Изначальное желание избавиться от Искажения было таким же глупым действием, как и надеяться случайно встретить Сукуну после вчерашнего. Проклятая энергия Синдзу нуждается в огранении для осуществления техник, как вода нуждается в сосуде, чтобы принять определенную форму. Ровно также Сукуна нуждался в дистанции, чтобы понять свои действия и какую роль в них сыграла Синдзу.
Им обоим следовало провести этот день порознь, в себе.
Дзу не искала встречи с Рёменом, но снова зачем-то обходила комплекс. Не замечала редко проглядывающего тепла сквозь облака, пока оставалась в своей комнате с прижатыми ко рту пальцами. Сначала в ногах остывал завтрак, потом обед. Остывала циновка, на которой она только что сидела. Синдзу не волновало ни количество раз, когда она смотрела в пустоту, ни взгляд Ураумэ, когда тот останавливался неподалеку, думал о чем-то и вновь оставлял ее. Она лежала, слегка покачивая ногой над цветущей водой, и бесконечно думала о том прикосновении. Глаза смотрели в белое небо из под зазубренной черепицы и почти не мигали.
Синдзу не знала, как ей воспринимать произошедшее. Как воспринимать увиденное за те несколько секунд в реальном времени и за минуты в своем сознании. Вспышка чужих воспоминаний сопровождалась смазанными чувствами, которые, как она поняла, заполняли грудь Двуликого после погребения новой деревни. К удивлению Синдзу, та не была очередным поселением, похожим на другие, которые Сукуна сжег в своем огне.
Эта была знакома ему: он знал о ней столько же, сколько она знала о нем – все. Это место, где он родился, где был отвержен и наречён табу, только появившись на свет.
На нем была юката темного цвета. Крепкий, широкоплечий и довольно высокий для японца Сукуна наблюдал, как задыхались в дыму соломенные крыши минок, и испытывал разочарование с сильным чувством освобождения в груди. Наконец он был волен уйти из этих мест окончательно без ощущения, что он что-то забыл. Двуликий разворачивался в лес, оставляя Синдзу позади, и его губы смеялись на удаленные крики долины, ни о чем не жалея.
Конечно, он не по своей воле попал под “Шёлковые путы” – технику, которую Синдзу обозначила первыми словами, пришедшими в голову. И оставалось странным, что Рёмен не отстранил ее сразу же как понял, что его действия и читаемое в них отношение – наглая манипуляция ее рук, выступить против которой он… не пытался.
Синдзу закрыла глаза. Раздумывая, пошатнулась на ногах и вернулась во флигель. Она опустилась на энгаве, чтобы видеть сад и в слепой надежде искать в его шелесте какие-то подсказки. Как ей относиться к Двуликому? Нужно ли вообще что-то менять? Ее устраивали отношения, которые они имели до сих пор. Не устраивали дни, подобные этому. Без их встреч все они проходили зря. Синдзу вычеркнула бы это время из своей памяти – ничего бы не изменилось. Она чувствовала, что именно с прикосновения в губы привычное между ними начнет меняться. В первую очередь Синдзу сама не сможет смотреть на Сукуну так, как раньше. Не сможет просто
не смотреть.
Она не искала его сегодня. Но глаза заглядывали в каждый поворот, ожидая увидеть знакомую фигуру.
Ками. Она ощущала себя бессильной. Будто случилось то, что не должно было произойти. Зато Дзу подтвердила себе, что имеет дело не с самими эмоциями человека, которые по общему мнению питают проклятую энергию.
Разумеется, они питают. Но эмоции внезапны, как вспышки света. Они поверхностны и не длятся долго. Рёмен не показал их, когда Синдзу развернулась к нему, схватилась за плечи и водила губами по его лицу, наблюдая за реакцией из под век. Он испытал их, но это заняло несколько мгновений. В остальное время Сукуна чувствовал смесь недовольства и интриги, а это уже не совсем эмоции. Поэтому “Путы” расслабили его тело, поменяли взгляд и, может быть, даже мысли.
Из этого маг сделала вывод, что ее техника не завязана на простых эмоциях и на проклятой энергии как таковой. Синдзу не может манипулировать ей как захочет, не может научиться применять чужие техники или управлять проклятиями. Но она может
искажать ее. Воздействовать на одну из ее составляющих, которая как раз поддерживает энергию в тонусе.
На чувства.
Чувство страха. Чувство гнева. Чувство разочарования, ненависти, унижения. Без чувства боли невозможна эмоция от боли и наоборот. Чувства глубоки по своей природе, но так же могут быть запланированы. Эмоции – нет. Проклятая энергия рождается из связки эмоции и чувства. Истоки противоречий о ее природе в том, что эмоции поддаются контролю, как сама энергия. А чувства – нет. Никогда. И это страшно для самой Синдзу, не то что для ее будущих соперников.
Жестоко.
Похоже, Сукуна уже подозревал об этом, когда спросил ее, что она чувствует, держа в руках пламя. Хотел проверить догадку огнем? Что ж, он убедился в этом…
Синдзу побледнела.
Может, он разочаровался? Признал, что ошибся в ее потенциале? Поэтому ушел вчера. Думал, что Синдзу сможет прямо манипулировать энергией. Но он промахнулся, хотя и немного. Думал, что пригрел сильного соратника, а на деле оказалась обуза, которая калечит саму себя.
Она больше не увидит его? Он отвернулся от нее? Они не смогут повторить…
Маг вздрогнула от шума. Бронзовая чашечка прокатилась по дуге с чистым звоном и закачалась под коленом. Синдзу вытянулась назад и уставилась на колокольчик раскрытыми глазами. Качнувшись последний раз, он не показал признаков одержимости.
«У-пал»
На первый взгляд, обыкновенное украшение и оберег для людей. Если не знать историю его появления здесь…
Пальцы потянулись к чашечке, но замерли, так и не коснувшись мелкого узора. Синдзу обернулась на знакомую походку и суетливые перемещения внутри комплекса. Не нужно было напрягать сенсорику, чтобы разобрать шаги Ураумэ и отличить еще несколько… неразборчивых. Около двух? На расстоянии, где стих шум, находился только спальный дворец.
«Сельские? Наверняка. Рёмен никогда не впускал сюда кого-то кроме Гоку»
И тогда это была вынужденая мера.
Ноги повели Синдзу к нестабильной энергии. Подавив свою, она шла по внешней стороне резиденции и приблизилась к парадному главного павильона.
Внутри находилось два человека. Теми, кого маг знала с рождения, сохранялось молчание. Ураумэ и Сукуна наблюдали за гостьями: две девушки. Синдзу поняла это, как только услышала задушенные всхлипы и дрожащее дыхание из под ладоней. Сельчанки держались друг за друга, пока скулили молитвы и другие неразборчивые слова. Горькое отчаяние, которое они источали, неприятно оседало в горле.
Рёмен лежал на боку. Его красивая, сильная поза обдувалась порывами ветра, которые заставляли девушек прижиматься к полу, и покачивали бордовые ткани полога над его головой. Сукуна призирал без жалости; по расположению духа он был совершенно безразличен к их мукам. Обе жизни находились в его руках, и он явно не спешил обрывать их, пусть и стучал пальцами с очевидной скукой.
— Вы. Обе, — бросил он к ним, растягивая мычание между словами, — Вам же наверняка рассказали, что с вами будет, когда вы окажетесь передо мной. В таком виде, — укнул он.
— Г-господин.. м-мы готовы сделать для Вас все что В-…
— Закрой пасть.
Сельчанки тихонько переплели пальцы в замок.
Синдзу нахмурилась, делая маленький шаг к проходу.
— Надеюсь, — продолжил Двуликий, ухмыльнувшись, — вы были внимательны к словам своих стариков. И будете понятливыми девочками, чтобы угодить мне, — он замолчал. Уголки рта резко стянулись обратно. — Ураумэ.
— Господин, — Умэ стоял рядом.
— Подготовь ее. Не траться на одежду.
Слабые спины вздрогнули. Слуга проследил за направлением его глаз.
— Приведу в надлежащий вид, Сукуна-сама.
Синдзу слышит новый всхлип. Кажется, девушек разделяют друг с другом: шепот говорившей становится громче, перерастает в крики и отчаяное сопротивление. Девушка бьется в руках слуги, зовет подругу: «Риоко!». Ураумэ тащит сельчанку в галерею и угрожает в спину пронзительным холодом, которому она внемлет, но взрыдывает все время, пока их шаги не приглушает расстояние.
Двуликий не сводит глаз с оставшейся жертвы. Риоко так и не поднимает головы и молчит, как мертвая.
Синдзу прижимается к стене. Ей с детства интересно одно: куда Умэ уводит таких крикливых девушек? Судьбу другой она подозревала в сытном ужине Двуликого, тогда для чего ему вторая? Дзу собиралась узнать это.
— Что же ты раньше рот не открыла? Могла бы побороться и оказаться на ее месте.
Но помедлила. Сельчанка и правда что-то бормотала себе под нос. Шепот заплетался.
— У-уж лучше, — Двуликий вопросительно хмыкнул. —
Быть сожженой в огне, чем провести время с Вами, господин.
Стойкая тишина повисла в резиденции худшей угрозой, которая могла возникнуть в этих землях. Вокруг умолкло. Синдзу проследила, как теплый луч упал на резиденцию сквозь облака и тут же померк. Помещение погрузилось в тень.
Рёмен мягко смеется:
— Категорично, — пальцы плотнее прижались к щеке, когда он двинулся вперед грудью. Маг спиной ощутила, с каким властным, холодным удовольствием смотрели его глаза. — Не переживай так. Я напомню тебе: это старики решили твою судьбу. Кого ты должна винить в своем положении и презирать – так это их.
— Ненавижу… нена-вижу… — Сукуна отворачивает лицо, смеясь глазами. — Из-за тебя мы живем так, — пальцы пробегают по челюсти; он встает. Синдзу подтягивается к краю сёдзи. —
Ты.. Все
ты! Проклятие! Ты не стоишь этого света! Тебя не должно было быть здесь! Не должно быть! Твое присутствие губит все живое! Онрё! Сги-!..
Кровь окропила пол размашистым следом.
— Не мои проблемы.
Синие глаза взметнулись к фигуре. Двуликий стоял вполоборота к рухнувшему телу без половины головы. Разрез лег ровно вдоль полоски рта. Белое кимоно с темной каймой почти светилось на фоне растекающегося к ногам пятнá.
Сукуна всматривается в сгорбленную покойницу еще несколько секунд, не упуская ни одной мысли. Не меняя надменного выражения, он поднимает глаза.
У Синдзу учащается пульс. Дыхание перехватывает в первую секунду осознания, что ее заметили, но расслабляется под немым взглядом и осторожно приходит в норму. Она смотрит в ответ, не показываясь всем телом.
— Займись, — без лишних говорит Двуликий.
— Сделаю.
Впечатленно двигая бровью, Рёмену не за что в ней ухватиться. Он отходит в галерею, вальяжно углубляя руки в рукава.
Синдзу делает шаг и останавливается после Сукуны. Мужчина двигает головой. Узкий глаз поводит на нее радужкой, оглядывая с головы до ног, будто запоминает голые кисти рук, круглый бугорок на ключице..
— Хм.
Двуликий выходит из павильона.
Синдзу сжимает кулаки. Какая-то обида или возмущение проступает краснотой из ее щек и к горлу подкатывает слишком много невысказанного. К счастью, именно оно заставляет ее промолчать. Неприятно. Захотелось встряхнуться ударами по дереву, но вместо этого она опускается рядом с телом.
Еще теплое тело Риоко наваливается на спину. Кровь стекает с изуродованной головы на плечо, вызывая еще больше отвращения. Когда Синдзу донесла девушку до комнаты приготовлений и оставила на разделочном столе, кожа даже под двойным слоем ткани стала мокрой и липкой, как и руки, локти и ступни. Весь путь досюда тоже пролег огненными следами. Отмывание голого дерева определенно займет время, но Синдзу не думала оставлять это на Ураумэ. Она намотала потертые лоскуты на руки, смочила в бочке с водой и вернулась в спальный дворец. Начать следовало с очистки циновок и отлетевшей половины головы. Первые, однако, спасать было уже бессмысленно: кровь крепко всосалась в переплет.
Синдзу приволокла испорченные циновки с оторванной плотью в кухню, сложив рядом с телом, и сдвинула чистые маты для симметричности. Ураумэ появился спустя час и осторожно приступил к телу, перед этим скептически окинув воспитанницу взглядом. Его результатом стало обжигающее тепло вокруг тела Синдзу и споласкивание кожи во второй раз за сегодня. Но не в пруду и даже не в реке.
С последнего визита в онсэн в нем ничего не изменилось: от воды поднимался пар, пахло деревом. Это место быстро стало самым желанным для размышлений и расслабления Синдзу. Поразило, что Рёмен доверил его еще кому-то для посещения. Ураумэ убедил?
«Хм»
Синдзу перевернулась в воде и сложила руки на выступе. Потянулась к небольшой корзине, переданной Умэ, и укусила маринованную шляпку гриба. От мяса в этот раз пришлось отказаться, Рассечение Сукуны было очень сытным зрелищем. Одно осталось загадкой: что произойдет с подругой Риоко? Когда Дзу уходила, та все еще была жива. Это чувствовалось в воздухе, источавшем проклятие. И зачем она понадобилась Рёмену? Зачем вообще нужны были все эти девушки, которых Умэ приводил к ним еще в детстве Синдзу? Сельчанки не были магами, воплотить в них нужные способности – напрасный труд. Да и стал бы Сукуна тратить время на такое?
Интересно, она почувствует эту девушку по возвращении? Вероятно, уже нет. Не зря Синдзу всучили ужин на час раньше и отправили за территорию. Интуиция подсказывала, что здесь ей придется задержаться. Ну, побыть наедине с собой – не самое плохое занятие. Внутри оседал необыкновенный покой.
Маг прикоснулась к уголкам глаз и склонила голову на плечо. Сегодня она вдоволь надумалась. Сознание уверенно входило в дрему, пока странный шорох со стороны домика подкрадывался к воде бесшумным зверем.
Дзин-нь
Ее глаза расширились.
* * *
Сукуна вышел на балкон своих покоев, не задергивая сёдзи и полы вновь накинутого кимоно. Рукав небрежно скатился с его плеча и повис у бедра. Торс оглаживали воздушные прикосновения, но они едва облегчали жжение красных полос от паха до ребер. Жалость.
Ладонь разминает плечо в жесткой хватке. Вместе с пульсирующей мышцой пытается ухватиться за тугой комок нервов. Не помогает. Ни вздохнуть, ни сбить в кучу свои ощущения. Теперь то, что всегда находилось под контролем Двуликого, обрело свою прихоть и не собиралось ее прояснять. Единственное, что Сукуна чувствовал яснее всего – как под кожей бьет раздражением со злобой.
Девчонка оказалась драчливой с ним. Шумной до боли в деснах, но выносливой. Рёмену везло на таких, сам же их отбирал. Однако в этот раз выбор обернулся почти болезненым неудовлетворением.
Сукуна сплюнул под начинающийся дождь.
Он всегда спокойно относился к тем, кто ведет себя вдумчиво, не лезет на рожон и не мешает ему блуждать в своих мыслях. Его может расслабить простое наблюдение за этим человеком, особенно если он увлечен полезным делом. Сельчанка – явная противоположность тому, к чему он привык. Стоило еще днем убедиться в ее строптивости, чтобы не терпеть разочарование после близости. Желание убить девицу подавлялось исключительно низшей потребностью.
Рёмен качнул головой и обхватил шею. Кожа у бровей набухла от хмурости.
Чертова жажда женского тела… Охватила его впервые за несколько месяцев. Сукуна не вспоминал бы о подношении, если бы не позволил Синдзу так обезоружить себя вчера.
Он прислонился к ее щеке. Маг закрыла один глаз, не переставая наблюдать за ним.
«Царапина даже за ухом», — заметил он тогда.
А сейчас маялся, будто это он был зеленым в сексе; будто был немощным сопляком, не испытавшим оргазма на почве волнения. Признаться, некоторые чувства взяли верх над ним. Ками, что он вообще делал с этой девушкой?
Пальцы разглаживают волосы. Грудь наполняется прохладным воздухом, который окружал их вчерашним вечером.
Их.
— Позволяешь мне сидеть у себя под боком?
Он повернул к ней голову, приоткрыв пару глаз.
— Ты высокого о себе мнения, — говорит спокойным, грудным голосом.
Синдзу сидит ниже пьедестала. Кладет подбородок на пятку ладони, оглядываясь на него, на полог над розовыми волосами, и отвечает:
— Ты ему не противишься.
Сукуна не рассердился на эти слова. Лишь встряхнул плечами и надавил на висок большим пальцем, растопырив ладонь.
Было бы неплохо встретить Синдзу перед сном, чтобы прийти в себя. Вчера тело внемло ее технике, которая завладела его чувствами, раз всякая воля отлила от рук. Рёмен наслаждался моментом, как наслаждался догадкой, что Синдзу, скорее всего, не использовала положительную энергию, когда разбила то проклятие из леса. Выброс энергии тогда и в саду различался, и вообще обратная техника была бы слишком хороша для мага ее уровня. Значит, Синдзу использовала свою технику. И явно не ту, которую испытала на Сукуне.
Вариативная техника… Это не могло не интриговать. Как и вся личность Синдзу, которая что-то меняла в Рёмене.
Когда он вернулся в покои, девушка лежала на смятых тканях без чувств. Ее кожа уже побелела, где-то на шее из под синюшнего следа ладони высохли ручейки крови. На голой груди сочились укусы, безвольные запястья как будто все еще сжимали ткани на татами в животном страхе и отвращении. Одежда была разбросана рядом темными тряпками.
Рёмен хмыкнул. Меняла. Например, его представление о женщине. Сельчанка не вызвала в нем ни намека на снисхождение или любование. Услышать ответы на свои унижения и пошлости тоже не удалось. Ума у девчонки было маловато, но это, наверное, из-за ужаса? Сукуне без разницы. За ее сопротивление и бившие по ушам крики, когда он позволял ей впиваться в себя ногтями, но не колотить по спине и плечам, ей хотелось оторвать руки и просто убить. Да, залить кровью все ткани, только бы выдохнуть спокойно. Удушье оказалось лучшим выходом из ситуации. Правда, потом вид безжизненного тела не так возбуждал. Это чувство отнялось совсем.
Сукуна отодвинул фусуму и облокотился в проеме.
— Синдзу не вернулась? — он пригляделся к опущенному лицу слуги. Фигура его, пусть и стояла прямо напротив, тонула в потемках.
— Еще нет, Сукуна-сама.
Рёмен поглядел в проход, отдергивая кимоно к груди.
— Ясно. Смени ткани, — губы растянулись в недоброй ухмылке: — О теле не заботься. Выложи в деревне на потребу проклятиям.
Слуга спотыкается о мысли.
— Мастер?..
— Вшивота стала зазнаваться. Я не намерен оставить это без внимания, — поясняет он, — Мы надолго здесь задержались. Что с приготовлениями?
Поморгав, Умэ стиснул веки.
— Осталось несколько пунктов. Мы сможем выйти завтра. Насчет Синдзу… Мне следует поставить ее в известность?
Маг задумался. Усмехнулся чему-то и качнул головой в покои.
— Не нужно.
Он приподнял руку, пропуская слугу внутрь. Сам же вышел за порог и прогулочным шагом направился во флигель.
* * *
Синдзу выбралась из источника в тяжелом дыхании. Прижимая руки к груди, долго смотрела в розово-бледную воду, на место, где почти заснула, но пережила нападение.
Капал дождь, сыпался прохладным каплями с неба. В моменте их дробный стук показался таким неожиданным и неуместным, что Синдзу испугалась шума и спряталась под кровлю домика, чудом не поскользнувшись.
Вокруг поднимался запах влажности, который становился все ощутимей. Маг не переставала оглядывать местность в поисках шустрой лисицы: дух не мог испариться так просто. Ощущение присутствия никуда не делось. Маг знала, что он наблюдает за ней и вот-вот бросится в атаку. И не ошиблась, когда за спиной звякнул язычок.
Синдзу успела схватить свою одежду. Проклятый дух стоял напротив, прегродив темную тропу в лес. Его черные глаза показались еще бездушней, чем в первую и вторую встречи. В них не было разума, знания. Лишь жажда боя и
крови.
«Конечно, ты же проклятие…»
Дзу осмотрела себя. Кожа была испещрена кровящими следами от клыков и когтей. Кое-где выделялась красными пятнами стертая кожа, скатанная в трубочку на руках. Пришлось защищаться и хвататься за все подряд, чтобы не утонуть.
Лисица стала крупнее. Хвост – толще, уши заострились, выгнулись в стороны. Черная линия меха протянулась по центру лба до носа, вдоль хребта поднялась и стала похожей на короткие ленточки, сочась сизым светом. Черные клиновидные зрачки сужались на Синдзу.
Она подвязала юкату. Разжав пальцы, выставила перед собой руки. Быстрый взгляд наткнулся на колокольчик у серых лап.
Все же зря она взяла его с собой.
* * *
Было непривычно думать о ком-то и до сих пор не увидеть его. В этой ситуации Рёмен оказался бессилен, ведь сам приказал отправить Синдзу из резиденции. По-настоящему в невыгодном положении он будет только в разговоре с ней, когда при первой же встрече она спросит в лоб, что случилось со второй девушкой. Обсуждать это с Синдзу хотелось меньше всего. Особенно сейчас.
Какой же она была неудобной… живой, подвижной. Пусть похожа на Умэ, но именно этим отличается от него. Сукуна сразу узнаёт ее шаги поблизости. Легко разделяет ее тишину, приглядывается к ее взглядам на обыденность, слушает мысли – смелые, где-то наивные, совсем молодые. Это приносит разнообразие в его жизнь.
«Утопилась там, что ли?»
Дождь усилился. Постояв у звенящего сада, Сукуна возобновил путь во флигель. Цыкнул на свои мысли: сначала она искала его, теперь он ищет ее.
Он останавливается в галерее. Телом слегка поворачивается в проход, наблюдая, как к нему выходит ее фигура. Бледная рука из под мокрого рукава держит измазанные в земле гэта; шторка белых волос скрывает лицо. Сукуна поднимает брови. Множество прорех на юкате и весь мало опрятный вид Синдзу, промокшей до нитки – определенно новое зрелище в его памяти.
Дзу остановилась и убрала волосы в шумном дыхании. С порозовевшего лица скатывалась вода.
«Бежала?»
Ироничный смешок отвлекает ее. Маги поймали друг друга в тихом стуке по крыше.
— Все-таки не утопилась, — прикрикнул Двуликий, не двинувшись с места. Синдзу моргнула и спешно вытерла щеку основанием ладони. — Вижу, ты провела время с пользой.
— Промокла, — ответила она тише обычного, — И околела. За косодэ сойдет.
Лицо Рёмена потемнело. Он дождался, пока Синдзу подойдет к нему, и долго не сводил с нее взгляд.
— Где ты научилась этому выражению?
Суровость тона насторожила.
— В деревне…
Сукуна криво ухмыльнулся.
— В таком случае, я вынужден прикончить там всех.
В груди снова проснулось мерзкое скольжение чувств. В основном раздражения, но не такого критичного, как ранее.
Заметив беглое внимание у себя в ногах, Синдзу обернулась на дорожку своих следов.
— Дождь…
Она пожала плечами.
В данный момент Дзу не до конца осознавала любое свое действие и слово вообще. Сознание пребывало в каком-то помутнении, не способное пережевать сложную реальность. Ощущения были такие же неопределенные. Может быть, она совсем ничего не чувствовала, а может, чувствовала слишком много.
— Забудь об этом.
В носу защекотало. Подняв плечи, Синдзу спрятала чих в ладонь. Сукуна поднял глаза ко лбу, увидев это.
— И не нужно убивать тех людей. Что… в деревне, — помедлила она. — Зачем?
Двуликий промолчал. Синдзу почесала нос пальцем и не теряла смутной надежды услышать ответ. Она привыкла не получать объяснений на подобные вопросы «не по делу», но бессознательно напряглась и снова провела по жгучей щеке ладонью, смывая кровь.
В тесном воздухе повисло настроение, сильно граничащее с недоверием. Оно провоцировало странное чувство в теле. Синдзу оно не понравилось. В животе кольнуло от тревоги.
Сукуна устало склонил голову. Розовые волосы едва шевельнулись.
— Приведи себя в порядок и скройся. Не мозоль глаза.
— Ты куда-то уходишь?
Он остановился у ее плеча. Маг повернула голову.
— Нет.
Щеки́ коснулась жесткая подушечка и провела по ране. Синдзу вздрогнула всем телом, усилием удержав себя на месте. Техника охватила щеку.
— Тогда…
Двуликий перехватил ее плечо ладонью, не дав отойти, как только маг попыталась избежать нового контакта.
— Просто не оставляй врага у себя за спиной. Поняла?
Он смотрел перед собой. Синдзу глядела на маленькое расстояние между их руками, не понимая. Неожиданные, странные, неуместные слова. К чему они были сказаны? С чем связаны?
Кончик носа опустился на его горячее предплечье. Так ли это важно сейчас? Ей тепло. Быть близко к Сукуне, но находиться на огромном расстоянии от понимания его мыслей – недостаточно. Хочется думать, что ее не одну расслабляют мгновения их положения; что Рёмен тоже хочет приникнуть к ней, тоже хочет коснуться, поговорить…
— Сукуна…
Ей так хочется поговорить с ним. Еще немного, о чем угодно. Поделиться своими чувствами, которые, как птенцы, только начинали проклевываться в ее жизнь, будто она все еще была глупым ребенком. Хочется сберечь эту ранимую сторону себя и не показывать ее никому кроме тех людей, которых она считала своим
домом.
Две радужки перекатились к ней.
«Мы можем повторить вчерашнее?» — думает она, но говорит:
— Теплой ночи.
Его пальцы пошевелили мокрую накидку. Сжав ее, Сукуна убрал руку.
Синдзу полоснула по здоровой щеке зубами и зашагала во флигель. Бронзовый колокольчик тихо подпрыгивал на бедре от широкого шага, но именно это могло волновать ее меньше всего.
«Нужно выспаться. Выспаться»
Рёмен стиснул зубы. Ураумэ подошел к нему, вглядываясь в мокрые следы на полу.
— Мастер, — сливовые глаза проводили Дзу за угол. — Покои готовы.
