, как сейчас от нее находится Ураумэ. Примерно. Может быть, немного ближе. А может еще ближе, чем она пыталась предположить. Что-то было не так. И то, что Сукуна сказал ей оставить всякое оружие и идти за ним с пустыми руками, невольно заставляло держаться подле него и настороженно держать плечи почти вплотную к ушам. Впервые за долгое время ее ощущения были такими нехорошими. — Говори. — Что? — То, что так жаждешь спросить. Я отсюда слышу, как ты думаешь. Маг снова оглядывается. Непроизвольно, будто какой-то зверь, покрывается мурашками и вздрагивает. Что-то определенно изменилось в лесу, и проклятого духа она еще не увидела за все время, пока они шли дальше в обход деревень. — Проклятая энергия, — Сукуна поворачивает голову в бок. — Ты не чувствуешь ее изливы? Где-то недалеко. — Ни одно разумное проклятие не позволит себе находится в пределах действия моей проклятой энергии. Это действительно было так. Но не могут же проклятий держать на привязи, как какой-то скот? В то же время они ведь не покидают местности, в которой зародились. Если только они не разумные проклятия… Синдзу хмурится, но замолкает. Ответ Сукуны как внушал спокойствие, так и напоминал о враждебности среды, где ей приходилось жить и приспосабливаться, делая усилия над собой. Но даже так первое впечатление было неизгладимым и не отпускало ее с мыслями, что она как-то утрирует. Спорить с Сукуной – все равно, что кричать с самой высокой точки и остаться неуслышанной, разве что слабыми отголосками. Со временем и те начинают капать на мозги, рискуя вывести из себя, а гнев Рёмена станет последним криком ее чутья, прежде чем она успеет понять, что лишилась скальпа. Тем не менее, он не ответил ей. Подойдя к Двуликому сбоку, она шарит глазами вдоль просторной поляны. Где-то среди травы проступает голая земля. Весьма свободно. То что надо для практик. Синдзу отмечает для себя это место и провожает Сукуну взглядом. Становясь по центру, он с оценкой осматривается и заводит руки за спину. Разгибается. — По-моему, самое то, чтобы размяться. Синдзу слушает хруст его тела и останавливается напротив. — Ты уверен, что… Гул проносящегося ветра и ее отбросывает к ближайшему дереву. Притормаживая ногами, Синдзу ощущает твердую кору под пяткой и вскидывает голову. «Уже? Ногой, кажется…» Тело обрамляет проклятой энергией. Пальцы собирают песок в ладонь. — Попробуй ударить. Она вглядывается в его фигуру за поднявшейся пылью. В его расслабленную позу и насмешливую улыбку на лице. Синдзу поднимается, выставляя перед собой кулаки. «Попробовать, значит? Не с техниками же ты на меня полезешь?» Сжимая пальцы, она бросается к нему. Отточенными ударами работает по корпусу, замахивается ногой. Сукуна искренне улыбается ей и уворачивается, отступая назад. Вправо, влево головой; отводит атаки от своих плеч, держа верхнюю пару рук за затылком. Синдзу мажет раз за разом. Скалится, но не отступает. Мечтает снести с его лица азартное выражение, но оно выбито, как его татуировки, и безумеет с каждым ее промахом, показывая клыки и суженные зрачки в голубых глазах. — Быстрее, — молвит Сукуна, — Двигайся! Синдзу не позволила себе засомневаться, настигая его в прыжке для удара по лицу. Она тревожно вдыхает, когда предплечье с силой сжимают, останавливая в считанном расстоянии от цели. — Давай-ка теперь я. Синдзу врезается в дерево. Распахивает глаза и летит дальше через несколько стволов. Правая щека вспыхивает болью и жжением. Если в додзё атаки Рёмена были скорее игривыми, чем по-настоящему боевыми и во всю силу, в этот раз он не жалеет ни ее костей, ни тела в целом. Новый удар по лицу не разит сильной болью за счет укрепления тела энергией, но точно ставит синяк. Во рту собирается кровь. Маг минует с десяток метров, пробивая собой кусты, пока ствол бука не останавливает ее. Она сплевывает. Когда приоткрывает глаза, мгновенно ставит руки крест-накрест и отталкивает Рёмена на достаточное расстояние, чтобы как следует разбежаться. Учтя рослость своего соперника, Синдзу посчитала, что удобнее и эффективнее наносить атаки ногами и воспринимать его не только как мишень, в которую нужно гарантированно попасть, но и как точку опоры для сложных попеременных приемов. Условия для их воплощения Рёмен создал ей сам: незавязанные глаза, значительное пространство и лес – свобода действий! Изворачиваясь в полуметре от земли, она целится в голову левой ногой; встречает блок предплечья и размахивается правой – то же. Уклоняется от встречного кулака и отталкивается от крепкого плеча. Рёмен скалится. Атакует ногой, но Синдзу перемахивает через нее, прокручиваясь над ним по оси, и снова бьет. Промах. Отталкиваясь от дерева, еще раз другой и попадает. Сукуна тормозит и теснит ее – Синдзу отступает прыжками и фляками, пригибается к земле. Упираясь в почву руками, задействует ногу. Ответный удар коленом в живот, выбивает изо рта шлейф крови. Сочетание бескомпромиссной жестокости боя и точности сопровождающих его приемов производит головокружительное впечатление. Рёмен чувствует достоинство Ураумэ в атаках по айки, видит грубость, которая была знакома ему как особенность собственной физики. Вчерашние озарения дают смутное понимание, что именно придавало ударам Синдзу такой жесткий, даже колкий эффект. Характер собственной энергии в ее энергии? Не сама же сила локтей с кулаками. «Нет, не так», — Рёмен ухмыляется. — «Это острота ее… моих чувств. Какая мерзость», — смешок. Глаза ее, казалось, горели, выдавая это искажение. Ну конечно же: до их встречи во флигеле атаки Синдзу практически не оказывали на него неприятного результата. Теперь каждый нанесенный удар оставляет горькое послевкусие во всем теле. На Двуликом едва ли поблескивает пот. Совсем не заплетается язык, принижающий Синдзу и ее умения. Маг успевает слизнуть каплю пота, скатившуюся со лба, прежде чем атакует, захватывая одну из четырех рук. Это оказывается ее ошибкой, ведь Рёмен заворачивает ей за спину. Все руки крепко стискивают ее плечи и отрывают от земли. Синдзу замирает, в панике не чувствуя опоры под ногами. Секунда – Сукуна бросает ее через себя. Еще одна – Двуликий зависает над ней, стиснув две руки в замок, и вынуждает сейчас же подниматься на ноги, превозмогая боль. Ударная волна почти сбивает с ног. Глубокая ухабина расколотой земли вызывает не самое приятное впечатление. Уголки губ Синдзу держатся приподнятыми, но это не походит даже на тень ее улыбки. Внутри мага терзает жестокое противоречие, ведь каждый удар она усиливала своей «искаженной» проклятой энергией. То есть, давала ей выход, но ее обрамление по-прежнему не возвращалось в прежний светлый цвет. Смирение со словами Сукуны об использовании техники для ее полного высвобождения приобретает все бóльшую значимость. «…пока ты не используешь свою технику, она будет продолжать убивать тебя» Сердце подпрыгивает, и Синдзу промахивается. Двуликий молниеносно настигает ее, хватая за запястье. Взгляды встречаются близко друг к другу, нос к носу, смешивая дыхания. Маг напряжена до кончиков волос, пытается угадать следующую атаку. Сукуна стискивает руку до побеления костяшек и следит за реакцией. Но ничего. «Все?» Рёмен медленно опускает глаза ниже. От дорожек крови у рта спускается до пят. Задерживается на своем сжатии и поднимается обратно. Блеск в глазах утихает. — Хм, — он с улыбкой отпускает ее руку. Синдзу позволяет себе глубоко вздохнуть. Внимание снова сосредотачивается на ножнах на бедре Сукуны, которых она раньше у него не видела. Проследив за этим взглядом, Двуликий вынимает оружие из под тугого пояса и бросает ей. Синдзу в недоумении подхватывает его. — Кодати вида утигатана. Потомок старых тати. Он не получил широкое распространение, но тебе подходит, — маг обнажает клинок; материал интересно переливается по светлому хамону. Синдзу проводит по грубой тесьме, замечая в ней синеватый оттенок. — Нашел его в своих покоях. Бывший владелец предпочитал хвалиться им на людях, а не использовать по назначению. Приятное искривление от области цубы напоминает изгиб родной реки. Заткнув ножны за свой пояс, Синдзу ведет пальцами по холодному материалу и надавливает на лезвие. Конечно, та деревяшка, именуемая боккэном, не сможет сравниться с этим. «Страшно красиво» Синдзу делает пару вращений в пальцах, но из-за толстоватости рукояти и самого клинка быстро понимает, что этим лучше ограничиться. — Теперь займемся делом, — она взглядывает на Рёмена, хлопнувшего в ладони. Он резко разворачивает ее за затылок к лесу. Сенсорика трещит по швам. — Перед тобой с дюжину проклятий. Покажи, чему научилась за время моего отсутствия, и не смей разочаровать меня. Пальцы в волосах медленно разжались и отступили. Синдзу не смогла двинуться за ними назад. Было ли ее предчувствие настоящим звериным чутьем или интуицией – неважно. Случай развил ряд ее способностей и вытренировал в ней, возможно, самую надежную опору в любых неизвестных или сложных ситуациях: верность себе. Рёмен сумел «расслабить» это качество разминкой, но не искоренить его до конца. Маг морщится от выросших объемов энергии. Замечает, как из просветов леса медленно пробираются внушительные, мерзкие массы плоти, клыков и множества глаз. Настоящие отпрыски человеческих мук, голодные твари из боли и прочей грязи, юрэй. Синдзу слышит перемешанные в холодящий пальцы гул: — Сно-ва с-сы-ырость… — Пойдем играть, иг-рать! — Про-очь! Не смотри…на… меня! — Вер-нись, пож-жалуйста!.. А Сукуна даже не возражает против этих ничтожеств. По крайней мере до тех пор, пока они не раскроют свои пасти на него. Пусть поубивают и раскромсают друг друга, ему все равно. Синдзу – нет: стая клокочет, предвкушая горячую человеческую кровь. Она стискивает челюсти и чертыхается под нос. Огромное желание впиться пальцами в мочку восполняется тесным сжатием на кодати. Замызганные черным подшерстком и красными глазами со спиралью зрачков, проклятия ведомы на ее сильную проклятую энергию. Синдзу поднимает клинок и прижимает к нему раскрытую ладонь. Оружие вспыхивает вложенной энергией тела. Проклятия обвивают деревья, завывая в беснующемся хоре. — Начнем… уродцы.